– Я просто в шоке! – выпалила Тома. – Собирай вещи, переночуешь у меня.
– Ты же живешь у предков, – выдавил я из себя, сомнительно смотря на сестру: может, не стоило ей рассказывать?
Тома родилась на четыре года раньше меня. Она всегда была для меня настоящей старшей сестрой – при мне не унывала, присматривала за мной и отчитывала за каждый мой неверный шаг. Когда в детстве я отпрашивался у родителей на вечерние встречи с приятелями, в мою сторону направлялся один и тот же вопрос:
– Тамара пойдет с тобой?
– Пойдет. Ненадолго, – неохотно отвечал я.
– Домой – только вместе с ней. Слушайся сестру, Ян!
Так было всегда. Тогда я был мальчишкой, на которого давил груз ожиданий родителей – они хотели, чтобы я вырос сильным мужчиной. Но рос я медленно, сил у меня было немного, поэтому я нередко запирался в своей комнате, чтобы просто остаться наедине с собой – с единственным, кто ничего от себя не ждал. Сидя в закрытой на замок комнате я наслаждался своей скромной свободой. Свободы стало больше, после того как я встретил Веру. Когда она стояла рядом со мной, я мог лететь ввысь даже на еще не уверенных, не окрепших крыльях блуждающего по миру подростка.
Моя сестра Тома тоже не могла дать мне ощущение свободы, но с ней было легло. Особенно легко с ней было быть младшим братом, и когда нить ожидания моих родителей натягивалась так туго, что казалось вот-вот лопнет, я упивался моментами, когда нужно было просто плестись следом за фигурой моей Томы. Она взяла меня под свой контроль, когда сама была еще ребенком, и ответственно боролась за мою спокойную жизнь. Я нередко ощущал в ней то гордое чувство, пылко охватывающее мою сестру, когда она успешно справлялась со своей задачей быть для меня старшей. Вскоре в нашей семье появился еще один ребенок – я впервые увидел Аню двенадцатилетним. Мы с Томой как могли помогали родителям с непоседливой сестрой – маленькая Аня никому не давала передохнуть. Но даже тогда для Томы я оставался самым младшим в семье.
Как и жаждали того мои родители, я стал мужчиной, но с Томой я все еще позволял себе быть незрелым мальчишкой. Мы виделись не так часто, как раньше, и нельзя было сказать, что были уж очень близки, и все же спина Томы мне по-прежнему казалась надежной, за ее спиной хотелось прятаться.
– Я просто в шоке! – повторила Тома, смотря на меня округленными глазами. – Никогда бы не подумала, что она на такое способна.
– Не делай поспешных выводов, – замахал я руками. – Все очень запутанно, она сама ничего не понимает.
– Не понимает… Все запутанно… Сколько еще ты будешь это повторять мне тут!
Тома запрокинула голову назад и прищурилась:
– Ты что, вообще не злишься?
Я бросил на сестру удивленный взгляд: отчего она спрашивает меня об этом?
– Я просто хочу, чтобы она вернулась. Вот и все. Какая тут может быть злость…
– Забудь об этом. Ты должен понять, что есть вещи, которые прощать нельзя!
– Об этом легко говорить, наблюдая со стороны. Но, оказавшись внутри самой ситуации, такие фразы теряют свою громкость, Тома.
– И слышать этого не желаю! – Тома вскочила со стула так резко, что чуть не грохнулась. – Я ее точно не прощу никогда! Все, для меня этот человек – предатель. И если ты не будешь злиться, я разозлюсь за тебя!
Никогда бы не подумал, что услышу от сестры подобные слова. Никогда бы не подумал, слова эти будут обращены к моей Вере. Я понимал, что Тома пыталась защищать меня, и от того, что она – на моей стороне, мне должно было быть приятно. Но странным образом все, что раньше приносило различные оттенки чувств, теперь же ощущалось блекло. Я устало посмотрел на сестру и неуверенно улыбнулся. В душе моей скрежетал страх: что делать дальше, как дальше жить? Тяжелыми ватными тучами эти вопросы висели над моей головой. Стоило мне подумать о чем-то отвлеченном – что съесть, куда я положил носки, которые только что держал в руках, чей номер разрывает мой сотовый телефон – они наливались все больше, и я уже слышал сердитые раскаты грома. Все, что я делал – думал о Вере, а остальное фоном мелькало передо мной. Нет, я и правда не злился. Я лишь сильнее осознавал, как сильно любил свою жену. Все, что я тогда чувствовал – изнуряющую боль. Оказалось, что моя жизнь мне не принадлежала – она зависела от Веры. Оказалось, что мою жизнь легко было столкнуть с рельсов, по которым она ритмично мчалась. Я много раз представлял себе свое будущее, но ни в одном из его вариантом я не видел себя без Веры. Как ребенок, который вдруг остался без любимой игрушки, я смотрел на пустые ладони, не понимая, что ими делать дальше.
– Собирай вещи, говорю. Тем более, она сама предложила пожить отдельно. Я тебя здесь не оставлю. Ты даже похудел за эти дни… Так и вообще исчезнешь.
– Не поеду я к родителям. Я еще не готов им ничего сказать. Да и что говорить – лишь зря тревожить.
– Послушай, Ян. Не хочу напоминать тебе, но ситуация у тебя непростая – ты безработный писатель, который не написал еще ни одной серьезной книги. Квартира у вас одна на двоих, машина – тоже.
– О чем ты вообще? – простонал я.
– Зная тебя, ты уже через месяц останешься не то что без крыши над головой, она с тебя и последние штаны снимет!
Я склонил голову набок и затряс ею.
– Да что ты вообще несешь?! Мы с Верой знаем друг друга всю жизнь, и она никогда не пойдет на такое! И при чем тут вообще квартира?..
– При том, что дележка квартиры – занятие премерзкое.
– О чем ты, Тома? Ничего мы делить не собираемся. И потом, мы никогда до такого не дойдем… Вера и я – у нас совсем не такие отношения.
Тома подняла правую бровь и заводила ногами по полу:
– Это я уже заметила.
– Хватит, я серьезно.
– Я тоже серьезно. Пора тебе посмотреть правде в глаза, Ян. Дойдет до развода – придется делить. Подумай, где жить будешь. И на что. А если у тебя нет ответа – слушай меня и родителей, мы тебя в обиду не дадим.
Я издал жалкий стон. Наш разговор повернул совсем не туда, куда было нужно. Я понимал, что не смогу объяснить сестре всего, что чувствовал. Я не знал, каким путем идти дальше, но был уверен, что обойду указатель «Развод» любым способом. Возможно, тогда я все еще верил, что что бы ни произошло, у нас с Верой найдутся силы выпутаться, и как бы далеко не было спрятано решение, мы сможем его отыскать. Наша с Верой ссора казалась мне запутанной, как и наши несшиеся сквозь года чувства. Но моей сестрой история читалась яснее – предательство, развод, конец. Глядя на спокойную Тому, у меня складывалось впечатление, что она уже построила в своей голове четкий план действий. Я позавидовал ее уверенности и готовности вот так просто принимать изменения жизни.
И все же пока мы с Верой не могли подобрать точное слово для того, что проходило в душе каждого из нас, рано было действовать, рано было загадывать, рано было искать объяснения, как бы отчаянно я в них ни нуждался. Неопределенность сверлила изнутри, и я готовился к тому, что с болью придется пожить еще какое-то время до тех пор, пока мы с Верой не поймем, как нам быть дальше. Мир без Веры мне был не нужен, но я не мог сказать это сестре. Тома выглядела уверенной, но я приметил, как она пару раз потянулась руками к шее, нервно почесалась, вместо вилки она ухватилась за ложку. Чем-то Тома была похожа на Веру – та же категоричность и твердая убежденность в себе – качества, которые восхищали меня, но почти отсутствовали во мне. Возможно, сестра ждала, что я сорвусь с места, побросаю вещи в чемодан и скажу: «Да пошло оно! Я и сам прекрасно проживу!», но я не мог так сделать – Вера была дорога мне, как никто другой. «Вчера, сегодня и завтра…» – прошептал я, и никакой поступок не мог перекричать эти мои слова.
Под гнетом моей сестры, я все же решил, что пару дней поживу у родителей – Тома намеревалась следить за мной, чтобы я не умер. Да и мне не хотелось вытеснять Веру из дома.
Я кое-как запихнул вещи в сумку. Честно, мне было безразлично, что брать с собой. Дни обещали быть тяжелыми, а в такие моменты мне было все равно, что есть, уж не говоря о том, во что себя одевать.
– Я поживу с родителями пару недель, – сказал я Вере по телефону. – Ты побудь дома, приходи в себя. Только…
– Да?
– Только не бросай меня сейчас, ладно? Если тебя что-то беспокоит, сразу же позвони. Если тебе тяжело или грустно – неважно по какой причине – просто поделись этим со мной, как раньше. Хорошо?
Я припомнил вопрос сестры: злость – точно не то чувство, что наполняло меня. Вере тоже было непросто, мне хотелось помочь ей. Но я был, возможно, единственным, чью помощь она не могла в тот момент принять.
Когда мы с Томой вошли в квартиру родителей, я ощутил режущую боль в висках. Усталость последних дней сосредоточилась на этой рези.
– А где Вера? – спросила мама, выглядывая в коридор.
По дороге я готовился к ее расспросам, но как только прозвучал прямой вопрос, все мои заготовленные ответы растаяли в потоке моего затуманенного головной болью разума.
– Я сегодня один. Останусь на ночь. Вернее, останусь на пару дней.
– А что случилось? – спросила мама серьезно.
Я помотал головой.
– Поссорились?
– Ну да, немного, – ответил я быстро и засеменил в свою детскую комнату.
Мама поспешила за мной:
– Как поссорились? – в ее словах было столько удивления, как будто это не она первая догадалась обо всем. – Сильно?
– Говорю же, немного.
– Врешь. Что стряслось?
Я сел на кровать. Потом встал, подошел к комоду и выдвинул верхний ящик. Там все еще лежала моя старая домашняя одежда, которую мама хранила на случай, если я приеду в гости. Я много раз предлагал избавиться от нее, будучи убежденным, что вряд ли когда-нибудь еще раз заночую у родителей.
– Расскажи. Я должна понимать, что случилось. Вы так поссорились, что ты сбежал из дома?
Я с грохотом захлопнул ящик. Чтобы выдержать мамино упорство, всегда нужно было иметь много сил, а чтобы выдержать череду прямых вопросов о ссоре с Верой, нужно было обладать нечеловеческими ресурсами.
– Никуда я не сбежал. Просто поживем отдельно какое-то время.
– Почему? Что стряслось?
– Мам, давай потом поговорим, я не хочу сейчас ничего рассказывать.
Я пошел за сумкой в коридор, мама – за мной.
– Нет. Ты расскажи мне все. Я должна знать.
– Дай мне прийти в себя, пожалуйста.
Мама схватила меня за локоть и пронзила пытливым взглядом, в висках резануло острее.
– Что случилось? Ты должен мне рассказать, Ян.
В иной ситуации я бы, может быть, еще какое-то время смог сдерживать оборону против мощного натиска, но слишком уже раскалывалась голова, слишком тянуло за душу.
– Вера встретила другого мужчину. Сказала, что влюбилась. Еще ничего непонятно, поэтому я не могу ничего больше рассказать. Просто поживу здесь какое-то время, а потом мы с ней во всем разберемся. Только не переживай, ладно?
Я освободил себя от маминой хватки и поднял с пола сумку, а затем, не смотря на маму, снова направился к себе в комнату. Боковым зрением я увидел выглядывающую из кухни Тому – как пантера, притаившаяся в лесу, она была готова к спасательному прыжку в мою сторону, если бы между мамой и мной разразился скандал.
– И кто это? – мама последовала за мной.
– Коллега по работе.
– Ты с ним знаком?
– Немного.
Я принялся выкладывать скомканные в сумке вещи на кровать.
– И что теперь? Вера предложила развестись?
– Мам, нет. Еще ничего не понятно, просто у нее сильные чувства к этому мужчине. Я знал это и сам, мы вместе были в Москве.
– И ты тогда увидел, что между ними что-то есть?
– Наверное. Нет… Не знаю. В любом случае, надо просто подождать.
Мама вдруг притихла.
– Да нет, Ян, тут уже нечего ждать. Я же знаю, как это бывает.
Я аккуратно складывал разбросанные вещи, стараясь чем-то занять свои руки. «Лишь бы время бежало как можно быстрее», – вертелось у меня на языке.
– Так, это – в комод, это – мне понадобится сегодня, – бубнил я себе под нос.
– И что думаешь? – спросила мама, следя за каждым моим движением.
– Я же уже сказал тебе: мы проведем пару дней отдельно друг от друга…
– Нет, я не об этом. Ты расстроен?
Я застыл с пижамными штанами в руках. Мама подошла ко мне и потянулись к моей шее. Чтобы обнять меня, ей пришлось скруглить книзу плечи и слегка согнуться в коленях.
– Расстроен? Я просто хочу, чтобы она вернулась.
Мой ответ оборвался коротким всхлипыванием, я уже и не думал сдерживаться – все равно бы не вышло – снова расплакался. В комнату заглянула Тома:
– Есть хочется – жутко! Идем выпьем вместе чай.
Я отстранился от мамы, но она сильнее прижала меня к себе.
– Мы с папой любим тебя, Ян. Мы будем на твоей стороне, так что живи здесь столько, сколько надо.
– Спасибо, мам, – сказал я, с трудом пропихивая руку между нами, чтобы вытереть потекший нос.
Шумно шмыгнув, я добавил:
– Идем на кухню, Тома ждет.