(Urban Love, Ivette Moraes – Roads)
Днем ранее
Завсегдатаи полутемных прокуренных баров, работающих круглосуточно, искали две вещи – выпивку и любовь. Первое временно притупляло чувство одиночества, второе наполняло Лейку. Если повезет. Всякий раз, вспоминая свою последнюю «любовь» – парня по имени Дени, я сокрушенно качала головой. Да, поначалу моя Лейка наполнилась на одиннадцать процентов, а после нашего разрыва рухнула на четырнадцать. К черту отношения. Если очередная влюбленность отнимет у меня еще десять, то внутри станет совсем пусто. А при мигающей «единице» за тобой придут чистильщики, уведут для того, чтобы ты не дох на улице.
В задницу любовь.
Есть, конечно, те, кому везет. Плохеньким примером являлись мои же родители – они держались друг за друга. Поломанные и измочаленные, все же приносили некое умиротворение друг другу, хрупкую и неяркую радость. Лучшим примером являлись мои же дед с бабкой, хотя на их долю, как мне казалось, выпало меньше испытаний. В какой-то мере повезло и Филу: его жена забеременела два месяца назад, и Лейка Орина прыгнула на невиданный для меня сорок один процент. Я радовалась за друга. С грустинкой по поводу себя, с белой завистью, украдкой вздыхая, но совершенно искренне.
И сегодня в этом баре я искала не выпивку. И не любовь. Сегодня я собиралась закадрить одного неуклюжего слепого забулдыгу с целью посещения позже его жилища.
Любой вор, если он желает жить долго, готовится к заданию кропотливо, подходит к делу с умом. К моменту посещения «Двух Лун» я уже знала, где живет «объект», дважды посетила его дом, разузнала про пожарные выходы, люк, ведущий на крышу, отсутствие замка на двери подъезда. Обошла район, присмотрелась к местам быстрого отхода в случае необходимости. А вот «забулдыгу» сегодня видела воочию впервые, понимала, что в общении с ним придется полагаться на интуицию. Спешка – вот, что неизменно ведет к провалу. И потому я уже трижды напомнила себе: «Мэй, если ты не попадешь к нему в квартиру сегодня, то сделаешь это завтра или через несколько дней». Удача любит тех, кто рискует, но рискует продуманно.
Он сидел за барной стойкой, и он был пьян. Мужчина на вид около сорока, хорошо сложенный. Не слишком высокий, но выше меня, с русыми волосами, в добротной одежде. И это в какой-то мере удивило – его одежда. Она не была пыльной, мятой, не выглядела поношенной или старой. Скорее, привычной ему, удобной. А еще удивили мышцы. Разве слепые люди не худы и жилисты? Этот был в какой-то мере жилистым, но точно не худым. Его фигура казалась фигурой бывшего спортсмена или же военного, человека, так или иначе привыкшего к сильным и частым физическим нагрузкам, – осознание этого факта тренькнуло в моей голове первым тревожным звоночком.
«Ладно, возможно, это как-то связано с его прошлым. Но сейчас он слеп. Безопасен».
Я приблизилась.
«Объект» о чем-то переговаривался с барменом, шутил. Иногда он смеялся, и я отчетливо улавливала пьяную небрежность в движениях, неаккуратную координацию.
«И он надрался».
Мне на руку.
«Будет просто», – заверила я себя, настраиваясь на легкую победу. Зашагала к барной стойке, заняла соседний со слепым стул.
– Мне один «Вельвет», – махнула бармену. Тот кивнул.
«Вельвет» – дорогой коктейль. Пусть мой сосед думает, что я пришла сюда клеить мужиков, потягивая сок манго, смешанный с крепким джином и льдом. Пока готовился напиток, я повернулась, намереваясь разглядеть мужчину вблизи. И разглядела. Хорошие мужские жилистые руки, стакан скотча, зажатый в пальцах, а после идеальный профиль. У слепого было красивое лицо. Из тех, при взгляде на которое «залипаешь», потому что проступает в нем через красоту невидимая агрессия, которую можно уловить шестым чувством и женскими сенсорами. Уловить ее через залегшие у рта складки, через привыкшие хмуриться брови, жесткую линию челюсти и губ… Профиль меня сразил. Ощутилась даже некоторая несправедливость мира: мужчина с таким лицом ни в коем случае не должен быть слеп. Это нечестно. А когда сосед повернулся, когда вздрогнули, ощутив мой запах, его ноздри, мое сознание временно склеилось.
У него были светлые серые глаза. Совсем чуть-чуть раскосые – в какой-то момент можно и не заметить, – очень насмешливые. И глубокие. Казалось, он не слеп, он просто конкретно в этот самый момент не желает прямо на тебя смотреть. Что он смешлив и расслаблен, что он шутник и балагур. А еще пронзило чувство, что под этой личиной любителя злачных мест скрывается кто-то другой. Оставшийся в другой жизни и, тем не менее, живущий под кожей, под маской. Ощущение «двоякости» на пару секунд выбило меня из колеи – забылся остальной мир, даже временно стих гул «Двух Лун».
– О, у меня сегодня хорошая компания! – слепой задорно улыбнулся. И этот его взгляд мимо, совсем чуть-чуть мимо, лишь добавил некоего шарма обладателю улыбки. И усилил ощущение раздвоенности. Слепой носил в себе много боли – это я чувствовала каждой своей клеткой (собственно, я любого могла почувствовать при желании), – а также он многое скрывал под душевными заслонами. Мне почему-то чрезвычайно сильно захотелось увидеть его Лейку.
– Вам виднее, – отозвалась я насмешливо. Играть так играть, будем задавать друг другу веселый тон.
И вновь дрогнули его ноздри – он чувствовал мой запах. Он его вдыхал и как будто анализировал. Но ведь невозможно, думала я, вычленить его из этой мешанины табачного дыма, паров алкоголя и смрада от пота человеческих тел. А если добавить сюда еще множество видов дезодорантов и духов… Но мой сосед, я была в этом уверена, вдыхал именно мой запах.
– Мне попалась красавица.
У него была странно-манящая улыбка.
– Вы не можете этого знать, вы не смотрите на меня прямо.
Наверное, это было грубо, но я всегда оставалась собой.
– Не смотрю прямо, потому что я слеп. Но чтобы ощутить красоту, глаза не нужны.
Я лишь хмыкнула. Забавный он. Как примитивно пытается клеить незнакомку, и ведь, наверное, это почти всегда работает. При его-то внешности. Свою роль играла еще и некая теплота в его глазах.
«Не в глазах, – удивилась я, – в душе… Теплота исходит из его души».
Я не считала себя особенно красивой. Обычной, скорее. Среднего роста, с длинными темными волосами, зеленоватыми глазами, правильными чертами лица. Я была бы красивой, если бы не едва заметное родимое пятно, пересекающее мой висок, касающееся краем щеки. Конечно, его всегда можно было замазать тональным кремом, но ведь мне, как и любой девчонке, хотелось, чтобы меня любили и принимали такой, какая я есть. Если однажды – до или после свадьбы – жених все равно увидит тебя умытой, так для чего скрываться? Это пятно уже в детстве пригасило мой восторг от самой себя, хотя и чувство ущербности я гнала прочь. У всех есть недостатки – мой не самый худший. Еще на моей переносице несколько веснушек – подарок от солнца в детстве. Того солнца, настоящего… Мысль о недостижимом пока Гринхилле вогнала меня в привычный цинизм.
– Это работает со всеми?
Передо мной поставили коктейль. Бармен пожатием плеч извинился – мол, манго не было, добавил вишневый сок. Что ж, пусть мой «Вельвет» сегодня будет темно-бордовым.
– Можно мне быть наглым? Я коснусь вашей руки?
Я не успела даже ответить – сосед положил свою ладонь на мою.
И я провалилась. Он всего лишь согрел мои пальцы теплом своих и чуть погладил, а я отчего-то выдохнула так, будто по самой сокровенной части души провели нежным пером.
– Вы чувствительная…
Черт… Я пообещала себе более не выдавать себя ни вдохами, ни выдохами.
– Обычная.
– Нет. Можно?
И опять, не дождавшись моего согласия, он развернул меня на стуле лицом к себе, а после коснулся щеки, провел кончиками пальцев по коже. Осторожно, очень аккуратно, но мне вновь показалось, что меня просканировали на предмет чувствительности. Я честно держалась – шумно не выдыхать! Не еще раз. А сосед обнаглел вконец. Пользуясь моим замешательством и странным свернувшимся в душе при его прикосновениях чувством, обрисовал подушечкой большого пальца на моей щеке круг, а после коснулся губ. Погладил их, провел от уголка до середины. И держаться стало сложно – он что-то делал со мной. Эти прикосновения что-то делали, они казались магическими. Они отделяли меня от мира бара и его посетителей невидимым коконом, они погружали нас в отдельную сферу, куда не проникали звуки извне. Пришлось отстраниться. Я сюда не за тем пришла, чтобы душой разворачиваться, как кошка на солнечных лучах.
– Посмотрели?
Наверное, опять прозвучало грубовато.
Улыбка на его дьявольских губах коснулась лишь одного края рта.
– Я знал…
– Что я красива? Сейчас вы это скажете?
Я никогда не велась на пикап. Но с ним почему-то хотелось. Хотелось где-то очень глубоко внутри – «соберись, Мэй, …раскисла…» Пришлось напомнить себе, зачем я тут. Про снотворное в моем кармане, про ключ в чужой квартире.
– Купить вам выпить? – встрепенулась я, но, как оказалось, поздно.
Мужчина на стуле развернулся спиной к барной стойке и попытался встать. Неуклюже, правда, – пошатнулся, чуть не упал, вовремя схватился за стойку.
– Мне… на сегодня… хватит…
Он веселился. Он играл. Он был азартен при своей слепоте – это стало для меня вторым тревожным звоночком и в то же время прилепило всеми ногами к карте. К его карте, на которой он играл.
Какое-то время сосед смотрел сквозь шумную толпу, а после спросил:
– Вы ведь не оставите меня одного? Вы ведь проводите меня до дома?
Я почти ошалела от подобной наглости.
– Вас часто кто-то провожает? Каждый вечер?
При всей моей симпатии к этому субьекту, «еб№нов» я не любила. Бабников, ловеласов и всех, кто сует свой член в каждую промежность.
– Нет, чаще всего я сам…
В его тоне промелькнула грусть. И еще боль – я ее уловила.
– Просто самому… сложно… Пока доберешься до выхода… много синяков.
Он не врал. Даже если бы во мне не было особенной чувствительности к чужим эмоциям, я бы это поняла. Эти синяки действительно были на его теле, когда он, будучи пьяным, сбивал углы.
– Пока найдешь такси…
– Почему у вас нет трости?
– Своим отсутствием она спасает остатки моей гордости.
Все же у него дьявольская улыбка. И странная беззащитность. Сводящий с ума своим контрастом коктейль. Сильный мужчина, неспособный дойти до выхода, вынужденный ощупывать стены в поисках двери…
– Хорошо, я провожу вас, – я качнула головой, удивляясь очевидной удаче и смеси неочевидных чувств – в конце концов, туда мне и нужно, – но спать с вами не буду. Не люблю тех, кто…
– …трахает всех подряд?
Ему следовало обидеться, наверное. Но он так задорно и пьяно рассмеялся, так искренне, что мне стало стыдно.
– Если бы вы знали, как давно я в последний раз был с женщиной.
– Вы привлекательны…
«Несмотря на слепоту».
– И что?
– Вы не остаетесь без компании на вечер, я уверена.
– Чтобы я остался на ночь с женщиной, – кажется, к нашему разговору с любопытством прислушивался даже бармен, – эта женщина должна понравиться моим ноздрям. А еще моим рукам.
Мне было очень сложно удержаться от шумного вдоха. Очень.
Серые насмешливые глаза смотрели на меня. Сквозь меня. И, черт меня дери, мне хотелось его не только проводить, но и остаться. Впервые в жизни остаться с мужчиной за последние несколько лет – Дени не в счет. Чтобы человек, чья походка была нетверда от выпитого алкоголя, коснулся подушечками пальцев моей щеки и моих губ еще раз.
(Power-Haus, Christian Reindl – Home)
Дейтон красив ночью. Залит огнями фонарей, светом фар, зажженными окнами домов. Кажется, в предрассветных сумерках усталый гул на дорогах стихнет – и забрезжит на горизонте рассвет.
Но этого не случится. Лишь посветлеет к обеду сумрачное небо, чтобы через несколько часов, будто больная старуха, угаснуть, быстро утомиться от нагрузки. А ночь – время иллюзии бодрости, время открытых баров, агрессивных стычек на улицах, сумеречных дел.
Мы сидели на заднем сиденье; мой сосед сам назвал адрес и теперь держал мою руку в своей. Держал так привычно, будто делал это всегда, день за днем. И она лежала там смирно, как жемчужина в раковине, лишь разливалось по телу непривычное тепло.
– Положи мне голову на плечо.
– Что?
Он попросил негромко, но я услышала.
Я смотрела на слепого, он смотрел прямо перед собой, куда-то поверх плеча водителя.
– Сделай это, – все та же мягкая полуулыбка на губах. – У меня мало радостей, не лишай меня и этой малости.
– Ты всех…
«…об этом просишь?»
– Не всех.
Он читал мысли?
И вновь мелькнувшая в его глазах печаль – такая настоящая, что мне вдруг подумалось: моя голова на его плече – какая малость. И я сделала это. Аккуратно прижала свое ухо к чужой куртке, поворочалась, заняла максимально удобное для себя положение. А в процессе вдохнула запах его кожи и парфюма. Зря, очень зря. Есть такие запахи, которые женщинам противопоказаны, потому как они проникают в запретные зоны в обход сигнализации. Слепой пах именно так. Совершенно не слепым, зрелым, сильным, знающим, чего хочет, мужчиной. Мою руку он теперь положил между обеими своими ладонями, чем согрел мои пальцы и сердце окончательно. Я поймала себя на мысли, что именно сейчас, прижавшись к незнакомцу, я чувствую себя дома. Мы. Я и он – отдельно от мира, и почему-то я дома. Захотелось вдруг, чтобы эта ночная дорога удлинилась километров на двести. В какой-то момент я поверну свое лицо к его, он повернет свое, и наши губы окажутся в миллиметре от соприкосновения – это будет самый красивый момент в моей жизни…
Чтобы выдернуть себя из странного, сказочного состояния свалившейся рядом с ним неги, мне пришлось изрядно напрячься. И я позволила себе разделиться: одна моя часть протрезвела, сделалась, как и прежде, холодной, рациональной. Второй я позволила продолжать быть забывшейся девчонкой, впавшей в мечты.
Наверное, хорошо, что дорога кончилась быстро, ибо очень хотелось слиться обратно в одно. Присоединиться всецело к той своей части, желающей просто дышать моментом счастья независимо от мысли о том, как долго он продлится.
«Очень странно этот слепой действует на мое сознание» – третий тревожный звоночек за вечер. Вот только сложить эту трель из предупреждающих сигналов в логическую цепочку пока не получалось. И пока я силилась это сделать, такси затормозило в знакомом уже для меня районе, перед пятиэтажным домом. Тут было мало фонарей; двор спал, не разбуженный движением машин, из множества окон горело лишь три. Небогатый район, здесь берегли энергию.
Я хотела отчалить обратно на той же машине, обдумать ситуацию, потому как интуиция настойчиво твердила о том, что что-то идет не так. Когда удача сама подталкивает тебя к раскрытым дверям, когда говорит: «Заходи, бери, все уже твое…», – нехотя задумаешься о подвохе. И это самое чувство подвоха, несмотря на проснувшийся азарт охотника, подобравшегося вплотную к добыче, перевешивало желание действовать согласно плану.
«Лучше уехать».
Но меня потянули за руку наружу.
И попросили:
– Останься.
Так вышло, что таксист спешил, он не стал ждать, пока мы разберемся. И теперь я стояла у дверей чужого подъезда, возмущенная тем, что опять позволила себя уговорить. Прирожденный манипулятор – вот он кто, этот слепой.
– Я говорила, что не буду с тобой спать.
Он своим спокойствием даже не позволял моим волнам бушевать.
– Я не прошу тебя со мной спать. Я этого и не предлагал. – Мужские пальцы невесомо отвели от моего лица прядь, брошенную на щеку ветром. – Просто побудь со мной часок. Поговори о чем-нибудь.
– Думаешь, из меня получится хороший собеседник?
– Неважно.
Мы стояли в одном из окраинных районов возле темной пятиэтажки, как подростки.
– Я даже не знаю, как тебя зовут.
– Мое имя тебе и не нужно. Ты ведь не вернешься сюда завтра.
Снова этот след боли, который невозможно услышать в голосе, но которой окрашен воздух.
– Мое имя тоже не спросишь?
– Это не важно.
– А что важно?
– Что ты хорошо пахнешь. Этого достаточно. Не отдавай меня сегодня одиночеству.
«Мне в нём стыло».
Он умел просить. Делать это открыто и искренне, не проявляя при этом слабости. Признавался в том, чего не хотел, не опускаясь на колени, не впадая в ненужную униженность – такую бы я пресекла.
– Один час, – он мягко предъявил ультиматум и привычно, не дожидаясь моего ответа, потянул меня в спертый воздух подъезда.
«Давай, заходи…», – хитро улыбалась вслед удача, благим намерениям которой я почему-то больше не доверяла.
(Sofia Karlberg – A Bible Of Mermaid Pictures)
Я не знаю, как случился поцелуй у стены в прихожей сразу после того, как обувь была снята. Наверное, виной всему мягкий свет торшера, стоявшего на тумбе. Или тот пресловутый запах его парфюма, вскруживший мне голову в салоне машины – я вдыхала его непозволительно долго. Но поцелуя этого хотели мы оба – мой спутник ощутил это без слов. Понял мой намек, наполнивший коридор флюидами, прижал меня спиной к стене и касанием губ наполнил меня собой, а огнем – кровь. Такой мягкий, такой жадный. Этот человек умел исследовать своим ртом, губами так же хорошо, как и ладонями. Я вдруг поняла, что все мои хитрые планы сейчас рухнут. Казалось, это не человек напротив пьян, а я. И запах спиртного, вожделения и вскипевшей страсти – наш общий, один на двоих.
Наверное, все зашло бы далеко очень быстро, если бы не чувство, что незнакомец желает наслаждаться неспешно. Желает исследовать меня тщательно и очень… чутко. Если бы не мое чувство, что я очень хочу этому поддаться. Боги, он умел кружить голову. Своей легкостью, развратностью, открытостью, беспомощностью и мужским напором.
Тот момент, когда его ладонь была готова накрыть мою грудь, я уловила быстро. Успела поднять руку, нажать на мелкую кнопку на тыльной стороне кольца, чтобы бесшумно выскользнула из укрытия иголка. Маленькая иголочка – обычная, без яда – на неё мужская ладонь и наткнулась. Я сделала это почти автоматически, подспудно желая убедиться в том, что мужчина напротив действительно слеп.
И раздалось шипение от боли.
– Ой, прости, – тут же спешно извинилась я. – Брошка… расстегнулась случайно.
Мой сосед по машине расслабленно смотрел мне почти в глаза.
– Случайно?
– Ну… – Я неслышно спрятала иглу обратно в кольцо. Врать ему почему-то показалось кощунственным. – Просто хотела… убедиться в том, что ты действительно… слеп.
Укоризна в серых глазах, та же мягкая полуулыбка. Опять печальная, и это кольнуло меня сильнее той иглы, что задела его ладонь.
– Это было жестоко.
Он вздохнул. И я поняла, что он сейчас развернется, отправится вглубь комнаты, снимет куртку. Предложит мне сесть, заведет некую беседу – «фонарь от одиночества». Не успел он отойти, как, мысленно сокрушаясь, я взяла его за запястье. Остановила, потянула обратно.
«Что ты делаешь, Мэй? Что ты делаешь?!»
Но я вдруг поняла, что хочу продолжения. Как безумная. Возможно, у меня единственный шанс его почувствовать. Сегодня. Другой возможности не будет. Для женщины не так опасно, когда ее хочет мужчина. Куда опасней, если мужчину хочет она сама.
Мне нужны были его губы. Снова. И его руки.
И, когда его ладонь сжала мой подбородок – уже жестче, уже с выраженным намерением напомнить, кто ведет эту игру, я прикрыла глаза. Будем играть оба вслепую – так будет честно. Наши дыхания смешались (логика отчаянно дергала меня за подол, понимая, что проигрывает), я временно отдалась помешательству. Он вызывал во мне странное желание, этот мужчина, – забыть все, что я знала до этого, но пойти новой дорогой. За ним, с ним. На этот раз он не поцеловал, но сделал то, о чем я мечтала, начал исследовать мое лицо подушечками пальцев. Абрис моих скул, мои губы, шею. Пусть исследует грудь, если хочет, я больше не буду препятствовать. Вместо губ он поцеловал чувствительное место под мочкой уха, и вновь колыхнулось невидимое ощущение его скрытой силы, его давно неутоленного голода. И еще понимание, что мы задели невидимые струны друг друга – не только он мои, но и я его.
Неясно, как сплелись наши пальцы; новый поцелуй погрузил в полнейшее нежелание помнить прошлую себя. Только настоящую. Не может быть слепым мужчина, чьи плечи так сильны, чья спина так крепка, чья кожа пахнет так, что вдыхать хочется только её.
Дальше подо мной появилась кровать, словно сменился кадр кинофильма.
Я пронзило знание – всё будет. Я позволю ему делать все, и он сделает все. Будет, наверное, лучше, чем я себе это представляю, а после я не захочу уходить. Более того, я не смогу его обворовать – не позволит совесть.
«Мэй… Мэй! Мэй!» – колотила изнутри логика, голову заполнял улетучившийся до того рационализм.
Все верно, я не могу так делать. С каждым встречным, у кого желаю украсть. Или то, или другое. Не так сложно было дать ему понять, что я желаю оказаться сверху. Слепой мужчина подчинился без слов – оказался подо мной на спине. И я выделила себе последние пару минут, целовала его исступленно, почти не могла смотреть в доверчивые расфокусированные глаза, чувствовать, как лавинообразно нарастает огонь. Чем дальше, тем сложнее остановиться. Уже расстегнута моя блузка и его рубаха, уже вжикнула молния его ширинки, я уже даже сжала через ткань плавок пальцами то, что очень хотела увидеть воочию – нечто налитое, внушительное. Хотелось бесконечно представлять, как прекрасно и неспешно это будет…
Я выдернула себя из процесса с криком внутренней боли: «Остановись ты! Остановись сейчас!»
И остановилась. Выдохнула шумно, застыла, покачала головой.
– Ты ведь не хочешь меня покинуть? – хриплый голос. И отчаянная просьба в тишине – «только не сейчас».
– Мне нужно… в дамскую комнату. На пару минут.
Он касался моих щек невесомо и жадно, как будто терял. Как будто знал о чем-то наперед.
Нужно придумать, как и куда влить снотворное, нужно продолжить придерживаться плана.
И тут удача, ставшая уже бабкой-сватьей, помогла опять.
– Налей мне, пожалуйста, воды. На столе стоит бутылка, стакан, – его хриплый голос.
Обнаженный участок груди, показавшийся между полами распахнутой рубахи, манил и мой взор, и мои пальцы. Сильная грудь, накачанный пресс. А там, в пройме ширинки… – я почти взвыла от тоски. Этим вечером я однозначно лишила себя вкусного десерта.
– Конечно, сейчас принесу.
Я поднялась с чужой постели, понимая, что лучшего момента не представится. Даже натренированный слух слепого не услышит шорох ткани кармана, откуда я вынимаю маленькую пилюлю. Не уловит, как я раскручиваю ее, как насыпаю в воду порошок. Все ловко, все тихо. К тому же я вовремя «прочистила горло». За снотворное, не имеющее вкуса, приходилось платить втройне, но это того стоило.
– Держи… Я быстро.
Перед тем, как юркнуть в ванную, я убедилась в том, что лежащий на простынях человек выпил всю воду до капли. Даже приняла у него из рук пустой стакан, вернула его на стол.
«Спи, мой прекрасный красавец».
Едва ли я встречала мужчину вкуснее. И я буду помнить то, чего себя лишила, очень долго. Но ведь дело важнее, так?
В ванной я включила воду, сделала вид, что освежаюсь. На деле стояла над краном, держалась за края раковины и наблюдала в зеркале свой собственный печальный взгляд.
Все люди делают одно и то же, когда желают что-либо спрятать, – включают один и тот же паттерн логики. Тайники нужно искать там, где ты сам бы их обозначил, живя в данной конкретной квартире. Отсутствие сейфа порадовало чрезвычайно; карта артефактов указывала на то, что искомое находится в рабочем кабинете, где я сейчас и находилась. В столе, конечно же, в нижнем запертом ящике. И ключ от ящика в ящике выше – предсказуемо.
Хозяин квартиры спал на постели – хорошо, что мы туда переместились, что ему не пришлось почивать на полу или в неудобном кресле, например.
Нео-ключ, помещенный в специальную шкатулку, я видела впервые. Узнала его сразу: сложно не узнать высокотехнологичную вещь, в основании которой, заключенная в сферу, вращается, кажется, целая вселенная. Взяла с осторожностью, завернула в тряпку, сунула под одежду.
Незнакомец не храпел. Он лежал без движения, будто мертвый, лишь по мерному подъему груди было видно, что он жив.
Я какое-время смотрела на него, прежде чем уйти.
Болезненное расставание даже после пары часов знакомства. Мне отчего-то хотелось его узнать как человека и хотелось верить, что в другой реальности мы прожили этот час разговоров по душам. Что где-то там я вернулась на следующий день в эту квартиру, к этим губам. Что все сложилось иначе.
– Жаль, что я тебя… не попробовала, – шепнула я вслух, после чего почти бесшумно обулась и быстро выскользнула за дверь, защелкнув за собой замок.
Пусть пропажу он заметит не сразу. Пусть заметит через день, два, неделю. Пусть даже не подумает на меня. Верит, что просто уснул тогда, когда не стоило, перебрал в баре. Что девушка подождала, обиделась и ушла. Такой вот «счастливый конец».
Такси до дома я нашла быстро – грел предвкушением скорой лучшей жизни завернутый в тряпку ключ. И до сих удивительно легкой ощущалась победа.
Слишком легкой. Но слово «слишком» мне не нравилось, и я отпихивала его прочь, разгоняя сомнения тем, что не все в жизни должно быть тяжело. Иногда людям просто везет.