– Его зовут Осип Иванович Туманов, сорока двух лет, нейрохирург. Он, слава богу, жив и здоров! – С этих слов Костров начал делиться со мной полученной им информацией. Мы встретились с ним все в том же кафе на Арбате. Я смотрел на праздно разгуливающих людей или посетителей кафе, о чем-то мирно болтающих, и завидовал им, что из их-то дома не пропала убийца. Да, именно так я и думал. Что ж, уже то, что ее муж жив, вселяло какую-то надежду на благоприятный исход. – И у него действительно два года тому назад пропала жена. Но…
И здесь не очень-то эмоциональный Фима вдруг хитро улыбнулся и поднял кверху указательный палец:
– Уже через пару дней она нашлась. Так что все в порядке. Если, конечно, речь идет именно об этом Туманове. Но у других Тумановых, мы проверяли, жена вовсе не пропадала.
– И что все это может значить? – растерялся я.
– А вот ты сам и подумай.
– Она пропала, – сказал я. – После нашего с тобой разговора я отправился к себе домой, а ее там нет. Словно ее и не было. Полагаю, что она выбралась через балкон.
Костров посмотрел на меня с подозрением. Я же почувствовал себя полнейшим идиотом.
– Так, ладно. – Фима словно очнулся и переключился на другую тему. – Я беседовал со следователем, который ведет дело об убийстве доктора Селиванова и девушки, личность которой еще не установлена. Дело им представляется трудным. Нашлись свидетели, которые видели какую-то девушку в доме доктора, но кто она и когда появилась и сколько времени с ним проживала, никто точно сказать не может. Полагаю, что они и видели как раз твою Ольгу. Хотя…
– Вот именно! – воскликнул я. – «Хотя»!
И я рассказал ему о недавнем визите художника Безобразова и об его легкомысленной натурщице Зое Храменковой, которая, по его словам, как-то раз направлялась к дому доктора.
– Получается, если верить им обоим, Безобразову и Ольге, у доктора в доме могли время от времени находиться сразу две женщины, так?
Трудно было с ним не согласиться.
– Понятное дело, что в доме доктора работали эксперты, которые действительно обнаружили там следы пребывания молодой женщины. Одежда, косметика и прочее. Взяты отпечатки, следы, биологический материал с расчески, простыней, полотенца, белья… Словом, все, что необходимо. Я со своей стороны могу прислать в твой дом моего знакомого эксперта из независимой лаборатории, который обследует и твой дом на наличие следов Ольги для того, чтобы потом сравнить их со следами в доме Селиванова. Таким образом, мы будем точно знать, действительно ли с ним проживала именно она.
– А ты сомневаешься? Какой смысл ей было мне лгать?
– Вот этого, мой дорогой Марк, ни ты, ни я не знаем. Предположим, все, что она говорит, – правда, и к тебе она прибежала прямо из дома Селиванова, где раньше прожила два года. То есть, попав в передрягу, доверилась тебе полностью, попросила убежища. Но, с другой стороны, зачем она тогда сбежала? И, главное, зачем придумала историю про мужа, который ее как бы ищет? Она не объявлена в розыск. Туманов сам пришел в полицию и сказал, что она нашлась.
– Я хотел бы встретиться с ним и поговорить, – сказал я. – Я же должен как-то действовать! Может, это как раз он лжет, а не она? Может, это он потенциальный убийца, я не знаю…
Я действительно не знал тогда, что и думать. В голове у меня был полный сумбур.
– А сбежала она потому, что перестала доверять мне после того, как я собрался в город к тебе. Я же сказал ей, что у меня есть человек, который мог бы помочь ей в ее ситуации. Она же меня не знает, а потому вполне могла предположить, что я могу сдать ее. Может, я только в первый момент принял ее сторону, а потом, подумав хорошенько, понял, что ее опасно держать в своем доме. Другими словами, она могла предположить, что я вполне допускаю мысль, что это именно она убила доктора с той девушкой.
– Эксперты, кстати говоря, сейчас как раз работают над тем, чтобы сравнить ДНК убитой с ДНК девушки, что проживала в его доме и чьи вещи были там обнаружены.
– Да это понятно…
– Кроме того, сейчас разыскивают автомобиль, следы протектора которого были оставлены на дороге. Поскольку место там немноголюдное и девушка могла необязательно прийти пешком к дому доктора, но и приехать. Возможно, ее кто-то привез.
Я был настолько далек от всех этих экспертиз, и все эти научные исследования представлялись мне сплошным туманом, что мне трудно было представить себе, что по следам протекторов можно найти нужный автомобиль. Да бред какой-то! Я понимаю еще, если бы эти следы нужно было сравнить хотя бы со следами автомобилей, владельцами которых являлись члены нашего творческого лесного общества. Это да. Но если даже предположить, что убийца проживает в нашем поселке, то зачем бы ему понадобилось вообще заводить машину, если дом доктора находился приблизительно в пяти-десяти минутах ходьбы. Нет, эту версию, применительно к автомобильной теме, я сразу отмел. Хотя, по другим показателям, убийца действительно мог быть из наших. Хотя бы потому, что одной из жертв была молодая девушка. Кто знает, какие тараканы водились в головах моих приятелей – художников, поэтов и писателей. Каждый имел какие-то свои тайны и тщательно их оберегал. Да взять хотя бы меня! Время от времени и в моем доме появлялась какая-нибудь нимфа. И я не собирался ее никому показывать. Когда я работал внизу, в баре, девушка сидела (или лежала) в спальне, спала или читала, смотрела телевизор или слушала музыку. А утром я отвозил ее в город.
Гипотетически на роль очередной нимфы напрашивалась Ольга. И будь она попроще и посговорчивее, все бы получилось. Но она была сложной, непредсказуемой (как выяснилось к тому же) и, вполне возможно, опасной.
– Давай поступим следующим образом, – с этими словами Костров достал папку, открыл ее и высыпал оттуда довольно четкие фотографии убитой девушки. – Надо бы тебе хорошенько опросить своих приятелей. Напои их, постарайся, чтобы кто-нибудь развязал язык. Ну не верю я, чтобы это убийство не было связано с обитателями твоего леса. Ну не случайно же она там оказалась, да еще и ночью. И доктор тоже имеет к ней отношение, все-таки рядом с его домом их обнаружили. Хотя кто знает, может, пришли убивать доктора, а у него в гостях была эта девушка, она услышала, возможно, какие-нибудь звуки, шум, вышла посмотреть, и ее пристрелили как свидетельницу. Я поглядел материал, понял, что трупы нашли в отдалении от дома доктора, да?
– Да. Знаешь, мне до сих пор не верится, что это я обнаружил эти трупы. И хорошо еще, что мне поверили, будто я оказался там ночью случайно, я же сказал, что шел к доктору за таблетками.
– Я не уверен, что они тебе поверили, поэтому ты будь готов к новым допросам. Вот тебе адрес Туманова, попытайся что-нибудь выяснить о нем и его жене, но только очень аккуратно. Справишься?
– Думаю, да.
Потом он сказал, что, скорее всего, следователь Ракитин займется проработкой родных и близких Селиванова, будут проверяться алиби, автомобили, изучаться мотивы убийства. Копнут прошлое доктора, может, там завелся какой-нибудь червячок, решивший, что именно по вине Селиванова умер кто-то из его близких.
Но меня все это, по большому счету, не интересовало. Мне надо было проверить Ольгу, увериться в том, что она не имеет к убийству никакого отношения. И вот тогда я найду ее и постараюсь сделать все возможное, чтобы вернуть ее к настоящей, реальной жизни. Хватит ей уже прятаться и приходить в себя. Вполне вероятно, что после пережитого шока, стресса, потрясения она снова впала в депрессию. Не хватало мне еще только стать виновником суицида! Никогда себе этого не прощу!
– Я буду держать тебя в курсе, – пообещал мне Фима, приняв от меня конверт с деньгами. – Ну и постараюсь аккуратно узнать про натурщицу Зою. Хотя интуиция мне подсказывает, что это все же не она. Уж больно молода убитая. Думаю, к вечеру у меня уже будет информация о пропавших в тот день девушках.
– Постой, Фима, хотел тебя спросить: как ты объясняешь следователю свою заинтересованность в этом деле? Надеюсь, ты ничего ему не рассказал обо мне?
– Я сказал, что просто на дружеской ноге с одним из обитателей твоего поселка, художником, который обратился ко мне с просьбой узнать как можно больше об этом убийстве. Что он, человек впечатлительный и эмоциональный, как и все художники, сильно переживает по поводу убийства доктора, а также подозревает, что убитая девушка – действительно натурщица.
– Да ладно! – Я не поверил своим ушам.
– Так что твоя информация по поводу натурщицы Зои – как золотой слиток в этом деле. Очень вовремя ты мне о ней рассказал, ну просто очень вовремя. Теперь мне будет еще проще добывать информацию.
– А если он начнет допытываться у тебя, кто этот человек?
– У нас с ним свои принципы работы. Ты думаешь, он не понимает, что и я ему могу пригодиться?
Мы пожали друг другу руки и распрощались.
Я отправился по адресу, где проживал Осип Туманов. Как к нему подобраться, я понятия не имел. В голове звенела пустота. Кем я ему представлюсь? Что скажу? Я представлял, как я звоню в его дверь, и все, на большее у меня фантазии не хватало. Ну, хотя бы увижу его.
Однако прямо возле его дома я вдруг понял, что совершил ошибку, приехав сюда. Я не был готов к этому визиту совершенно и мог только все испортить. Что, если Ольга, одумавшись, вернулась к нему, домой? Тогда все еще больше запутается.
Я позвонил Кострову и явно с опозданием спросил, где, в какой больнице он работает. Вот там, в общественном месте, мне будет куда легче наводить о нем справки. Поговорю с какой-нибудь медсестрой, скажу, что мне предстоит операция на головном мозге и что мне порекомендовали Туманова как хорошего специалиста. Или что-нибудь в этом духе. Фима мой план одобрил и пожелал мне успеха.
Я развернулся и поехал в совершенно другую сторону.
Москва переливалась на солнце витринами магазинов, пестрела роскошными клумбами, по улицам шли одетые в светлые одежды люди, которые радовались теплу, лету, жизни. Я же вместо того, чтобы наслаждаться этой самой жизнью, придумывал какой-то мошеннический (иначе и не скажешь) ход по добыванию информации о нейрохирурге Туманове. Когда я входил в большой и наполненный солнцем холл клиники, у меня на самом деле разболелась голова. Подумалось, что, может, не дай бог, конечно, мне и придется когда-нибудь обращаться за помощью к этому Туманову.
К счастью, он не был на операции. Медсестричка в салатовом халатике сообщила мне, что доктор Туманов в своем кабинете, обедает. Что поздний обед – все равно обед. Я постучался и, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь. Картинка, которая сложилась у меня моментально в голове, была семейной и пахла чесноком. За большим столом сидел мужчина с коротко стриженными волосами и с аппетитом поглощал еду из пластикового контейнера. Напротив него, умиленно сложив кулачки под подбородком и глядя ему в рот, сидела молодая женщина в сером коротком платьице с белым кружевным воротником. Каштановые волосы ее отливали на солнце настоящим золотом.
Мужчину я где-то уже видел. Определенно. Очень знакомое лицо. Оно ассоциировалось у меня почему-то с бутылкой коньяка и черными перчатками. Вот такая картинка нарисовалась в моем воображении.
– Ой, извините… – пробормотал я, втягиваясь обратно в коридор.
Мимо проходила другая медсестра, к которой я метнулся, чтобы уточнить, действительно ли тот мужчина с контейнером – Туманов, на что мне простодушно ответили, мол, да, это он. И тогда я, набравшись смелости и нахальства (отлично понимая, что мой вопрос прозвучит более чем по-идиотски), спросил, а кто та кормящая женщина, добавив поспешно: «Она, случайно, не Лидия Ивановна?» Вроде как я предполагаю, что вижу перед собой еще одного хирурга, какую-то там Лидию Ивановну.
– Нет-нет, что вы, это же его жена, Ольга Михайловна.
И девушка, сунув нежные свои руки в кармашки халатика, застучала каблучками мягких медицинских сабо по плиточному звонкому полу.
Я сел где стоял, на жесткий металлический стул цвета сливочного мороженого, ряд которых выстроился вдоль всей стены коридора.
Вот это ничего себе! Оказывается, у Туманова совершенно другая жена, которую, правда, зовут точно так же – Ольга. И кто здесь у нас мошенник? Вернее, мошенница? Та девушка, что вторглась в мою жизнь поздно ночью, признавшись позднее, что она была сожительницей доктора Селиванова и женой доктора Туманова?
Я проклинал себя, что не спросил отчества своей Ольги Тумановой. Что, если в Москве два нейрохирурга Осипа Туманова? Я не знал, что уже и думать.
Мне пришлось ловить Ольгу Михайловну уже на улице, где я дожидался ее в машине, полагая, что после кормежки мужа она все же покинет клинику. И оказался прав. Она вышла в радостном расположении духа и бодро так направилась к серебристому «Фольксвагену». Я должен был действовать. Сколько раз я ловил понравившихся мне женщин, пользуясь уловками своих друзей-художников. И практически всегда они срабатывали. Но это понравившиеся женщины. Ольга Михайловна была премиленькой, но она мне не могла нравиться уже тем, что вообще существовала. Туманов в моем представлении должен был быть один – страдающий, униженный бегством или исчезновением жены, одинокий!
Она опустила стекло и тотчас увидела меня. Не испугалась. Таких, как я, не боятся. Во всяком случае, так говорили мне некоторые мои женщины. Таких, как я, любят. И это не мои слова.
– Бога ради, не бойтесь… Понимаю, что мое появление перед вами может вас напугать или удивить… Я художник, мне очень понравилось ваше лицо. Хочу написать ваш портрет с голубыми гортензиями. Это все!
Ну вот я и произнес эту чушь. И почему с голубыми гортензиями? Да потому что так мое внимание к этой женщине может выглядеть более предметным, продуманным, словно бы я, несчастный художник, брожу по улицам в поисках нужного мне лица, потому что задумал написать женский портрет именно с голубыми гортензиями.
– Вы что, с ума сошли?!
Так восклицают многие женщины по самому разному поводу. Это у них дежурное такое выражение, произнеся которое, они имеют немного времени для того, чтобы успеть хотя бы что-нибудь понять, осмыслить происходящее с ними. Если бы я, к примеру, сунул голову ей в окно и поцеловал ее, она, готов поспорить, произнесла бы точно такую же фразу. Если бы наступил ей на ногу, пролил на нее в магазине молоко, напугал бы ее, схватив сзади за плечи, позвонил бы ей и признался в любви…
– Меня зовут Захар Сурин. – Я придумывал прямо на ходу. – Я художник, говорю же вам! Пожалуйста, помогите мне, я готовлюсь к выставке, мне просто необходимо закончить мою работу через месяц, а я ее даже и не начинал!
Я говорил быстро, проглатывая слова и напуская туману, чтобы не дать ей возможности вставить слово и тем более отказать мне.
– Да при чем здесь я? – нахмурив свои тонкие выщипанные брови, но уже более мягко, польщенная тем, что на нее обратил внимание художник, да еще прямо на улице, произнесла она. У нее была матовая свежая кожа, розовые щечки, большие карие глаза. Вот странное дело, казалось бы, все у нее на месте и все красивое по отдельности, но, может, какое-то смещение на полсантиметра или сантиметр одной части лица от другой – и она вовсе и не красавица, а так, рядовая простушка.
– Вы извините меня, конечно, но я не предлагаю вам ничего дурного. Понимаю, провести несколько часов со мной, с чужим мужчиной, – это своего рода провокация, и я понимаю ваши опасения. Но, с другой стороны, если вы воспримете меня не как мужчину, а как художника, картины которого вы сможете потом увидеть в музее, на выставке… Что ж в этом плохого? Когда ваш портрет будет готов, вы сможете сделать фотографию или постер и повесите его у себя дома. И он останется у вас на всю жизнь! Многие известные женщины, политики, актрисы или просто красавицы запечатлены на полотнах известных художников. Возможно, и они перед тем, как начать позировать, испытывали определенные неудобства, сомнения и даже страхи. Но они преодолели это, и как результат – известные всему миру шедевры…
Я заливал как мог. Какие только аргументы я не приводил, чтобы успокоить ее, чтобы она расслабилась и доверилась мне. Я хорошо знаю женщин, их слабое место – это желание получать комплименты. Я просто засыпал ее ими по самую макушку. Да что там, я сам чуть было не поверил, что собираюсь писать ее портрет. Под конец своей густой и наполненной многими красивыми непонятностями и нелепостями речи я предложил ей выпить со мной чашку кофе в расположенном неподалеку от клиники кафе, объяснив ей этот жест как желание познакомиться поближе.
Выглядел я вполне себе прилично, говорил красиво, девушка согласилась.
Я заказал ей самый дорогой кофе, клин шоколадного торта и, расположившись напротив нее, сначала долго и восхищенно разглядывал ее, улыбался во весь рот. И правда, подумалось мне на мгновение, почему я, черт возьми, не художник? Как легко им заманивать в свои мужские сети доверчивых женщин!
Перейти на тему «а кто у нас муж?» оказалось делом простым. Я просто спросил, не ревнивый ли у нее муж, позволит ли он ей позировать, причем в одежде, в лиловом складчатом шелковом балахоне (мне важно было пересыпать свою речь конкретными деталями). Я даже успел посетовать на то, что мне не всегда удаются живописные складки…
Через полчаса примерно я точно знал, что она действительно жена нейрохирурга Туманова, я раскрутил ее даже на название улицы, чтобы уж точно знать, что речь идет именно о том, кто меня интересует. Я долго крутился, прежде чем позволить себе спросить ее, не было ли у него до нее жены. Получилось не очень-то гладко, даже как-то коряво, но она это проглотила вместе с куском шоколадного торта. И не подавилась.
Глядя на ее шевелящиеся во время разговора сладкие жирные губы, я почувствовал определенное волнение! Разве мог я тогда предположить, что уже через сорок минут мы будем страстно целоваться в моей душной городской квартире, в жаркой спальне на припеченных льющимся в незашторенное окно солнцем горячих простынях…
После душа мы пили на кухне холодный апельсиновый сок – больше в холодильнике ничего не было, кроме куска засохшего сыра. Вернувшись в кровать, она начала рассказывать. А я, слушая ее, думал о том, куда еще, в какое сумасшедшее бесстыдство приведет меня мое желание оправдать ту, которую я желал больше всего на свете…
– Она была чокнутая. Представляешь, иметь такого мужа, как Туманов, и шляться по ночам к какому-то бродяге… Как сказал мне Осип, она влюбилась насмерть. Да-да. Вот так и сказал. Она носилась с этой своей любовью, как со смертельной болезнью, постоянно рассказывая о своих чувствах к этому парню… и кому? Своему собственному мужу! Ну не идиотка?
Ей так не шли все эти грубости и обвинительный тон. Словно она забыла, что сама только что изменила этому самому так называемому мужу, Туманову. Словно и не стонала в чужой квартире под шум улицы, ворвавшийся в мое распахнутое окно, и не стояла под душем, намыливаясь чужим мужским, крепко пахнущим ветивером мылом.
– Он подбирал ее, обессиленную ожиданием, где-то в городе, в каких-то кафешках или парках. Он жалел ее, пытался помочь ей избавиться от этого наваждения.
– А почему она его ждала, этого своего любовника? Разве они не встречались?
– Просто он часто куда-то уезжал. Путешественник или оператор, точно сказать не могу, да и надо мне все это? Туманов видел его, сказал, что красивый парень, что где-то даже понимает ее. Возможно, что и он ее любил, но не так, как она. Говорю же, у нее это было как болезнь. Она страдала невыносимо. Но это тоже не мои, как ты понимаешь, слова.
– И что было потом? – Я почему-то торопился узнать все и сразу. – Они развелись?
– Вообще-то нет, – замялась она. – Она просто исчезла.
Я изобразил на своем лице удивление. Внезапно моя смелая любовница положила мне ладонь на живот и, рассказывая подробности личной жизни своего сожителя, принялась как бы между прочим рисовать на нем пальцем иероглифы. Я закрыл глаза и едва сдерживался, чтобы не застонать от наслаждения.
– Он искал ее, караулил возле того дома, где жил тот парень, но ни парня, ни этой ненормальной так и не было. Я думаю, что они просто сбежали.
– Он заявлял в полицию? – спросил я, не открывая глаз.
– Да, конечно. Но потом, когда понял, что этим лишь еще больше осложнит ей жизнь, решил оставить ее в покое. Пусть уже живет как хочет!
– А если ее убили? Если она умерла? Или потеряла память? – Я драматизировал ситуацию, но продолжал разговаривать, как сомнамбула, проваливаясь в нежное тепло удовольствия.
– С чего бы ей умирать? Да жива она…
– А ты откуда знаешь?
– Осип как-то сказал мне, что вроде бы он встретил того парня, начал расспрашивать его, где Ольга, ну тот и сказал, что они вместе.
Я от неожиданности присвистнул, но свист был скорее похож все же на любовный стон. С ее слов получается, что Туманов придумал эту отговорку, чтобы прекратить поиски и не усложнять жизнь прежде всего себе! Интересно, а как бы я сам себя повел, окажись я на его месте? Со стороны легко, конечно, всех осуждать. Но всем же известно, что в случае пропажи жены подозрение падает прежде всего на мужа. А у Туманова карьера, своя жизнь. Он и так намучался со своей обезумевшей от любви женой. Может, просто махнул рукой, и все?
С другой стороны, если послушать Ольгу, то Туманов был не таким человеком. Уж если он великодушно мирился с любовной болезнью жены, жалел ее, то вряд ли он вот так взял и бросил ее поиски. Возможно, потихоньку нанял частного детектива, который ищет ее по сей день. А своей сожительнице соврал, чтобы не было лишних вопросов. Он же не дурак и должен понимать, что женщина, с которой он живет, не успокоится до тех пор, пока не поймет, что сердце ее мужчины свободно. И что он больше не страдает по своей жене, уже хотя бы потому, что она предпочла ему другого.
– Частного детектива, говоришь?
– Да ты не бойся, ко мне-то он точно детектива не приставит, он доверяет мне! – хохотнула она, заигрывая с моим животом. Видимо, подобные игры с мужским пахом были у нее в привычке.
– Ой ли? – Я легонько хлопнул ее по руке, представив вдруг, что, выходя из квартиры, мы наткнемся на ушлого проплаченного фотографа, который примется тотчас щелкать фотоаппаратом.
– Говорю же, мне он доверяет, – настаивала она на своем заблуждении.
– Будем надеяться. – Я поймал ее руку и поцеловал.
– Знаешь, я не удивлюсь, если узнаю, что он давно ее нашел и тайно от меня встречается с ней. Когда я об этом думаю, мне становится не по себе.
– Тогда надо бы запастись запасным аэродромом, – брякнул я, не подумав и уж никак не надеясь услышать об этой женщине всю правду!
– А ты думал, у меня его нет? Конечно, есть. Да вот ты хотя бы. – Она расхохоталась. – Ты же никакой не художник, я же понравилась тебе просто, вот и все! Вижу, живешь ты один, явно не женат, в квартире ни одной женской вещи.
– Ох, нет, я глубоко женат, просто эту квартиру мы с женой продаем. – Я, испугавшись назойливой дамочки, которая танком пыталась на всех парах въехать в мою жизнь, поспешил дать задний ход.
– Что, испугался? Не боись! Есть у меня один приятель, давно в жены зовет. Да я вот все раздумываю… Староват он для меня, еще старше Туманова будет, да и не так хорош в постели, как ты, к примеру…
Мысли мои путались. Я-то что делаю с этой, «второй» Ольгой в своей постели?
Ария царицы ночи, визитная карточка моего телефона, привела меня в чувства. Я вынырнул из любовной неги, сбросил с себя блаженное оцепенение, схватил телефон и тотчас услышал взволнованный голос Фимы. Он приказывал мне немедленно мчаться в его загородный дом. Уж не знаю, почему, но я решил, что Фиме требуется моя помощь. Иначе что еще могло случиться такого, что он не мог встретиться со мной на том же Арбате? Мысли мои летели, как ветер, выдувая из головы все то, что могло бы насторожить меня самого, обнажая собственные проблемы. Помочь другу – дело святое!
– Ты… это… извини, одевайся, у меня срочное дело.
Ольга Вторая отодвинулась от меня, с обиженным видом натягивая на плечи простыню.
– Что, вспомнил, что еще кого-то собирался нарисовать?
– Не нарисовать, а написать, – машинально поправил я ее так, как это сделал бы кто-нибудь из моих друзей – профессиональных художников.
Я готов был уже вытянуть ее из постели за руку и вытолкать на лестницу. Я, конечно, ужасный человек и знаю об этом. Быть может, к тому времени, как все это со мной случилось, я и начал про это забывать, но, когда был в браке, моя жена повторяла это каждый божий день. Как тут забудешь?
– Мой друг попал в беду, – произнес я неохотно, словно предавая тем самым Фиму и его неузнанный секрет. Просто хотелось быть хотя бы немного вежливым.
– Друг – это святое, – внезапно проговорила она, словно прочла мои мысли, быстро встала и начала одеваться.
Ну вот, хотя бы в этой области человеческих отношений у нее осталось что-то настоящее, подумалось мне, когда я вспомнил господина Туманова, находящегося в приятном неведении о том, с кем живет, точнее, на кого променял свою красавицу жену Ольгу Первую.
Вообще все было странно. Ведь разговаривая с Ольгой Первой, слушая ее, я был уверен, что Туманов любит ее. Иначе зачем было ему терпеть ее открытую измену и даже жалеть ее?! Что с ним случилось? Почему он вдруг решил связать свою жизнь с другой женщиной, да не просто связать, а сделать ее своей практически женой? Она была не любовница, а женщина, которую он представил своим коллегам в клинике как свою жену. Конечно, всем было глубоко наплевать, официальный ли это союз или нет, всем и так было понятно, что они живут вместе. К тому же вторая жена Туманова открыто приходила в клинику и кормила его.
Из головы не шла ее фраза о том, что Ольга жива. Будь она более внимательной и дотошной, она бы узнала все подробности. Но она была такая, как есть. Обыкновенная беспринципная женщина, прилепившаяся к доктору Туманову в надежде стать его официальной женой и, самое печальное, не любившая его.
Мы вышли с ней вместе, я вызвал ей такси, посадил ее, сухо поцеловав в щеку и улыбнувшись улыбкой гремучей змеи. Она же ответила мне улыбкой анаконды. На том и расстались. Правда, я успел сунуть водителю деньги, не мог позволить себе поступить с ней уж слишком некрасиво.
Интересно, подумал я, усаживаясь в свою машину, она, вспоминая нашу встречу и разговоры, задаст себе вопрос, почему я так зацепился за тему исчезновения Ольги Первой? Скорее всего, нет. Сейчас поедет домой (интересно, с какого момента она стала воспринимать квартиру Туманова как свою?), сунет в посудомоечную машину пустые контейнеры из-под еды и завалится спать. И приснится ей девушка небесной красоты – ее вечная соперница, обнимающая в лучах заходящего солнца красивого белокурого парня.
Машину Кострова я увидел сразу – она стояла за воротами и плавилась на солнце. Стояла жара, солнце палило так, что сворачивались листья деревьев. Было не продохнуть.
Я вышел из машины, повернул ручку калитки и вошел на территорию загородного дома своего друга. Проходя мимо пышных кустов роз, я почувствовал их сладкий, богатый аромат. У меня тоже в саду растут розы, но они так сильно не пахнут. Надо бы спросить, что за сорт. Такие густые, красные и розовые, набитые лепестками соцветия, как пионы!
Фима встретил меня на крыльце. Понятное дело, увидел мою машину, услышал, как я подъезжаю. Здесь, в деревенской тишине, невозможно не услышать звук проезжающей машины.
– Давай заходи скорее!
К чему такая спешка? Что случилось?
– У тебя неприятности? – спросил я.
– У меня? Да нет, Марк, это у тебя неприятности! Давай заходи!
Я недоумевал. Какие еще у меня могут быть неприятности? Казалось, я сделал все, что мог, чтобы их у меня не было вообще. Порвал со своей семьей, обосновался в лесном доме, где спокойно занимался творчеством, писал свои сценарии и романы, а на мой счет время от времени капали деньги. У меня все было в полном порядке. Больше того, чтобы уж совсем не чувствовать себя эгоистом и свиньей по отношению к своим близким (вернее, теперь уже очень далеким мне родным людям, бывшей жене и сыну), я взял на себя ответственность за судьбу незнакомой мне девушки, попавшей в беду. И был горд этим. Но обо всем этом знал лишь я. Ведь, что самое главное в жизни? Жить в мире и гармонии с собой. Это я точно знал.
В доме работали мощные кондиционеры, было прохладно.
– Пить хочешь? – Фима, в широких льняных штанах серого цвета и белой батистовой рубашке навыпуск, достал из огромного холодильника запотевший прозрачный графин с водой, в котором плавали разбухшие дольки лимонов.
Я напился, мы сели друг против друга.
– Давай выкладывай все начистоту, – потребовал Фима, глядя на меня с недоверием. – Где ты был в ту ночь, когда убили доктора Селиванова?
– Да дома, где же еще?
– Никуда не уезжал?
– Да я вообще редко куда езжу. – Я не понимал, куда он клонит. – Что случилось? Ольга нашлась? Она виновата? Фима, что ты на меня так странно смотришь?!
– А как мне еще прикажешь на тебя смотреть, если ты мне врешь?!
Я оторопел. И когда это, интересно, я успел ему соврать?
– В деле появилось кое-что новое. Камерой наружного видеонаблюдения, установленной на перекрестке, где как раз поворот в вашу лесную республику, – в его голосе я уловил неприкрытую иронию, – была зафиксирована твоя машина! Твой «Мерседес», тот самый, который мы обмывали в прошлом году! Вот, любуйся! – И он положил передо мной отксерокопированный снимок моей машины с квадратом увеличенного изображения моего номера в правом углу. Там же были указаны дата и время – «22.38». Машина выезжала из леса и направлялась в сторону основной магистрали, ведущей в Москву. За рулем сидел мужчина в бейсболке. Вернее, его черный силуэт. Лица было не разглядеть.
– Но этого не может быть! – воскликнул я. – Моя машина была дома, в гараже!
– Но и это еще не все. Вот, – и Фима с видом фокусника-затейника положил рядом точно такой же листок, да только теперь моя машина заезжала в лес! И время было указано опасное – «23.25». Если вспомнить, что Ольга прибежала ко мне в половине первого ночи и сказала, что услышала звук выстрелов, по ее словам, примерно с час назад, то доктора и ту девушку, что оказалась рядом с ним, убили как раз в половине двенадцатого, и как раз тогда в лес заехал мой «Мерседес».
– Фима, я был дома, готов поклясться! – воскликнул я, расстроенный тем уже, что мне не верят. – Может, кто-то просто нацепил мои номера на свой «Мерседес»?
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – Костров состроил страдальческую мину. – Это твоя машина, Марк.
– Получается, что кто-то взял мою машину, сначала выехал из леса, а потом почти с разницей в час вернулся обратно. Так, что ли?
– Ты не страдаешь провалами памяти? – спросил он на всякий случай, чем, однако, задел меня.
– С памятью у меня все в порядке, – продолжал обижаться я. – Повторяю: я никуда не выезжал.
– Так… понятно. А где ты взял свои ключи?
– Честно говоря, они были в машине.
– Понятно. Ты всегда их там оставляешь?
– Да нет… Я и сам удивился.
– Ясно. Теперь, Марк, слушай меня внимательно и не говори, что не слышал. Сейчас к тебе туда, в лес, выехали двое оперов и Ракитин. Они поехали за тобой. Это просто счастье, что ты сейчас не в лесу, честное слово!
Он нервничал. Возможно, волновался за меня, а может, и за себя, что поверил мне и априори занял мою сторону. Да и как тут не переживать, если я, человек, который сам обратился к нему за помощью в расследовании убийства, лжет, и его машина была замечена на лесной дороге, в нескольких десятках метров от места преступления? К тому же еще и в самое пиковое время!
– Давай вкатывай свою машину во двор, пойдем, я покажу тебе, как заехать в гараж. Он у меня на три машины.
– Постой, скажи, ты веришь мне или нет?
– Да верю, верю! – отмахнулся он от меня. – Поторопись.
– Да к чему такая спешка? Ты что, думаешь, что если они не найдут меня дома, то прикатят сюда? Это же полный бред!
Конечно, я поставил машину в гараж. Я отказывался что-либо понимать. Моя машина в лесу в момент убийства, выходит, была практически на месте преступления!
Фима даже двери запер после того, как мы вошли в дом.
– Вот скажи мне, если бы кто-нибудь, как ты говоришь, выехал из твоего гаража, ты бы услышал?
– Если в баре звучала музыка, то мог бы и не услышать, – размышлял я. – Да, вспомнил! Когда Ольга стучала в дверь, я не сразу ее услышал.
– Так, хорошо, уже кое-что. Теперь вспоминай, у кого могли быть запасные ключи от твоей машины?
– Точно не знаю, может, я свои дома оставил… Я имею в виду свою городскую квартиру.
– Ты должен проверить, на месте ли ключи или нет. Но и это даже не самое главное. Если ты не появишься в лесу до вечера, то это точно вызовет подозрение. А если прибавить к этому тот факт, что в твоем доме наследила Ольга, и ее отпечатки совпадут с теми, что были в доме у док-тора… Я даже не знаю, насколько бурная фантазия у Ракитина и что он придумает, чтобы все эти факты увязать!
– Ты хочешь, чтобы я рассказал ему всю правду? Об Ольге?
– Не знаю… Здесь нельзя спешить. Надо все хорошенько продумать. Теперь дальше.
Он вздохнул, достал из кармана штанов большой носовой платок и промокнул им свою лысеющую круглую голову.
– Я же был у твоей натурщицы.
– У Зои? Ты нашел ее?
– Да, нашел. Она позирует в художественном училище. Мне сказала соседка. И дала мне ее телефон. Я созвонился, встретился. Как ты понимаешь, она жива и здорова. И когда узнала от меня, что Селиванова убили, разрыдалась. Сказала, что была влюблена в него и даже проводила у него время от времени ночи.
– Получается, что они были вместе в присутствии Ольги… – Не знаю уж, почему, но у меня сразу отлегло от сердца. Значит, Селиванов с Ольгой не были любовниками. И Ольга действительно жила у него на правах сначала пациентки, а потом просто хорошей знакомой, подруги.
– Выходит, мы так и не знаем имени убитой девушки?
– Выходит, так.
– Так что мне делать? Может, поехать домой? Ну чтобы, как ты говоришь, не вызвать подозрения?
– Ну если тебе уже все равно, что станет с твоей Ольгой, тогда, конечно… – развел руками Фима.
– Что-то я уже совсем отказываюсь тебя понимать. Ты-то сам что предлагаешь?
– Ждать. Ждать звонка Ракитина. Возможно, уже в скором времени он сможет назвать мне имя погибшей девушки, и тогда у нас появится зацепка. Мы будем действовать уже в этом направлении. Думаю, что намеченной жертвой убийцы была все-таки она, а не доктор Селиванов. Он просто оказался свидетелем, поэтому его и убили. А твоя Ольга, в свою очередь, оказалась свидетельницей всей этой трагедии. И это ее счастье, что она вышла из дома позже. Выйди она пораньше, ты не сидел бы сейчас передо мной… И ее бы в твоей жизни просто не было. Предполагаю также, что девушку привезли в лес специально, чтобы убить, и человек этот выбрал это место, по его мнению, глухое и темное, чтобы никто не услышал выстрелов. Думаю, что убийца даже не предполагал, что в лесу живут люди. Вот как-то так.
– Да, я согласен, я тоже так думаю. Но мы же не можем вот просто так сидеть сложа руки. Нужно что-то делать, нужно искать Ольгу! Ясно, что она не поехала к мужу, слишком уж там все сложно. К тому же она могла знать о существовании Второй Ольги.
– Да? Что ж, вполне возможно. Если не она сама, то к Туманову мог наведаться по ее просьбе…
– Нет-нет, она не стала бы просить…
– Хорошо, Селиванов мог сделать это сам, по своей инициативе, чтобы хотя бы проверить, что она говорит правду. Я даже не исключаю, что это именно он рассказал ее мужу, что она жива и здорова и находится у него в лесу. Именно поэтому Туманов и отозвал свое заявление о пропаже жены. Успокоился. А после и связался со Второй Ольгой.
– Да, это очень даже похоже на правду. Жаль, что я не успел задать ей все эти вопросы тогда, когда она еще была у меня. Но куда, куда она могла уйти? К кому?
– Возможно, у нее есть родители или родственники, о которых нам пока ничего не известно. Но я работаю над этим вопросом. К примеру, я узнал ее девичью фамилию – Шорохова. В самое ближайшее время я узнаю о ней все, что только можно. Просто для этого нужно время.
Он лукавил, конечно. Если у него самого нет доступа к базе данных, то уж у всех тех, с кем ему приходится работать, этот доступ есть. Возможно, подумал я, он просто осторожничает, не хочет, чтобы об этом узнал Ракитин. Я не знал ничего о способах его работы, но мог предполагать, что он работает с определенным кругом лиц, которые, в свою очередь, могут быть связаны с Ракитиным.
– Ты хочешь сказать, что найти ее родственников сложно?
– Пока что никаких сведений у меня нет. Но, повторяю, я работаю над этим. Знаю лишь, что она по образованию филолог, работала в издательстве корректором какое-то время, пока не вышла замуж за Туманова. Потом была домохозяйкой.
Что ж, это уже кое-что. Значит, она филолог, корректор. Правда, я не мог представить ее скрупулезно работающей над текстами. Ее образ ассоциировался у меня исключительно с эльфоподобным молодым парнем, в которого она была страстно влюблена. Я прямо видел ее обнимающейся с ним и ревновал страшно. Даже Туманова я не видел рядом с ней.
– Фима, а что, если она вернулась к Герману!!! – вдруг озарило меня.
– Этого я тоже не исключаю. Но мы же ничего о нем не знаем.
– Достаточно выяснить адрес у Туманова, он-то точно знает, где он жил или живет до сих пор.
– Ты полагаешь, что, излечившись от него за два года, проведенные у Селиванова, она снова отправится к нему? Но это же самоубийство!
– Ты хорошо знаешь женщин?
Фима вздохнул и развел руками.
– Вот и я тоже. Всегда считал, что моя жена ангел, а она оказалась просто свирепым зверем…
Фима посмотрел на меня, словно прикидывая, удобно ли задать мне вопрос о моей жене. Во всяком случае, я расценил его взгляд именно так.
– Хочешь спросить, почему мы развелись, разбежались, да так, что я вообще предпочел жить в лесу?
– Можешь не отвечать… – смутился Костров. – Не думаю, что эта информация имеет отношение к нашему делу.
– Да здесь никакого секрета нет. Мы жили с ней прекрасно, мне казалось, что годы брака даже укрепили наши отношения. Но мой сын… В его личной жизни случилась трагедия, ты же знаешь, и моей жене, Майе, показалось, что я, как ее муж и как отец Гриши, не смог ничего сделать для того, чтобы как-то помочь… Ты же помнишь эту историю.