Король Пуйлл1 был правителем2 в семи областях3 Диведа4. Однажды пребывал он в своем главном дворце5 в Арберте6, и пришло ему на ум и сердце желание отправиться на охоту7. Та часть его владений, где он собрался поохотиться, называлась Глин-Кох8. И в тот же вечер он покинул Арберт и добрался до верхней части Ллуйн-Диарви9. Там он заночевал, а на рассвете дня поехал в Глин-Кох, пустил собак в чащу и протрубил в рог, объявляя начало охоты. И он поспешил вслед за собаками и растерял своих спутников. Вслушиваясь в лай собак, услышал он лай другой своры, доносившийся со стороны. Он устремился на этот звук, и выехал на большую поляну посреди леса, и увидел на одном краю той поляны свою свору, а на другом краю – чужих собак, что преследовали большого оленя. На середине поляны они настигли его и повалили наземь. Пуйлл же смотрел не на оленя, а на этих собак, ибо он никогда в жизни не видел собак, подобных им по цвету10. Шерсть их была снежно-белой, а уши – алыми; и белизна их шерсти сияла так же ярко, как алость их ушей11. И он направился в сторону собак, и отогнал свору, убившую оленя, и подпустил к нему собственную свору.
Когда он созывал своих собак, он увидел скачущего к нему на большом сером коне всадника12 с охотничьим рогом на шее, одетого в охотничий костюм из серой шерсти. И всадник приблизился и заговорил с ним.
– Господин! – сказал он. – Я знаю, кто ты, и я не приветствую тебя.
– Что ж, – ответил Пуйлл, – может быть, по своей знатности ты и не должен делать этого13.
– Клянусь Богом, – сказал тот, – не моя знатность причиной тому.
– Что же, о господин? – спросил Пуйлл.
– Видит Бог, причина – в твоем невежестве и грубости14.
– О какой грубости ты говоришь, господин?
– Я никогда не знал большей грубости, – сказал тот, – чем отогнать собак, убивших оленя, и подпустить к нему собственную свору. Это верх невежливости, и хотя я не стану мстить тебе, но клянусь Богом, что возьму с тебя цену сотни оленей15.
– Господин, – сказал Пуйлл, – если я обидел тебя, я возмещу обиду.
– И как же ты собираешься возместить ее?
– По твоей знатности, но для этого я должен узнать, кто ты.
– Я король16 своей страны.
– Доброго тебе дня, государь, – сказал Пуйлл. – Из какой же страны ты явился?
– Из Аннуина17, – ответил тот. – Я Араун18, король Аннуина.
– Государь, – спросил тут Пуйлл, – как мне добиться твоей дружбы?
– Есть такой способ, – сказал король. – Тот, чьи владения граничат с моими, постоянно враждует со мною, и это Хавган, король Аннуина19. Ты легко можешь освободить меня от него и, сделав это, заслужить мою дружбу.
– Я рад сделать это, – сказал Пуйлл, – однако скажи мне как?
– Я скажу тебе, как это сделать, – отвечал тот. – Я одарю тебя своей дружбой и дам тебе моего коня, чтобы ты добрался на нем до Аннуина. И еще я дам тебе прекраснейшую из всех виденных тобою женщин, чтобы ты спал с нею каждую ночь20; и придам тебе мой облик и подобие так, что ни паж21, ни воин и никто из моих людей не догадаются, что это не я. И это будет длиться год и день22, пока мы вновь не встретимся на этом месте.
– Согласен, – сказал Пуйлл, – но когда я буду жить там этот год, как я узнаю того, о ком ты говоришь?
– Ровно через год, – отвечал тот, – мы с ним уговорились встретиться у брода. Ты отправишься туда вместо меня, и достаточно будет одного твоего удара, чтобы лишить его жизни23. И хотя он будет просить тебя нанести ему второй удар, не делай этого, как бы он ни умолял тебя, ибо когда я сделал это, в другой день он опять бился со мною24.
– Хорошо, – сказал Пуйлл, – однако что будет с моими владениями?
– Я сделаю так, – сказал Араун, – что ни мужчина, ни женщина в твоих владениях не отличат меня от тебя, и поеду туда на твоем коне.
– Тогда я отправляюсь в путь, – сказал Пуйлл.
– Твой путь будет чистым, и ничто не помешает тебе достичь Аннуина, ибо я сам поведу тебя.
И он вел его, пока не достигли они населенных мест и дворца25.
– Смотри, – сказал Араун, – дворец и все королевство в твоем распоряжении. Войди же во дворец, где никто тебя не знает, и присмотрись к здешним порядкам, чтобы узнать обычаи моего двора.
И Пуйлл вошел во дворец и увидел там спальни, и залы, и дивно украшенные покои26, каких он никогда еще не видел. И он вошел в зал, чтобы переменить одежду27, и бывшие там пажи и юноши подошли, чтобы помочь ему, и все, кто там был, приветствовали его. Два рыцаря сняли с него охотничий костюм и облачили его в атласное одеяние, расшитое золотом28. И он вошел в зал и увидел там придворных и стражу, самую мощную и хорошо вооруженную из всех виденных им, и с ними королеву, прекраснейшую во всем мире даму, одетую в платье из блестящего атласа. И они омыли руки и сели за стол. Вот как они уселись: по одну сторону от него села королева, по другую же – некто, показавшийся ему графом29. И он заговорил с королевой, и показалось ему по ее речам, что она самая благородная и чистосердечная дама из всех. И они ели, и пили, и пели, и веселились30, и ни один дворец на земле не мог сравниться с этим по изобилию еды, питья, золотой утвари и драгоценностей. Пришло время им ложиться спать, и он отправился спать с королевой. И когда они легли в постель, он отвернул от нее лицо и отвернулся сам; и с этого момента до самого утра не сказал ей ни единого слова. Hаутро же они вновь вели благородную и изящную беседу, но как бы ни возрастала их приязнь друг к другу, каждую ночь до конца года он вел себя точно таким же образом, как и в первый раз31.
И год прошел в охоте, в песнях и празднествах, и в увеселениях с придворными, пока не настала ночь, назначенная для битвы. Об этой ночи знали во всех уголках королевства, так что, когда он пошел к месту встречи, с ним отправились все его приближенные32. И, подойдя к броду, увидели они там всадника, который сказал:
– Слушайте, люди! Это спор между двумя королями и только между ними. Мы двое будем сражаться за землю и владения, а вы стойте в стороне и ждите исхода схватки33.
И два короля сошлись на середине брода, и первым ударом тот, кто был в обличье Арауна, поразил Хавгана в середину его щита34. Щит раскололся пополам, и все доспехи Хавгана оказались разбиты, и сам он упал с коня на землю, и нога его запуталась в стремени, и он был смертельно ранен.
– О господин! – воззвал Хавган. – Что за причина у тебя желать моей смерти? Я не сделал тебе ничего дурного, и не знаю, зачем тебе убивать меня35. Hо, ради бога, раз уж ты сотворил это, доверши то, что начал.
– Господин, – ответил тот, – я не сделаю этого, чтобы после не раскаяться. Поищи того, кто сможет добить тебя, я же не буду это делать.
– Мои верные слуги! – промолвил Хавган. – Унесите меня домой. Пришла моя смерть, и я не могу больше править вами.
– Люди! – сказал и тот, кто был в обличье Арауна. – Посоветуйтесь и скажите, кто из вас хочет служить мне.
– О господин, – ответили знатные, – мы все хотим этого, ибо теперь в Аннуине нет короля, кроме тебя.
– Тогда, – сказал он, – тех, кто придет ко мне по своей воле, я приму милостиво, а непокорных подчиню силою меча.
И он получил клятву верности36 от знатных, и к следующему полудню оба королевства оказались в его власти. После этого он сел на коня и отправился в Глин-Кох. И когда он прибыл туда, его встретил Араун, король Аннуина, и они рады были видеть друг друга.
– Поистине, – сказал Араун, – Бог воздаст тебе за оказанную мне услугу, о которой я уже знаю. Возвратись же в свои владения, и ты увидишь, что я сделал для тебя.
– Что бы ты ни сделал, – сказал Пуйлл, – пусть Бог воздаст и тебе.
После Араун вернул Пуйллу, королю Диведа, его облик и подобие и сам обрел свой собственный вид и отправился в свой дворец в Аннуине, где рад был видеть своих придворных, которых не видел долгое время. Они же не знали о его отсутствии и удивились его появлению не более чем всегда. И этот день прошел у них в веселье и развлечениях, и он сидел и беседовал с женой и приближенными. И когда время сна сменило время веселья, они отправились на покой.
Король лег в постель, и к нему пришла жена. Сперва он заговорил с нею, а после они разделили удовольствие37. И, будучи лишена внимания мужа целый год, она задумалась. «Интересно, – спросила она себя, – что заставило его сегодня изменить своему обыкновению?» Она думала долгое время, и он встал и обратился к ней дважды и трижды, но не получил ответа. Он спросил:
– Почему ты не говоришь со мной?
– Господин, – сказала она, – я не могу сразу выговориться за целый год.
– О чем ты? – спросил он. – Ведь мы всегда говорим с тобой.
– О стыд! – воскликнула она. – Ведь уже год до вчерашнего вечера с момента, как мы ложились в постель, между нами не было ни разговоров, ничего другого, и ты даже не повернул ко мне лица.
Король весьма удивился и подумал: «Клянусь, я нашел человека, чья дружба тверда и нелжива». И потом он сказал жене:
– Госпожа, не брани меня. Видит Бог, я не спал в одной постели с тобою весь прошлый год до этой самой ночи.
И он рассказал ей всю историю.
– Поистине, господин, – сказала она, – ты можешь довериться этому человеку и в искушениях плоти, и в словах правды.
– Да, госпожа, – сказал он. – Я как раз думал об этом сейчас, пока ты молчала.
– Поистине, такое поведение достойно похвалы, – добавила она.
В это время Пуйлл, король Диведа, прибыл в свои владения и начал расспрашивать своих приближенных о том, что случилось за год.
– О господин, – сказали они, – твоя мудрость никогда еще не была так велика, ты никогда не был столь добр к своим слугам, никогда так щедро не расточал даров, и твоя власть никогда не была справедливее, чем в этот год.
– Клянусь Богом, – сказал Пуйлл, – за все это вы должны благодарить не меня, а того, кто был с вами все это время, и вот как это было.
После этого Пуйлл поведал им все.
– Поистине, господин, – сказали они, – надо возблагодарить Бога за то, что ты приобрел такого друга, и не нужно менять установленных им порядков.
– Беру небо в свидетели, – сказал Пуйлл, – что я не стану их менять.
И после этого короли укрепили дружбу между собой и посылали друг другу коней, и борзых, и соколов, и все, что они считали приятным друг для друга. И по причине того, что Пуйлл прожил год в Аннуине, и правил там столь удачно, и объединил два королевства в одно38 своим мужеством и отвагой, его стали называть не Пуйлл, король Диведа, но Пуйлл, государь Аннуина.
Однажды пребывал он в своем главном дворце в Арберте, где готовился большой праздник для него и его приближенных. И после завтрака Пуйлл решил прогуляться и подняться на вершину холма за дворцом, что звался Горседд Арберт39.
– Господин, – сказал один из придворных, – у этого холма есть одно свойство – если кто-либо из знатных взойдет на него, он не спустится без того, чтобы с ним не случилось одно из двух. Либо он получит раны и увечья, либо увидит какое-нибудь волшебство40.
– С таким числом спутников я не побоюсь ни ран, ни увечий, – сказал Пуйлл. – Что до волшебства, то я с удовольствием его увижу. Пойдем же и сядем на вершине холма.
И он с придворными уселся на холме. И, сидя там, они увидели даму на большом и могучем белом коне41, в сверкающем золотом одеянии, которая медленно ехала по дороге, ведущей к холму. Казалось, что конь ее движется почти шагом.
– Люди, – спросил Пуйлл, – кто среди вас знает эту всадницу?
– Hикто, господин, – отвечали они.
– Пойдите кто-нибудь ей навстречу, – приказал он, – и узнайте, кто она такая.
И один из них встал и вышел на дорогу, когда она проезжала мимо, и пустился за нею так быстро, как только мог, но чем быстрее он бежал, тем дальше она была от него. И, увидев, что он не в силах ее догнать, он вернулся к Пуйллу и сказал ему:
– Господин, никто не сможет догнать ее пешим.
– Тогда, – сказал Пуйлл, – ступай во дворец, возьми там самого резвого скакуна и поезжай за нею.
И тот взял коня и устремился в погоню. Он выехал в поле и пришпорил коня, но чем больше он его погонял, тем дальше от него была всадница, притом что она ехала так же медленно, как и раньше. И его конь начал выбиваться из сил и, наконец, совсем остановился; тогда он вернулся к месту, где был Пуйлл.
– О господин, – сказал он, – бесполезно преследовать эту даму. Я не знаю на всем свете коня быстрее этого, и он не смог догнать ее.
Пуйлл сказал:
– Должно быть, это и есть волшебство. Что ж, давайте вернемся во дворец.
И они вернулись во дворец и провели там день. И настал следующий день, и пришло время обеда. После пира Пуйлл сказал:
– Теперь мы, те же, кто был вчера, подымемся на вершину холма. А ты, – сказал он одному из пажей, – выведи в поле самого быстрого коня.
И тот сделал это. Они подошли к холму вместе с конем и, просидев там немного времени, увидели даму на том же коне и в том же одеянии, едущую по той самой дороге.
– Смотрите, – сказал Пуйлл, – вот и вчерашняя всадница. Будь готов, юноша, – обратился он к пажу, – узнать, кто она.
– Я с радостью сделаю это, господин, – ответил тот.
В это время всадница приблизилась к ним. Паж подошел к коню, но, прежде чем он вскочил в седло, она проехала мимо и удалилась от него, хотя скорость ее была ничуть не большей, чем прежде. Он же последовал за ней, надеясь быстро догнать ее, но из этого ничего не вышло. Тогда он пустил коня в галоп и все же не приблизился к ней ни на шаг. И чем больше он погонял коня, тем дальше от него была всадница, хотя скорость ее оставалась такой же, как раньше. Когда он увидел, что не может ее догнать, он вернулся к месту, где был Пуйлл.
– Господин, – сказал он, – ты видишь, конь не в силах ее догнать.
– Я вижу, – сказал Пуйлл, – что бесполезно кому-либо из вас пытаться настигнуть ее. Видит Бог, она направляется к кому-то в этой местности, если только такая неторопливость позволит ей до него добраться. Вернемся же во дворец.
И, вернувшись во дворец, они провели вечер в песнях и увеселениях, пока не отошли ко сну. И утром следующего дня они предавались развлечениям до завтрака. Когда они заканчивали трапезу, Пуйлл сказал:
– Где те, кто был со мной вчера и позавчера на холме?
– Мы здесь, господин, – сказали они.
– Пойдемте, – сказал он, – и сядем на вершине холма. А ты, – обратился он к своему конюшему42, – оседлай моего лучшего коня и поспеши с ним к дороге, да захвати с собою мои шпоры.
И конюший сделал это. Они же пошли и сели на холме, и через короткое время увидели всадницу, что ехала по той же дороге с такой же скоростью.
– Юноша, – сказал Пуйлл, – я вижу ту всадницу. Подведи скорее моего коня!
Он сел на коня, и когда он сделал это, всадница уже проехала мимо. Он поскакал за нею, пустив коня рысью, и ему уже казалось, что он вот-вот настигнет ее, но она была не ближе к нему, чем прежде. Он увеличил скорость коня вдвое, потом втрое, но это ничуть не помогло ему догнать ее.
– О дева, – воскликнул тогда Пуйлл, – именем человека, которого ты больше всего любишь, прошу тебя остановиться.
– Я с радостью остановлюсь, – сказала она, – и для твоего коня было бы лучше, если бы ты попросил об этом куда раньше.
И она остановилась, и подняла накидку, закрывавшую ее лицо, и устремила на него взгляд, и заговорила с ним.
– О дева, – спросил он, – откуда ты и куда держишь путь?
– Я еду по своему делу43, – ответила она, – и я рада тебя видеть.
– И я рад, что вижу тебя, – сказал он, подумав, что красота всех дев и дам, виденных им прежде, не может сравниться даже с тенью ее красоты.
– Госпожа, – сказал он, – поведай мне о своем деле.
– Я охотно поведаю о нем, – ответила она. – Клянусь Богом, моим главным делом было отыскать тебя.
– Постине, – сказал Пуйлл, – мне радостно, что твои поиски достигли своей цели. Скажи же мне, кто ты.
– Я скажу тебе, господин, – ответила она. – Я Рианнон44, дочь Хевейдда Старого45, и меня пожелали выдать замуж против моей воли. Hо я не захотела этого потому, что люблю одного тебя, и мне не нужен другой муж, если только ты меня не отвергнешь46. Вот я пришла и жду твоего ответа.
– Клянусь Богом, вот мой ответ, – сказал Пуйлл, – если бы я мог выбирать из всех знатных дам и дев мира, я выбрал бы только тебя.
– Если таково твое решение, – сказала она, – женись на мне, пока меня не отдали другому.
– Чем скорее это будет, тем отрадней для меня, – сказал Пуйлл, – и я приду за тобой туда, куда ты скажешь.
– Я буду ждать тебя через год и день во дворце Хевейдда и велю подготовить свадебный пир к твоему прибытию.
– Я с радостью явлюсь туда, – сказал он.
– Господин, – сказала она, – будь здоров и помни свое обещание. Сейчас же я должна удалиться.
Тут они расстались, и он вернулся к своим спутникам. И на все вопросы о его встрече с всадницей он не отвечал, переводя разговор на другие предметы. Когда же прошел год со дня их встречи, он снарядил сотню рыцарей и отправился с ними во дворец Хевейдда Старого. И он прибыл туда, и во дворце возрадовались его прибытию, и собрался народ, и было общее веселье, и все богатства дворца были отданы в его распоряжение. Для них был приготовлен зал, и они сели за столы так: Хевейдд Старый с одной стороны от Пуйлла, а Рианнон с другой. Прочие же уселись по их знатности. И они ели, и веселились, и беседовали друг с другом, и в конце пира в зал вошел высокий47 темноволосый юноша благородного обличья в атласном одеянии, расшитом серебром. И, войдя в зал, он приветствовал Пуйлла и сидевших с ним.
– Милость Божия с тобой, друг мой48, – сказал Пуйлл, – входи и садись.
– Hе могу, – сказал тот, – я пришел по делу и должен сделать его.
– Что же это за дело? – спросил Пуйлл.
– Господин, – сказал тот, – мое дело касается тебя, и я хочу обратиться к тебе с просьбой.
– Клянусь, что, какой бы ни была твоя просьба, я выполню ее, если это в моих силах.
– О! – воскликнула Рианнон, – для чего ты дал это обещание?
– Он дал его, госпожа, и все эти люди тому свидетели, – сказал юноша.
– Друг мой, – сказал Пуйлл, – так в чем же твоя просьба?
– Эта дама, которую я люблю, должна сегодня стать твоей женой, и я прошу тебя уступить ее мне вместе со свадебным пиром49.
Пуйлл молчал, ибо он не мог ничего ответить.
– Молчи теперь, сколько хочешь, – воскликнула Рианнон, – ибо никто из людей не проявлял еще так мало ума, как ты!
– Госпожа, – сказал он, – я не знал, кто это.
– Это тот человек, за которого меня хотели выдать против моей воли, – сказала она, – Гваул, сын Клида50, муж, богатый стадами51. После того, что ты обещал, не отдать меня ему будет для тебя позором.
– Госпожа, – сказал он, – я никогда не сделаю этого, что бы ты ни говорила.
– Предоставь это мне, – сказала она, – и я сделаю так, что он никогда меня не получит.
– Как же ты сделаешь это? – спросил Пуйлл.
– Я дам тебе маленький мешок52, – ответила она, – храни его бережно. Ты скажешь ему, что не в твоей власти подарить ему свадебный пир, который я даю для гостей и своих придворных. Я же, в свою очередь, пообещаю ему выйти за него через год и день. И в конце этого года ты должен быть здесь с этим мешком, а сотню своих рыцарей спрячь в саду. И когда начнется пир, войди во дворец в одежде нищего53, захвати с собой этот мешок и попроси наполнить его едой. Я же, – сказала она, – сделаю так, что вся еда и питье в этих семи областях не заполнят его. И когда он спросит тебя, не наполнился ли мешок, ты ответишь, что он не наполнится, пока муж знатный и богатый не ступит на него и не придавит еду ногами, сказав при этом: «Теперь довольно». Когда он встанет и придавит ногами еду в мешке, быстро подними мешок, чтобы он ушел в него с головой, и затяни завязки. Возьми с собой охотничий рог, и как только ты поймаешь его в мешок, труби в рог и зови своих рыцарей. И они услышат звук рога и явятся к тебе во дворец.
– Господин, – сказал Гваул, – пора дать ответ на мою просьбу.
– Хотя ты и попросил многого, – сказал Пуйлл, – ты получишь все, что в моей власти.
– Друг мой, – сказала тут Рианнон, – нынешний пир я устроила для гостей из Диведа и для моих придворных и воинов, поэтому я не могу подарить его тебе. Через год и день в этом дворце будет устроен пир для тебя, и на нем я стану твоей женой.
После этого Гваул отбыл в свои владения, и Пуйлл тоже вернулся в Дивед. И прошел год, и настал срок пира во дворце Хевейдда Старого. Гваул, сын Клида, пришел на праздник, что был устроен в его честь, и вошел во дворец, и был принят там весьма радушно. А Пуйлл, государь Аннуина, прятался в саду с сотней рьщарей, как велела ему Рианнон, и взял с собой мешок. И он оделся в старые лохмотья и надел на ноги грубые башмаки. И когда закончился пир, и началось веселье, он вошел прямо в зал и, войдя, приветствовал Гваула, сына Клида, и всех его спутников, мужчин и женщин.
– Благослови тебя Бог, – сказал Гваул, – чего ты хочешь?
– Господин, – сказал Пуйлл, – пусть Бог хранит тебя. У меня к тебе просьба.
– Что ж, – сказал Гваул, – если твоя просьба разумна, я с радостью ее исполню.
– Я прошу совсем немногого, господин, – сказал Пуйлл, – наполни едой этот вот маленький мешок.
– Hу, это скромная просьба, – сказал тот, – и я исполню ее. Дайте ему еды! – велел он.
И вошло множество слуг, и принялись наполнять мешок, но, сколько они туда ни клали, мешок не становился полнее.
– Друг мой, – спросил Гваул, – твой мешок еще не полон?
– Клянусь Богом, он не наполнится ничем, что в него ни положишь, – сказал Пуйлл, – пока муж, владеющий землями, имениями и богатствами, не встанет сверху, и не придавит еду обеими ногами, и не скажет: «Теперь довольно».
– О друг мой54, – сказала Рианнон Гваулу, сыну Клида, – полезай скорее в этот мешок.
– Хорошо, я сделаю это, – сказал он.
И он поднялся с места и встал обеими ногами в мешок. Тогда Пуйлл поднял мешок кверху так, что Гваул оказался в нем с головой, и быстро затянул завязки на мешке, и протрубил в рог. И вот во дворец вбежали его люди, и они схватили тех, кто был с Гваулом, и бросили их в темницу55. И Пуйлл скинул грязные лохмотья и старые башмаки, что были на нем. И каждый из его рыцарей, когда входил, ударял по мешку и спрашивал: «Кто там?» И ему отвечали: «Барсук». Так они забавлялись, ударяя по мешку ногой или палкой. И каждый из них, входя, спрашивал:
– Что это вы делаете?
– Мы играем в барсука в мешке, – отвечали ему. Так возникла эта игра56.
– Господин, – сказал человек, что сидел в мешке, – делай, что хочешь, но выслушай меня. Не по чести мне быть забитым в этом мешке.
– Господин, – сказал тут и Хевейдд Старый, – он говорит верно. Тебе подобает выслушать его, поскольку такая смерть его недостойна.
– Тогда, – сказал Пуйлл, – посоветуйте, что мне с ним сделать.
– Вот совет для тебя, – сказала Рианнон, – ты сегодня должен одарить просителей и поэтов57, так пусть он сделает это вместо тебя. И возьми с него клятву не мстить за то, что с ним сделали. Этого наказания будет с него довольно.
– Я с радостью сделаю это, – сказал человек в мешке.
– И я охотно это сделаю, – сказал Пуйлл, – раз таков совет Хевейдда и Рианнон.
– Да, таков наш совет, – сказал Хевейдд.
– Я принимаю его, – сказал Пуйлл. – Давай же своих заложников58.
– Мы будем заложниками за него, – сказал Хевейдд, – пока не освободятся его люди.
И Гваул вылез из мешка, и его люди были освобождены.
– Вот теперь потребуй от Гваула заложников, – сказал Хевейдд, – и мы знаем, кого следует оставить за него.
И он назвал заложников. Гваул же сказал:
– Назови же свои условия.
– Довольно будет того, о чем говорила Рианнон, – сказал Пуйлл.
И они составили договор, вписав59 в него пункт о заложниках. И Гваул сказал:
– Господин, я тяжко изранен и получил много ушибов. Мне нужно омыть раны60, и я с твоего позволения удалюсь. Я оставлю своих людей, чтобы они ручались за меня.
– Хорошо, – сказал Пуйлл, – так и сделай.
И Гваул отправился в свои владения. После этого был приготовлен пир для Пуйлла, и его людей, и для всех, кто был во дворце, и они сели за столы так же, как сидели год назад. И они ели и веселились, и, когда пришло время ложиться спать, Пуйлл с Рианнон удалились в свои покои и провели ночь в удовольствии и любви. И наутро в начале дня Рианнон сказала:
– Господин, вставай и прими просителей и поэтов и никому сегодня не отказывай в своей милости.
И Пуйлл встал, и выслушал всех просителей, и наделил каждого по его просьбе. И праздник продолжался, и никому не было отказано в участии. Когда же празднество закончилось, Пуйлл сказал Хевейдду:
– Господин, с твоего позволения я завтра возвращусь в Дивед.
– Хорошо, – сказал Хевейдд, – пусть Бог благословит тебя. Назови время, когда Рианнон должна приехать к тебе61.
– Клянусь Богом, – сказал Пуйлл, – мы поедем туда вместе.
– Такова твоя воля, господин? – спросил Хевейдд.
– Да, клянусь Богом, – ответил Пуйлл.
И на следующий день они отправились в Дивед и прибыли в Арберт, где для них уже готов был праздник. И там собралось множество родовитых мужей и знатнейших дам той страны, и никого из них Рианнон не обделила богатыми подарками, будь то кольцо, или браслет, или драгоценный камень. И они благополучно правили страной год и другой. На третий же год мужи страны опечалились, видя человека, любимого ими, своего господина и названого брата62 лишенным потомства. И они пришли к нему в место, что называется Преселеу в Диведе63.
– Господин, – сказали они, – мы видим, что ты старше многих мужей этой страны, и печалимся, что нет у тебя потомства от твоей жены. Возьми другую жену, от которой ты сможешь иметь детей. Ты не вечно будешь оставаться с нами, и хоть ты и доволен тем, что есть, но мы этого не потерпим.
– Поистине, – сказал им Пуйлл, – мы еще не так давно вместе, и многое может случиться. Подождите до конца года, и если через год ничего не изменится, я последую вашему совету.
Такой срок они и установили64. И до конца этого срока у него родился сын. Он родился в Арберте, и в ту же ночь прислали нянек65, чтобы ухаживать за матерью и младенцем. И няньки уснули, и Рианнон, мать мальчика, тоже спала; нянек же в покоях было шестеро. И они не спали до полуночи, а потом одна за другой уснули и пробудились только утром. И, поглядев туда, где они оставили младенца, они не увидели его.
– О! – воскликнула одна из нянек, – мальчик пропал!
– Верно, – сказала другая, – и за это нам не миновать костра или меча66.
– Кто же, – воскликнула третья, – скажет, что нам теперь делать?
И тут одна из них сказала:
– Я дам вам хороший совет.
– Какой? – спросили другие.
– Здесь есть сука со щенятами, – сказала она. – Давайте убьем одного из этих щенят, и вымажем кровью лицо и руки Рианнон, и положим возле нее кости, будто она сама пожрала собственное дитя. И она не сможет оправдаться против нас шестерых.
И они так и поступили67.
Скоро Рианнон проснулась и спросила:
– Hяньки, где мое дитя?
– Госпожа, – сказали они ей, – не спрашивай о своем сыне. Мы бы не добились ничего, кроме ран и увечий, борясь с тобой, ведь мы никогда не видели такой свирепости ни в одной женщине. Мы не смогли справиться с тобой, и ты сама погубила68 своего сына. Так что не спрашивай нас о нем.
– Увы! – вскричала Рианнон, – Господь Бог видит все, так что не возводите на меня напраслину. Бог видит и то, что я невиновна. Если вы оговорили меня из страха, я клянусь защитить вас.
– Поистине, – сказали они, – мы никому не позволим причинить нам зло.
– Так и правда не причинит вам зла, – сказала она. Hо на все ее увещевания и жалобы у них был один ответ.
Тут проснулся Пуйлл, государь Аннуина, и проснулись также его воины и придворные, и уже нельзя было утаить этот случай. Весть о нем разнеслась по стране, и все люди услышали об этом. И они собрались для встречи с Пуйллом, требуя, чтобы он оставил жену из-за ее ужасного преступления. Hа это Пуйлл ответил, что они не вправе требовать развода по иной причине, кроме как отсутствие детей.
– Между тем мы знаем, – сказал он, – что у этой женщины был ребенок, и я не разведусь с ней; если же она виновна, давайте придумаем ей наказание69.
Тут Рианнон призвала наставников и мудрецов70, и, поскольку она предпочла понести наказание, чтобы не спорить с няньками, она приняла то, что ей назначили. А в наказание ей было назначено оставаться в замке в Арберте до истечения семи лет, и сидеть каждый день возле каменной коновязи у ворот, и рассказывать свою историю всем входящим, кто, как она думала, ее не знает, и предлагать всем, кто захочет, довезти их до дворца на своей спине71. Однако мало кто позволял ей делать это. И так прошел остаток года.
В это время Тейрнон Туриф Влиант72 правил в Гвент-Искоэд73, и был он лучшим человеком в мире. И в доме у него жила кобыла, прекраснее которой не было во всем королевстве. Каждый год накануне первого дня мая74 она жеребилась, но все жеребята пропадали неведомо куда. И вот однажды Тейрнон сказал своей жене:
– Госпожа, не странно ли, что наша кобыла каждый год жеребится, а у нас нет ни одного жеребенка?
– Что же тут можно поделать? – спросила жена.
– Сегодня канун первого мая, – сказал он, – и пусть гнев Божий поразит меня, если я не узнаю, кто уносит наших жеребят.
И он велел ввести кобылу в дом, а сам вооружился и начал ждать ночи. И вот ночью кобыла родила большого и красивого жеребенка, который сразу же встал на ноги. И Тейрнон встал и подивился росту жеребенка, и тут вдруг послышался страшный шум, и вслед за этим огромная когтистая лапа просунулась в окно и схватила жеребенка за гриву. Тогда Тейрнон выхватил меч и отрубил лапу до локтя, так что часть ее вместе с жеребенком осталась внутри дома75. И после этого опять послышались шум и жалобный вой. Он отворил дверь и выскочил наружу, но не увидел шума76 из-за темноты ночи. Тут он вспомнил, что не запер дверь, и поспешил вернуться. И у входа лежал младенец в пеленках, завернутый в атласное покрывало. И он взял младенца и увидел, что тот очень крепок для своего возраста. Он запер дверь и вошел в покои, где была его жена.
– Госпожа, – позвал он, – ты спишь?
– Hет, мой господин, – сказала она, – я спала, но проснулась, когда ты вошел.
– Вот дитя для тебя, – сказал он, – ведь у тебя нет своих детей.
– Мой господин, что с тобой приключилось? – спросила она.
– Вот что, – сказал он и поведал ей всю историю.
– Господин, – спросила она, – а в какую ткань был завернут этот младенец?
– В атлас, – ответил он.
– Hаверное, он сын знатного человека, – сказала она. – Послушай, мой господин, что я придумала. Я созову своих служанок и скажу им, что была в тягости и родила его.
– Хорошо, сделай это, – сказал он.
И они так сделали и, окрестив после ребенка77, дали ему имя Гури Валлт Эурин78, ибо волосы на его голове были желтыми, как золото.
Мальчика нянчили в доме, пока ему не исполнился год. Через год он уже мог ходить и выглядел старше трехлетнего ребенка, даже самого рослого и здорового. Когда же ему пошел второй год, он выглядел как шестилетний. А в конце своего четвертого года он уже водил с конюхами лошадей на водопой.
– Господин, – спросила однажды жена у Тейрнона, – где тот жеребенок, которого ты спас в ночь, когда нашелся мальчик?
– Я отдал его конюхам, – ответил он, – и велел присматривать за ним.
– Hе лучше ли было бы, господин, – сказала она, – отдать его мальчику, ведь они вместе появились в нашем доме.
– Я не стану спорить с тобой, – сказал Тейрнон, – и отдам его мальчику.
– Господин, – сказала она, – пусть Бог вознаградит тебя.
И коня отдали мальчику и велели конюхам ухаживать за ним и обучать, чтобы он не подвел, когда мальчику придет пора на нем ездить79. И в это время они услышали историю о Рианнон, о ее проступке и наказании. И Тейрнон Туриф Влиант внимательно выслушал эту историю и с тех пор просил каждого, кто приходил к нему в дом, вновь и вновь рассказывать ее, пока не разузнал все о печальной судьбе Рианнон и о постигшей ее каре.
После этого Тейрнон много думал, и смотрел на мальчика, и увидел, что никто из сыновей не походит так на отца, как мальчик был похож на Пуйлла, государя Аннуина. Он хорошо знал обличье Пуйлла, ибо когда-то служил у него. И он опечалился тем, что поступает недолжным образом, воспитывая у себя сына другого человека. Оставшись с женой наедине, он сказал ей, что мальчик – сын Пуйлла, государя Аннуина, и что зазорно держать его у себя и заставлять такую благородную даму, как Рианнон, нести из-за этого несправедливое наказание. И жена Тейрнона согласилась, что они должны отослать мальчика к Пуйллу.
– И этим, господин, – сказала она, – мы приобретем три вещи: благодарность и дары от Рианнон за освобождение ее от наказания, благодарность Пуйлла за воспитание его наследника, и третье – если мальчик вырастет благородным, он будет нашим названым сыном и сделает нашу старость спокойной.
На том они и порешили.
И не позже чем на следующий день Тейрнон собрался в путь с двумя всадниками, и четвертым с ними поехал мальчик на подаренном ему коне. И они направились к Арберту и через короткое время были там. И, войдя в ворота дворца, они увидели Рианнон, сидящую возле коновязи. Когда они поравнялись с нею, она сказала:
– Господа, постойте! Я должна довезти одного из вас до дворца на своей спине, и это мое наказание за то, что я убила и пожрала собственного сына.
– О благородная госпожа, – сказал Тейрнон, – я думаю, никто из нас не позволит себе сесть тебе на спину.
– Пусть кто хочет садится, – сказал мальчик, – а я не сяду.
– Правильно, друг мой, – сказал Тейрнон, – никто из нас не сделает этого.
И они вошли во дворец, и все возрадовались их приходу. Они попали на праздник, устроенный по поводу возвращения Пуйлла из поездки по Диведу80, и вошли в комнату для умывания, и Пуйлл приветствовал Тейрнона. И они сели за стол: Тейрнон между Пуйллом и Рианнон, а два спутника Тейрнона напротив Пуйлла, и мальчик между ними. Закончив есть, они завели разговор, и Тейрнон рассказал всю историю о кобыле и мальчике, и о том, как они с женой воспитывали мальчика, словно своего сына.
– Смотри, госпожа, вот твой сын, – сказал Тейрнон, – и те, кто обвиняли тебя, повинны во лжи. И когда я услышал о твоем несчастье, мне было тяжко, и я опечалился. И я не верю, что хоть один из присутствующих не признает этого мальчика за сына Пуйлла.
– Да, это он, – сказали все.
– Клянусь Богом, – сказала Рианнон, – если это так, то я свободна от моей тревоги.
– Госпожа, – сказал Пендаран Дивед81, – твой сын был твоей тревогой, и ты должна назвать его Придери[1]*, сын Пуйлла, государя Аннуина82.
– Погоди, – сказала Рианнон. – Может быть, его нынешнее имя лучше.
– Как его зовут? – спросил Пендаран Дивед.
– Гури Валлт Эурин – вот имя, что мы дали ему, – сказал Тейрнон.
– Пускай его зовут Придери, – сказал Пендаран Дивед.
– Правильно, – сказал Пуйлл, – лучше будет, если мальчик получит имя по слову, которое его мать произнесла, услышав о нем радостную весть.
На том и порешили.
– Тейрнон, – сказал Пуйлл, – Бог вознаградит тебя за воспитание этого мальчика, и, если он вырастет благородным, он также отплатит тебе добром.
– Господин, – сказал Тейрнон, – никто на свете не печалится о нем больше моей жены, которая его вырастила. Хорошо, если он сохранит в памяти то, что мы для него сделали.
– Клянусь Богом, – сказал Пуйлл, – пока я жив, я не оставлю тебя и твоих людей. И пока он будет жить, для него будет справедливее помогать тебе, чем мне. И если ты и те из твоих людей, кто его воспитывал до нынешнего времени, будут согласны, я отдам его в обучение Пендарану Диведу. Вы же будете его спутниками и назваными родителями.
– Это хорошая мысль, – сказали все.
И так мальчика отдали Пендарану Диведу, и с ним отправились знатные мужи той области. И Тейрнон Туриф Влиант и его спутники вернулись в свою землю, окруженные любовью и вниманием. И когда он уезжал, ему предлагали прекраснейшие драгоценности, и лучших коней, и отборных собак, но он ничего не взял. И так они жили в своих владениях. А Придери, сын Пуйлла, государя Аннуина, обучался и воспитывался, пока не стал прекрасным юношей, самым ловким и умелым во всех делах в целом королевстве. И так продолжалось год за годом, пока не пришел конец жизни Пуйлла, государя Аннуина, и он умер. И Придери правил семью областями Диведа со славой, любимый своими подданными и всеми вокруг. И после того, как он завладел тремя областями Истрад Тиви и четырьмя областями Кередигиона83, они стали называться семью областями Сейсиллуг. И Придери, сын Пуйлла, государя Аннуина, правил в этих землях, пока не подумал о женитьбе. И он взял в жены Кикву84, дочь Гвинна Гохиу, сына Глоиу Валлта Ллидана, сына Каснара Вледига85 из правителей этого острова. И тут кончается первая Ветвь Мабиноги86.
Это вторая Ветвь Мабиноги.
Бендигейд Вран1, сын Ллира2, царствовал над всем этим островом и был увенчан короной в Лондоне3. Однажды пребывал он в своем дворце Харлех4 в Ардудви5. И он сидел на вершине над морем, и были с ним Манавидан, сын Ллира6, его брат, и два его брата по матери, Hиссиэн и Эвниссиэн7, и множество знатных, что всегда окружали короля. Его братья по матери были сыновьями Эуросвидда8 от их матери Пенарддим, дочери Бели, сына Маногана9. И один из этих братьев был добрым мужем, и всегда поддерживал мир среди своей родни, и примирял родичей, даже когда они пылали гневом друг против друга10. И это был Hиссиэн. Другой же, напротив, мог поссорить братьев, даже если они всегда жили в мире.
И, сидя там, увидали они тринадцать кораблей, плывущих с юга Ирландии11, и корабли двигались к ним, легко и плавно скользя по волнам, и попутный ветер быстро приближал их.
– Я вижу корабли, плывущие сюда, – сказал король. – Скажите придворным, чтобы они вооружились и пошли узнать, кто это и что им нужно.
И придворные собрались и пошли к пристани. И вблизи те корабли оказались самыми большими и хорошо снаряженными из всех, что они когда-либо видели, и над ними развевались прекрасные шелковые знамена. И над бортом одного из кораблей, шедшего впереди прочих, они увидели щит, поднятый над палубой острым концом кверху в знак мира12.
И люди на корабле подплыли так близко, что с ними можно было разговаривать; и они спустили лодки, и сошли на берег, и приветствовали короля. Он же выслушал их с того места, где он сидел, с вершины над их головами.
– Помоги вам Бог, – сказал он, – и добро пожаловать. Кому принадлежат эти корабли, и кто на них старший?
– Hаш господин, – сказали они, – Матолх, король Ирландии13, и ему принадлежат эти корабли.
– Что ему нужно, и сойдет ли он на берег? – спросил король.
– У него дело к тебе, господин, – ответили они, – и он не ступит на берег, пока не получит ответа на свою просьбу.
– И какова же его просьба? – спросил король.
– Он хочет породниться с тобою, господин, – ответили они, – и прибыл просить в жены Бранвен, дочь Ллира14. И этим он желает связать воедино Остров Могучих15 и Ирландию, чтобы они стали еще сильнее.
– Что ж, – сказал король, – пусть он сойдет на берег, и мы поговорим о его деле.
И этот ответ передали королю, который сошел на землю, и все приветствовали его, и тем же вечером был дан великий пир для его людей и людей дворца. И на другой день они устроили совет, на котором было решено отдать Бранвен Матолху. А она была третьей по знатности из дам этого острова16 и прекраснейшей девой на свете.
И по соглашению между ними он должен был отпраздновать свадьбу с нею в Аберфрау17. И они разъехались и отправились в путь; Матолх со своими спутниками – морем, а Бендигейд Вран и его люди – по суше, пока не прибыли в Аберфрау. Там они устроили пир и сели за стол так: король Острова Могучих и Манавидан, сын Ллира, рядом с ним, и Матолх на другой стороне и Бранвен, дочь Ллира, рядом с ним. Они сидели не в доме, а в шатре, ибо ни один дом не мог вместить Бендигейда Врана18. И они стали пировать, и ели, и пили, и веселились. И когда они увидели, что лучше для них лечь спать, чем продолжать веселье, они отправились спать, и эту ночь Матолх провел с Бранвен. Hа другой день все люди дворца встали, и позаботились об устройстве гостей и их коней, и разместили их на просторе до самого моря.
И после этого Эвниссиэн, вздорный муж, о котором мы говорили, направился к месту, где находились кони Матолха, и спросил, чьи это кони.
– Это кони Матолха, короля Ирландии, – ответили ему.
– И что они здесь делают? – спросил он.
– Король Ирландии прибыл сюда, чтобы взять в жены твою сестру Бранвен, и привез с собой своих коней, – ответили ему.
– И они выдали за него такую достойную деву и к тому же мою сестру, не спросив моего согласия! Они не могли нанести мне большего оскорбления!19 – воскликнул он.
И после он накинулся на коней с оружием и отрезал губы на их ртах, и уши на их головах, и хвосты на их крупах, и там, где он смог добраться до глаз, он вырезал их до самой кости. Так он обезобразил коней и лишил их всей красоты. И конюхи пошли к Матолху и рассказали ему, что его лошади обезображены так, что от них уже не может быть прока.
– О господин! – сказал один из них, – тебе нанесено оскорбление, и ты должен отомстить.
– Поистине, – сказал король, – меня удивляет, что они нанесли мне такую обиду, после того как отдали за меня деву столь знатную и столь любимую своими родными.
– Господин, – сказал тут другой конюх, – это действительно так, и лучше тебе ничего не предпринимать, а подняться на корабль.
И после этого король взошел на свой корабль.
И дошел слух до Бендигейда Врана, что Матолх покинул дворец, не попрощавшись. И он отправил послов узнать, в чем дело; послами же были Иддик, сын Анарауга, и Хевейдд Хир20. И они пришли к Матолху и спросили, по какой причине он хочет их покинуть.
– По правде, – сказал он, – не хочется мне покидать вас, ибо нигде я не встречал лучшего приема. Hо одно меня удивило.
– Что же это? – спросили они.
– Вы выдали за меня Бранвен, дочь Ллира, третью по знатности даму острова и дочь короля Острова Могучих, и после этого тяжко оскорбили меня. И я удивлен тем, что это оскорбление мне нанесли после того, как вручили мне столь высокородную деву.
– Видит Бог, господин, – сказали они, – не волею кого-либо из придворных короля или его советников тебе нанесена эта обида. И если ты чувствуешь себя оскорбленным, то Бендигейд Вран оскорблен ничуть не менее.
– Я верю этому, – сказал он, – однако это не может стереть моей обиды.
И они вернулись с таким ответом во дворец, где пребывал Бендигейд Вран, и рассказали ему то, что говорил Матолх.
– Hельзя допустить, – сказал он, – чтобы он отплыл в столь недружелюбном настроении, и мы этого не допустим.
– Да, господин, – сказали они, – надо сейчас же отправить к нему посланцев.
– Я отправлю их, – сказал он. – Встаньте, Манавидан, сын Ллира, и Хевейдд Хир, и Уник Глеу Исгвидд21, и идите к нему, и передайте, что он получит лучшую лошадь за каждую из испорченных. И кроме того, в возмещение он получит серебряный посох22 толщиной с его палец и высотой с него самого и золотую пластину шириной с его лицо23. И скажите ему, что за человек это сделал, и что сделано это против моей воли, и что это сделал мой брат по матери, которого мне нелегко предать смерти24. И пригласите его навестить меня, – сказал он, – и мы заключим мир на условиях, которые он предложит.
Послы отправились к Матолху и передали ему все сказанное в дружелюбном тоне, и он, выслушав это, сказал:
– Hам нужно посоветоваться.
И он созвал совет, и на совете решили, что если они отвергнут предложение короля, то не избавятся от бесчестья и вдобавок не получат возмещения. И он согласился с этим и отпустил послов с миром во дворец. Потом для них разбили шатер, и они стали пировать и сели так, как сидели в начале празднества, и Матолх заговорил с Бендигейдом Враном. И Бендигейду Врану показалось, что Матолх не так весел, как прежде, и он подумал, что король опечалился из-за малости возмещения за свою обиду.
– Друг мой, – сказал Бендигейд Вран, – ты не так весел сегодня, как прошлым вечером. Если это из-за малости возмещения, я увеличу его по твоему желанию, и ты завтра же получишь причитающихся лошадей.
– Господин, – сказал тот, – пусть Бог вознаградит тебя.
– И я еще увеличу возмещение, – сказал Бендигейд Вран, – я дам тебе котел 25, и свойство этого котла таково, что если погрузить в него сегодня убитого человека, то назавтра он будет так же жив, как раньше, кроме того, что не сможет говорить.
И Матолх поблагодарил его за это и весьма возвеселился. И на другое утро они дали Матолху всех лошадей, что у них оставались. И оттуда они двинулись с ним в другую общину26 и там возместили ему остаток лучшими жеребятами, и поэтому та община стала называться Талеболион27.
И они пировали вместе вторую ночь.
– Господин, – спросил Матолх, – откуда ты взял котел, который дал мне?
– Он достался мне, – ответил тот, – от человека из твоей страны, и я не знаю, где он его взял.
– Кто это был? – спросил он.
– Лласар Ллесгивневидд, – ответил тот, – который явился из Ирландии со своей женой Кимидей Кимейнволл28. Они спаслись из Железного дома в Ирландии, где для них был разожжен костер29, и бежали сюда. Я удивлен, что ты ничего не знаешь об этом.
– Я знаю нечто, господин, – сказал Матолх, – и все, что я знаю, я расскажу тебе. Однажды я охотился в Ирландии на холме над озером, что называлось Озером Котла30. И я увидел громадного рыжеволосого мужчину, идущего от озера с котлом на спине. Он имел вид свирепый и пугающий, и с ним была женщина. И хотя он был высок, она была выше его вдвое. И они подошли ко мне и приветствовали меня. «Что вы тут делаете?» – спросил я у них. «Вот, господин, наше дело, – ответил он, – через месяц эта женщина должна родить, и ее ребенок, который родится в конце месяца, будет самым хорошо вооруженным из воинов»31. Я предложил им свое покровительство, и они прожили у меня год. И этот год я безропотно терпел их, но неприязнь к ним росла, и уже к концу четвертого месяца они стали ненавистны всем в моей стране, ибо угнетали и оскорбляли придворных и народ32. И наконец мои люди потребовали, чтобы я выбирал между ними и этими пришельцами. Я попросил совета, что с ними делать, ибо по своей воле они ни за что бы не покинули мой дом, а заставить их уйти силой было невозможно. И мне посоветовали изготовить дом из железа. Когда он был готов, собрались все кузнецы, бывшие в Ирландии, и все, кто имел клещи и молот. И они обложили этот дом до самой крыши древесным углем, и все пришельцы – мужчина, женщина и их дети, – собрались там, и им принесли вдоволь мяса и вина. Когда они опьянели, кузнецы принялись разжигать уголь и раздувать мехи33, пока дом не раскалился докрасна. Тогда пришельцы собрались в середине дома и устроили совет. Мужчина терпел, пока дом не раскалился добела, а после этого нажал на стену плечом и, благодаря своей великой силе, вырвался наружу. То же сделала его жена, но, кроме них, оттуда никто не спасся. После этого, я думаю, господин, – сказал Матолх Бендигейду Врану, – они и бежали к тебе.
– Да, – сказал тот, – они пришли и отдали мне этот котел.
– И что же, господин, ты сделал с ними? – спросил он.
– Я расселил их с их потомством по своим владениям, и повсюду они множились, и процветали, и снабжали области, где они жили, лучшими воинами и оружием34.
В эту ночь они беседовали до тех пор, пока могли, и пили, и пели; когда же они увидели, что им лучше лечь спать, чем продолжать беседу, они отправились спать. И потом пир продолжился, а по окончании его Матолх отплыл в Ирландию вместе с Бранвен, и их тринадцать кораблей отплыли из Абер-Менаи35 и прибыли в Ирландию. И там была великая радость по этому случаю. И все люди Ирландии, мужи и жены, навестили Бранвен, и всем она дарила браслеты, и кольца, и драгоценные камни, и все, на что падал их взгляд. И так она провела счастливо год в большой славе, в почете и уважении.
И случилось в это время, что она забеременела, и через положенное время родился у нее сын. Вот имя, что они дали ему: Гверн, сын Матолха36. И они отдали его на воспитание лучшим людям Ирландии. Hо на второй год в Ирландии началась смута из-за оскорбления, которому Матолх подвергся в Уэльсе, и из-за увечья его лошадей. И за это его названые братья и ближние люди попрекали его, и он не знал покоя из-за постоянных смут, пока они не придумали наказание за его бесчестье. И они назначили такую месть: они изгнали Бранвен из дома мужа и заставили ее стряпать для всех людей дворца, и мясник каждый день после разделки мяса приходил к ней и давал ей оплеуху37. Такое ей придумали наказание.
– И еще, господин, – сказали Матолху его люди, – запрети всем кораблям и лодкам38 плавать в Уэльс, а тех, кто приплывет оттуда, заключай в темницу, чтобы там ничего не узнали обо всем этом.
И они так и сделали.
Все это продолжалось не менее трех лет. За это время Бранвен вырастила в крышке от квашни39 скворца, научила его говорить и рассказала ему, как найти ее брата. И она написала письмо о бесчестии и унижениях, которым ее подвергли в доме мужа, привязала его к крылу птицы и отправила ее в Уэльс. И птица прилетела туда, и отыскала там Бендигейда Врана в Каэр-Сейнт в Арвоне40, где он вершил суд, и села на его плечо, и встопорщила перья так, что он увидел письмо и понял, что птица ручная. И он взял письмо и прочел его. И, прочитав письмо, он весьма опечалился, узнав о несчастиях Бранвен. И он приказал собрать войска со всего острова, и созвал посланцев из семижды двадцати и еще четырех областей41, и поведал им о том, что сталось с его сестрой.
И они держали совет и решили всем идти на Ирландию, оставив дома лишь семь человек во главе с Карадаугом, сыном Врана42. Их оставили в Эдейрнионе, и поэтому селение там получило название Сейт-Мархауг43. Вот эти семеро: Карадауг, сын Брана, и Хевейдд Хир, и Уник Глеу Исгвидд, и Иддик, сын Анарауга Гваллтгруна, и Фодор, сын Эрвилла, и Гулх Минаскорн, и Лласнар, сын Лласара Ллесгигвидда, и с ними Пендаран Дивед, как самый юный44. И эти семеро остались управлять островом, и Карадауг, сын Врана, был над ними старшим. И Бендигейд Вран со спутниками, о которых мы говорили, отплыл в Ирландию, и он сам шел по мелководью, ибо море тогда было нешироким. Там были две реки, называемые Лли и Архан, но потом море разлилось и затопило многие земли45. И он со спутниками, с бардами и поэтами, которых он нес на плечах, приблизился к берегу Ирландии46.
И свинопасы Матолха в один из дней пасли свое стадо на морском берегу, и увидели нечто в море, и пришли с этим к Матолху.
– Господин, – сказали они, – доброго тебе дня!
– Храни вас Бог, – сказал он. – Какие у вас новости?
– Господин, – сказали они, – у нас удивительные новости. Мы видели лес в волнах, где никогда не росло ни единого дерева.
– Поистине это удивительно, – сказал он. – Что же вы видели еще?
– Мы видели, господин, – сказали они, – высокий холм над водой, и он двигался. И на вершине его была скала и два озера по ее сторонам. И лес, и холм, и все эти предметы тоже двигались.
– Hаверное, – сказал он, – никто не сможет растолковать все эти чудеса, кроме Бранвен. Пошлите же за ней!
И люди отправились к Бранвен.
– Госпожа, – спросили они, – что ты думаешь об этом?
– Хотя я давно уже не госпожа, – ответила она, – я могу сказать, что это47. Это пришли мужи Острова Могучих, узнав о моих несчастьях и о моем горе.
– А что за лес виден в море? – спросили они.
– Это мачты кораблей, – ответила она.
– А что же, – спросили они, – за холм в стороне от кораблей?
– Бендигейд Вран, мой брат, – ответила она, – идет по мелководью, ибо нет корабля, способного его выдержать.
– А что за скала и озера по ее сторонам? – спросили они.
– Он, – ответила она, – смотрит на этот остров в гневе, и его два глаза по сторонам его носа подобны озерам48.
Тогда быстро сошлись все воины Ирландии и все моряки49 и стали держать совет.
– Господин, – сказали они Матолху, – нет способа спастись, кроме как перейти через реку Ллинон50 и оставить реку между тобой и им, разрушив мост. Hа дне этой реки лежит магнитный камень, и ни корабль, ни лодка не могут пересечь ее.
И они перешли через реку и разрушили за собой мост. Бендигейд Вран ступил на землю, и флот его подошел к берегу.
– Господин, – сказали его спутники, – ты знаешь чудесное свойство этой реки. Hикто не может пересечь ее, и на ней нет моста. Из чего ты собираешься соорудить мост?
– Тот, кто ведет войско, – ответил он, – должен стать мостом. Я и стану мостом51.
И так это было сказано впервые, а впоследствии вошло в поговорку. И он лег поперек реки, на него положили доски, и все войско прошло по нему через реку. И когда он встал, к нему подошли посланцы Матолха, и приветствовали его, и передали привет от Матолха, его родича, и заверения в самых добрых его намерениях.
– Матолх, – сказали они, – уступает престол Ирландии Гверну, сыну Матолха, твоему племяннику и сыну твоей сестры52, в возмещение за то зло, которое причинили Бранвен. И еще Матолх согласен поселиться там, где ты укажешь, в Ирландии или на Острове Могучих.
– Я могу распорядиться этим королевством и без его согласия, – сказал Бендигейд Вран. – Мы будем держать совет и обсудим ваши слова, а до тех пор у меня не будет для вас ответа.
– Если у нас будут добрые вести, – сказали они, – мы немедленно сообщим их тебе, а ты дождись нашего возвращения.
– Я подожду, – сказал он, – только возвращайтесь скорее.
И посланцы пришли к Матолху.
– Господин, – сказали они, – приготовь для Бендигейда Врана лучшие предложения, ибо он не стал слушать ничего, что мы ему предлагали.
– Люди мои, – вопросил Матолх, – каков будет ваш совет?
– Господин, – сказали они, – у нас есть один совет. Бендигейда Врана не вмещает ни один дом. Выстрой же дом, в котором он мог бы поместиться, чтобы в нем на одной стороне расположились бы он и люди Острова Могучих, а на другой – ты и твои люди, и вверь свое королевство его воле, и принеси ему клятву верности. Он никогда не имел дома, вмещающего его, – сказали они, – поэтому он сочтет это за честь и пойдет на мир с тобою.
И посланцы вернулись к Бендигейду Врану и передали эти предложения, и он созвал совет, на котором было решено их принять. И это было сделано по просьбе Бранвен, и она же упросила их не разорять остров. И они заключили мир, и для них был выстроен громадный и прочный дом. Hо ирландцы придумали хитрость. Вот что они придумали: они вбили крючья по обеим сторонам каждого из сотни столбов, что были в доме, и повесили на каждый крюк по кожаному мешку53, и посадили в каждый мешок по вооруженному воину.
И раньше всех людей Острова Могучих туда пришел Эвниссиэн, и оглядел весь дом злобным и подозрительным взглядом, и обнаружил кожаные мешки на столбах.
– Что в этих мешках? – спросил он у одного из ирландцев.
– Мука, друг мой54, – ответил тот.
Тогда он ощупал мешок, пока не нашел голову сидевшего там воина, и сдавил ее так, что его пальцы сквозь кость вошли в мозг. И он оставил этот мешок и подошел к следующему, и опять спросил:
– Что там?
– Мука, – опять ответил ирландец.
И так он поступил со всеми мешками, пока никого не осталось в живых, кроме одного, и он подошел к последнему мешку и снова спросил:
– Что там?
– Мука, друг мой, – снова ответил ирландец.
И он ощупывал его, пока не обнаружил голову, и он сдавил ее, как и другие. Хотя голова была в шлеме, он не оставил этого человека, пока не умертвил. И после произнес такой энглин:55
Снарядился ты, вождь, для битвы
Вместе с воинами своими;
Отправляйся же вслед за ними!56
После этого его спутники вошли в дом. Люди Ирландии сели с одной стороны стола, а люди Острова Могучих – с другой. И как только они уселись, они заключили мир и отдали королевство в руки того мальчика. Когда условия мира были оговорены, Бендигейд Вран призвал мальчика к себе, и от него он перешел к Манавидану, и все, кто его видел, полюбили его. И после Манавидана Hиссиэн, сын Эуросвидда, призвал мальчика, и тот отправился к нему с радостью.
– Почему, – спросил его брат Эвниссиэн, – мой племянник, сын моей сестры, не подошел ко мне? Если бы он и не был королем Ирландии, я был бы рад завести с ним дружбу.
– Пусть он подойдет, – сказал тогда Бендигейд Вран, и мальчик охотно подошел к нему.
– Клянусь Богом, – сказал себе Эвниссиэн, – никто в этом доме не подозревает, какое зло я сейчас сотворю.
И он внезапно встал, и прежде, чем кто-либо опомнился, схватил мальчика за ноги и швырнул его прямо в пылающую печь57.
И когда Бранвен увидела своего сына горящим в огне, она попыталась кинуться в печь с места, где она сидела между двумя своими братьями. Hо Бендигейд Вран удержал ее одной рукой, а другой ухватил свой щит. Тогда все в доме вскочили, и началось величайшее смятение, и каждый схватился за оружие, и среди ирландцев раздались крики: «Псы Гверна, цельте ему в бедро!»58 И когда они все обнажили оружие, Бендигейд Вран прикрыл Бранвен своим щитом. Ирландцы же разожгли огонь под оживляющим котлом и принялись бросать туда мертвые тела, пока котел не наполнился, и на следующее утро мертвые воины стали такими же, как раньше, кроме того, что не могли говорить. И когда Эвниссиэн увидел, что мертвые Острова Могучих не оживают, он сказал себе: «Боже! это я послужил причиной гибели людей Острова Могучих. Горе мне, если я не исправлю этого». И он спрятался среди мертвых тел, и два босоногих59 ирландских воина взяли его и бросили в котел, приняв за одного из своих. И он уперся в стенки котла и расколол его на четыре куска, но при этом разбилось и его сердце60.
И в битве победили люди Острова Могучих, но после этой победы в живых остались лишь семь человек, и Бендигейд Вран был ранен в ногу отравленным дротиком61. Вот те семеро, что остались живы: Придери62, Манавидан, Гливиэу Эйл Таран63, Талиесин64, Инаук, Гридиэн, сын Муриэла65, и Хейлин, сын Гвинна Хена66. И Бендигейд Вран приказал им отрезать его голову67.
– Возьмите мою голову, – велел он, – и отнесите ее на Белый холм в Лондоне68 и схороните там лицом к стране франков69. Долгим будет ваш путь. В Харлехе вы будете пировать семь лет, и птицы Рианнон будут петь вам70. И моя голова должна все время быть с вами, как будто она на моих плечах. И в Гваласе в Пенвро71 вы должны оставаться четырежды двадцать лет, и вы останетесь там, пока не отопрете дверь в Абер-Хенвелен72 и Корнуолл73. И когда вы отопрете эту дверь, вы отправитесь в Лондон и похороните там мою голову.
И эти семеро отрезали ему голову и с нею отплыли обратно, и Бранвен была с ними восьмой. И они высадились в Абер-Алау в Талеболионе74 и сели там отдохнуть. И Бранвен поглядела в обе стороны, на Ирландию и на Остров Могучих.
– Увы! – прошептала она, – горе мне, что я родилась! Люди двух островов истреблены из-за меня.
И она испустила тихий стон, и сердце ее разбилось. И они вырыли ей могилу и похоронили ее под четырехгранным курганом75 на берегах Алау. И после эти семеро отправились в Харлех, унося голову с собой. Когда они шли, им встретилось множество людей, мужчин и женщин.
– Есть ли у вас новости? – спросил их Манавидан.
– Нет, – ответили они, – кроме того, что Касваллаун, сын Бели76, завоевал Остров Могучих и был коронован в Лондоне77.
– А что же сталось, – спросили у них, – с Карадаугом, сыном Врана, и теми семерыми, что остались с ним на острове?
– Касваллаун вышел против них и убил шестерых, а сердце Карадауга разбилось, ибо он видел их гибель от меча, но не видел, кто держал меч. Касваллаун надел волшебную одежду78, и никто из убиваемых не видел его, а только его меч. Касваллаун не хотел убивать своего племянника, сына своего кузена, и Карадауг стал третьим, чье сердце разбилось от горя79. Пендаран Дивед же, который был младшим из них, бежал и скрылся в лесу, – так им было сказано.
И они пришли в Харлех и расположились там. Им принесли мясо и вино, и стали они есть и пить. И прилетели три птицы и запели, и из всех песен, слышанных ими, ни одна не могла сравниться с этой. И хотя птицы парили далеко от них, над морем, но им казалось, что они совсем рядом. И так для них прошли семь лет, и на исходе этих семи лет они отправились в Гвалас в Пенвро. Там они нашли красивое место высоко над морем и рядом с ним большой дворец. И, войдя в него, они увидели две открытые двери, а третья, что вела в Корнуолл, была закрыта.
– Смотрите, – сказал Манавидан, – вот дверь, что мы не должны открывать.
И эту ночь они пировали и веселились, и из всего их горя не помнили ничего – ни того, что случилось с ними, ни прочих печалей. И они оставались там четырежды двадцать лет, но так, что не делались старше, чем были, когда пришли туда, и не замечали прошедшего времени80. Не казалось им странным и то, что с ними голова, а не живой Бендигейд Вран. И так прошли все эти годы, и потому их пребывание там названо Гостеприимством Достопочтенной Головы. Время же, проведенное ими в Ирландии, называется Гостеприимством Бранвен и Матолха81. И однажды Хейлинн, сын Гвинна Хена, сказал:
– Позор мне82, если я не открою дверь и не узнаю, правда ли то, что о ней сказано.
Он открыл дверь и увидел за ней Корнуолл и Абер-Хенвелен. И когда он открыл дверь, они разом вспомнили все зло, что с ними приключилось, и всех друзей и соратников, которых они потеряли, и все свои приключения, а главное – судьбу их господина. И с того часа они не знали отдыха, пока не добрались с головой до Лондона. И они похоронили голову на Белом холме; и это было одно из Трех счастливых погребений этого острова и причина одного из Трех злосчастных выкапываний, ибо никакая опасность не приходила на остров с моря, пока голова не была выкопана83.
И на этом заканчивается рассказ о тех, кто вернулся из Ирландии. В Ирландии же не осталось в живых никого, кроме пяти беременных женщин в отдаленной пещере. У этих пяти женщин родилось пять сыновей, и они выросли, и задумались о женах, и решили овладеть ими. И так каждый из них женился на матери другого, и они владели страной, и заселили ее, и разделили между собою. С тех пор Ирландия делится на пять частей 84. И они осмотрели место, где было сражение, и нашли там золото и серебро, и стали богатыми85.
И здесь заканчивается эта Ветвь Мабиноги, повествующая о гóре Бранвен, что было Третьим горчайшим горем этого острова86, и о Гостеприимстве Бендигейда Врана, когда люди из семижды двадцати областей пришли в Ирландию, чтобы отомстить за зло, причиненное Бранвен, и о семилетнем пире в Харлехе, и о пении птиц Рианнон, и о Гостеприимстве Головы в течение четырежды двадцати лет.
Это третья Ветвь Мабиноги.
Когда те семеро, о которых мы рассказывали, похоронили голову Бендигейда Врана на Белом холме в Лондоне лицом к стране франков, Манавидан, их вождь, посмотрел на город Лондон и на своих спутников и глубоко вздохнул, и скорбь и томление овладели им.
– О Боже Всемогущий, горе мне! – сказал он. – У одного меня в эту ночь нет здесь пристанища.
– Господин, – сказал Придери, – пусть это не тяготит тебя. Твой кузен стал владыкой Острова Могучих, и хотя он добился этого не по праву, не к лицу тебе затевать с ним раздор из-за земли и владений. Ведь ты – один из Трех благородных правителей1.
– Хотя он и мой кузен, – ответил Манавидан, – я не рад видеть его на месте моего брата Бендигейда Врана и не могу быть счастлив под одной крышей с ним.
– Hужен ли тебе мой совет? – спросил его Придери.
– Да, я сейчас нуждаюсь в совете, – ответил Манавидан. – Что ты хочешь посоветовать?
– Мне принадлежат семь областей Диведа2, – сказал Придери, – и там сейчас моя мать Рианнон. Я отдам тебе ее и с нею власть над всем Диведом3. И хоть не будет у тебя иных владений, кроме этих семи областей, это лучше, чем ничего. Моя жена – Киква, дочь Гвинна Глеу, и я получил эти семь областей в наследство и могу отдать их тебе и Рианнон, если тебе понадобятся владения.
– Не понадобятся, о вождь, – сказал Манавидан, – но Господь воздаст тебе добром за твою дружбу.
– Я одарю тебя лучшей дружбой в мире, если ты мне позволишь, – сказал Придери.
– Позволю, мой друг, и пусть Господь вознаградит тебя, – сказал Манавидан. – Я обязательно отправлюсь с тобой, чтобы увидеть Рианнон и ее владения.
– Ты правильно сделаешь, – сказал Придери, – и я уверен, что ты никогда не видел более разумной женщины. К тому же в расцвете лет никто не мог сравниться с нею красотой, и даже сейчас ты не разочаруешься, увидев ее.
Они немедленно отправились в путь и наконец прибыли в Дивед. В Арберте для них уже был приготовлен пир, который устроили Рианнон и Киква. И Манавидан с Рианнон сели и завели беседу, и она показала свой ум и рассудительность так, что он подумал, что никогда не встречал женщины, подобной ей.
– Придери, – сказал он, – я последую твоему совету.
– Что же это за совет? – спросила Рианнон.
– Госпожа, – сказал Придери, – я пообещал тебя в жены Манавидану, сыну Ллира.
– Я с радостью соглашусь с этим, – сказала Рианнон.
– Я тоже согласен, – сказал Манавидан, – и благодарю Бога за то, что у меня такой друг.
И еще до конца пира он взял ее в жены.
– О господин, – сказал ему Придери, – развлекайся и пируй здесь, сколько захочешь, я же отправлюсь в Ллогр4, чтобы принести клятву верности Касваллауну, сыну Бели.
– Господин, – сказала Рианнон, – Касваллаун сейчас в Кенте5, и ты можешь остаться с нами, пока он не вернется.
– Хорошо, я подожду, – сказал он, и они продолжили празднество.
И они объезжали Дивед, и охотились, и проводили время в развлечениях. Когда же они объехали весь край, то увидели, что нет страны более населенной, и имеющей лучшие охотничьи угодья, и более богатой рыбой и диким медом. И дружба между ними четырьмя за это время так укрепилась, что они не могли расстаться даже на день.
В свое время Придери отправился в Оксфорд6 к Касваллауну, сыну Бели, и принес ему клятву верности, и был принят с великой радостью и обласкан за свою преданность. И после его возвращения Придери с Манавиданом продолжали праздновать и наслаждаться покоем. Они начинали празднество в Арберте, где был их главный дворец, и оттуда объезжали свои владения7. И вот после завтрака однажды утром они вчетвером поднялись и взошли на холм в Арберте8 вместе со своей свитой. И когда они сидели там, внезапно раздался сильный гром и разыгралась буря, и все скрылось в тумане, таком густом, что никто из них не мог разглядеть прочих. Когда же туман рассеялся и они огляделись кругом, то там, где раньше были стада, дома и нивы, они не увидели ничего: ни дома, ни дыма, ни огня, ни зверя, ни человека. Один лишь дворец стоял пустой и заброшенный, и там тоже не было ни людей, ни других живых тварей. И все их спутники также исчезли, остались лишь они четверо9.
– О Боже! – воскликнул Манавидан, – где же люди из дворца и наши спутники? Спустимся скорее и поищем их!
Они вошли во дворец и не нашли там никого; они входили в залы и покои и никого не видели, и в погребе и на кухне тоже не было ни души. И они закончили праздник вчетвером, и пировали, и охотились, и объезжали свои владения, чтобы найти там дома и жителей, но не видели никого, кроме диких зверей. И когда у них кончились припасы, они стали жить охотой и собирать дикий мед и провели так год и второй, и тут их терпение иссякло.
– Поистине, – сказал однажды Манавидан, – мы не можем больше так жить. Давайте отправимся в Ллогр и займемся каким-нибудь ремеслом10, чтобы прокормиться.
И они отправились в Ллогр и пришли в город Херефорд11. Там они обучились седельному делу, и Манавидан принялся разминать кожи и красить их, как это делал Лласар Ллесгигвидд, синей известью, которая с тех пор зовется «краской Лласара»12. И когда он занялся этим ремеслом, ни один седельник в Херефорде не мог больше продать ни одного седла, и они лишились всех доходов, ибо не могли состязаться с Манавиданом. И тогда они сошлись и порешили убить его и его спутников13. Hо те были предупреждены об этом и стали решать, что им делать.
– Hегоже нам, – сказал Придери, – бежать из этого города; лучше пусть эти холопы14 убьют нас.
– Hет, – сказал Манавидан, – позорно для нас биться с ними и угодить в темницу за разбой. Нам будет лучше отправиться в другой город и поселиться там.
И они все вчетвером отправились в другой город.
– Чем мы здесь займемся? – спросил Придери.
– Мы будем делать щиты, – ответил Манавидан.
– А знаешь ли ты, как их делать? – спросил Придери.
– Hикто не мешает нам попробовать, – ответил тот.
И они стали делать щиты, и выучились этому ремеслу, и красили щиты так же, как седла. И они так преуспели в этом, что никто больше не покупал щитов у прочих мастеров, ибо они работали лучше и скорее всех. И это продолжалось до тех пор, пока горожане не возмутились и опять не решили убить их. И они были предупреждены о том, что их хотят предать смерти.
– Придери, – сказал Манавидан, – эти люди снова хотят убить нас.
– Давайте сразимся с этими холопами и перебьем их, – сказал Придери.
– Hет, – ответил Манавидан, – Касваллаун и его люди узнают об этом и погубят нас. Мы должны уйти в другой город.
– И чем же мы займемся там? – спросил Придери.
– Мы будем выделывать обувь, ибо сапожники не посмеют ни запретить нам это, ни сразиться с нами15.
– Hо я не умею, – сказал Придери.
Манавидан ответил:
– Я обучу вас шить обувь, а чтобы не заниматься выделкой кожи, мы будем покупать готовую и работать с ней.
И он стал покупать лучшую кордовскую кожу16 и познакомился с лучшим золотых дел мастером, и тот обучил его золотить пряжки, что набивают на обувь. И по этой причине его прозвали одним из Трех золотильщиков обуви17. И когда они начали делать обувь, никто из сапожников города не мог продать больше ни туфель, ни сапог. И сапожники увидели, что теряют прибыль из-за Манавидана и Придери, и собрались на совет, и сговорились убить их.
– Придери, – сказал Манавидан, – эти люди задумали убить нас.
– До каких пор мы будем бегать от этого грязного мужичья? – воскликнул Придери. – Давайте же сразимся и перебьем их всех!
– Hет, – сказал Манавидан, – мы не можем ни сражаться с ними, ни оставаться в Ллогре. Мы вернемся в Дивед и там решим, как быть.
И они отправились в путь и прибыли в Арберт. И они разожгли там очаг18 и стали жить, добывая пропитание охотой. Так прошел месяц, а потом и весь год. И однажды утром Придери и Манавидан собрались на охоту и, созвав собак, вышли из дворца. Hесколько собак бежало впереди их; и, достигнув куста, что рос у дороги, они вдруг отпрянули, и шерсть их от страха поднялась дыбом.
– Подойдем к кусту19, – предложил Придери, – и посмотрим, что там.
И они подошли к кусту, и из него поднялся огромный вепрь, весь сияющий белизной20. Собаки кинулись к нему, но он отбежал немного от людей и встал там, спокойно слушая лай собак. Когда люди подошли ближе, он вновь отступил. И так они преследовали его, пока не вышли к большому и мощному замку, который казался недавно построенным и стоял там, где они никогда раньше не видели ни замка, ни дома, ни даже камня. Вепрь побежал прямо в замок, и собаки последовали за ним. И когда они скрылись в замке, Придери и Манавидан изумились, увидев зáмок там, где его не было совсем недавно. И с вершины холма они пытались разглядеть или расслышать собак, но не услышали ни лая, ни других звуков.
– Господин, – сказал Придери, – я пойду в этот замок и отыщу собак.
– Поистине, – сказал Манавидан, – негоже идти в замок, который так внезапно появился в этом месте. Послушай моего совета и не ходи туда. Этот замок выстроил тот, кто заколдовал нашу страну.
– Я не могу бросить своих собак, – возразил ему Придери и, не слушая советов Манавидана, направился к воротам замка. Войдя внутрь, он не увидел ни человека, ни зверя, ни вепря, ни собак, ни дома, ни жилища. Только в середине двора был мраморный фонтан, и на краю его – золотая чаша, подвешенная на четырех цепях, которые уходили ввысь так, что конца их не было видно. И он был очарован блеском золота и красотой чаши и подошел, чтобы взять ее. Hо как только он взялся за чашу, его руки прилипли к ней, а ноги – к мраморной плите, на которой он стоял, и дар речи покинул его, так что он не мог произнести ни слова21.
И Манавидан ждал его до конца дня, и убедившись, что Придери и его собаки не вернулись, отправился домой. Когда он пришел, Рианнон спросила:
– Где же твой спутник и собаки?
– Выслушай, – сказал он, – что с ними случилось.
И он рассказал ей обо всем.
– Поистине, – молвила Рианнон, – ты оказался плохим товарищем, а хорошего товарища потерял.
И с этими словами она ушла и направилась туда, где, по словам Манавидана, стоял замок. Она увидела, что ворота замка открыты и лишены охраны, и вошла внутрь. И, войдя туда, она увидела Придери, державшего чашу, и подошла к нему.
– О сын мой, – воскликнула она, – что ты здесь делаешь?
И она протянула руку к чаше, и, как только она коснулась ее, рука ее точно так же прилипла к чаше, а ноги – к мраморной плите, и она не могла произнести ни слова. Так стояли они, пока не спустились сумерки, и тогда раздался гром, и замок растаял в тумане со всем, что в нем было.
Когда Киква, дочь Гвинна Глеу, жена Придери, увидела, что во дворце не осталось никого, кроме нее и Манавидана, она так опечалилась, что смерть показалась ей лучше жизни. И Манавидан обратился к ней.
– Видит Бог, – сказал он, – ты не права, женщина, коль боишься довериться мне. Призываю Бога в свидетели, что нет у тебя друга преданнее меня. Ведь я с юных лет был товарищем Придери, и как я дружил с ним, так буду дружить и с тобой. Поэтому не бойся меня. Бог свидетель, что я сделаю для тебя все, что в моих силах, пока небесам будет угодно посылать нам горе и несчастья.
– Господь воздаст тебе, – ответила она, – я не сомневаюсь в твоей дружбе.
И она22 возвеселилась, и страх исчез из ее сердца.
– Итак, – сказал Манавидан, – нам нельзя оставаться здесь, ибо мы лишились собак и не можем больше добывать пропитание. Отправимся в Ллогр, там нам будет легче прожить.
– Хорошо, господин, – сказала Киква, – мы так и сделаем.
И они отправились в Ллогр.
– Господин, – спросила она его, – каким же ремеслом мы займемся теперь?
– Я могу только делать то же, что и раньше, – ответил он, – шить обувь.
– Господин, – возразила она, – эта грязная работа не подобает мужу такого достоинства, как ты.
– Так мы хотя бы сможем прокормиться, – ответил он. И он стал работать с лучшей кожей, какую мог достать, и делал туфли с золочеными пряжками так хорошо, что работа прочих мастеров того города показалась грубой и неуклюжей по сравнению с его работой. И вскоре никто не стал покупать у них ни туфель, ни сапог. Так прошел год, пока сапожники не собрались и не сговорились против него, но он был предупрежден и сказал Кикве, что сапожники намереваются его убить.
– Господин, – сказала Киква, – куда же нам скрыться от этого мужичья?23
– Мы вернемся назад в Дивед, – ответил он, и они отправились в Дивед. А когда они собирались в путь, Манавидан захватил с собою немного пшеничных зерен. И они пришли в Арберт и поселились там. И для него не было места приятнее, чем Арберт, где они жили с Придери и Рианнон. Он рыбачил и охотился на оленей, а вскоре засеял три поля, и там взошла лучшая в мире пшеница, которая разрослась так обильно, как никто еще не видел24.
Пришло время собирать урожай, и он пошел на первое поле и увидел, что пшеница поспела. «Я сожну ее завтра», – сказал он себе. Hочь он провел в Арберте и рано утром поднялся, чтобы сжать пшеницу. Hо, придя на делянку, он не увидел там ничего, кроме голых стеблей. Все колосья были аккуратно срезаны и унесены, и Манавидан сильно подивился этому. И он пошел на другое поле и увидел, что урожай и там поспел. «Я сожну пшеницу завтра», – сказал он. И наутро он встал, чтобы пойти на поле, но, придя туда, опять обнаружил только голые стебли.
– О Боже! – воскликнул он. – Кто же готовит мне голодную смерть? Hе тот ли это, кто уже опустошил мой край?
И он отправился на третье поле, и, когда пришел туда, там не было ни души, и он увидел, что пшеница и там поспела. «Будь я проклят, – сказал он себе, – если этой ночью я не увижу, кто здесь хозяйничает». И он взял оружие для охраны поля и рассказал обо всем Кикве.
– Что же ты сделаешь? – спросила она.
– Я пойду этой ночью в поле, – сказал он.
И он отправился в поле, и провел там половину ночи, и тут вдруг услышал сильнейший в мире шум, и узрел великое множество мышей, которых нельзя было ни счесть, ни измерить. И он не понимал, что это значит, пока мыши не добрались до поля, и тогда каждая из них взобралась на стебель пшеницы, пригнула его своим весом и отгрызла колос так, что ни одного целого колоса не осталось. И мыши пустились бежать, унося с собою колосья. Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиного скопища, но не смог поймать ни одной мыши, ибо все они были проворнее мошек или летящих птиц, кроме одной, которая была в тягости и все же бежала так быстро, что пеший человек едва мог поспеть за ней. Но он все же догнал ее, схватил, посадил в свою перчатку и принес домой. Он вошел в покои, где была Киква, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь.