I
В год моего рождения в «Роман газете» вышла в свет первая книга «Тихого Дона». В 15 лет в военной Москве я на одном дыхании прочитал весь «Тихий Дон».
В 1957 году в Стокгольме я встретился и познакомился с самим автором знаменитого романа. Пройдет еще 8 лет и Михаил Александрович напишет на своей фотографии – фотографии лауреата Нобелевской премии: «Дорогому Жене Рымко на память о нашей долголетней дружбе. М. Шолохов 15.12.65.»
Итак, Стокгольм, май 1957 года. Уже четыре года я работаю пресс-атташе посольства СССР в Швеции – стране во всех отношениях благополучной. Швеция к тому времени не воевала в течение 150 лет подряд – случай для Европы уникальный. В стране – процветающая экономика, высокий жизненный уровень, не видно социальных контрастов, уровень безработицы невысок. Стоящие у власти социал-демократы и аграрии в основном заняты перераспределением доходов населения, делая акцент на социальную защищенность народа. Швецию начинают рассматривать как страну всеобщего благоденствия. Во внешней политике Швеция придерживается нейтралитета, не отказываясь при этом от идеологической общности с Западом. Отношения с нашей страной развивались благоприятно, хотя шведы по-прежнему считали, что главная угроза их безопасности и независимости исходит с Востока. В 1957 году еще живы в памяти советско-финляндская война и не очень добровольное вхождение прибалтийских государств в состав Советского Союза.
Вот в такую страну утром 27 мая 1957 года прибыл из Финляндии теплоходом «Регин» Михаил Александрович с супругой Марией Петровной.
Шолохов не был новичком в Швеции. Впервые он посетил ее в конце 1934 – начале 1935 года, т. е. пять лет спустя после опубликования первой части «Тихого Дона» в Швеции.
Родившись и живя на юге России в донских степях, Шолохов вместе с тем любил Север. Первая поездка в Скандинавию произвела на него сильное впечатление. Шолоховед Лев Колодный свидетельствует, что Шолохов еще в довоенные годы увлеченно рассказывал своему другу Виталию Закруткину об этом путешествии[1].
В начале 60-х годов молодая журналистка Вера Ткаченко побывала у Шолохова в станице Вёшенской и писатель заговорил с ней о Скандинавии:
«– Северная природа меня очаровала. Сурово, нетронуто, дико. Море и голый каменный хаос гор и фиордов. Ничего лишнего, ничего искусственного. И люди под стать природе. На трудящегося человека-рыбака, лесоруба, крестьянина – эта природа наложила печать здоровья и целомудренности…»[2]
Шолохов был хорошо известен в Швеции. Еще в 1930 году газета «Социал-демократен» писала: «Открыть книгу неизвестного доселе автора и обнаружить, что перед тобою великолепное произведение искусства, сверкающее жизнью, почти что самой грубой действительностью и открыть для себя врата в жизнь почти неизвестного тебе народа – это событие, которое случается не каждый день. Изумительный роман о казаках Михаила Шолохова «Тихий Дон» дарит нам это событие! Реализм автора наг и непреукрашен, но он свеж и в нем нет болезненной сенсационности»[3].
Через пять лет газета «Свенска Дагбладет» констатировала, что молодой гениальный рассказчик обретает в Швеции много читателей и поклонников. И тогда же в 1935 году литератор Эрик Блюмберт заявил в печати, что Михаил Шолохов как никто другой достоин Нобелевской премии.
Минуло почти 23 года, Шолохов, не торопясь, спускается по трапу теплохода на пассажирскую пристань Шеппсбрун в центре Стокгольма у самого королевского дворца.
Встреча М.А. Шолохова в морском порту Стокгольма (слева направо: М. Шолохов, секретарь Союза шведских писателей Гуннар Бергман, посол СССР в Швеции Ф.Т. Гусев). Май 1957 г.
За плечами писателя кровопролитная Отечественная война, которая докатилась до Дона и унесла жизнь матери писателя, многих товарищей, разрушила его дом в станице Вёшенской. Стали взрослыми дети, поседела голова, но Михаил Александрович бодр, крепко сложен и улыбается, сощурив глаза на ярком майском солнце. Он крепко жмет руку советскому послу Федору Тарасовичу Гусеву, а затем нам: председателю Союза обществ дружбы «Швеция-СССР» Эрланду фон Хофстену, секретарю Союза шведских писателей Гуннару Бергману, главному редактору журнала «Новости из Советского Союза» Свену Сторку и мне.
Улыбаясь, Михаил Александрович говорит встречающим, что очень приятно снова оказаться на стокгольмской земле. Гуннар Бергман в ответ говорит, что рад приветствовать в Швеции великого русского писателя нашего времени. Шведские газеты написали на следующий день, что писатель выглядел как один из его героев-казаков. И никто не удивился бы, если бы под габардиновым пальто у него оказались сапоги.
Так состоялось мое знакомство с Шолоховым. Действительно, дипломатическая служба представляет уникальные возможности для встреч и общения с выдающимися людьми, многие из которых вошли в историю не только нашей страны.
Посольству заранее было известно, что Шолоховы будут гостями советского посла. Поэтому наши автомашины направились прямо в посольскую резиденцию на Виллагатан 13в.
Хозяин резиденции, ровесник Шолохова, Федор Тарасович Гусев, был дипломатом сталинской школы: замкнут, не очень общителен, строг с подчиненными, в делах особой инициативы не проявлял, но любил порядок и точность. Был эрудированным человеком с большим опытом дипломатической службы (посланник СССР в Канаде, посол в Лондоне, зам. министра иностранных дел). Накануне прибытия Шолохова он получил «упреждающую» шифровку из Москвы, предписывающую оказать писателю, члену ЦК партии, всяческую помощь и поддержку, оградить от провокаций со стороны враждебных элементов и уберечь от выпивки. Будучи лояльным и дисциплинированным послом, Ф. Гусев строго выполнил эти указания Москвы, впрочем, весьма тактично, без нажима.
Приехавший с нами в резиденцию швед Свен Никлас Сторк был прекрасным знатоком русской литературы и блестящим переводчиком. Он перевел на шведский язык многих известных советских писателей. В 1947 году написал очерк об авторе «Тихого Дона», а позднее и «Поднятой целины». Сторк рассматривал Шолохова как крупнейший талант и считал, что никто из современных русских писателей не завоевал такой известности у себя на родине и за границей.
Свен работал в пресс-отделе посольства. Многие годы мы тесно дружили, а незадолго до его кончины вдвоем обедали в Центральном доме литераторов в Москве на Поварской. Этот скромный, очень порядочный и трудолюбивый швед был награжден советским орденом Дружбы народов – случай довольно редкий. В качестве устного переводчика мы приглашали Сторка в исключительных ответственных случаях. Приезд Шолохова и был таким случаем.
Во время небольшого завтрака у посла Шолохов сообщил что принимает предложение о пресс-конференции для шведских журналистов.
Интерес средств массовой информации к писателю был огромен, его называли самым большим и всемирно известным писателем. Он подогревался тем, что Шолохов в послевоенные годы долго «молчал» и давно не выезжал за пределы своей страны, что вызывало недоумение и порождало различные домыслы. Например, накануне его приезда в Стокгольм некоторые шведы спрашивали у меня: А разве Шолохов еще жив?
Такие вопросы в какой-то степени были оправданы.
Действительно, Шолохов на какое-то время исчез из поля зрения не только шведов, но и своих соотечественников. Ни в Швеции, ни у нас многие не знали, что в тот период отношения писателя с партвластью серьезно осложнились. Из опубликованных впоследствии материалов стало известно, что и после войны Сталин «не спускал глаз» с Шолохова. Он не мог ему простить страстных разоблачений бесчеловечных методов коллективизации и жестких репрессий тридцатых годов, а также то, что Шолохов не нашел места для вождя в своих произведениях.
В 1947 году Сталин отказывает Шолохову в поездке в Швецию[4]. В 1949 году в 12-м томе сочинений Сталина публикуется давно всеми (но не Сталиным) забытый «ответ Феликсу Кону», в котором прямо говорится, что Шолохов допустил в «Тихом Доне» «ряд грубейших и прямо неверных сведений» насчет некоторых революционных деятелей[5]. Правильно в этом контексте писала шведская газета «Дагенс Нюхетер»: «Поднятая целина» не сделала Сталина и Шолохова большими друзьями».
Подверглись критике первые главы романа «Они сражались за Родину». Началась тихая травля писателя. Это почувствовали и в Швеции. 28 мая 1957 года, т. е. на следующий день после появления Шолохова в Стокгольме, газета «Дагенс Нюхетер» написала: «Шолохов в годы своего долгого молчания в отношении режима проявлял странное сочетание оппозиционности и послушности: в один год он произносит пламенную речь, критикуя негодную советскую литературу, в другой раз он садится за стол и послушно устраняет из своего «Тихого Дона» казацкие выражения, жаргонные словечки и местные диалекты. И не только слова подверглись чистке: например, в первом издании была «камнем одетая Москва», в причесанном виде стала уже «большая, дорогая Москва»[6].
Пресс-конференция в Стокгольме 27 мая прошла спокойно. Отвечая на вопрос о его планах на будущее, Шолохов сказал:
«Скоро закончу вторую часть «Поднятой целины» и тогда займусь книгой «Они сражались за Родину»… Видел отдельные куски фильма «Тихий Дон»; оставляет, как мне кажется, впечатление… Две серии фильма будут готовы осенью. Третья – в феврале-марте 1958 года».
На вопрос об участии писателей в политике Шолохов отвечает: «Советские писатели строят свою страну, ведут общественную работу. Многие из них, партийные и беспартийные, – депутаты районных, областных, Верховных Советов. Некоторый отрыв писателя от поэтического стола восполняется его знакомством с жизнью, с нуждами народа…
– О творческом влиянии? Нельзя сказать, что только один Толстой… Многие… И русские… И иностранные… Трудно ответить, сколько процентов от Толстого, сколько от Чехова, от любого другого… Я считал полезным учиться у всех…»
О молодежи:
«Качество всех пожилых людей – быть несколько ворчливыми. Молодежь же остается молодежью. Однако нам трудно жаловаться на советскую молодежь. Триста тысяч наших юношей и девушек переселились на целинные земли и успешно работают там…»
Речь заходит о сувенирах. Шолохов говорит, с улыбкой поглядывая на собеседника:
«Я скажу вам по секрету. Я прибыл из Финляндии, и знаете, что я там купил? Два финских топора. Финны – прекрасные лесорубы. Я хотел бы захватить с собой что-нибудь и из Швеции. Здесь чудесные коровы. Они мне запомнились еще в первый приезд. Охотно возьму с собой парочку, если не будет тяжело для самолета». (Смех.)
На шутку Шолохов отвечает шуткой, на острое слово – остротой.
Одна из реклам «Тихого Дона» в издательстве «Тиден» «Великий шедевр»
В конце пресс-конференции он останавливается на значении культурных связей между обеими странами. Шолохов сообщает, в частности, что в Советском Союзе будут переводиться на русский язык произведения шведских писателей Харри Мартинсона, Муа Мартинсон, Ивара Лу-Юханссона и Артура Лундквиста. Это сообщение вызывает оживление среди журналистов. Как оказалось, на пресс-конференции присутствовал сам писатель Артур Лундквист. Критик Ценнстрем спрашивает у него через весь зал: «Ты знал об этом?» «Нет», – чистосердечно признался улыбающийся Артур, которому эта новость по душе. «Тем приятнее узнать об этом теперь», – заметил Михаил Шолохов[7].
Следующий день начался с поездки и прогулки по Стокгольму. С 1935 года столица Швеции почти не изменилась. «Красавец на воде» – Стокгольм, построенный на 14 островах в том месте, где озеро Меларен смыкается с Балтийским морем, особенно хорош в мае, когда все цветет: в городе много парков и зеленых уголков. Близость к воде благоприятно сказывается на атмосфере Стокгольма: здесь свежий воздух и легко дышится, летом в городе вполне можно купаться, а зимой кататься на коньках; у самого королевского дворца можно на спиннинг поймать лосося, а можно осмотреть город с воды, совершив путешествие на одном из пароходиков, построенных еще в самом начале XX века.
В город мы направились втроем: Михаил Александрович, Мария Петровна и я. Шолохов сразу отметил, что за 22 года Стокгольм почти не изменился, разве что стало больше богатой публики и дорогих магазинов. Респектабельные шведы, приветствуя на улице друг друга, по старинке приподнимают шляпы. В городе еще нет автомобильных пробок, но зато повсюду снуют велосипедисты и стрекочут мопеды. Пока еще нет супермаркетов и стеклобетонных высоток в центре города.
Мы прошлись по тенистому парку «Хумлегорден», к Королевской библиотеке, от нее по узкой (тогда еще не пешеходной) улочке Библиотекагатан прошли в королевский парк Кунгстредгорден к статуе Карла XII, который простер левую руку на Восток. Шолохов молча улыбался в усы, когда я рассказал известную легенду о том, почему король указывает в сторону востока (по одной версии – он призывает шведов туда больше не ходить, по другой – надо идти именно туда). Прогулялись по Старому городу. Затем я попросил посольского шофера, который в машине следовал за нами, отвезти нас в Нобелевский парк в районе «Юргорден». Сохранились сделанные мною фотоснимки: улыбающиеся Михаил Александрович и Мария Петровна стоят на дорожке этого парка. Осмотрев музей старых шведских построек и быта на открытом воздухе, «Скансен», мы к обеду вернулись в резиденцию посла.
В тот же день писатель был приглашен выступить по шведскому радио в программе «Зеркало». Шведский русист Нильс Оке Нильссон представил Шолохова радиослушателям.
Говоря о шведской литературе, Шолохов сказал, что шведские писатели Август Стриндберг и Сельма Лагерлёф внесли значительный вклад в мировую литературу. Из современных писателей он отметил реалистов Ивара Лу Юханссона, Харри Мартинсона, Вильгельма Муберга, Муу Мартинсон и Артура Лундквиста.
30 мая Шолохова пригласили на открытие писательского дома «Лилла Хорнсберг» в Стокгольме. На пороге дома гостей встречал председатель Союза шведских писателей Стеллан Арвидссон – известный литератор и филолог. За традиционным кофе он рассказал, что только очень немногие шведские писатели могут зарабатывать на жизнь писательским трудом. Основная же их масса вынуждена работать по найму и одновременно заниматься творчеством. Тиражи книг в маленькой Швеции не велики, пояснил Арвидссон. Отвечая на вопросы, Михаил Александрович коснулся системы гонораров в Советском Союзе, подчеркнув, что она довольно жесткая: с каждым новым переизданием книги гонорар снижается в геометрической прогрессии. «Не такая уже глупая советская власть как некоторые думают», – пошутил Шолохов.
В один из дней Шолохов направился в крупное издательство «Тиден» (Время) которое с 1930 года издает его произведения. С 1930 по 1943 год «Тихий Дон» издавался в Швеции 11 раз и довольно крупными для Швеции тиражами. Вышли в свет «Донские рассказы» и «Поднятая целина». Здесь же замечу, что с переводом «Тихого Дона» на шведский язык было не все благополучно, имелись существенные искажения. Об этом в своей книге «Тихий Дон» сражается» подробно рассказывает шолоховед Константин Прийма[8].
Директор издательства социал-демократ Альфонс Гидлунд приветливо встретил писателя в своем офисе на «Свеавеген» и показал Михаилу Александровичу последние выпуски его книг:
– Спроси у директора, – обратился ко мне Шолохов, – что у писателя в кассе.
Вызвали кассира, который сообщил что на счету пока ничего нет.
– Мы готовим новое 12-е издание «Тихого Дона», – поспешил сказать Гудлунд.
Тут же была достигнута договоренность о том, что Шолохов напишет обращение к шведским читателям (предисловие). Через некоторое время по поручению писателя я передал Гидлунду текст этого обращения. Оно было переведено Сторком на шведский язык и помещено в двенадцатом издании «Тихого Дона».
М. Шолохов (крайний справа) беседует с шведским писателем Артуром Лундквистом
В 1975 году это обращение к читателям было опубликовано у нас в стране сразу в двух сборниках: «Россия в сердце» и «Тихий Дон» сражается». Однако я обнаружил, что два русских текста не похожи друг на друга и написаны корявым языком. Невооруженным глазом было видно, что это не могло выйти из-под пера Шолохова. Предприняв небольшое исследование, я выяснил, что составители сборников не имели оригинала, а воспользовались шведским текстом шолоховского обращения – оно было снова переведено на русский и опубликовано. Получился двойной, к тому же – плохой перевод. Подробнее на этом эпизоде не останавливаюсь, так как уже писал об этом в «Литературной России» в 1994 году[9].
Ниже привожу текст подлинника:
«Шведским читателям
Еще в давние гимназические годы, будучи подростком, я мечтал побывать в Скандинавии. Меня не прельщали тропические страны, как многих моих сверстников, меня влекло на север. Очевидно, это было потому, что еще тогда я, читая, полюбил книги Лагерлеф, Стриндберга, Гамсуна, а через посредство их – и Скандинавию.
Уже зрелым мужчиной я побывал в Швеции и был очарован ее природой и мужественным, красивым и по-умному трудолюбивым народом. Эти чувства я снова испытал, как бы обновив, вторично побывав в вашей прекрасной стране в этом году. Пожалуй, на весь остаток жизни у меня сохранятся в памяти эти милые сердцу воспоминания.
Покидая вашу страну я испытываю легкое чувство грусти, всегда сопутствующее человеку, когда он расстается с чем-то дорогим его душе. Но одновременно я ощущаю и радость: в ваших руках останутся мои книги, повествующие о далеких для вас людях России, которые так же страдают, так же любят, так же ненавидят, и каждый из них также несчастлив или счастлив, как и люди вашей страны.
Кусочек моего сердца, моих раздумий, моего труда остается в ваших руках, и это смягчает горечь разлуки с прекрасной Швецией и ее великолепным народом. Желаю вам мира и счастья.
М. Шолохов на прогулке с женой в Нобелпарке Стокгольма
Правление Союза обществ дружбы «Швеция-Советский Союз» устроило в честь Шолохова торжественную встречу. Эта общественная организация была создана в 1935 году по инициативе группы шведских общественных деятелей и при поддержке с советской стороны. Союз насчитывал несколько десятков организаций по всей Швеции. При их участии осуществлялась немалая часть шведско-советского обмена в области культуры, образования, туризма, по линии породненных городов. Польза этой организации не вызывала сомнений, хотя затраты на ее деятельность были не малые.
На встрече в Союзе обществ Шолохов был окружен дружеским вниманием, его засыпали вопросами.
Не могу не рассказать об одном инциденте на шведском радио, который произошел во время пребывания Шолохова в Стокгольме.
М. Шолохов в издательстве «Тиден»(слева направо: шведский русист Нильс-Ока Нильсон, М. Шолохов, директор издательства А. Гидлунд)
Не довольствуясь выступлением писателя по радио, его руководство решило взять еще и отдельное интервью с ним. Посоветовавшись с послом Гусевым, Шолохов согласился принять корреспондента радио в посольской резиденции. Однако шведы, ссылаясь на технические трудности, настояли на приезде Михаила Александровича в радиодом. В качестве переводчика был приглашен Свен Сторк. Я поехал с ними по поручению посла. В радиодоме Шолохова встретил корреспондент Стокгольмской редакции «Ассошиэйтед пресс», специалист по России Г. Свенссон. В разгар холодной войны это не могло нас не насторожить: почему интервью будет брать представитель американского телеграфного агентства, а не шведский журналист?
Свенссон предложил Шолохову достаточно длинный перечень вопросов. Например: о каких «запрещенных темах» в русской литературе говорилось в Москве на последнем съезде писателей? На уточняющий вопрос писателя Свенссон пояснил: «любовь», «культ личности», «оттепель в русской литературе». Всего около 15 тем. На вопрос, какое время отводится для интервью, был дан ответ: 3 минуты. Шолохов был несколько озадачен. Затем, переговорив с сотрудниками шведского радио, Свенссон сказал, что интервью продлится 6 минут. Но Шолохова такое время тоже не устраивало. Посоветовавшись с нами, он решил вообще отказаться от интервью. Мы объяснили шведам, что на такое количество серьезных вопросов писатель за 5 минут обстоятельно ответить не может.
Через несколько дней в журнале «Се» Густав Свенссон обрушил на нас со Сторком поток брани: мол, два каких-то чиновника заткнули рот всемирно известному писателю и сорвали его интервью. Особенно досталось мне. После этого кое-кто в нашем посольстве, несмотря на мои разъяснения и спокойствие Шолохова, «жаждал моей крови». Однако посол Гусев оставил этот инцидент без последствий. Видимо, учитывая тогдашнюю политическую обстановку и указания из Москвы, он в душе был доволен тем, что писателя «не подставили», тем более, что никто не знал, как прокомментировал бы высказывания Шолохова корреспондент «Ассошиэйтед пресс».
В 1957 году еще жили и работали шведские писатели, знавшие лично Михаила Александровича. В посольство на его имя, например, пришло письмо от шведской пролетарской писательницы Муы Мартинсон. В своих романах она показала крестьянских женщин, живущих в нужде, трудах и повседневных заботах, оставаясь при этом человечными, мужественными и стойкими.
В это время пятидесятилетняя писательница одиноко жила в провинции, работая над очередной книгой.
Ее письмо Шолохову мы перевели в посольстве на русский язык:
Михаилу Шолохову
Бесценный коллега. Дорогой и любимый друг. Я имела удовольствие встретить тебя в 1934 году на съезде писателей (в Москве). Ты был тогда прекрасным мужчиной, одетым в военную форму, и я танцевала с Тобой вальс. Ты танцевал не так уже хорошо, но так очаровательно, что ошибки были незаметны.
Хотела бы повидать Тебя в Стокгольме, но я крепко засела вдалеке совершенно одна. Делаю последние усилия над книгой, а моего сына (единственная помощь) призвали в армию. У него есть конь, у меня тоже есть лошадь, но я не могу выезжать отсюда. Никто не помогает мне, все стремятся в город из нашей прекрасной провинции.
Во время моего пребывания в Москве, мы были вместе у Горького. Когда я держала речь, то на несколько минут оказалась в центре внимания. Я изучала русский язык. Горький поцеловал меня в обе щеки, до сих пор чувствую прикосновение его усов. Я была ошеломлена, когда встретила этого рослого, изящного человека. По тем картинам и фотографиям, которые мне довелось видеть, я не могла узнать его. Он был в тысячу раз красивее.
Я никогда не забуду поездку в Москву. Я написала об этом большую главу в одной из своих книг. Когда я вернулась домой, то дала такое интервью шведской прессе, что последняя в течение многих лет молчала обо мне. Но ничего не сделаешь, ведь так бывает.
(Хорошо, что я пишу на машинке, ибо мой почерк читать невозможно). Наша страна прекрасна, хотя Ты еще не успел увидеть многого, оставаясь в Стокгольме. Россия же настолько велика, настолько разнообразна и фантастична, что невозможно делать какое-либо сравнение. Но каждая страна имеет свое обаяние. Любовь к родине не является какой-либо заслугой, она биологически обусловлена. Если бы я родилась и воспитывалась в пустыне Гоби, то я любила бы это место. Через несколько лет я собираюсь поехать в Россию. Я начинаю стареть и уставать; несколько лет тому назад разошлась с Харри Мартинсоном[11]; мы должны были избрать разные пути из-за различных взглядов.
Война, как известно, является проклятием, угрожающим теперь атомной бомбой, которая страшна для человечества. Я не верю, чтобы атомная бомба была применена. Я верю в разум и здравое чувство.
Я уже давно прочла «Тихий Дон»; я прочла дважды, и лучше всего запомнила то, как Ты ловил сазанов на Дону. Ты прекрасно написал эту главу.
Россия претерпела страшные лишения, больше, чем могут понять это в других странах. Но Россия отстояла себя.
Мы – маленькая страна, и поэтому мы чувствительны, щепетильны и очень боимся за свою страну, хотя и не всегда едины в том, что же является хорошим для страны. Миролюбивые силы должны победить во всем мире, чтобы люди могли заниматься своими делами. При этом мы имеем в виду ни что иное, как угрозу войны. Мое письмо болтливое, я устала, тружусь над одной книгой и не уверена в ее окончании. Ты сам знаешь, что это значит. Впрочем, приближается смерть. Но не нужно останавливаться на мелочах. Человек – главное во вселенной.
Прими мои горячие пожелания и быстрее приезжай еще. Я верю, Ты скоро приедешь еще раз.
Через некоторое время через посольство Михаил Александрович ответил на это теплое дружеское письмо:
Дорогая Муа Мартинсон!
Я получил Ваше теплое письмо и был весьма обрадован тем, что Вы помните о наших кратковременных встречах, а стало быть, и обо мне. Прошу извинить меня, что я промедлил с ответом: поездка в Норвегию, Данию, а также все официальные встречи помешали мне откликнуться на Ваше письмо своевременно. Покидая Швецию и унося на сердце некоторую грусть от того, что я побывал в Вашей стране 22 года назад, и вновь покидая ее, возможно, навсегда (как видите, – стариковские настроения не чужды не только той, с которой я когда-то давно, молодой и неуклюжий, танцевал вальс), – я хочу заверить Вас, что слежу за Вашим творчеством, глубоко ценю Ваш своеобразный талант, хотя и не особенно верю в писательский талант женщин вообще. Вы в данном случае для меня – приятное исключение, а потому и желаю Вам здоровья, успехов в писательском труде и самого несбыточного: сохранить свежесть восприятия и очарование женственности на долгие годы.
P.S. Глубоко сожалею, что не пришлось увидеться ни с Вами, ни с Вашим бывшим мужем, Харри Мартинсоном. Обнимите за меня Вашего сына, призванного в армию, и передайте ему мой отцовский привет и сердечное пожелание счастья.
Искренне Ваш
Свое первое после войны пребывание в Швеции Шолохов завершил поездкой по районам средней Швеции. Писатель побывал, в частности, на хуторе Альбрехтаторп в гостях у 66-летнего фермера с типичной шведской фамилией Карлссон. Шолохов подробно интересовался проблемами шведских крестьян, их бытом. Знакомство с хозяйством обычно заканчивалось кофепитием.
Из Швеции Шолоховы направились в соседнюю Норвегию. А через полгода я получил в Стокгольме письмо:
Мой дорогой Евгений Потапович!
Множество ножей, закупленных при твоей любезной помощи, разошлись «аки дым курильный», и я, как это тебе ни покажется странным, остался без единого ножа. Русская душа, и тут я с собой ничего не мог поделать… Мало того, еще не всех «ублаготворил», такая участь постигла не только ножи…
От поездки к вам у меня осталось 200 крон, и я очень прошу тебя, сынок, купить на них и при помощи Федора Тарасовича возможно скорее переслать мне нижеследующее:
1. Два перочинных ножа. Из них один такой, какой подарил тебе, а второй подлиннее, у которого лезвие закрывается после нажима на определенное место рукоятки.
2. Пять ножей с пробковыми ручками.
3. Три мужских, т. е. не малых размеров, финки. Из них одну лапландскую, с широкими ножнами.
4. Один или два охотничьих свистка.
На остальные Мария Петровна просит купить ей кофе в банках, который при заварке растворяется без осадка.
Вот и вся моя покорная к тебе просьба.
И я, и М.П. часто и тепло вспоминаем тебя и твою милую жинку. Крепко обнимаем вас обоих и желаем всего, всего доброго!
P.S. Черкни хоть несколько слов о своем житье-бытье стокгольмском и передай мой дружеский привет тем, кто меня знает».
Шолохов уехал. А через полтора года он снова мощно заявил о себе в Швеции и других странах мира: в кинотеатрах появилась экранизация «Тихого Дона» в трех частях, сделанная советским кинорежиссером Сергеем Герасимовым.
Первыми за экранизацию «Тихого Дона» сразу после выхода первой книги романа взялись режиссеры О. Преображенская и И. Правовов. Но их возможности были сужены двумя обстоятельствами: во-первых, кино было еще немым, во-вторых, режиссеры были ограничены рамками только первой книги. Но прекрасная игра таких блистательных артистов как А. Абрикосов (Григорий) и Э. Цесарская (Аксинья) обеспечили успех фильму.
Осень в Стокгольме – сезон кино и театральных премьер. Показ лучших лент прокатчики приберегают к этому времени. Ноябрьским вечером 1958 года в центре города у престижного столичного кинотеатра «Палладиум» на Кунгсгатан я оказался в большой толпе, жаждущих попасть на премьеру «Тихого Дона». Моя задача упрощалась тем, что, будучи пресс-атташе советского посольства, я имел уже билет в кармане.