– Ну что ж, должен сказать, что ты преуспел гораздо больше, чем я ожидал.
Эйдриан оторвал взгляд от удаляющихся спин леди Клариссы и ее мачехи, чтобы снова увидеть рядом с собой своего кузена.
– Разве? – спросил он.
Реджиналд криво улыбнулся и пожал плечами:
– Мне кажется, что да. В конце концов, она не отдавила тебе ноги, не уронила тебя на пол и не подожгла тебе ширинку. Я бы сказал, что это хорошее начало.
– М-м… – Эйдриан поморщился. – Вместо этого за мной по танцевальному залу гонялась довольно крупная стареющая матрона, размахивающая руками, как наседка крыльями.
Реджиналд улыбнулся такому сравнению и кивнул:
– Да. Бедной леди Клариссе, похоже, действительно предназначено заканчивать каждый день на весьма унизительной ноте. Она стала уже предметом сплетен всего света.
– Но не сама Кларисса вызывает эти пересуды. Это ее мачеха.
Реджиналд, похоже, сомневался.
– Готов поверить, что сегодняшним небольшим представлением мы обязаны ее мачехе. В конце концов, девушка весьма неплохо держалась в твоих объятиях. Однако ты вряд ли можешь винить женщину в других фиаско, добавивших дурной славы ее подопечной.
– Разве не могу? – спросил Эйдриан, вопросительно поднимая бровь.
– Нет. Господи, да леди Крамбри и поблизости не было, когда Кларисса опрокинула свой чай на мои ноги и обожгла мой…
– Но Кларисса не сделала бы этого, если бы у нее были очки, – в этом и заключается вина ее мачехи, – перебил его Эйдриан.
– Что?
– Леди Кларисса без очков не потому, что она слишком тщеславна, а потому, что ее мачеха отобрала их у нее и разбила. Она запрещает падчерице носить эти чертовы очки.
Реджиналд выглядел потрясенным этим открытием – как и следовало ожидать.
– Ну и какого же черта она сделала это? Ведь ясно, что без них Кларисса слепа, как летучая мышь.
– Леди Крамбри, очевидно, считает, что в очках девочка выглядит непривлекательно и что из-за них – и ее «несчастного прошлого» – у Клариссы могут быть проблемы с замужеством, – объяснил Эйдриан.
– О… Понимаю. – Реджиналд, задумавшись, замолчал.
Эйдриан искоса взглянул на него:
– Ты знаешь об этом ее «несчастном прошлом»?
– Что? – Редж снова взглянул на него, потом неуютно поежился. – О да. Вернее, я слышал об этом, конечно. Действительно печально. Это даже не вина девушки. Человек попал в тюрьму. Все же в свое время это был громкий скандал. Он вызвал большой переполох, насколько я понимаю.
– Что вызвало большой переполох?
Когда Реджиналд беспомощно взглянул на него, Эйдриан нетерпеливо подвинулся.
– Что это был за скандал?
Глаза его кузена расширились.
– Ты же наверняка помнишь эту сплетню, Эйдриан? Это было во время сезона после боя при Бургосе… – Реджиналд умолк, произнеся это, скользнул взглядом по шраму на лице кузена и расстроенно отвел взгляд. Он пробормотал: – Ах да, ты в том году покинул Лондон и рано вернулся в поместье.
Эйдриан поморщился от такой вежливой формулировки. Он не вернулся в поместье «рано», он сделал это почти сразу же после приезда. Причиной, разумеется, был шрам на его лице, длинный, неровный зигзагообразный шрам, начинающийся у самого левого глаза и заканчивающийся около рта на подбородке. Это был его личный сувенир с войны на Пиренейском полуострове, оставшийся от раны, которая положила конец его многообещающей военной карьере.
Его карьера была не единственным, что тогда закончилось, со вздохом подумал Эйдриан. Это был также конец древнего и благородного рода Монтфортов, хотя тогда он этого еще не понимал. Нет. Он вернулся в Англию поправляться от той раны, которая могла оказаться смертельной, благодарный, что остался в живых… до своего первого появления при дворе в последовавшем сезоне. Он был дураком, когда не понимал, что его изуродованное лицо наделает шуму. Конечно, он не ждал, что оно останется совершенно незамеченным. Он же не настолько глуп. Однако Эйдриан не ожидал, что из-за этого слабые женщины станут падать в обморок, а те, что покрепче, будут ежиться от ужаса.
Да, по возвращении Эйдриан посетил только один бал. Одного было более чем достаточно, чтобы заставить его решиться упаковать чемоданы и вернуться в имение, родовое гнездо графов Моубри. Его отец тогда еще был жив, и, проявив необычное понимание, неприветливый старик ничего не сказал о внезапном решении сына остаться в имении и заняться хозяйством. Он просто серьезно кивнул и воспользовался возможностью отправиться вместе с женой в длительное путешествие. Путешествие внезапно окончилось во Франции его смертью от апоплексического удара. Это было почти два года назад. Это было также причиной, по которой Эйдриан сейчас – через десять лет после своей последней битвы – вернулся ко двору.
Вернее, это была не единственная причина, поправился он, заметив, что к нему направляется его мать. Это был первый после смерти мужа выход его матери в свет, и Эйдриан подозревал, что ее не было бы здесь, если бы она не преисполнилась решимости заставить его выполнить свой долг перед семьей. Именно поэтому он и оказался здесь. В этот последний год, когда скорбь утихла, его мать, леди Моубри, начала преследовать его разговорами о его долге перед семьей, настаивая на необходимости жениться и произвести наследника. Он возражал ей, говоря, что никто не согласится выйти за него, когда его лицо так изуродовано, но мать была глуха к его словам.
Она могла сказать только, что прошло уже много времени с тех пор, как он перестал прятаться в деревне и научился существовать со своей раной. У него есть долг, и ему лучше заняться его выполнением. И этими бескомпромиссными словами она смогла – после года постоянных напоминаний – вытащить его ко двору. И вот теперь Эйдриан стоял, чувствуя себя троллем среди стольких изящных и великолепных людей. По крайней мере так он чувствовал себя, пока не сел рядом с леди Клариссой.
– Вот ты где, сын. И что ты делаешь здесь, прячась в углу как непослушный мальчишка?
Эйдриан поморщился от слов матери, чувствуя себя именно непослушным мальчишкой, как она сказала. И все же он взял ее руку и поцеловал ее, проявив свои аристократические манеры.
– Вряд ли я в углу, матушка. Я стою тут на самом виду, где каждый может насмотреться на мое уродство.
Леди Моубри нахмурилась:
– Никто даже не замечает его. Это ты позволяешь, чтобы оно так сильно беспокоило тебя. Сейчас оно гораздо менее заметно. Время смягчило впечатление.
– Может быть, вы и правы, – лаконично согласился Эйдриан. – По крайней мере никто пока не упал в обморок при виде меня и не выбежал с криками из комнаты. – Заметив, что ее раздражение возрастает, он с извиняющимся видом улыбнулся и переменил тему: – Реджиналд только что рассказывал мне о скандале, связанном с леди Клариссой.
Брови его матери поползли вверх.
– Я действительно заметила, что ты танцевал с ней, дорогой. Пять танцев подряд. Должна сказать, ты вызовешь пересуды, если не будешь осторожнее.
– Я постараюсь быть более осмотрительным, – ответил Эйдриан и повернулся к кузену, вопросительно подняв бровь: – Итак?
– Итак? Ах да! – Явно нервничая в присутствии тетки, Реджиналд улыбнулся ей и объяснил: – Видишь ли, в конце лета 1808-го – в августе, кажется, – леди Кларисса, неопытное двенадцатилетнее дитя, гостила у друзей здесь, в Лондоне.
– Ни у каких ни у друзей, это была ее тетка, леди Смитсон, – мягко поправила леди Моубри. – И ей было четырнадцать, а не двенадцать.
– Разве? – Реджиналд слегка сдвинул брови. – Понятно. Ну что ж… в любом случае вскоре после ее приезда за ней приехал слуга с письмом якобы от горничной ее матери…
– Доктора ее матери, – вмешалась леди Моубри.
Эйдриан рассмеялся над тем, как кузен смутился, когда его снова поправили. Улыбнувшись матери, он предложил:
– Раз уж вы, похоже, более сведущи в этих фактах, матушка, возможно, вы сами расскажете мне об этом скандале?
Она отвернулась, но он успел заметить блеснувшие в ее глазах слезы. Нахмурившись, Эйдриан догадался, что они вызваны приливом чувств, – это была реакция на внезапную перемену в ее обычно мрачном сыне; но когда она кивнула, прочистила горло и снова повернулась к нему, ее лицо было спокойно.
– Разумеется, мой дорогой. Мою память как раз только что освежила леди Уидерспун. Она не могла удержать в себе эту отвратительную сплетню, когда увидела твой интерес к Клариссе, – сухо добавила его мать, похоже, справившись с собой. Потом она пожала плечами и пустилась в объяснения: – Похоже, причиной того, что леди Кларисса гостила у тетки одна, было то, что ее мать в это время была больна. Эта болезнь через несколько месяцев убила ее, вследствие чего лорд Крамбри женился на теперешней леди Крамбри, самом неприятном создании во всех отношениях. – Она покачала головой, потом вернулась к своему рассказу: – Во всяком случае, вскоре после приезда леди Клариссы к тетке прибыл слуга с посланием, адресованным тетке якобы от врача леди Крамбри. В нем говорилось, что матери Клариссы стало хуже и что ей осталось всего день-два. Письмо предписывало тетке не тревожить девочку, сообщая ей обо всей серьезности ситуации, а просто сказать, что мать Клариссы нуждается в ней, и немедленно отправить ее домой в карете, в которой приехал слуга. Что, как ни глупо это может показаться, тетка и сделала.
– Почему глупо? – спросил Эйдриан.
– Карета была неизвестная, – объяснил Реджиналд, стремясь восстановить свою репутацию и добавить что-то к рассказу. – На ней не было фамильного герба.
Эйдриан вопросительно поднял брови:
– Тетка этого не заметила?
– О, заметила. Она даже спросила об этом, – заверила его леди Моубри. – Слуга сказал, что у его кареты по пути в Лондон сломалось колесо и что он был вынужден оставить ее в придорожной гостинице для ремонта, а сам нанял другой экипаж, чтобы завершить поездку. Он надеялся, что сможет забрать ее на обратном пути, если карету починили.
– Правдоподобная история, – заметил Эйдриан.
– Да, довольно правдоподобно, разве не так? – задумчиво протянула леди Моубри. – И все же тете следовало хотя бы послать с девочкой своего собственного слугу или сделать что-нибудь еще, чтобы позаботиться о ее благополучии. – Она пожала плечами. – Однако она этого не сделала. Леди Смитсон просто собрала девочку и ее вещи и отправила ее в карете вместе с этим слугой.
– Который вовсе не был слугой, – догадался Эйдриан.
– О, он действительно был слугой, это правда, просто он не служил матери Клариссы. Этот человек не повез ее домой, а остановился в Ковентри. Там ее отвели в отдельную комнату, где ее встретили капитан Джереми Филдинг и его сестра.
– Филдинг? – Эйдриан нахмурился, услышав это имя. Это напомнило о прошлом.
– М-м… Этот Филдинг объяснил, что на самом деле с матерью Клариссы все в порядке, она выздоравливает, а Клариссу вызвали из-за ее отца. Он наговорил что-то невнятное о том, что деловые предприятия Крамбри внезапно потерпели крах и что, хотя отец собирался встретиться с ней здесь, ему пришлось уехать до ее приезда. Я так понимаю, они намекали, что лорда Крамбри преследуют власти и что он пожелал, чтобы Кларисса отправилась за ним. Крамбри якобы нанял этого Филдинга и его сестру, чтобы благополучно доставить ее к нему. – На лице матери Эйдриана отразилось отвращение, когда она продолжила: – Конечно, девочка была всего лишь ребенком, ее легко было ввести в заблуждение, а мне кажется, этот капитан Филдинг выглядел уверенным и властным в своей униформе. Девочка безропотно послушалась. Они ехали несколько дней, якобы упуская ее отца на какие-то минуты, пока не добрались до Карлайла, где капитан Филдинг оставил свою сестру и леди Клариссу наедине в гостинице, а сам якобы направился на встречу с ее отцом. Вернувшись, Филдинг заявил, что ее семья на грани разорения и что единственное средство избежать богадельни – это выдать ее замуж как можно скорее.
– Как могло замужество Клариссы спасти семью от разорения? – нахмурившись, спросил Эйдриан.
– Точно не знаю. Леди Уидерспун не слишком прояснила этот вопрос. – Леди Моубри вопросительно повернулась к Реджиналду: – Ты знаешь, что он сказал?
– Кажется, это как-то касалось наследства, которое она может получить только после замужества. Оно было от ее деда с материнской стороны. Выйдя замуж, она получила бы наследство и счета ее отца были бы оплачены, а семья спасена.
– Гм… – Некоторое время все молчали, потом Эйдриан сказал: – Я так понимаю, этот Филдинг предложил себя в качестве мученика, готового помочь ей в трудную минуту?
Леди Моубри кивнула с мрачной улыбкой:
– Очень мило с его стороны, не правда ли?
– О, несомненно, – согласился Эйдриан.
– Итак, они направились в Гретна-Грин, – бодро вставил Реджиналд. – И поженились без оглашения в церкви и священника в присутствии проститутки, вора и кузнеца, а потом поехали на медовый месяц в Кале.
– Свидетелями были владелец публичного дома, портной и кузнец, – сухо поправила его леди Моубри. – И они так и не добрались до Кале: их остановили в доках. Боже мой, – добавила она с лукавством, – все-таки любопытно, как сплетни искажают все факты, не правда ли?
Эйдриана позабавило, как кузен съежился под взглядом его матери, но он спас Реджиналда от неловкой ситуации, спросив:
– Кто остановил их?
– Ее отец, разумеется. Ну, вернее, не отец. Видишь ли, после того как леди Кларисса уехала, тетка опомнилась достаточно, чтобы занервничать из-за неизвестной кареты. Она послала письмо лорду Крамбри, справляясь о здоровье матери, встревожив их всех тем, что что-то неладно. Крамбри нанял нескольких человек, которые проследили леди Клариссу до Гретна-Грин, а потом до корабля, на котором они должны были отплыть в Кале. Кажется, Филдинг сказал девочке, что ее отец должен встретиться с ними, когда дело будет сделано, но сыщики настигли их, объяснили, что все это была полная чушь, и привезли девочку домой, опозоренную. По общему мнению, она совершенно потеряла рассудок.
– А что Филдинг? – спросил Эйдриан, думая о том, как несправедливо, что девушка пострадала из-за этого. Ведь очевидно, что ее вины тут не было никакой.
– Ну, он тоже сначала вернулся, – нахмурив брови, сказала леди Моубри. – Он был совершенно уверен, что ее отец ничего не сможет сделать. В конце концов, они ведь были женаты. Однако отец Клариссы умный человек. Он обвинил Филдинга в похищении несовершеннолетней и добился аннулирования брака. Он также быстро увез леди Клариссу в деревню, чтобы избавить ее от скандала. Но это не слишком помогло, – пробормотала она себе под нос.
– Что вы хотите этим сказать? – с любопытством спросил Эйдриан.
– Ну, ее отсутствие вряд ли остановило злые языки, – печально заметила леди Моубри. – Это была слишком пикантная история. Сплетни расцвели пышным цветом. Ходили слухи, что, возможно, брак все-таки был осуществлен. Филдинг был очень уверен в себе. И потом, тот факт, что ее удалили от всеобщего внимания, заставил людей думать, не было ли это попыткой скрыть, что она забеременела после этого короткого брака.
– А она забеременела? – спросил Эйдриан.
– Никто не знает, – вставил Реджиналд, пожимая плечами. – Это первый раз, когда она снова появилась в свете, а прошло уже десять лет.
Эйдриан вопросительно посмотрел на мать, которая, кажется, была слишком хорошо осведомлена в этом деле. Однако, к его большому недовольству, пожилая дама тоже пожала плечами и сказала с очевидной неохотой:
– Это вполне возможно. После свадьбы они провели ночь в гостинице, хотя и поселились в разных комнатах. Корабль должен был отплыть на следующий день.
Эйдриан нахмурился, недовольный такой неопределенностью, потом спросил:
– А что Филдинг?
– Перед самым судом он сбежал из страны. Но леди Уидерспун сказала, что через несколько лет он вернулся в Англию и был пойман. Он предстал перед судом, был признан виновным и приговорен к пяти годам в Ньюгейте. С тех пор никто ничего о нем не слышал.
Снова все замолчали. Эйдриан погрузился в свои мысли, взвешивая собственную реакцию на то, что короткий брак леди Клариссы мог быть осуществлен. Не переставая думать об этом, он окинул взглядом зал, бессознательно ища девушку и ее мачеху.
– Они уехали сразу же после той нелепой сцены в танцевальном зале, – сообщила ему леди Моубри.
Эйдриан, вздрогнув, взглянул на мать, заметил блеск в ее глазах и понял, что ее очень взбодрил его интерес. И он действительно был заинтересован.
Когда он в первый раз сел рядом с ней, Кларисса, вздрогнув, отодвинулась от него, и Эйдриан испугался, что ошибся. Он испугался, что она все-таки увидела шрам, обезобразивший его когда-то красивое лицо. Однако в следующее мгновение она придвинулась ближе и прищурилась, явно пытаясь разглядеть его.
Когда Кларисса расстроенно нахмурилась и откинулась на спинку стула, он понял, что она действительно не может видеть его и, таким образом, ее не пугает его внешность. Эйдриан обнаружил, что в первый раз после приезда в Лондон улыбается и расслабляется в обществе женщины, которая не является его матерью. В первый раз за много лет, честно говоря.
После этого он провел с ней не более получаса, пока они сидели, разговаривали и танцевали – по утверждению его матери – пять танцев, и все же ему казалось, что прошло всего несколько мгновений. В эти полчаса Эйдриан улыбался и смеялся больше, чем за все годы после ранения. В первый раз за долгое время он чувствовал себя живым и здоровым.
Любая женщина, способная так повлиять на него, заслуживала его интереса, и, признался Эйдриан сам себе, он был определенно заинтересован. Что должно доставить его матери безграничное удовольствие, подумал он. Однако существовала проблема. Именно то, что позволяло ему расслабиться в ее присутствии, было также источником тревоги. Кларисса не могла видеть его, но ее слепота была не постоянной, а всего лишь временной. Что произойдет, когда она снова сможет видеть? Как она отреагирует? Испугается и отпрянет, словно от чудища? Упадет в обморок от ужаса при виде его? Ему было больно думать и о том, и о другом варианте.
– Хочешь, чтобы я еще разузнала о девушке? – спросила леди Моубри, отвлекая Эйдриана от его мыслей. Он посмотрел на мать, не в силах ответить. Большая часть его хотела сказать «да», но другая, тоже немалая часть боялась, а Эйдриан уже очень давно ничего не боялся.
Вдруг почувствовав раздражение от всего этого, Эйдриан отвернулся, не ответив, и направился к двери. Для одного вечера с него вполне хватило так называемого светского общества.
– Ты больше не будешь разговаривать с лордом Моубри.
Кларисса слепо уставилась в противоположный угол темной кареты на расплывчатое пятно, бывшее ее мачехой. Лидия не только выдернула ее из рук мужчины, с которым она танцевала, но и протащила ее по всему бальному залу к дверям и вообще прочь из дома. Мачеха была в столь очевидной ярости, что Кларисса не открывала рта, пока Лидия выкрикивала приказы, требуя, чтобы карета была подана немедленно. Но ее молчание, видимо, не очень смягчило гнев мачехи, потому что она больно вонзила ногти в руку Клариссы, как будто боясь, что та может в любой момент броситься назад в дом к этому мужчине.
Но если не считать этой грубой хватки, Лидия совершенно игнорировала Клариссу, приняв абсолютно безразличный вид, пока они ждали карету. Как только экипаж остановился перед ними, она практически втолкнула Клариссу внутрь, потом села напротив и зло смотрела на нее, пока карета не тронулась.
– Так зовут мужчину, с которым я танцевала? – спросила Кларисса, только сейчас осознав, что не знает его имени. Знает ли он ее, подумала она и устало взглянула на мачеху, когда та захлопнула рот, щелкнув зубами.
– Да, – огрызнулась Лидия. – Лорд Эйдриан Монтфорт, граф Моубри. И ты будешь держаться как можно дальше от него.
Кларисса помедлила, не зная, разумно ли спрашивать мачеху, когда она так рассержена, но не смогла ничего с собой поделать и выпалила:
– Но почему я должна держаться от него подальше? Он вел себя как истинный джентльмен, и если он граф…
– Он не вел себя как истинный джентльмен, – сразу же возразила Лидия. – Он танцевал слишком близко к тебе, а ему не следовало даже подходить к тебе, если вы не были представлены должным образом.
Кларисса прикусила губу.
– В молодости Моубри был распутником, – продолжила Лидия. – Он погубил много женщин. Нет сомнений, Бог именно поэтому счел нужным испортить его внешность.
Клариссу задел довольный тон мачехи, и она хотела было возразить, но сдержалась, понимая, что это все равно ничего не даст.
– Ты больше и близко к нему не подойдешь. У него не может быть никаких добрых намерений относительно тебя. Он просто поиграет с твоими чувствами и еще больше испортит твою и без того подпорченную репутацию. Твой отец рассчитывает, что я устрою твое удачное замужество. Он никогда не простит мне, если я позволю тебе впутаться в какой-нибудь скандал с этим мужчиной.
Кларисса грустно вздохнула в ответ и, ничего не сказав, просто отвернулась и стала смотреть на мелькающие светлые и темные пятна за окошком кареты. Спорить нет никакого смысла; она поняла это еще по эпизоду с очками. Так что Кларисса просто проглотила гнев, сделав вид, что отвлеклась на мелькающие огни, и стала вспоминать свое недолгое общение с лордом Моубри. Эйдриан Монтфорт, граф Моубри. Она мысленно повторила это имя и решила, что оно подходит ему. Он вел себя с ней очень любезно, вовсе не так, как она ожидала бы от графа. Те немногие, которых она встречала раньше, всегда казались довольно надменными и холодными, но Эйдриан не проявил ничего подобного. Он был терпелив и очарователен, такой понимающий и ободряющий. Кларисса все еще помнила звук его хрипловатого голоса, свежий, почти древесный запах и ощущение его рук, обнимающих ее, когда они двигались в танце по залу. Она чувствовала себя в такой безопасности в его объятиях, что не могла поверить, что он был развратником или мог соблазнять молоденьких девушек.
Долгий вздох мачехи прервал ее мысли, и Кларисса осторожно скосила глаза на смазанную фигуру на противоположном сиденье.
– Если бы только ты не была так слепа! – вдруг горестно воскликнула Лидия. – Мне не нужно было бы даже беспокоиться, что он может понравиться тебе.
– Почему? – с любопытством спросила Кларисса, едва удержавшись от замечания, что она не была бы слепой, если бы ей вернули очки.
– Потому что этот мужчина так же уродлив, как его грехи, – заявила Лидия. – Когда-то его считали одним из самых красивых мужчин в обществе. Однако когда началась война, он ушел сражаться и вернулся с этим огромным чудовищным шрамом. Сейчас в свете только о нем и говорят. Никто не может поверить, что он посмел появиться в обществе со своим изуродованным лицом.
– Тогда мы прекрасная пара, – пробормотала Кларисса. – Двое несчастных, на которых всем нравится показывать пальцем и перешептываться по углам.
– Что такое? – резко спросила Лидия.
– Ничего. – Кларисса снова обратила свой взгляд на мелькающие за окном улицы, хотя они были в тумане, и тяжело вздохнула. Никакие слова мачехи не могли принизить Моубри в ее глазах. Она просто не верила, что он может погубить ее, и она знала, что он не уродлив. Кларисса видела шрам, исказивший одну сторону его лица. Правда, она видела его частями, урывками, только когда он наклонялся ближе, чтобы сказать что-нибудь, но он вовсе не показался ей ужасным, а с другой стороны его лицо было совершенным. Ей он показался ужасно красивым.
Но Кларисса не сказала ничего этого мачехе. Она была очень осторожна.