Казимир упорно молчал и виновато на меня косился. Лежал на диване, читал газеты. Прогулялся вокруг дома. Несколько раз приезжал его новый помощник, привозил какие-то бумаги. Брат качал головой, даже, кажется, сердился. Метался по дому как загнанный зверь – тяжело ему на месте сидеть.
Я с ним демонстративно не разговаривала, но зачем, скажите, женщине слова, когда она умеет свое настроение передать взглядами, вздохами и пожатием плеч? Этим искусством я владела не хуже, чем актрисы музыкального театра Большеграда. Жаль только, что братцу моя пантомима совершенно не портила настроения. Он у меня всегда был толстокожим. Может, поэтому и добился каких-то высот.
Когда утром второго дня явился Пиляев, как и обещал, я несказанно обрадовалась. Все лучше, чем с этим упрямым ослом бок о бок завтракать, обедать и ужинать. С доктором хоть поговорить можно!
– Ольга, вы девушка честная, – объявил Пиляев после осмотра брата. – Казимиру я не доверяю вот ни на сколько, а вы мне врать не будете.
– Это смотря в чем, – хмыкнула я. – Сколько мне лет, все равно не скажу.
– Так я вас давно знаю и прекрасно помню, что уже двадцать, – усмехнулся Марк. Его некрасивое узкое лицо от этой кривой улыбки становилось демонически привлекательным. – Но речь не об этом.
– Ах, как грубо вы напоминаете девушке про возраст, – пожурила его я.
– Сейчас вы не девушка, а сестра пациента, – расстроил меня он. – Расскажите, ездил он на завод?
– Нет.
– Стало быть, что-то тяжелое поднимал? Бегал? Верхом ездил?
– Честное слово, только газеты читал и в парке гулял, – покачала головой я. – Хотя погодите, Маруш приезжал, его помощник, с какими-то письмами.
– Не письмами, а эскизами! – не выдержав, подал голос с дивана Казимир, о котором я уже совершенно забыла. – Эскизы были хороши, они меня не тревожат ничуть.
– А что тревожит? – вкрадчиво мурлыкнул доктор. – Друг мой любезный, я же просил хоть неделю ни о чем не волноваться!
Казимир бросил на меня мрачный взгляд, но промолчал. Мы с ним, конечно, друг друга поняли. Доктор, впрочем, тоже не был дураком. Догадался, что между нами что-то произошло. Но поскольку он дураком не был, вопросы задавать не стал.
– Я вынужден прописать вам постельный режим, Казимир Федотович, – строго заявил он. – И никаких посетителей, даже помощников. Особенно, я бы сказал, помощников.
– Да я сдохну в этой постели! – возмущенно взвыл брат. – Помилуйте!
– Два дня. Потом будем смотреть. Книги, пожалуй, читать можно. Газеты сжечь. Слышите, Ольга?
– Доселе проблем со слухом не имела.
– Вот и славно. Пойдемте в спальню, Казимир Федотович. Я вам немного помогу.
– А и пойдем, Марк. Я как раз с тобой хотел поговорить наедине.
Они удалились, а я осталась сидеть в гостиной. Интересно, о чем они там без меня секретничают? Подслушать, что ли? Нет. Казимир такого не прощает.
– Прося, газеты доктор велел сжечь! – крикнула я в сторону кухни.
– Да я поняла уж, Ольга Федотовна! Всенепременно сожгу. А лучше в нужник отнесу, пущай напоследок пользу принесут.
Практично, однако. Неплохая у нас прислуга, экономная.
На самом деле при таком большом доме стоило держать слуг побольше, но нам было достаточно кухарки, горничной и плотника-конюха. Когда нужно было – для весенней уборки или перед большим приемом – нанимали девушек из деревни. А так справлялись сами. Прося с Устиной в четыре руки успевали и обед состряпать, и полы намыть, и белье постирать. Умницы у нас они. А то, что уши у всех троих длинные, вовсе неудивительно. Устина с Ермолом у нас уж больше десяти лет служат, а Прося, их дочка, вместе со мной выросла.
– Ольга, брат ваш спит, – сообщил мне с лестницы доктор. – Позвольте вас на пару слов.
Я с удивлением поднялась с кресла и последовала за ним на второй этаж. Верно, тут наш разговор непременно будет услышан домочадцами, а наверх они не пойдут, побоятся. Но вообще принимать в спальне или даже будуаре постороннего мужчину – верх неприличия. Жаль только, что не увидит никто. Моя репутация не пострадает.
Пиляев же прошел именно в мой будуар, да еще и дверь плотно прикрыл. Я вскинула брови, разглядывая целителя с веселым недоумением.
– Так что вы хотели от меня, Марк Арсеньевич? Никак в любви признаваться надумали?
– Я… что? – вытаращил глаза бедняга.
– Ну, брат спит, мы наедине… приступайте.
– Все бы вам шутки шутить, Ольга, – вздохнул мужчина. – Нет, увольте, я в такие игры не играю, мне не по чину.
Но глаза его все же скользнули по моей фигуре, невольно задержавшись на груди. Я чуяла, что задела его. И вдруг решила: раз уж так все сложилось, буду чуть настойчивее. А вдруг и получится? Когда он еще со мной в комнату закрытую зайдет? Думаю, что никогда. Особенно после сегодняшнего разговора. Но если не сбежит…
– А зря не играете, Марк, – я шагнула к нему и осторожно положила руку ему на плечо. – Может быть, стоит попробовать? Вы мне давно нравитесь.
На краткий миг я поверила, что все получилось. Он вдруг посмотрел на меня так странно! Глаза будто вспыхнули, ноздри затрепетали, рот чуть приоткрылся. А потом он разом потух, опустил голову и тяжко вздохнул.
– Вам заняться больше нечем, да? Заскучали тут в большом пустом доме? Ну, как лекарь я пропишу вам лекарство. Возьмите тряпку и помойте полы, что ли. Полегчает сразу.
– Послушайте, я…
– Ольга, вы выглядите глупо, – перебил меня Марк, аккуратно убирая мою безвольную руку со своего рукава. – Не нужно, прошу вас.
Я отступила на шаг и вскинула голову.
– Что ж, раз вы так считаете…
Отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Не нравлюсь я ему? Пусть так. Зато честно.
А ведь я действительно в него влюблена и уже давно. Месяца три, даже больше. Уж очень он любопытный персонаж. Я прежде таких мужчин не встречала.
– Ну вот, вы обиделись. Послушайте, я не хотел… Моя профессия…Вы ведь умная женщина. Да поглядите же на меня! – он осторожно коснулся пальцами моего плеча. – Ольга, я слышу такие слова гораздо чаще, чем хотелось бы. Каждая вторая моя пациентка считает себя влюбленной. Наверное, пото…
Я молча и звонко отвесила ему оплеуху. Сравнивать меня с озабоченными старухами? А Пиляев знает толк в оскорблениях!