Левакова я не видела три дня. И не потому, что не хотела, наоборот, меня магнитом тянуло заглянуть к нему на факультет или случайно пересечься с парнем на парковке, но я держалась: отмахивалась от назойливой идеи и вспоминала его грубые слова в свой адрес, проявленную трусость. Сердце, словно покрытое шрамами, ныло, хотя в нем время от времени и вспыхивал маленький огонек надежды. Боже, какая же я глупая!
В четверг мы впервые пересеклись на стоянке: Антон парковался на улице, а я спешила на пару. Больше не было необходимости приходить чуть раньше или сидеть целые перемены у фонтана, хотя мне и нравилось быть на свежем воздухе – приятно журчала вода, пели птицы, а осенний ветерок обдувал теплом.
Мне стоило невероятной силы воли отвернуться и не смотреть на Левакова. Я преодолела большую часть парковочной зоны и уже переступила за железные ворота, когда горячая ладонь резко схватила меня за руку и дернула назад. Внутри все замерло в ожидании. Кислород словно перестал поступать в легкие, или это я сама бессознательно задержала дыхание. Я оглянулась.
– Привет, – произнес Дима.
Разочарование полоснуло ножом по моей обиженной душе. Я едва сдержала горестный вздох. Подул настойчивый ветерок, играя с моими волосами и юбкой, которая разлеталась в разные стороны. Я перевела взгляд с парня в сторону парковки и сглотнула. Антон стоял метрах в трех от нас, а рядом с ним – очередная девчонка и, кажется, его одногруппник. О чем-то разговаривая и переглядываясь, они вразвалочку пошли к корпусу. Леваков явно смотрел на меня, но стоило нам встретиться взглядами, как он моментально отвернулся, сделав вид, будто ему очень интересно слушать разговор своих спутников.
– Юль? – позвал Дима.
Я отмахнулась от глупых мыслей: трусливые парни – не повод быть грустной, и посмотрела на Рощина.
– Ты уже пил чай?
– Я не очень люблю чай, но кофе выпил бы с радостью. Составить тебе компанию? – Дима расплылся в довольной улыбке, как чеширский кот.
Ветер вдруг растрепал пряди его волос на макушке, сильно взъерошив, и я, сама не понимая почему, привстала на носочки и аккуратно поправила его прическу.
Рощин замер, не сводя с меня заинтересованного взгляда. Создавалось впечатление, будто произошедшее доставило ему невероятное удовольствие. Только я в свои действия не вкладывала никакого смысла, просто поправила волосы, чтобы они выглядели не так хаотично.
– Спасибо, – кивнул Дима.
Я опустила руку и снова бросила взгляд в сторону Антона, который как раз проходил с очередной подружкой в метре от нас. Даже не взглянул. Полагаю, стыдно, репутация не позволяла обращать внимание на такую, как я.
– Эй, – Рощин щелкнул меня по носу, возвращая в реальность. Я подняла на него взгляд, осознавая, как глупо должна была выглядеть со стороны.
– Прости, я немного…
– Это твой бывший? – неожиданно спросил Дима. От такого странного вопроса мои щеки покрыл легкий румянец.
– Что? С чего ты взял? Какие глупости, – почему-то смущаясь, прошептала я.
– Он глаз с тебя не сводил и сейчас вон смотрит, – вздохнул Рощин.
И черт меня дернул развернуться к ступенькам. Антон стоял, держа руки в карманах серых джинсов, и смотрел прямо на меня. Всего на секунду, но мне показалось, в его глазах мелькнул огонек, яркая искра. Но магия испарилась слишком быстро, словно Леваков сам испугался этой искры. Он резко развернулся и зашагал к дверям, оставив позади своих спутников.
В пятницу объявили, что в честь золотой осени студсовет решил организовать дискотеку. Собственно, о предстоящем мероприятии я узнала от Рощина, который как раз состоял там. Из-за гиперопеки мамы мне редко удавалось бывать на дискотеках и вообще развлекаться в местах с громкой музыкой, но мы с ней уже который день играли в молчанку, поэтому я решила побыть бунтаркой. Заглянув в кабинет студсовета, я предложила ребятам свою кандидатуру в качестве помощника. Ребята обрадовались, им как раз не хватало несколько человек для украшения зала.
Вечером, после всех пар, пришлось задержаться, но об этом я не переживала, с удовольствием развешивая мишуру и слушая разговоры студентов, которые обсуждали подборки треков для танцпола и сценарий вечера. Сама участие в разговорах я не принимала, но быть частью чего-то подобного – это будоражило и поднимало настроение.
Под конец нашей деятельности Аня, президент студсовета – невысокая брюнетка с обаятельной улыбкой, подошла ко мне и попросила развесить вдоль двух подоконников гирлянду. Лестницы у них не оказалось, и мне выдали стул.
Я воодушевленно принялась за работу, только ничего не получалось. Долго корячилась: вставала на носочки, пробовала и так и эдак, но достать не могла. Наконец решилась попросить помощи, но, оглянувшись, обнаружила, что в зале никого не осталось. И когда все успели уйти?
Вздохнув, я снова принялась за дело: не привыкла уходить, не завершив задание. В какой-то момент я настолько переусердствовала, что подвернула ногу и потеряла равновесие.
– Ой! – взвизгнула я, осознав, что падаю.
В позе ласточки, разучившейся летать, с раскинутыми в разные стороны конечностями, я бы рухнула на пол, если бы чьи-то мужские руки не подловили вовремя. Меня схватили в охапку, да так крепко и заботливо, что я смутилась.
Сердце томительно сжалось, словно заранее знало, кто мой спаситель. Видимо, знакомый запах парфюма с нотками лайма подал сигналы, которые я распознала интуитивно.
– Дыши, Снегирева, – произнес Леваков, прижимая меня к своей мужественной и горячей груди.
Пытаясь прийти в себя, я обернулась. Этот взгляд – глаза в глаза, в котором читалось нечто незнакомое, но в то же время теплое, словное сентябрьский ветерок. Я прикусила краешек нижней губы, стараясь не выдать волнения, и мысленно уговаривала себя дышать. Создавалось ощущение, будто я утратила способность делать вдохи и выдохи.
А потом, подобно отрезвляющей пощечине, в мыслях вспыхнули оскорбления Антона, произнесенные тогда в столовой.
– Может, уже поставишь меня на землю? – достаточно спокойно попросила я, отводя взгляд.
Прикосновения Левакова словно оставляли на мне ожоги, а его взгляд до того искрил, будто он смотрел на девушку, в которую давно тайно влюблен. Отпускать меня он не планировал, наоборот, лишь крепче прижал к себе. Однако я уже успокоилась и была против: хватит с меня образа шоколадки, растаявшей под палящим солнцем.
Я дернулась, и Антону пришлось сдаться и отпустить девушку, которой он стыдился.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался он будничным тоном, немного отойдя от меня в сторону, и засунул руки в задние карманы джинсов, как-то неуверенно перетаптываясь с ноги на ногу.
– Украшаю зал, завтра же дискотека. А ты?
– Мимо проходил, – без запинки ответил он, а потом посмотрел на стул, затем перевел взгляд на меня и выдал очевидную вещь: – Ты же не достаешь.
– Ну, куда уж мне до твоих подружек с их ногами от ушей. Постой, может, ты хочешь оказать посильную помощь? Пожалуйста, я абсолютно не против, – съязвила я, протянув ему гирлянду, и улыбнулась, пытаясь скрыть за этой улыбкой раздражение и обиду.
Я была уверена, что Леваков откажется, все-таки помогать с украшением зала не царское дело. Но Антон меня удивил: схватил гирлянду из моих рук и встал на стул.
– На крючки вешать?
– Ага. Только не падай, не поймаю. – Мне почему-то хотелось уколоть его, донести, что не только крутые парни умеют язвить и не только простые девушки вроде меня могут ощущать во рту горькое послевкусие от общения.
– А где твой супергерой, который вечно рядом? – спросил Леваков, не оборачиваясь.
Я окинула кабинет усталым взглядом, ища, куда бы присесть. Накатила какая-то непонятная усталость. Выбрала одну из парт, стоявшую недалеко от окна, которое украшал Леваков, и уселась на нее.
– Я бы тоже не отказалась его увидеть здесь, – ответила немного с грустью.
Былая пылкость, желание уколоть вмиг испарились, на их место пришли тоска и разочарование. Моим героем был Антон: крутой, сильный, улыбчивый, яркий, как летнее солнце, тот самый краш, про которых пишут в книгах. Только вся его идеальность испарялась, стоило вокруг появиться другим людям. Все его совершенства я сама нарисовала в своем воображении.
– Юль, я… – заговорил он, но тут же осекся. Подобно свечке, которая вмиг затухла от неожиданного потока ветра. В зал вошла Аня – причина, по которой нам нельзя было продолжить разговор.
– Ого, ты помощника нашла себе, – удивилась девушка.
– Он сам нашелся, старается, видишь как.
– Отлично. Юлечка, мне нужна твоя помощь завтра. Один смотритель заболел, а заменить некем. Ты не смогла бы помочь?
Я спрыгнула с парты и подошла к Ане.
– Без проблем. Униформа, время и… обязанности? – уточнила я, пока Леваков заканчивал с гирляндой.
– Быть красивой, – засмеялась президент студсовета. – Можно платье покороче, – в этот момент стул, на котором стоял Антон, почему-то пошатнулся, и Леваков едва не упал.
Я вздрогнула от страха за парня, но быстро себя одернула. Хватит! Нужно помнить о его словах. Должна же быть гордость, в самом деле! Однако как бы я ни пыталась думать плохо про Антона, сердечко все равно ныло, тянулось магнитом к тому, кому оно не нужно.
– Эй, а во сколько мероприятие? – внезапно спросил Леваков, спускаясь на пол в целости и сохранности.
Он отлично справился с гирляндой, и мне искренне хотелось поблагодарить парня, но я промолчала. Пусть не думает, что подобная мелочь может загладить вину. В любом другом случае он вряд ли бы предложил помощь.
– В шесть, – ответила за меня Аня. – Тоже хочешь быть смотрителем?
– Ему нельзя, – выпалила я и, схватив свой рюкзак, стоявший в другом конце зала, двинулась к выходу.
– В смысле? – прилетел мне в спину удивленный вопрос Антона.
– Друзья не поймут. Не забывай!
Леваков ничего не ответил, а я прошмыгнула за дверь на дрожащих ногах. Как же тяжело быть сильной и уверенной перед человеком, от которого перехватывает дыхание. Просто безумие! Но я справлюсь. Не сегодня, так завтра. Все проходит, и мои чувства пройдут. В конце концов, от неразделенной любви еще никто не умирал. Вроде бы.