Анальгетик
За два часа под землёй Лямин прошёл пять километров по коллектору, дошёл до конца и теперь, после безуспешных поисков, возвращался назад. Луч налобного фонарика выхватывал из тьмы бетонные своды, блестящие свежей краской перила ограждения. Под ногами хлюпала вода. Рюкзак уже ощутимо давил на плечи. Вот вдали показалась исполинская сосулька – сверло буровой установки, пробившее бетон коллектора, да так и застрявшее в нём. Какие-то горе-строители не сверились с картой, или вообще не умели их читать, что сейчас тоже не редкость.
Так бывает на рыбалке – закидываешь удочку туда, где по всем приметам ходит большая рыба – и пусто, вообще ничего. Раз за разом забрасываешь, ведёшь блесну и так, и эдак – и только снимаешь с крючков зацепленные водоросли. Разве что, здесь – не рыбалка. Тут всё серьёзнее. Оставалась одна, весьма бледная, надежда: еще раз осмотреться у входа. Может быть, он, сразу устремившись вперёд, упустил что-то из вида… И еще, нужно обследовать ответвления коллектора. Начнём, хотя бы, с этого, как раз у сверла. Лямин выбрался на сухой бортик, сутулясь, протиснулся в ответвление, и от его шагов в бетонной трубе загудело эхо. Совсем как вчера, на приёме.
…
Кабинет подавлял. На это был весь расчёт неизвестных дизайнеров: колонны в метр толщиной, строгие линии стен, возносящиеся куда-то вверх, торцевая стена полностью стеклянная, с видом на многоэтажки центра, и на её ярком фоне – тёмный силуэт человека, сидящего за необъятным столом. Сергей Семёнович Фишер, глава и владелец корпорации «ГСК-112», между своими и шёпотом – «Эсэс». Шаги Лямина, когда он шёл по кабинету, отдавались с высоты гулким раскатистым эхом. Это должно было здорово действовать на нервы. Кому-нибудь другому на его месте.
– Перед началом нашей беседы хочу внести ясность – голос Фишера без усилий разнёсся по всему залу – Я обычно не принимаю людей вашего рода занятий. Для вас я делаю исключение. На это исключение я иду не ради вас. За вас поручились, и я готов уделить вам пять минут своего времени. Триста секунд. Время пошло.
– Большое спасибо, Сергей Семёнович, я не отниму у вас больше. Итак, сначала вашему вниманию предлагаются две карты нашего города – Лямин говорил, а сам настраивал проектор, подключал, фокусировал изображение – Да, две карты. На первой изображено количество гнездовий ласточек по районам. На второй – уровень самоубийств на тысячу человек, также по районам. Как видите, минимум на первой карте соответствует максимуму на второй.
Молчание было ему ответом. Лямин тяжело вздохнул про себя, хотя и к такому варианту он тоже был готов.
– Можно также посмотреть на исторические данные. Вот агрономическая карта XIX века. Заметьте, что вишнёвые сады, вот эта косая штриховка, почти нигде не растут. Только в локациях, на которых позднее будет максимум ласточкиных гнёзд.
– Ну, и что вы хотите этим показать? – донеслось из-за стола. Тон реплики был еще холоднее, чем раньше, но это было неважно. Фишер заинтересовался, иначе бы он не проронил ни слова.
– То, что за сто с лишним лет изменилось расселение, были убраны под землю малые реки, изменился климат. Но остались, и устойчиво остались, места более приспособленные для жизни. И менее приспособленные.
На шестом осмотренном ответвлении Лямин понемногу стал терять надежду. Все обследованные трубы были одинаковы: прямые как по нитке, с идущими верх колодцами люков через равные промежутки. Слишком чистые, слишком новые. То, что он искал, должно быть гораздо древнее. И куда глубже. Он шёл по трубе, светя фонариком, и говорил сам с собой.
– Вот закончу осмотр, поднимусь, переоденусь. Буду сухой и чистый. Не то, что раньше, в ОЗК ходил, весь упревший. Потом домой. А завтра к геологам зайду, закажу карту, посмотрю речки…
Тут он остановился. Подобрался, вслушиваясь: ему почудился отдалённый шум воды. Потом, стараясь идти как можно тише, продолжил путь по трубе. Слух не обманул его: плеск и рокот слышался всё отчётливее, наполняя трубу гулом. Труба и сама пошла под уклон, и скоро завершилась тупиком. Полузанесённый песком отнорок, стальная решётка, а за ней – уже не бетон, а камень, неровные сточенные своды и бегущий поток воды. Подземная река. Что интересно, на выданной ему карте ничего подобного не было.
Лямин отстегнул от рюкзака лопатку, не спеша разгрёб песок и с натугой отодвинул решётку. Затем, подумав, снял рюкзак, вынул и натянул «низ» от ОЗК. Заменил батарейку в налобном фонарике. Взял с собой моток верёвки, керамческий совок, фарфоровый контейнер, щуп. Закрепил всё это на поясе, протиснулся в водосброс и, повиснув на руках, осторожно опустился в воду. Глубина была чуть выше колен, но сильный поток почти сбивал с ног. Дно было скользким, приходилось опираться на щуп, чтобы не упасть. Лямин радовался этому напору: значит, река течёт дальше, вглубь. Вот туда мы и пойдём. Он осторожно ступал, нащупывая опору, отмечая пройденный путь и вспоминая.
– Ладно – сказал Фишер – Я вас выслушал. И даже нашёл ваши выкладки забавной игрой ума. А теперь попробуйте в двух словах объяснить, какой мне в этом интерес.
– Комплекс «Сияние».
В кабинете наступила гнетущая тишина. «Сияние», амбициозный проект «города в городе», со своей инфраструктурой и атмосферой роскоши, заселялся крайне вяло. Более того, самые козырные покупатели недвижимости, локомотивы будущей публики, пожив немного, вдруг продавали квартиры за бесценок. Рациональных объяснений этому не было ни у кого.
– То есть, по-вашему, это можно было предсказать?
– По косвенным данным – да. Сам выбор места. Обширный незаселённый участок достаточно близко к городским магистралям. Я понимаю, так и просится в застройку. Но там последние двести лет была пустошь. Там вообще никто не селился.
– И что же в таком случае вы советуете делать? – тень собеседника за столом подалась вперёд.
– Если бы был выбор… еще перед застройкой – построить там не жильё, а склады, дороги – всё, что угодно, только бы люди там не бывали постоянно. Да, хоть парк. Завод… – нет, завод тоже опасно.
– Как вы, наверное, понимаете, сейчас ваши рассуждения запоздали.
– Да – ответил Лямин, слыша, как эхо в вышине повторяет его слова – Есть еще вариант – обратиться к моим услугам.
Молчание, воцарившееся в кабинете, оглушало. Лямин внутренне напрягся: он был готов к тому, что сейчас его вышвырнут вон. Вместо этого щёлкнул выключатель, над столом мягко вспыхнула лампа. Наконец-то он увидел своего собеседника и удивился, как тот сдал по сравнению со своими газетными фотографиями.
– Что ж. Перед нашим разговором я навёл о вас справки. Результаты у вас убедительные.
Поэтому я собираюсь воспользоваться вашими услугами. Сколько вы хотите?
Он сказал.
…
Эти двести с небольшим метров Лямин шёл полчаса. Он несколько раз, подскользнувшись, падал в холодную воду. Он чувствительно приложился затылком о камень: теперь там набухала огромная шишка. Он едва протиснулся через извилистый «шкуродёр», а вода захлёстывала его с головой. Впрочем, результат спуска того стоил: после сужения река обмелела, рассыпалась на множество мелких ручейков и растеклась по обширной карстовой пещере. Он был на месте.
Теперь можно было выключить фонарик и двигаться на ощупь: так легче было заметить то, за чем он пришёл сюда. Когда глаза привыкли к темноте, Лямин стал различать пятнышки рассеянного света. Одно из них мерцало у самых ног. Да, еще бы немного – и… Он нагнулся, раскупорил контейнер и, бережно подцепив совочком, положил в него небольшую каплю, похожую на жемчужинку. Затем, щупая перед собой руками, дошёл до следующей. Процедура повторилась. Каждую каплю он брал с величайшей осторожностью, как сапёры берут неразорвавшуюся мину. По сути, так оно и было.
Он всё рассчитал правильно. Если аномалия существовала больше двухсот лет, скопление нужно было искать в достаточно старых подземных полостях. Под этой новостройкой не было ни подвалов, ни катакомб. Оставались пещеры. Скорее всего, здесь оно всё и сконцентрировано. А уж что было источником этих капель: старинное капище или холерный барак, рынок рабов или сожжённый монастырь, он не знал. А проверять не тянуло.
Пещера была большая, но низкая. Лямин пробирался где на четвереньках, где ползком, и всё больше капель ложилось в ощутимо потяжелевший контейнер. Теперь главное – не грохнуть его на пути обратно. Пролив такого количества гарантированно сведёт с ума. Он сам был свидетелем того, как в одинокую каплю вступил на заброшенной ветке метро какой-то московский диггер. Наверное, капля несла, среди прочих, память младенца, погрызенного крысами в роддоме: бывали такие случаи в войну, когда грызуны зверели от бескормицы. С бреда бедняги-диггера началась одна из самых живучих страшилок московского метро.
До последней капли пришлось протискиваться ужом, сняв почти всю одежду и обдирая кожу о потолок пещеры. Кое-как вылезя обратно, Лямин, дрожа, оделся и тронулся в обратный путь с удвоенной осторожностью. Ему удалось ни разу не окунуться и даже найти путь наверх пошире, чем тот, которым он спускался, и всё равно, оказавшись в трубе коллектора, он рухнул на рюкзак и некоторое время лежал пластом. Потом переоделся в сухое и, тяжело опираясь на шуп, двинулся к выходу. Тепло мало-помалу возвращалось в тело, отогревающиеся руки и ноги начинало мозжить и крутить болью. Мысли были такие же: спотыкающиеся, вялые. Он думал о том, что надо позвонить Аркадьичу, чтобы самому не вести машину. А свою тачку можно на день оставить на стоянке у коллектора: там никто не ходит. Думал о том, что одной простудой он не отделается и наверняка сляжет на неделю. Потом подумал, что недели у него нет, и даже дня нет. Потому что завтра надо сдавать собранное.
Лямин шёл по асфальтовой тропинке в парке над рекой, делая вид, что прогуливается, рассматривая нечастых прохожих, идущих навстречу. Всё было просто. Видишь у встречного лицо – гуляй дальше, жди. Лицо его настоящего работодателя всегда бывало чем-нибудь закрыто: капюшоном, лыжной маской, один раз даже забинтовано до самых глаз. Порой там, где они встречались, каждый раз будто бы случайно, было так темно, что удавалось различить только силуэт. В этот раз работодатель мимикрировал в политического активиста: мешковатый камуфляж, лицо спрятано за балаклавой, бандана со знаком «Анархия», за плечом – плакат на увесистом древке. Лямин оценил профессиональное владение чёрным юмором.
– Контейнер! – негромко приказал «активист».
Лямин осторожно протянул свою ношу. Работодатель взвесил её на руке.
– Девять месяцев и шесть дней.
– Почему так мало, Жнец? – осторожно спросил Лямин.
Имя было еще одним, и не последним, неизвестным в его работодателе. Хорошо хотя бы, что он объяснил, как к нему можно обращаться, в качестве премии за один особенно удачный сбор.
– Обычная ставка – «активист» пожал плечами – А что бы ты хотел?
– Да я чуть не замёрз там, в этой пещере! И чуть не утонул! И сейчас температура под тридцать девять! Вот схватит меня ревматизм, и что я буду с этими днями делать? На хвост нанизывать?
– Не схватит, не бойся – улыбнулся силуэт под балаклавой – Ладно, еще неделя, уговорил.
– Благодарю, Косец. Еще что-нибудь есть для меня?
– Ты как будто не знаешь истории! Берёшь, открываешь любой учебник – и вперёд! Хотя, и в городе еще осталось. Посмотри по Лужкам. Конечно, там частный сектор, никто платить тебе не будет. Но что-то мне говорит, что ты пока и на свои проживёшь. Ладно, заболтался я с тобой. Покедова!
И, вздев плакат, заливисто свистнув, он скатился с горки к набережной, где уже толпились такие же как он в камуфляже и балаклавах, и уже через полминуты совершенно среди них затерялся.
Лямин шёл домой, точнее, тяжело брёл. Жар, отступивший было, опять наполнял голову горячим песком. Еще девять месяцев и тринадцать дней, в сумме почти восемнадцать лет… Почти восемнадцать лет остановки часов смертника, тикавших в нём с недавних пор. Доктор сказал тогда: «Не буду давать пустых надежд, вам осталось меньше года». Тем же вечером, когда он ждал на остановке автобус, незнакомец с лицом, закутанным в шарф, промолвил: «Два месяца и восемь дней» – и предложил выход. Доброе дело ему, облегчение жизни (тут была весомая пауза) человечеству. Спустя несколько лет и пару дюжин собранных контейнеров, Лямин понимал, что альтруизмом тут и не пахнет. Он знал возможности каждой собранной им капли, догадывался, что соединённые вместе, они усиливаются многократно. Даже если считать, что сбором занимается он один, всё равно где-то концентрируется невыразимая мощь. Ему было не по себе даже думать об этом.
Он точно знал, что он будет делать и где будет жить, когда он наберёт пятьдесят лет. Остров Маврикий. Там очень просто делается вид на жительство. Есть там на западном берегу одно местечко, уединённая бухта, куда можно попасть только с воды. Идеальное место для житья анахоретом. У этого заливчика было еще одно, тайное, свойство. Лет триста назад там потерпел крушение корабль с невольниками. Команда и надсмотрщики сбежали, груз – остался. Двести человек, закованных в тяжёлые кандалы, без помощи, без надежды, среди волн и ветра. От них осталась россыпь капель в гроте на островке среди бухты. Он поселится там и будет наезжать на этот островок время от времени. Он знал: пока эти капли остаются там, где были – ему не угрожает ничего.
