Утро для молодого лорда и его стражи выдалось тяжёлым. Вчерашние наши с ним вечерние посиделки обошлись Мидчелу крайне дорого. Напоив и взяв парня в оборот, на куске белого рукава, вырванного из рубахи мага, мы под присмотром Блюмонда и Фарфия договорились чуть ли не о полной сельской автократии, в обмен на процент от всего деревенского дохода. Окружающие нас леса, проходящая неподалёку речушка, немногочисленные поля и всё, что только можно было достать из-под земли, попадало в мои руки. Хочешь – строй, хочешь – ломай, требование только одно: по истечению сезона плати оброк и десятую часть от всего заработанного.
Щедро? Как по мне, до безумия щедро, особенно если взять в расчёт то, что изначально, ещё умудрявшийся стоять на ногах, Мидчел хотел ни много ни мало: пятьдесят процентов от всех монет. Но простой алкоголь и мои мудрёные речи сделали своё, и в конце концов процентную ставку я смог понизить. Сукин сын оказался крепким, и прежде, чем он поддался моим уговорам, я трижды был вынужден бегать рыгать, дабы не опьянеть первым и не сдаться раньше него. Но это стоило всех приложенных усилий.
Трое здоровых воинов, раненый Бэгский, а также Блюмонд, слабейший из магов, остаются для защиты и выполнения моих поручений. Бойцы по-прежнему на финансовом обеспечении со стороны Мидчела, что стало ещё одним существенным денежным послаблением. Но, к сожалению, нашлось у нас и несколько минусов.
Молодой лорд опасается, что выжившие налётчики могут сколотить банду вновь, вернуться и начать мстить местным, поэтому, бросив тут служивых, меня и мага в довесок, он рассчитывал хоть на время обезопасить свой надел, а также в ближайший месяц нанять егерей и отправить тех прошерстить местные леса.
Оставив мне на «карманные расходы» моё же месячное жалование в размере пяти серебряных и десяти цельных медных, что ровнялось сумме, чуть превышавшей половину одного королевского золотого, тот просит и меня уделить немного внимания защите, на что я, естественно, отвечаю согласием, ведь судьбу прошлого старосты повторять мне не хотелось.
Немного послонявшись по деревне, окатив себя студёной водой из колодца и чуть придя в чувства, Мидчел получает на плечи новую порцию негатива, вылившегося на того со стороны не желавшего оставаться в глуши мага. Блюмонд в красках пересказал о всём том пьяном бреде, что нёс вчера лорд, отчего покрасневший от стыда Тутлюс был вынужден извиняться перед магами, но решения своего всё равно менять не стал. Вызвав меня на тета-тет, тот скрылся с глаз мага и, похмелившись, похвалил меня. Смеясь с моей «подкованности» в ведении переговоров, Мидчел пообещал, что, если я выживу, он через полгодика свозит меня в Каин к своим любимым зверолюдкам. Также в связи с возможной грядущей военной кампанией, он просит меня о полной эксплуатации Блюмонда, чья праведность у того «в горле застряла».
– Пусть поможет вам подготовить новые поля, удобрить землю и собрать урожай побольше, – требует Мидчел.
На это я коротко отвечаю:
– Сделаем.
Секс, алкоголь, золото – это всё, что волновало Тутлюса. За весь наш разговор он ни разу не спросил о том, что я планирую делать с крепостными или как буду управляться. Жизни этих рабов для него стоили ровно столько, сколько за них могли предложить торговцы, и за такой взгляд на жизнь, а вместе с ней и на окружающих я его искренне благодарил. Ведь, избавляясь именно от таких вот «папкиных правителей» и «мамкиных наследников», я всегда чувствовал за душой некое облегчение. Попутно оправдывая свои действия тем, что без подобных людей обществу будет только лучше.
– А, вот ещё… Забыл отдать, – когда отряд конников уже взобрался на свои сёдла, произнёс принц, запустив обе руки в дорожную сумку. – Это тебе.
Из мешка показалась большая квадратная книга в толстенном коричневом кожаном переплёте, поверх которой красовались пять трудно читаемых букв.
Взяв ту в руки, пальцами провёл по выдавленным буквам.
– И-с-р-а… Что это?
– Искра – так называется твоя деревня, староста, ёп твою мать… – усмехнулся лорд. – Книга эта для записей. Прошлый староста долгое время клянчил её у меня, да сука дорого стоила… И когда я наконец-то решился и купил, она оказалась тому уже не нужной. Если хочешь, можешь использовать по хозяйству ну или попросить Бареля начертать тебе пару заклинаний для обучения. В общем, делай с ней что хочешь, подарок это мой тебе. Если понадобится, можешь даже продать, хотя я бы не советовал.
– Спасибо, господин, – чуть приклонив голову, с почтением проговорил я, и тот, внезапно расширив глаза, вновь усмехнулся.
– Удачи, Людвиг, постарайся сохранить Искру для меня. – Махнув на прощание, пустил коня в галоп принц.
«Обязательно,» – подняв голову и поглядев тому вслед, подумал я.
Несколькими часами позднее. Дом старосты.
Довольно большое, в меру просторное строение имело пять комнат. Одна, самая большая, вмещала в себя длинный стол из тяжёлого толстого дерева, с десяток стульев, а также печь, к коей и примыкали все остальные свободные помещения. Комната старосты и по совместительству мой будущий «офис», если это так можно назвать, находилась в самом дальнем углу избы. В меру светлая, в меру надёжная, стол, шкаф, стул, лучина, чернила и пара бумаг. Точно такой же была и комната его сына, ушедшего в наёмники, остальные же помещения имели лишь кровати, некое подобие вешалок, выглядевших как вбитые в стену суки, да окошки с видом на местные небольшие поля.
Сейчас в доме, помимо меня, на четыре пустые комнаты приходилось четверо женщин. Оглядев всё в доме, замечаю, что немногочисленные пожитки и бабские одежды сложены в одной комнате, когда другие три пустуют.
Местные бабы подумали, что я заеду в избу старосты со всеми своими бойцами. Что ж, идея неплохая, но нет. Слишком много храпящих, гудящих и по ночам не замолкающих личностей мне под ухом не нужно.
Заметив забившуюся в угол избы девчушку, что выглядела не старше лет девяти-десяти, прошу ту позвать всех, кто до этого жил в данном доме. И пока та, щеголяя своими босыми ножками, побежала за родственницами, вместе с Блюмондом, который с этого дня также будет проживать со мной, отыскал чернила и вернулся к старым записям покойного старика. Последних оказалось мало, ознакомившись со всеми за какие-то три-пять минут, вернулся к пустой, подаренной мне Мидчелом книге. Использовать каждую её страничку предстояло с умом и лишь для записей мыслей и планов, способных помочь мне и деревне в развитии.
Выведя название – Искр – к нему дописываю своё имя, затем за «неимением» фамилии на всякий случай дописываю имя лорда Мидчела. Выглядит всё крайне скверно и местами даже размазано, но вполне читабельно.
– Звали, господин новый староста? – Впопыхах, словно что-то случилось, вбежали в избу две взрослые молодки, девчушка, а следом через минуту и их хромая, скрученная в три погибели мать.
– Звал, – коротко ответил я.
Тройка бойцов разместилась в соседнем, слева стоящем от нас доме. Бэгский, пока ещё так же не оправившийся от ранения, со старухой знахаркой и дочкой конюха в правом. Таким образом, с жильём для свиты вопрос исчерпал сам себя, и я плавно подошёл к следующей теме, а именно сильным и слабым сторонам Искры.
– Чем прошлый староста оброк принцу платил? – когда старушенция, отдышавшись, наконец-то взглянула на меня, спросил я. Девочки переглянулись, а после перевели взгляд на мать. Та по-прежнему молчала. – Ещё раз спрашиваю…
– Не надо её спрашивать, глуха она… С рождения Марьям глуха… – внезапно взяла слово самая высокая и с виду старшая дочь. Светлые голубые глаза, русая длинная коса, упитанное щекастое лицо и здоровый румянец. По сравнению с остальными сельскими девками и даже своими сёстрами, эта точно завтраки и обеды не пропускала.
– Марьям – это она? – взглядом указав на голые ножки малютки, что, стесняясь или боясь меня, занырнула под длинную, падающую до самого пола юбку старухи, спросил я.
– Марьям – это я, хозяин, – подала голос стаявшая рядом худышка, чьё лицо, смолянистые брови и волосы, а также худая фигура совершенно отличались от старшей. Может, даже нагулял старый где её или привёл? Хотя мне-то какая разница. – А босоножку нашу Розой зовут или Цветочком, но это только мы с сестрой.
– Хорошо. Роза, Марьям и?
– Филиция, – тотчас выплюнула русоволосая.
– Я повторяю свой вопрос, чем староста ваш раньше оброк плотил?
– Меха, репа, мясо, целебные травы и настойки. Иногда брага, иногда сталь, инструменты там, или люди, если уж совсем нечем платить было… В разное время года и по-разному, мой господин.
– Понятно. Деньгами, значит, не платили?
– Так были б деньги, и деньгами платили, – быстро, не опасаясь меня, как остальные сельские, с места ответила привыкшая к подобным разговорам Филиция. – Медь оставляют в основном путники, идущие в Каин, ну или мужики, с войны вернувшиеся. С соседями мы по большей степени меняемся необходимым.
– Сколько раньше за ночлег брали и за развлечение для путника? – Мой вопрос чуть смутил русую и та, потупив глазки, притихла. По лицу девицы понял, она растеряна, возможно, в дела данные не вникала, или тут было что-то ещё.
– Всё за медь, господин. Ночлег и ужин, четвертина медного, за кувшин крепкого также четвертина, ну и за раздвинутые ноги ещё Полушка положена, – хмуро ответила вместо сестры брюнетка, видимо, именно её прошлый староста и подкладывал под путников, а эту, светленькую, значит, берёг. Взгляд мой пробежался по девице и остановился на руке, украшенной потемневшим от времени неказистым кольцом. После чего всё тут же стало понятно.
– Куда и кому шли деньги за развлечения? – мой вопрос заставил брюнетку в очередной раз недовольно стиснуть зубы.
– Этот дом принадлежал нашему отцу так же, как и мы. Поэтому всё уходило в деревенскую казну, из которой, лишь четвертина шла на закупку снеди и пополнение собственных запасов деревни, – в ответ на нежелание говорить средней, ответила старшая, подтолкнув меня к резонному вопросу.
– Где деревенская казна?
– Отняли бандиты, – тотчас ответила черноволосая, пряча взгляд.
– От тебя ложью воняет, как от грязной свиньи дерьмом. Не шути с нами, девка, а не то вслед за папаней отправишься! – Враньё, ложь, нежелание девушки говорить, показали, каким на самом деле озлобленным и высокомерным может быть в гневе маг.
– Отняли бандиты! – Не сдаваясь вновь вскрикнула средняя, после чего на лицо той упала тяжёлая пощёчина Блюмонда.
– Последний раз спрашиваю… – подняв ту за грудки и вытащив из-за пазухи кинжал, сквозь зубы протянул мужчина, на что, не выдержав, тому в ноги кинулись старшая и выскочившая из-под бабкиной юбки младшая.
– Не убивайте, прошу, заберите всё что угодно, только не убивайте… – рыдая, молила Фелиция, покуда суетливая старуха, ногой протаптывая, искала заначку скряги старосты.
– Всё-таки нашла… – Глядя на бабку, положил руку магу на плечо и одёрнул того я.
– Это наши деньги, это я их для нашей семьи заработала, они мои, мои по праву! – сдерживаемая старшей, более крупной сестрой, рыдала с пола чумазая Марьям.
Ковыляя, со слезами на глазах старуха кладёт мне в руки кошель, а затем, также летит к средней дочери, бубня что-то не членораздельное. «Мда уж, проституток и их семьи я в прошлом мире ещё не обворовывал…»
В хранилище старосты нашлась довольно крупная, как мне показалось, сумма. Среди полного мешочка цельных медяков блистала пара серебряных и даже половинка золотого.
Вытащив из кошелька одну блестящую, закинул оставшееся в карман пиджака и взглядом указал магу на выход. Едва Блюмонд скрылся за порогом, как я, поравнявшись с Марьям, присел, а после, глядя в заплаканные глаза, вложил той в руку большую серую монету.
– Эта плата, и почему-то мне кажется, что здесь ровно на серебряный больше, чем когда-либо тебе платил твой покойный папка. – Истерика в миг прекратилась, злость, ненависть, мольбы со стороны девушек утихли. Все, включая малютку и бабку, вцепившихся в Марьям, переводят на меня свои наполняющиеся благодарностью взгляды.
Руки Марьям и её старшей сестры потянулись к моим брюкам и туфлям. Проплаканными голосами до меня доносилось: «Спасибо, спасибо». Да ещё и такое искреннее, что казалось, не они для меня деньги своими телами зарабатывали, а именно я для них.
– Служите мне верно и будете по достоинству вознаграждены, – вырвав свой ботинок из их благодарных ручонок, произнёс и наконец-то покинул неспокойную избушку я.