Кажется, к моей ксенофобии, которая, впрочем, немного потускнела и подзабылась на фоне последних событий – все же киару повел себя восхитительно, и настолько, что это даже подозрительно, но сейчас не об этом… Так вот, к моей ксенофобии добавилась паранойя. Мания преследования или что-то в этом роде. Мне стало казаться, что за мной следят. Нет, ничего конкретного я не замечала, и в этом-то все и дело. Мне было бы куда легче, заметь я, что за мной неотступно следует одна и та же машина, например, или что мне попадается часто навстречу одна и та же старушка, и это не наша соседка сверху… увы. Было только какое-то странное чувство, и оно заставляло присматриваться ко всем и вся, дошло до того, что когда со мной попытался на улице познакомиться молодой человек, а я отшила его стандартным «Я замужем!», разве что произнесенным более резко, чем обычно, мне показалось, что он сейчас укоризненно выдаст: «Мария Александровна! Ну что вы врете! Да я ваше досье как свои пять пальцев знаю!». Но нет. Он просто стушевался и отстал, а я ощутила минутную неловкость и даже вину.
Никитос не показывался ни в одном из мессенджеров, вчерашнее занятие пропустил, и я грустила. Про отмену занятия он сообщил как-то странно-отстраненно, хоть и уверял, что все в порядке, из чего я сделала вывод, что он там с девушкой, и это все меня неимоверно печалило. А пуще всего – конфликт собственных желаний. С одной стороны, на Никитоса я обиделась, и хотелось проявить гордость – отказаться заниматься с ним вообще, и пусть бы за мной бегал, если ему надо. С другой – при мысли, что у меня не будет повода его увидеть, а значит, будет и меньше шансов вернуть, отмена одного занятия уже не казалась таким уж ужасным проступком.
Словно этого было мало, в мои мысли еще постоянно влезал киару. Проявись он как-нибудь в моей жизни после того благотворительного вечера, будь он (вечер) неладен, я бы сделала вывод, что синеглазый пал жертвой моего обаяния, что, конечно, странно, но вполне возможно, и успокоилась бы насчет его мотивов, но он не появлялся и никак не давал о себе знать. Не искал встреч, не слал цветов и подарков, о которых мне, надо признать, успело немного помечтаться. Все же машина у киару – вау! А богатых парней, как-то так сложилось, у меня никогда не было. Так что хотелось, хотелось мне испытать, каково это, когда тебе приносят сто одну розу каждый день, или что-то в этом роде. О более дорогих подарках – машина и драгоценности я не помышляла, ибо отвечать инопланетянину взаимностью категорически не планировала. Но он и малых моих ожиданий не оправдал, так что я нет-нет да и возвращалась к вопросу: а что ему от меня надо, этому синеглазому? И надо ли вообще?
До первого тренинга было еще два дня, я маялась от безделья и тосковала по Никите, и, должно быть, именно это толкнуло меня на поиски приключений. Я вдруг решила за ним проследить. За Никитой, конечно же, киару-то мне зачем? А-а-а, вот опять в мыслях вертится. Вот же ж… А если Никита так и не выйдет из дома? Или, наоборот, уже давно ушел, а я как идиотка буду караулить его у парадной в этой огромной соломенной шляпе и громадных темных очках, делающих меня похожей на стрекозу? Не знаю, почему я их купила, поддалась, наверное, общей моде, но теперь вот пригодятся. С другой стороны, сидеть дома все равно скучно и невыносимо, а так хоть прогуляюсь.
Где-то на периферии сознания маячила мысль, что это может быть опасно, если у Никитоса проблемы, то как бы и мне не вляпаться, но… во-первых, молодости свойственно быть оптимистично-беспечной, а во-вторых… я буду осторожна. Никто даже и не поймет, что я слежу. Я ведь совсем немножко. Просто посмотрю на него и пойду. А для маскировки возьму с собой альбом для рисования, мне давно пора попрактиковаться в набросках, так почему бы не сделать это у парадной Никиты Рекунова. Тьфу ты. Чего это ко мне повадки киару прилипают? Это ж в его стиле – имя плюс фамилия. Как будто возле него с десяток Марий толчется… хотя, может и толчется. Все же экзотика. Ну и пусть толкутся, мне-то что? Мне не надо.
Собиралась я в приподнятом настроении, не хотелось признаваться в этом, но шанс увидеть Никиту бодрил и будоражил, как и само приключение. Я даже решила, что если за час, пока сижу в засаде у его подъезда и рисую, он не появится, то я зайду навестить. Чисто по-дружески, разумеется. Надо будет только придумать, где оставить эту идиотскую шляпенцию, в сумку она не влезет вообще никак.
По дороге к дому Никиты – он жил всего в получасе ходьбы от меня, а день был чудесно-летним, так что шла я пешком, я боролось с проснувшимся во мне духом авантюризма, который вкупе с и так набиравшей силу манией преследования, требовал провернуть какой-нибудь киношный финт, чтобы уйти от слежки. В магазин там зайти, или в кафе, и выскочить через черный ход. Или вскочить в уходящий автобус, в метро нырнуть, в конце-то концов… но я держалась. Потому что за тем, кто один раз улизнул от слежки, будут потом следить куда пристальнее. Так что просто так, из спортивного интереса и неуемной жажды приключений, нарываться не стоило. Определенно не стоило.
Итак, что бы такое нарисовать? Кусты и скамейку напротив уже нарисовала. Ничего интересного. Хочется рисовать людей, а они появляются редко, все же середина дня… могу нарисовать Никитоса по памяти, но как-то не вяжется это с маскировкой… может, брата нарисовать? Или Таньку? Или… Вот ведь засада. У меня почти буквально чесалась рука от желания нарисовать синеглазого киару. И, поборовшись с собой еще несколько минут и воровато оглянувшись – мало ли во-о-он в тех кустах кто-то сидит подсматривает, я принялась рисовать. Меня словно прорвало. Вот он сидит за столом в приемной комиссии, вот выгоняет меня из кабинета, а тут, наоборот, смотрит сочувственно, а здесь – помогает надеть мне туфельку, а вот – профиль, когда он вел машину. Я чуть не пропустила объект наблюдения, увлекшись наброском киару в машине, но все же вовремя подняла глаза, повинуясь какому-то внутреннему импульсу.
Никитос вышел из подъезда, но вышел не один. Чудом поборола инстинктивное желание вскочить, захлопнув альбом, и окликнуть его или же броситься следом. Первое было бы, кажется, опасным, а второе – еще и бесполезным. Никиту сопровождала пара мужчин в серых костюмах, и прошли они к неприметному темно-синему автомобилю. В каком-то ступоре я наблюдала, как мой возлюбленный садится в машину на заднее сиденье, и та стремительно уезжает. К такому повороту событий я оказалась совершенно не готова, и лишь когда машина скрылась, я поняла, насколько я тормоз и идиотка. Надо было его все-таки окликнуть, ну мало ли, что он шел сам, а не вели его, заломив ему руки, это же ни о чем не говорит! Может, ему пистолетом пригрозили. Или семьей шантажировали. Ну ладно это, но хоть номер машины могла бы запомнить! А то и записать! Ан нет, стояла, ворон считала… У-у-у! Зла на саму себя не хватает!
И что теперь делать? Бежать в полицию? Нет, не вариант: во-первых, Никитос вроде бы шел добровольно, во-вторых, я ему – никто, а в-третьих, как знать, не задействована ли тут полиция или еще какая силовая структура?
Я лихорадочно бросилась звонить Никите. Услышь я, что абонент – вне зоны действия сети, наверное, отправилась бы в полицию или к Никитиным родителям, но в трубке были гудки… и только гудки. Может, ему не разрешают ответить? Или он просто забыл телефон дома? А может, не слышит? Или… или просто не хочет со мной говорить.
Я проскользнула в подъезд – знаю код от домофона, который открывает его, Никитос научил – и, поднявшись на третий этаж, снова нажала на вызов на телефоне и приникла ухом к двери квартиры. Вроде бы там ничего не звонит… И что мне это говорит? А ни черта не говорит. Телефон может быть в квартире без звука, или просто у них тут звукоизоляция хорошая, я как-то не обращала внимания на этот вопрос, пока мы встречались.
Быстро, пока не передумала, нажала на звонок, прослушала заливистую трель – либо звукоизоляция двери так себе, либо звонок уж очень громкий. Выждала, позвонила еще. Подергала дверь. И, несолоно хлебавши, отправилась обратно на улицу. А по дороге меня осенило – надо звонить брату.
– Лешка! – взмолилась я, едва он снял трубку. Соверши ради меня должностное преступление!
Брат у меня молодец. Учится на третьем курсе, но уже подрабатывает, даже, скорее, полноценно работает. Я в этом отношении чувствую себя разгильдяйкой, ибо мои подработки ни в какое сравнение с его регулярной зарплатой не идут. Да, я пока что сижу у родителей на шее, и хоть на одежду и всякие развлечения зарабатываю сама, кормят меня они. Впрочем, зато я училась на бюджетном отделении, а брательник – на платном. Он у меня умный, но раздолбай. И добрый. Сестру и родителей любит. А главное – работает-то он как раз на того оператора, услугами которого пользуется Никитос.
– Иди в пень, – огрызнулся добрый и любящий брат. Но я, естественно, не сдалась.
К чести Лешки надо сказать, что он очень не хотел идти мне навстречу, убеждал бросить эти глупости, предлагал, что сам позвонит Никите и поговорит с ним – дескать, вдруг я его просто уже достала, и он поэтому не отвечает… Сдался он после этого:
– Вот мы с тобой тут спорим, – сказала я и совершенно искренне всхлипнула, – а его, может быть, сейчас в лес везут, со связанными руками и ногами… ему, может быть, жить всего несколько минут осталось!
Выдавив последнюю фразу, я разрыдалась – воображение у меня хорошее, так что озвученный сценарий я успела прочувствовать, словно он на самом деле происходит, и я точно об этом знаю.
– Диктуй номер, – мрачно буркнул брат и, кажется, добавил что-то еще не очень цензурное. – Проверю – перезвоню.
Две минуты тридцать девять секунд. Ровно через столько он мне перезвонил.
– Дура ты, Машка, – сказал он, и по тону я поняла, что можно выдохнуть, и все не так уж и плохо. – Записывай примерный адрес.
Я записала адрес – что-то знакомое, и, едва положив трубку, бросилась смотреть в Интернете. Хорошая новость – это недалеко. Плохая – адрес действительно примерный. То есть выбор у меня как минимум из двух жилых домов, школы и торгового центра. Обновлять информацию Лешка категорически отказался, так что у меня мелькнула даже мысль отправиться домой… хорошая такая, здравая мысль. Жаль только, что мелькнула и пропала. Я просто прогуляюсь по торговому центру, сказала я себе. И даже почти в это поверила. Мне ведь давно нужен… зонтик. Да. Точно. Пусть будет зонтик.
Ну, что сказать… зонтик у меня так и не появился. До торгового центра я добралась за двадцать минут, беспорядочно там пошаталась, заглядывая в рестораны и магазинчики, Никитоса, увы, не нашла, что, в общем-то, было ожидаемо, хоть мне и не хотелось этого признавать. Леха, зараза такая, мои звонки игнорировал, так что я почти смирилась и решила уходить. Впрочем, не удержавшись и завернув в один пафосный магазин на первом этаже – уж очень мне глянулось платье на манекене в витрине. Покупать я его не собиралась – знаю я такие магазины, там любая вещь дороже, чем билет на тот гадкий благотворительный вечер стоит, нет у меня таких денег, нет. И желания тратить столько на шмотки – тоже. Но это не мешает мне их примерить. И то, что продавщицы смотрят на меня, как на земляного червяка, – тоже. Вот странно, да? Явно же они сами тоже не могут позволить себе тут одеваться, а смотрят так, словно магазин принадлежит им. Но это не так. Вот эту черную я помню – она раньше на втором этаже в магазине белья работала, и тоже была такой же букой…
Назло собственному стеснению и чувству неловкости, захватившему меня, едва переступила порог, я набрала максимально возможное количество вещей – шесть, и окопалась в примерочной. Вещи мне ужасно шли. Они идеально сидели. Льнули к телу. И вообще вели себя крайне неприлично, так, что снимать их было невыносимо грустно. Зачем я сюда зашла? Одно расстройство…
Горестно вздохнув, сняла особо понравившееся платье, погладила его кончиками пальцев, аккуратно разместила на вешалке и, одевшись, собралась уже выходить, когда совсем рядом, за тонкой стенкой примерочной кабинки, раздался до боли знакомый голос:
– Тебе идет, – сказал Никитос, и я на какую-то секунду вопреки всякой логике подумала, что это он мне. Но, конечно же, нет.
– Я у тебя вообще красивая, – кокетливо отозвался женский голос, а меня парализовало от взрывного коктейля эмоций.
Я тут переживаю за него, голову ломаю, как спасти, брата практически на преступление толкнула, а он… он… шляется по магазинам с какой-то девицей. Еще и в кабинку с ней зашел, словно муж…
Я уже не сомневалась, что у Никитоса все в порядке, и будет тоже все хорошо, и моя помощь ему совершенно ни к чему, но из какого-то мазохизма решила за ним еще последить. Чтобы посмотреть на нее, на эту… тут я себя одернула. Обзывать более удачливую соперницу – не дело, хоть и хочется. В общем, я аккуратно выглянула и, убедившись, что соседняя примерочная закрыта, бросилась прочь из магазина, под удивленно-подозрительными взглядами продавщиц. Но на выходе детекторы не издали ни звука, так что я беспрепятственно оказалась в общей галерее. Меня трясло, но слез почему-то не было. Хотелось думать, что это какая-то ошибка. Что там был не он. Мало ли. Может, мне показалось. Бывают ведь очень похожие люди, и голоса бывают очень даже одинаковые. Да и интонации вроде были не те. Не его. Вот сейчас посмотрю, уверюсь, что не он, и отправлюсь домой, завязав навсегда с этими шпионскими играми. Как-то оно не по мне. А Никитосу отправлю смс, что обращусь в полицию, если немедленно не перезвонит. Успокоив себя таким образом, стала ждать, когда же мои соседи по примерочной кабинке оттуда выйдут. Но события завертелись по-другому.
Первая моя ошибка заключалась в том, что я не сочла нужным отойти подальше от магазина, так и маячила возле стеклянной витрины. Вторая – я совсем забыла про мужчин в серых костюмах, а ведь должна была помнить, пока оставалась хоть какая-то вероятность, что там действительно Никита. И, положа руку на сердце, вероятность эта была куда больше, чем мне хотелось признавать. Ну а третья, уже, наверное, мало что решающая оплошность – моя приметная шляпища. По правде говоря, не думаю, что она что-либо действительно решила. Самый главный мой провал был в том, как я отреагировала на подошедшего ко мне мужчину в сером. Вместо того чтобы вопросительно на него посмотреть, не выказывая никакого волнения, я вздрогнула и поддалась на мгновение приступу паники, отступила на шаг с ужасом в глазах, а потом бросилась бежать. И он тоже побежал. Насколько идиотским был мой поступок, я поняла сразу, но возвращаться назад и изобретать какую-нибудь ложь было уже поздно. Я бежала, проклиная каблуки, собственную глупость и своего преследователя, и никак не могла сосредоточиться на поиске решения. Пока меня спасает лавирование в толпе, но скоро все закончится, еще немного, и я упрусь в главный выход, и там он живо меня догонит. Думай, думай, думай! И вовсе не о том, какой Никитос козел.
Скорее чисто на интуиции, нежели руководствуясь какой-то осмысленной идеей, я нырнула в крупный спортивный магазин. Если не ошибаюсь, он проходной, и я смогу попасть к одному из боковых входов. А если ошибаюсь… что ж… если ошибаюсь, то придется познакомиться с преследующим меня мужчиной поближе. Я уже даже решила, что, если ситуация станет безвыходной, сфотографирую этого в сером и отправлю Лешке. Пусть знает, кто видел его сестру последним… Но доводить до этого не хотелось бы.
Боковой ход выходил на оживленный проспект, и я надеялась поймать там машину и таким образом уйти. Нормальный план ведь, ну?
Мне повезло – неподалеку был светофор, и он как раз загорелся красным. Не задумываясь ни на секунду – некогда, просто некогда! – я бросилась к одной из машин в среднем ряду и отчаянно рванула ручку передней правой двери. Разумеется, дверь была заперта. Я в отчаянии обернулась – серый был уже в паре метров, и без всякой надежды рванула ручку еще раз. Сама бы я точно себя не пустила, но водитель выбранного мной автомобиля был явно храбрее и жалостливее – ручка поддалась, я, распахнув дверцу, буквально ввалилась внутрь, торопливо запираясь и борясь с желанием переползти на водительское сиденье, подальше от стучащего в окно серого.
– Мария Романова, и как вы меня все время находите? – задумчиво сказал водитель, а я со стоном откинулась на спинку сиденья.
Машина мягко тронулась – загорелся зеленый, и мне почему-то на мгновение захотелось даже вернуться к серому. В конце концов, он хоть человек.
Вообще, людям свойственна эмоциональность и неблагодарность, и я, увы, не оказалась исключением. В данный момент я ненавидела Никиту и все, что с ним связано, а значит, и киару с его дурацким проектом – тоже. Поэтому, неприязненно покосившись на синеглазого инопланетянина, я нелюбезно буркнула:
– Это последний раз, когда вы меня видите, не переживайте.
– Вот как? – спокойно спросил киару, останавливаясь перед пешеходным переходом. Но это я потом сообразила, что он притормозил из-за пешеходов, а так успела уже решить, что он меня сейчас высадит. За грубость, хамство и общую невменяемость. А там и человек в сером костюме меня догонит, и все. Конец одной любопытной Машуньке. Я даже уже собралась было извиниться – гордость гордостью, а жить-то хочется, но тут машина снова тронулась, а синеглазый все так же спокойно спросил. – И почему же?
– Потому что я никуда не поеду, – тоном обиженного ребенка сообщила я. И сама понимала, что как-то глупо и совсем по-детски звучит, но поделать ничего не могла. Разочарование, обида и злость на Никитоса и на судьбу-злодейку буквально выплескивались из меня, а бедному киару просто не повезло оказаться рядом. Впрочем, в проект мне теперь действительно не нужно. Так что хоть это к лучшему – сразу расставлю все точки над «и», «е» и любыми другими буквами.
– Поедете, – уверенно и как-то раздражающе-самодовольно прозвучало в ответ.
– Нет, – сказала я, удивляясь про себя непонятливости некоторых. – Я не буду участвовать в этом вашем проекте.
– Будете, – не согласился он.
– Нет, – сказала я. Тогда мне еще казалось, что это он просто не верит в серьезность моих намерений, считает, что я перебешусь и передумаю. А я не передумаю. Давно пора вычеркнуть Никитоса из своей жизни. Вот пусть он и улетает на эту дурацкую планету, живет там в холоде, голоде и окружении инопланетян. А я… я… я устроюсь на какую-нибудь крутую работу, выйду замуж за идеального мужчину, рожу ему троих идеальных детей и… И не знаю. Наверное, буду счастлива? Я обязательно буду счастлива. – Не поеду! – повторила, пытаясь оставить последнее слово за собой.
Он промолчал. Но как-то так выразительно, что я поняла его очень хорошо.
– Вы не можете меня заставить, – почти уверенно сообщила ему.
– Мария, – вздохнул киару, все так же глядя исключительно на дорогу, – как вы думаете, откажет ли мне ваше Правительство, если я попрошу у них… вас.
– Что? – пораженно выдохнула я. – Что значит «попрошу вас»?!
– Вы нужны мне в этом проекте, а значит – поедете, – жестко сообщил синеглазый и совсем другим, галантным тоном добавил: – Куда вас подвезти?
– Остановите, – потребовала я, стискивая руки от волнения и зубы от злости. – Остановите машину.
– А кто вас преследовал? – совершенно невозмутимо поинтересовался киару, и не думая выполнять мою просьбу.
Он, наоборот, даже перестроился в левый ряд.
Отвечать не хотелось, и я лишь раздраженно передернула плечами. Невежливо, конечно, но, может, так и надо? Произвести неприятное впечатление, чтобы он сам отказался от своей бредовой затеи… потому что стоит вспомнить мое знакомство с представителем спецслужб, и становится понятно: отдадут. Легко и с удовольствием.
– Почему вам нужна именно я? – постаралась спросить ровно, но голос дрогнул. Я упрямо запрещала себе думать о Никите, мне ведь не хотелось разрыдаться в присутствии этого типа. Но мысли, они не всегда послушны воле человека, да и отходняк начался, так что глаза у меня были, что называется, на мокром месте. И место это становилось все мокрее.
– Узнаете в свое время, – почти доброжелательно сообщил киару, и мы оба замолчали.
Отвернувшись от него, смотрела в окно, совершенно бездумно, не видя и не понимая, где мы едем. Справиться со слезами не получалось. Я даже зажмурилась, но все тщетно – горячие и соленые, они обожгли глаза и потекли вниз по щекам. Все напрасно. Полгода моей жизни – напрасно. Что, что я сделала не так? Я ведь ему нравилась, не зря же он меня так долго и упорно добивался! Я в принципе многим нравлюсь. Где же я облажалась? Слишком привязалась к нему? Или, наоборот, недостаточно его любила? Кто бы ответил… А может, он с ней из-за денег? И я просто не разбираюсь в людях? Он ведь никогда не казался мне жадным и озабоченным деньгами… или его вообще заставили? Может, он все же в беде? Да нет, не похоже… голос вполне веселый был.
Не удержавшись, на последней мысли я отчаянно всхлипнула, машина тут же вильнула вправо и довольно резко остановилась.
– Вы плачете? – спросил киару, и мне померещилась в его голосе растерянность. Впрочем, наверняка лишь померещилась. – Мария…
Уже не таясь – что толку-то? – еще раз всхлипнула и вытерла слезы. Перед синеглазым было почему-то мучительно неловко. «Мне все равно, что он обо мне подумает», – зло приказала я сама себе, но почему-то не особо подействовало.
– Вам ничего не грозит, – мягко сказал инопланетянин. – Но вы… вы ведь не из-за этого. Не из-за проекта плачете.
Я не очень внятно замотала головой, скорее, пытаясь передать «отстаньте от меня!», нежели ответить на вопрос, и попыталась сбежать из машины – задергала ручку многострадальной двери теперь уже изнутри, и примерно с тем же результатом, что и первая попытка снаружи, – дверь не открывалась.
– С вами, – вдруг раздраженно сказал киару, снова выруливая в поток машин, на мой взгляд, резковато, кажется, ему даже посигналили, – я чувствую себя… нянькой. И мне это не нравится. Сидите, – приказал он, хотя на ходу я и так выпрыгивать не собиралась, – через три минуты будете дома.
– Вот и не берите меня в проект, раз не нравится! – предложила я и шмыгнула носом. Вопреки канонам платок он мне не предложил. Может, у руан в принципе нет насморка? Поэтому и платки не носят? Или ему просто жалко?
– Мария Романова, я не торгуюсь. И решений не меняю.
Угу. «Мачете не смс-ит», киару не торгуется…
– Давайте, – сказала я. И, поймав немного удивленный взгляд, продолжила. – Давайте. Просите меня у Правительства. По своей воле я с вами никуда не поеду.
Киару равнодушно пожал плечами, еще пару минут мы провели молча, и, наконец, машина затормозила во дворе моего дома. Запомнил. Как он вообще так хорошо в нашем городе ориентируется?
– Прощайте, – сказала я, вылезая, и, каюсь, специально громко хлопнула дверью. Но это не помешало мне услышать:
– До встречи, Мария Романова, до встречи.