Хлыщ проснулся поздно, около одиннадцати утра, с дикой головной болью и страшным сушняком. Глаза были словно засыпаны песком, и в закрытые веки било яркое летнее солнце. Натянув на голову одеяло, парень с протяжным стоном перевернулся на бок. Рядом с ним лежала девушка и мирно спала, свернувшись калачиком. Кто это? Спит в джинсах и футболке, я тоже – значит, с ней у меня ничего не было. По крайней мере, здесь. Как ее звать? Хлыщ наморщил лоб, перебирая имена: Эмма… Зефира… Эльвира… Точно, вроде бы Эля, Эльвира. Он достал из кармана мобильник – ни вечером, ни ночью исходящих звонков не было. Получается, что и спросить не у кого о вчерашнем вечере. Хлыщ попытался вспомнить, что было – где напился, где подцепил телочку, как добрался домой. Однако ничего не вспомнил. Кроме одного – красивая девушка влетает в лобовое стекло его машины … широко открытые глаза, струйка крови выплескивается изо рта вместе со словом «мама»… безжизненное тело на асфальте. Внутри у горе-водителя все похолодело от ужаса. Мысль, что он вчера сбил человека, возможно даже насмерть, выбросила Хлыща из постели. Он задернул шторы, ударился босой ногой о край массивной кровати и взвыл.
– Эй, чего надо? Где я? – спросонья пробормотала Эльвира, подняв голову и снова роняя ее на подушку.
– У меня дома. Проснулась уже? – шипя от боли и держась за ушибленную ногу, спросил Хлыщ.
– Ага. У нас что-нибудь было вчера?
– Вроде бы нет, судя по тому, что мы оба одеты.
– Ясно, тоже не помнишь. Черт, голова так раскалывается, что хоть застрелись. У тебя нет аспирина, альказельцера или хотя бы пива? Холодненького. От головы.
– Сейчас гляну. У самого в башке шум и – грохот.
Хлыщ прохромал на кухню и, не найдя в холодильнике пива, тихо ругнулся. Копаясь в выдвижном ящике с медикаментами, стал прикидывать, что делать дальше. Если Эльвира была вместе с ним в машине, то она могла все видеть. Черт, это фигово. Очень. Хуже некуда. Правда, может статься, что с памятью у нее еще хуже, чем у него. Хлыщ взял упаковку таблеток, набрал в стакан воды и вернулся в спальню.
– На, держи.
– Ой, спасибо.
Девушка закинула в рот пару таблеток и жадно припала к воде.
– Еще, – и отдала стакан парню. Тот послушно принес воду и присел на край кровати.
– Слушай, а ты про вчерашний вечер хоть что-нибудь помнишь? – как можно более непринужденно спросил Хлыщ, – потому что у меня в голове гул – и ноль воспоминаний.
– Что-то помню, – ответила Эльвира, морща лоб и глядя в потолок, как будто там могли быть написаны события прошедшего вечера. – Помню, как приехала на вечеринку. Как выпила с девчонками. Потом, вроде бы, то ли амфетамином подзарядилась, то ли еще чем-то.
– А потом? – поинтересовался Хлыщ.
Он напрягся и взмолился неизвестно кому – только-бы-не-помнила, только-бы-не-помнила-ничего.
– А потом с тобой познакомилась. Мне стало хреново. Мы сели в машину и ехали, ехали, эти огни били по глазам… – Эльвира застонала и прикрыла глаза рукой. – И все. Дальше – провал. Наверное, отключилась по дороге. А почему спрашиваешь? Что-то случилось?
– Да так, ничего. Просто интересно. Со мной никогда такого не было, чтобы ничего не помнить после пьянки.
– Что ж, привыкай. Если было раз, будет и еще – по крайней мере, со мной такое частенько случается. Эх раз, да еще раз, да еще много… – попробовала спеть Эльвира, но застонала и схватилась за голову. – Ох, голова болит ну просто адски. Слушай, не подкинешь деньжат – подлечиться нужно срочно.
– Почему бы и нет? Если девушке плохо, девушке обязательно нужно помочь. Подожди.
Хлыщ вышел в гостиную и облегченно выдохнул. Уф, пронесло. По крайней мере, с ней проблем не будет. Он достал из ящика пару купюр, положил на стол.
– Держи, Эль! – крикнул он.
Эльвира лениво вышла из спальни, положила деньги в задний карман джинсов и вопросительно посмотрела на Хлыща. Даже сейчас, с темными, как у панды, кругами туши под глазами, она была милой.
– Спасибо.
– Мне нужно срочно ехать по делам, так что давай, собирайся – умывайся, что там тебе еще нужно… – произнес Хлыщ, пытаясь не встречаться с девушкой взглядом.
– О’кей, без проблем. Уже ухожу. У меня самой сегодня куча дел. Звони, когда освободишься.
Девушка ненадолго скрылась в ванной комнате, потом минут пять тыкала пальцами в соломенные волосы, придав им еще больший беспорядок, и вышла из квартиры. А Хлыщ, забравшись на широкий подоконник в кухне, закурил. Правда, пальцы дрожали, и зажечь сигарету удалось не с первого раза. Но, после двух-трех затяжек в мозгах начало светлеть. Да, проблема с Эльвирой отпала, но легче от этого не стало. Хлыщ еще раз попытался выстроить в более-менее приемлемую последовательность все детали событий прошедшей ночи. Он пьяный едет с телкой, та – в отключке. Потом он каким-то образом сбивает девушку. Погибла она или нет – неизвестно. Но, судя по тем отрывкам воспоминаний, которые засели у Хлыща в голове, шансов остаться в живых у нее мало. По поводу свидетелей он тоже ничего не помнил. Видел ли кто-нибудь произошедшее или нет? В ужасе задавая себе все эти вопросы и копаясь в памяти в надежде найти ответы, Хлыщ выглянул в окно. У подъезда стоял его черный джип. Кое-как затушив недокуренную сигарету, парень метнулся во двор. Время было обеденное, но у дома было пусто и тихо. Удивленный и обрадованный, Хлыщ оглянулся по сторонам – действительно, никого – ни детей в песочнице, ни старух на лавочке. Даже вездесущего дворника – и того не видать. Парень подошел к машине – капот и крыло были сильно помяты. Присмотрелся поближе – на капоте были видны следы засохшей крови. Достав из багажника ветошь и шампунь для мойки машин, Хлыщ оттер капот до блеска, озираясь на каждый звук и трясясь от страха. Он понимал, что толку от этого нет никакого. Если машину найдут менты – сколько ни затирай следы, отвертеться не получится. Единственная надежда была на отца. Раньше он уже не раз вытаскивал сынка из неприятных ситуаций. Но по сравнению с этим то были цветочки. Убийство человека в состоянии опьянения – дело серьезное. Даже если девушка не умерла, но останется калекой на всю жизнь – тоже большая проблема. Хлыщ страшно боялся отца. Тот, хоть и отмазывал сына, но относился к нему строго и на каждый его очередной проступок бурно реагировал. Мог даже ударить в порыве гнева или, что еще хуже, оставить без денег на карманные расходы. А они составляли примерно среднегодовой доход учителя, чем молодой мажор любил прихвастнуть в среде себе подобных. Он поднялся к себе, вынес брезент и накрыл машину. Потом снова вернулся в квартиру и набрал номер телефона отца.
Оставив место аварии на несколько минут позже, чем «Скорая», Маркел помчался к больнице и попытался пробиться внутрь. Но въезд для карет «Скорой» уже был закрыт шлагбаумом, и он погнал машину к центральному входу. На отчаянный стук в дверь с той стороны стеклянной двери выплыла заспанная медсестра и знаками показала на часы приема. Мольбы и размахивание денежными знаками успеха не принесли. Женщина подошла к самой двери и громко прошипела, что если он не уберется, то ей придется вызвать полицию. На просьбы Маркела хотя бы узнать, что случилось с его девушкой, она попала в аварию – женщина ответила, что здоровых людей тут нет. А больница открыта для посетителей с 8 утра. Маркел сердито ударил кулаком о железный наличник и поехал домой. Несмотря на теплую погоду, его бил озноб. Он был сильным и закаленным во многих стычках солдатом улиц, и звание вожака банды получил не по наследству, а завоевал благодаря стальным нервам, холодной голове и железным кулакам. Но Яна была единственным слабым местом в его броне. Яна, Яна… Дома Маркел открыл холодильник, достал бутылку водки и залпом опрокинул в себя стакан обжигающего напитка. Потом еще один. Легче не стало, но мерзкая липкая дрожь спустя некоторое время сменилась теплом. Он достал мобильник и начал обзванивать пацанов.
А в восемь пятнадцать утра следующего дня, проспавший и запыхавшийся, Маркел уже был у входа Центральной городской больницы. Бросил машину у газона и, перескакивая через две ступеньки, залетел в вестибюль.
– Где здесь регистратура? – задыхаясь от волнения, спросил он у ковыляющей мимо пожилой женщины в домашнем халате.
– Да вот же, – удивленно показала она рукой в сторону окошка в трех метрах от них.
– Спасибо.
Маркел, не сбавляя темпа, подбежал к регистратуре. У окошка никого не было.
– Есть тут кто? – крикнул он.
– Зачем так кричать? Вам чего? – раздался голос сзади.
Маркел развернулся – перед ним стояла женщина в белом халате и в очках и строго смотрела на него. Понимая, что похож на сумасшедшего, он выпалил все вопросы сразу – комкая слова и слегка заикаясь.
– Я ищу свою девушку, Яну. Ее сбил автомобиль, ночью, «Скорая» забрала. Сказали, повезут сюда, в реанимацию. Я был ночью, но не пустили. Как узнать, что с ней? Мне можно к ней пройти?
Женщина зашла за стойку и посмотрела записи в журнале.
– Да, привезли. Но вам туда сейчас нельзя – ее оперируют. Подождите в коридоре на втором этаже.
– А как зовут врача, который ее оперирует?
– Не знаю, кто там сегодня. Подойдете к дежурному, спросите.
Маркел поднялся наверх. В коридоре людей было мало. Пара пенсионеров с заплаканными глазами стояла у окна и о чем-то тихо разговаривала. На скамейках около кабинетов врачей сидели несколько женщин.
– Извините, барышня, а где здесь реанимация? – обратился Маркел к молодой медсестре, сидевшей за столом дежурного пункта.
– А вот за этими стеклянными дверями. Только там сейчас идет операция.
– Девушка, после аварии, Яна Галчинская, да?
– Да, она, – ответила медсестричка, посмотрев в лежавший перед ней журнал.
– Это моя девушка. Скажите, в каком она состоянии? Ее сбили еще ночью – почему операция длится так долго?
– Операция началась недавно – я как раз на смену заступила. Подробностей не знаю. Бывает, что сразу после аварии операцию человеку делать опасно – сердце может не выдержать. Точнее ничего сказать не могу – я всего лишь медсестра. Но вы можете здесь подождать. Хирург, Андрей Карлович – все расскажет.
– Это он оперирует?
– Да. Но операция может быть долгой.
– Ничего. Я дождусь.
Маркел на ватных ногах отошел на пару метров, сел на обитую красным дерматином банкетку и почувствовал, как уже во второй раз за эти сутки к глазам подступают слезы. Он закрыл ладонями лицо и сильно надавил пальцами на глаза, в попытке затолкать предательскую влагу внутрь, не позволить себе проявить слабость. Несмотря на этот маневр, медсестра обо всем догадалась. Звякнуло стекло, послышались легкие шаги, и Маркел почувствовал, как девушка присела рядом. Он неохотно оторвал руки от красного от слез лица и недоверчиво посмотрел на соседку.
– Вот, выпейте, – она протянула ему стакан и три желтые таблетки на маленькой ладони. – Это валериана. Абсолютно безвредно, но поможет вам успокоиться. Я всегда у себя в ящике держу баночку – и для посетителей, и для – себя, тут бывает, такого насмотришься! Вас как зовут?
Маркел выпил предложенное лекарство и под успокаивающий аккомпанемент девичьей болтовни как-то расслабился, слезы прошли. Только теперь он рассмотрел лицо медсестры – милая, но ничего особенного. Кроме глаз, которые сквозь тонкий лед очков смотрели с нескрываемой теплотой и участием. Зачем-то протянул ей руку и сказал:
– Маркел.
– А я Маша. – И девушка крепко пожала его ладонь.
– Извините, Маша, что я так… расклеился, что ли… Понимаете, я вообще не плачу никогда. Меня так воспитали, и точка. И когда батю хоронил – не плакал, и когда мама отошла. Тоже. Но тут – такое… Яна была… есть – для меня всем: и семьей, и домом, а больше и нет никого. – Маркел закусил губу, чтобы скрыть дрожь. – Это я во всем виноват, мы с ней накануне поссорились. А через час я узнал, что какой-то гад сбил ее на «зебре». И вот, он беспомощно развел руками, – она здесь.
Маша смотрела на этого большого мужчину и внезапно поймала себя на мысли, что хочет обнять его, как младшего брата, погладить по голове и успокоить. Но как? Вместо этого она легонько похлопала парня по плечу:
– Не нужно винить себя. У всех случаются ссоры, а болезни служат естественным поводом к примирению. Вот увидите – все наладится. Тем более, вашей Яне повезло – у Андрея Карловича золотые руки. Он очень хороший доктор, один из лучших в нашем регионе.
– Вы думаете, она выкарабкается?
– А почему бы и нет? Вон, на прошлой неделе самоубийцу привезли. Напился для храбрости и сиганул с седьмого этажа, из-за несчастной любви. Жена бросила. Так он, представляете, пролетел сквозь каштан и упал в жасминовый куст – тут кровища, шум, гам, «Скорая», сразу сюда, в реанимацию и на операционный стол. Смотрят, а у него несколько царапин от веток и нога сломана. Ничего – скачет теперь по травматологии на костылях, сестричкам глазки строит. А главное – жена-то вернулась, сидят тут вечерами, как голубки, воркуют. Так что не унывайте, Маркел, будет и на вашей улице праздник.
Маша сама не знала, зачем несет всю эту чушь про Валерика-неваляшку, как окрестили его языкастые сестрички из травматологии. Но как медик от бога – чувствовала, что Маркелу сейчас нельзя позволять копаться в себе, в своих боли и страхе. И действительно, на губах парня появилось подобие улыбки. Он достал телефон и, отыскав фотографию девушки, протянул медсестре.
– Вот она какая, моя Яна. Была.
С экрана смотрела девушка со счастливой улыбкой.
– Красивая, – одобрительно покачала головой Маша.
– Если с ней случится что-нибудь… непоправимое, я не знаю, как смогу жить дальше. И смогу ли. Это несправедливо, нечестно…
Маркел спрятал мобильник и сглотнул подступивший к горлу ком. Потом попытался улыбнуться и спросил, чтобы сменить тему:
– А вы, наверное, еще учитесь? Выглядите такой молоденькой, как школьница, а говорите как хороший врач. – Маша замахала руками, застеснялась:
– Да что вы… Вот Андрей Карлович – тот да. Врач. А мне еще учиться и учиться. Вот готовлюсь экзамены в мединститут сдавать.
– Сдадите, обязательно – таких, как вы, надо побольше в медицину. Хотя, конечно – выучитесь, пойдете работать, и что? Зарплата-то копеечная у врачей. У меня соседка всю жизнь в поликлинике проработала, и муж врач-анестезиолог. Живут – от зарплаты до зарплаты. Стыдно за страну, где так людей не ценят.
– А вы чем занимаетесь? – спросила в ответ Маша.
– Я? – Маркел замялся и почесал отросшую за ночь щетину. – Ну, скажем так, мелким бизнесом. На жизнь хватает. Жениться вот собирался. На Яне.
– Понятно.
Воцарилось неловкое молчание. Никто не знал, как еще продолжить разговор. Маша внезапно подумала – как, наверное, хорошо, когда тебя любит такой сильный, надежный и уверенный в себе мужчина. Именно мужчина, не мальчик, стреляющий у тебя мелочь на курево и клянчащий конспекты на семинары. А когда тебя нет дома – предлагающий «дружеский секс» твоей соседке по комнате. У Маши был именно такой. Полгода назад. Потом на нее внезапно обратил внимание ассистент профессора. Приглашал на показательные операции своего патрона, в кафе-мороженое и в пиццерию, после чего они даже целовались. А потом ее вызвала куратор группы и по-матерински отчитала, что, мол, нельзя быть такой доверчивой курицей. Что ее ассистент – давно и безнадежно женат, есть и дети, причем от разных женщин. И спросила так ехидно – хочет ли она, Мария Трегубова, пополнить этот гарем? На что Маша выдавила «нет» и с пылающим лицом убежала в общежитие до конца дня. Правда, и куратор не поставила ей пропуск. А ведь этот ее женатый «последняя любовь» – лет на десять старше Маркела, и такой мальчик, с внезапным отвращением подумала Маша.
А предмет ее восхищения мысленно был за дверьми с табличкой «Не входить. Идет операция». И в который раз корил себя за все промахи и трагедии своей жизни. Перед глазами встали похороны отца-дальнобойщика. Маркелу было лет шесть тогда – помнил, что все просил батю взять его с собой, а тот говорил – вот потеплеет, ты вырастешь, и поедем вместе. Мальчик каждый день честно ел кашу и тянул маму к деревянному наличнику с пометками – проверить, насколько вырос за последние сутки. Но в замерзшие окна бросались бешеные псы вьюги, а карандашные отметки наслаивались друг на друга и никак не хотели ползти вверх. Потом, в клубах пара и снега, в их дом занесли гроб с бумажными цветами, среди которых желтело покрытое синими пятнами лицо отца. Мальчик кричал тогда на этих незнакомых людей – идите прочь и гроб забирайте, мой батя живой! И пытался бить их кулаками, и плакал. Но мать посмотрела на него суровым, безжизненным взглядом и отрезала:
– Не реви. Ты теперь один мужик в доме, а мужики не плачут. Никогда. – Потом, через десять лет, когда он уже был признанным вожаком хоть и маленькой, но банды и начал наконец-то приносить деньги в семью, мать заболела. Снова была зима, и парень разрывался между больницей, школой, «качалкой» и сходками, на которых решали, кого и когда будут «бомбить». Маркел до сих пор не мог забыть, как бегал в летних кроссовках по снегу по маршруту «дом-больница-школа-подвал», спал по два часа – лишь бы принести врачам деньги на бесконечные капельницы и уколы. И обреченный взгляд матери, когда он в очередной раз говорил: «Ну все, пока, увидимся» в ответ на ее слабую просьбу посидеть рядом. Его не было рядом и когда она умерла. Они в ту ночь подрались с бандой из соседнего района за то, кто будет «крышевать» гастроном на нейтральной территории. Сошлись стенка на стенку, как дерутся только в юности – жестоко и бестолково. В ход шли обрезки труб, ножи, кастеты и цепи. Маркел с пацанами тогда одержал победу, хотя и ценой немалой крови. Двоих увезли по «Скорой» с ножевыми, ему цепью рассекли бровь, еще немного – и остался бы без глаза. Другу, Алехе, сломали руку. Пока он его в травмпункт отвел, пока зашили бровь, пока наложили шину – наступило утро. Приплелся домой и уснул как убитый. Проснулся от стука соседки – сказала, из больницы звонили, и отвела взгляд. Он все понял без слов. И не плакал. До вчерашнего вечера – никогда. Яна была единственной, кто увидел в нем человека и любил человека. Единственной, кто заставлял его оставаться человеком, среди всей этой крови и грязи, в которых ему приходилось возиться изо дня в день. Маркел закрыл глаза и попытался вызвать картинки беззаботного счастья – их с Яной. Вот они загорают на пляже. Вот – катаются на банане, прыгают на батуте. Вот – она в огромной шляпе позирует для портретиста на набережной, солнце слепит глаза, позади летают чайки и проплывает белый красавец-теплоход. Вот Яна лежит на асфальте, а вокруг ее блестящих волос растекается черный кровавый нимб.
– Нет! – Маркел дернулся на банкетке, ударился затылком о стену и с непонимающим видом посмотрел по сторонам. – Я заснул?
– Да, ненадолго. Вам, наверное, приснилось плохое что-то? – Маша подняла голову от книги, на которой большими буквами было написано «Анатомия». Пока он спал, девушка успела вернуться на дежурный пост и прочитать пару глав. Участливо посмотрела поверх очков: – Воды?
– Да, если можно.
– А валерианы?
– Нет, спасибо, второго такого кошмара мне не пережить, – криво улыбнулся Маркел. Жадно выпил воду, вытер ладонью губы и отдал медсестре пустой стакан. – Спасибо.
В этот момент с противоположного конца коридора донеслись громкие мужские голоса.
– О, мои пацаны приехали, – оживился Маркел, увидев, как в полосах света и тени в их сторону размашистым шагом движутся два мужских силуэта спортивного телосложения.
– Я тогда еще почитаю – экзамены, сами знаете. Только попросите ваших гостей э… говорить не так громко, как сейчас, это ведь больница. Ну и мне за вас влетит, вот, – робко попросила Маша и вернулась на свой пост.
– Можно вас тоже попросить кое о чем? Не говорите никому, что я… ну, расплакался, хорошо?
– Обещаю.
Маша уселась на свой стул и погрузилась в чтение учебника. Двое парней подошли к Маркелу и по очереди пожали руку.
– Рассказывай. Как Яна? Известно что-нибудь? – спросил один из них, с рыжими волосами.
– Ничего, Ржавый, не известно. Она сейчас лежит на операции.
– Мне Дикий позвонил, сказал, что менты морозятся, – кивнул Ржавый на стоящего рядом друга.
– Да, говорят – свидетелей нет, машину никто не видел.
– Братан, можешь на нас полностью рассчитывать. И на всех наших пацанов, конечно, тоже. Мы того урода, который Яну сбил, из-под земли достанем и на части порвем.
– Есть у меня подозрение, что менты отмазывают какого-то мажора или чиновничка…
– Не важно. Найдем любого, – сказал Дикий и игриво повел бровью в сторону Маши. – А медсестричка здесь шикарная. Я бы с такой замутил.
– Успокойся, – одернул его Ржавый. – Ты хоть когда-нибудь можешь про баб не думать?
– Ладно-ладно.
– И носит же земля таких сволочей, – прошипел Ржавый.
– Это ты про меня, что ли? – непонимающе спросил Дикий.
– При чем тут ты? Я про этого козлину за рулем. Ну, сбил ты человека, так будь мужиком – ответь за свой поступок. Будь моя воля, я бы таких поголовно кастрировал, чтобы не размножались.
– Не кипятись раньше времени. Нам сейчас нужно башкой думать, а не стартовать с пол-оборота. Хватит себя накручивать, – прервал приятеля Маркел.
– Так какой у нас план? – нетерпеливо спросил Ржавый.
В этот момент двери операционной открылись, оттуда вышли несколько женщин в медицинских халатах. Маркел оттолкнул в сторону друзей и побежал к врачам.
– Скажите, операция удачно прошла? Она будет жить?
Женщина, за рукав халата которой Маркел хватался сейчас, как за спасительную соломинку, усталым взглядом посмотрела на молодого человека и, глубоко вздохнув, улыбнулась:
– Будет. Мы ее спасли. А если вы меня отпустите и дождетесь, пока выйдет Андрей Карлович, он все вам подробно расскажет. А теперь извините, – она мягко высвободила руку и – ушла.
Через пять минут из операционной вышел мужчина среднего роста, лет пятидесяти, с аккуратными усиками и бородкой. Он стремительным шагом двинулся вдоль коридора, но Маркел его перехватил. Тот смерил его цепким уверенным взглядом.
– Андрей Карлович?
– Да. Вы ко мне?
– Да, я хотел узнать про Яну Галчинскую, вы ее только что прооперировали. Она… будет жить? – скрывая дрожь в голосе, спросил парень, напряженно глядя в глаза врачу.
– А вы ее… друг, я так понял?
– Мы хотели пожениться.
– Сразу вас успокою – ее жизни ничто не угрожает. Поэтому вы все еще жених и невеста, если, конечно, не передумаете, – он с улыбкой похлопал Маркела по плечу. – Идемте ко мне в кабинет, я вам опишу всю ситуацию.
Закрыв за Маркелом дверь кабинета, Андрей Карлович сел за стол и закурил.
– Присаживайтесь, молодой человек. – Врач показал рукой на стул напротив. – Вас, кстати, как величать?
– Маркел.
– Андрей Карлович, да вы уже и так знаете, – представился в ответ хирург. – Значит, так. Самое страшное, как я уже сказал, позади. Жить она будет. Вот только перспективы у нее, мягко говоря, не радужные.
– В чем дело? – встревожился Маркел.
– Ваша девушка пережила очень тяжелую операцию на позвоночнике. Поэтому передвигаться сможет только в инвалидной коляске.
– Как так? Это навсегда?
– Я сделал все, что мог, – развел руками врач и, сняв очки, устало потер глаза.
– Но ведь должна быть какая-нибудь возможность поставить ее на ноги?! Я видел по телику, что люди начинали ходить даже после такой травмы, как сломанный позвоночник. Андрей Карлович, я готов сделать все, что в моих – и просто в человеческих – силах, чтобы помочь Яне, – Маркел порывисто вскочил и с мольбой посмотрел в глаза хирургу.
– Сядьте, сядьте, – замахал на него руками врач. – Я еще не закончил. Я сделал все, что мог, но это не значит, что ничего нельзя сделать вообще. Девушка все еще в очень тяжелом состоянии, и ей нужна довольно дорогостоящая операция за границей. У нас в стране таких, к сожалению, не делают.
– Сколько? – сухо спросил Маркел.
– Насколько я знаю, на все про все потребуется около ста тысяч евро. Причем без этой операции ей никак не обойтись. Если выражаться медицинскими терминами, то, что случилось с вашей Яной, называется компрессионным переломом позвоночника.
– Это как? – нахмурив брови, спросил – Маркел.
– Попробую объяснить. При таких травмах позвонки «сжимаются», иногда задевается и спинной мозг, из-за чего последствия могут быть крайне тяжелыми, вплоть до смерти. К счастью, в случае с Яной спинной мозг остался цел и невредим, иначе ее бы просто парализовало. С сегодняшнего дня вашей девушке примерно месяц нельзя будет вставать. Потом понемножку можно будет подниматься и ходить в тугом корсете, не нагибаясь, не садясь – положение тела только стоя или лежа. Мы ей назначим комплекс восстановительных процедур, массаж, лечебную физкультуру. Но если ей в ближайшие полгода не вживить титановые имплантаты, поддерживающие позвоночник, то практически наверняка у Яны в ближайшие три-четыре года наступит паралич конечностей.
Закончив, врач тяжело выдохнул. Маркел сцепил пальцы в замок и смотрел на свои руки тяжелым взглядом.
– То есть, если я правильно понял, с этими имплантатами она сможет жить полноценной жизнью?
– Вы правильно поняли. Но времени у вас не так и много, чтобы собрать такую сумму.
– Я из кожи вон вылезу, но достану их.
– Что ж, удачи вам.
– Я еще хотел спросить: когда мне можно будет навестить Яну?
– Вот, возьмите мою визитку, – врач написал номер своего телефона на обратной стороне простого картонного прямоугольника. – Позвоните через несколько дней. Но сразу скажу, что в ближайшее время ее лучше не беспокоить – она слишком слаба.
– Хорошо. Спасибо, Андрей Карлович. До свидания.
Маркел пожал врачу руку и вышел из кабинета. Прислонившись в коридоре спиной к прохладной стене, он закрыл глаза и стал лихорадочно прикидывать, что делать дальше и где достать такие огромные деньги. Первым в голову пришло – открыть благотворительный счет, слепить ролик и запустить в Интернет. Ну и самое простое – раcклеить везде объявления с просьбой о помощи. Но эти варианты отпали сразу же – где уверенность, что нужная сумма соберется? Если бы это было тысяч десять, тогда возможно. Но собрать пожертвований сто кусков евро? Да еще в городке? Маркелу хотелось получить деньги целиком и сразу. Свиснуть пацанов и обложить торгашей дополнительной данью? Но откуда у тех такие деньги? Да, Маркел авторитет в своем районе. Но это небольшая территория небольшого городка. И таких денег ему ни за что не выбить. Ладно, нужно будет еще подумать и перетереть с пацанами – может, у них какие-нибудь идеи всплывут. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, не оставив сколько-нибудь четкого плана. Маркел чувствовал себя выжатым как лимон. Открыв глаза, устало поплелся по коридору. Проходя мимо дежурного пункта, он махнул рукой Маше и едва заметно улыбнулся.
– Маша, до свидания. Спасибо, за поддержку.
– До свидания. Ваши друзья просили передать, что ждут вас у входа.
– Ага.
– Что сказал Андрей Карлович? Хорошие новости? – с деланой бодростью спросила медсестра.
– И хорошие, и плохие. Во всяком случае, она не умрет, – ответил Маркел и, не ожидая ответа, пошел прочь. Маша отложила книгу и проводила его сочувственным взглядом до тех пор, пока сгорбленная фигура не растворилась в тени коридора.
– Ну, что? Все хорошо? Что сказал врач?
Ржавый и Дикий налетели на Маркела с расспросами, как только он вышел на улицу.
– Если коротко, то жить будет. Но нужны сто кусков евро на операцию.
– Ого! – присвистнул Дикий. – Нехило.
– Вопрос теперь в том, где их достать.
– А вот с того урода, что ее сбил, и нужно их снять, – предложил Ржавый.
Маркел одобрительно хлопнул друга по плечу, так, что тот пошатнулся, и сам себе удивился. Почему в его голову не пришла эта мысль? Наверное, усталость. Или «колеса» Маши. И дал себе зарок – никакого алкоголя, никаких успокаивающих – только кофе и чай.
– Молоток, Ржавый. Тогда бросаем все силы на его поиски.