Её шикарная улыбка, обращенная не мне, а Её подруге, не оставили мне никакого шанса. Но ведь я уже привык, что все улыбки предназначались мне. Блеск Её ума был достоин Её внешности.
Мы прогуляли с ней всю ночь. Оказалось, что она учительница английского и после окончания института работала в деревенской школе. Я сказал Ей, что здесь делаю, только в аэропорту, где имел счастье провести с ней первую ночь. Аэропорт был по пути в Её деревню. Моё поведение было безукоризненным, поэтому Она сообщила мне название деревни, правда, при этом, сказав, что я ни за что не приеду к ней так далеко.
Несмотря на то, что я уже купался 9 мая, 21 было холодно, и я умудрился подхватить насморк. И речи не могло быть о поездке к Ней в таком состоянии. Четыре дня я прыгал в горячую воду и наконец, понял, что уже ничего страшного нет.
Я приехал к Ней. Её реакция была очень сдержанной, но шампанское мы выпили, и меня радостного и счастливого она посадила на автобус.
Она приезжала в Ульяновск на субботы и воскресенья. По субботам и воскресеньям мы и встречались. Она одевалась очень просто. Один раз, возвращаясь из своей деревни, была даже в спортивном костюме. Но, как известно красивым всё к лицу.
Через пару недель я осмелился пригласить Её в ресторан. Она была как всегда пунктуальна.
Одежда была волшебной. Сарафан подчёркивал Её фигуру, и у меня создалось впечатление, что Она просто спустилась с небес. Она произвела на меня ещё одно легкое замешательство, но старался не подавать вида. Я уже не помню, что там ел и ел ли. Думаю, что ел. Но знаю, что танцевали много, и вдруг чёткая и ясная мысль пронзила меня: “Надо быть полным идиотом, чтобы не жениться на Ней!“ К тому времени было совершенно очевидно, что я люблю Её.
…Я признался Ей. Я Ей всё рассказал. У нас было меньше месяца. И еще Она скоро уедет в Германию, значит, у нас всего полмесяца… Может это пройдёт?
Мы гуляли, болтали обо всём на свете, пили кофе и наслаждались жизнью. А 10 форм облачности лётный состав, как врачи пилюли, как студентки ин.яза основу для изучения языков знать были должны. Моя девушка очень удивилась, когда я неплохо, оказалось, знал латынь.(это я 10 форм облачности ей бегло озвучил)
Над территорией СССР мы просто докладывали, что гроза по курсу и обходить будем справа или слева, а над остальной Европой на английском говорили, что СB
С-Чарли, В –Браво.
А четвёртого июня я проводил Её и поехал обратно. Нужно было ехать на автобусе через мост длиной 98 копеек на такси, в ценах того времени (обед в лётной столовой). Я возвращался около одиннадцати часов вечера, когда теплоход Александр Суворов, протаранил мост, из-за ошибки капитана. В этот момент по мосту шёл поезд, гружёный лесом. От удара поезд сошёл с рельс, некоторые вагоны сошли с рельс, а стволы деревьев вмиг заблокировали проезжую часть. Уже через пару часов мост начал функционировать, и я добрался до нашей гостиницы-общаги, когда ночь уже заканчивалась. Я плюхнулся в кровать и благополучно проспал. Первой парой было радионавигационное оборудование Ту-134А. Преподавала нам его Берта Николаевна, женщина строгая и очень принципиальная. А я опоздал. Я открыл дверь, и Берта Николаевна начала меня отчитывать, как нашкодившего ученика.
– Вы, что не знаете, что произошло?
-а что произошло?
-как, Вы не знаете?
Кстати, трагедия, унесшая жизни около двух сотен людей была неизвестна даже в самом Ульяновске! Событие не освещалось прессой вообще!
А сейчас…сколько газет, столько и различных видов информации…
Именно тогда Берта Николаевна и сообщила, то что спасло нас возможно, позже…
Чувство не прошло. Слава Богу, меня поняли в Ленинграде и, хотя я приехал туда в срок, брак не состоялся, и я был свободен. (как я уже говорил, одна милая девушка хотела за меня замуж, но мы абсолютно не подходили друг другу. Самое главное, я не любил её. Уже в августе, мы встретились, чтобы определиться с будущим. Я был готов поддерживать её. Однако, это не потребовалось. Она не была беременной. Можно наговорить и написать массу всего, однако, я занимал её время, а стало быть и подавал надежду.)
Но, как известно, на чужом несчастье своего счастья не построить. Но я видел девушку, что любил, и все уходило на второй план. Я был счастлив!
Мы начали летать по кругам, начиная с середины июля. Я договорился с инструктором, что буду летать хоть каждый день, но, чтобы писал он мне налет не более часа. Он согласился.
Все наши уже отлетали, а мне всё еще не хватало налета. Меня вызвал тогда, главный штурман и решил меня отправить домой, но я сказал, что еще не отлетал зону и если он отправит меня домой, то я вынужден буду его заложить, ибо полеты в зоне с одним неработающим двигателем, безусловно, полезны и необходимы для всех членов экипажа. Мои аргументы подействовали и меня отправили крутить зону в Баку.
Зону мы открутили, и у меня даже было время посмотреть город. Кроме всего Она попросила меня купить Ей сандалии, которых не было даже в Германии и так как мне уже не платили, дала денег.
Хороший город Баку! Там можно, в отличие от нас в то время, купить всё. В каждом обувном ларьке, даже в отличие от ГДР, можно было купить именно те босоножки, какие хотела Она.
Везде они были и примерно одинаковыми. Я сел в метро и поехал по направлению к автобусу в аэропорт, желая больше посмотреть, какое там метро, чем была в том необходимость.
Громкоговоритель на азербайджанском языке произнёс “Осторожно, двери закрываются“, я так думаю, а потом, когда эти двери закрылись и поезд набрал скорость, уже на русском языке повторил тоже самое.
Пора было ехать назад, но босоножки ещё были не выбраны. Я зашёл в магазинчик и купил. Через несколько метров был ещё один и я по инерции зашел и в него. В этом магазинчике, продавались точно такие же, но ремешок у них был плетёным и понравился мне больше.
Мне не поменяли, а потом продавцы выскочили на улицу и стали обзывать друг друга различными животными из отряда парнокопытных и других типов. А я понял, что такое КОНКУРЭНЦИЯ и поехал в аэропорт. В общем, Ей босоножки очень понравились.
Был уже конец июля. Я, к сожалению, вылетал всю программу и, с трудом протянув до августа, пришёл в отдел кадров. С трудом я уговорил закрыть мою командировку позже, ссылаясь на отсутствие билетов, а потом, исправив немного дату, уехал к Ней.
Она ещё спала, а я чтобы не разбудить её спускался вниз во двор и набирал ей ромашки! Ей это нравилось, а мне нравилось, что ей нравилось!
Она читала мне 16 страницу Литературной Газеты, а я смотрел и рисовал Её. (я много раз потом, рисовал. Но все её портреты, как Она утверждает были выброшены. Я, конечно, не верю. Искусство должно принадлежать народу. Но Она утверждает, что её портреты принадлежат только ей) Вечером мы пошли в гости к Её подруге и решили сократить путь, идя напрямик. Светила Луна и был звездный дождь.
Она держалась за мою руку, но звёздное небо завораживало нас. Я вспомнил, что где-то здесь была яма. Мы уже были в этой самой яме. Я упал больно, а Она на меня и принялась смеяться. Я испугался. Я подумал, что может Она ударилась головой, но Она вспомнила рассказ на 16 странице, как попадали в разное время разные люди на дно котлована в одной из новостроек и тоже засмеялся.
Вообще, мы счастливо упали между стальных прутьев, я лишь немного порвал фрагмент носа и у хирурга решил его не зашивать, потому что заживет и так до свадьбы.
Мне уже не платили командировочные, потому что переучивание закончилось, я умудрился переучиваться уже почти на целый месяц дольше. На последние деньги мы пошли в ресторан, а обратно поехали на такси в её деревню. Она обратила внимание, что наша машина на скорости под 100 км/ч несётся на другую стоящую на правой стороне дороги. Она стремительно приближалась, а я сидел и думал. Как её обойти. Я молчал. Стараясь не мешать. Водитель, вероятно, вообще, смотрел в сторону, и ту машину не видел. Моя девушка первая подняла тревогу. Водитель, наконец, увидел ту машину и крутнул руль резко влево. Моментально корма подалась вправо, машина слетела с дороги в кювет и готова была перевернуться, но передумала и остановилась на боку. Мы не пострадали.
Интересно, когда я стал учиться в школе, меня отправили заниматься музыкой, играть на пианино. Пришлось играть гаммы и меньше проводить времени на улице. В общем, у меня были все основания не любить заниматься на пианино. Не любить – это мягко сказано!
Отправка моих родителей в Египет и отсутствие там школ для детей после 4 класса, вынудили мою бабулю с дедушкой взять меня. Я вынужден был бренчать на пианино гаммы, несложные музыкальные произведения и с тоской смотреть на улицу, едва держась на стуле, чтобы не упасть и не уснуть.
Я уже целых 3 года бренчал на пианино, а мама и папа были в Египте, как вдруг услышал Лунную Сонату Людвига Бетховена. Теперь все мысли были о ней. Я поставил цель. Я должен был освоить Лунную Сонату к возвращению родителей. Вскоре мне было разрешено. Я уже играл её, а бабуля вытирала слёзы. Это потому, что я играл очень хорошо.
Я продолжал играть Лунную Сонату к восторгу моей мамы и ещё 5-6 музыкальных произведений. Больше ни что не заставляло меня ходить на занятия по игре на пианино.
Я и не ходил. Куда приятнее было готовиться к будущим полётам, но Лунная Соната была со мной всегда.
Я уже начал летать и потом встретил девушку, которой подарил Лунную Сонату в собственном исполнении
.
А Людвигу Бетховену был уже 31год. Композитор часто влюблялся и было, вероятно, женщин немало. Однако, позже он сказал, что секс без любви, есть скотство. В то время классовая принадлежность была серьезным аргументом для решения вопросов о женитьбе.
В 26 уже начались признаки глухоты
Бетховен давал уроки музыки. Одна из его учениц была Гвинчарди (Юлия-было написано на нотах или Джулия –Джульетта)
Это был 1801 год. Однако, разница в социальном положении не дало возможности быть вместе. Джулия выходит замуж за равного по положению. В 1804 после смерти мужа Джозефины Брунсвик в 1804 году Людвиг попытал удачу в отношениях с молодой вдовой. Он написал возлюбленной несколько страстных писем, та отвечала ему взаимностью, но вскоре по требованию семьи прервала с Бетховеном всякую связь.
В случае брака с не аристократом графиня была бы лишена возможности общаться с детьми и заниматься их воспитанием. Тоска неразделённой любви, мука от потери слуха -всё это и выразил Бетховен в «Лунной» сонате.
…Последняя ночь. Время летело… Я считал часы, переводил их в минуты, а потом в секунды, чтобы величина была больше, но утро настало, и мы поехали в аэропорт. Она подарила мне открытки с видами Ульяновска и Балладой о прокуренном вагоне, написанной на обратной стороне.
Она посадила меня в самолет и слёзы начали катиться из глаз.
– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой…
В Пулково меня встречали родители, но я даже не заметил их. На следующий день я полетел в Архангельск.
Начались полёты. Но у меня кроме полетов была ещё и Она. И хотя я прилетал к Ней после сентября ещё, да и Она прилетала ко мне, дурацкий предрассудок о построении счастья на чужом несчастье прочно сидел в башке. Я стал мало летать и много болеть.
Без Неё я чувствовал себя умирающим. Когда, на некоторое время, я почувствовал себя здоровым, поехал к ней. Одна мысль не давала мне покоя: там я не женился, потому, что не любил, а здесь?
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!
Я приехал к Ней. У неё был бронхит, и её положили в больницу. Как произойдёт наша встреча?
Она как будто даже не удивилась моему появлению, будто знала, что я приду. Я просто спросил:
-Замуж за меня пойдёшь?
И Она просто ответила. И не было ни упрёков, ни жеманства.
А потом, уже вечером, сидя под лестницей на диване мы просто разговаривали, почти шёпотом, когда появилась очень пожилая пара. Им было уже каждому лет по 70. Они сели в холле почти напротив нас.
Вероятно, болезнь у него была непростой и она, держа его за руку, поглаживая ее, говорила: “всё будет хорошо!”
А моя будущая жена тогда мне, сказала “Вот видишь, и у нас должно так быть”
… Наша “свадьба” состоялась в 18.40 , в тот самый день, когда 42 года назад, наша Красная Армия одержала Первую Победу над фашистской Германией. Я был счастлив, но мои родители узнали об этом лишь через 3 дня.
На следующий день меня погрузили в самолет и в общаге все никак не могли поверить, что я женился, мне даже пришлось показывать паспорт! В честь этого события, был организован банкет тут же!
В середине декабря при заходе на посадку в аэропорту Лешуконское разбился наш Ан-24. Командиром был очень опытный товарищ, налетавший не одну тысячу часов. Штурман был совсем мальчик, потому, что фотография его, опубликованная в некрологе, тянула на учащегося 10 класса. Он был на год младше меня. Он только закончил Академию в 1982 году. Для второго пилота, это был вообще первый рабочий день. Его только, что проверил наш пилот- наставник на Нарьян-Маре и сказал не давать резко ногу при заходе на посадку. Они оказались не на посадочной прямой, а когда вышли из облачности, то визуально было обнаружено отклонение. Второй пилот и компенсировал его дачей ноги. Вот самолёт и заскользил.
Механик – только-только женился…
В нашей общаге был траур…
Мой кашель уже начал пугать не только обитателей нашей общаги, но и тараканов, в обилии живших с нами. При этом я ходил и искал жил. площадь для нас с Людой. На улице стоял стандартный мороз (-39. Когда мне радостно сообщали, что на улице –50, я был уверен, что когда приду на метео, то обязательно будет –39. Так и было!) Я уже обошел не менее 50 домов, но результатов не было. Тогда, в 80-х рынка жилья не было, никто через газеты жильё не сдавал, и приходилось лишь руководствоваться излишками квадратных метров, мудро установленных нашим государством.
ВЛЭК, несмотря на все мои старания дышать пореже, и по флюорографии отправил меня в больницу с подозрением на туберкулёз. Мой кашель и то, что Андрюша, с которым мы ездили на “первое“ переучивание попался именно на этой болезни, не оставили никакого сомнения во врачебной правоте.
В больнице на Маймаксе, так назывался район Архангельска, меня спросили, куда, мол, сообщать.
О чём?– спросил я.
Медсестра сообщила мне, что бывает, что больные не возвращаются.
“Жизнь взаймы“ – подумал я и дал адреса в Ленинграде и в Ульяновске.
Первая приехала мама, а на следующий день Люда, хотя я и оставил ей право выбора. Моё здоровье уже было нормальным, но врачи почему-то меня не выписывали и более того убеждали меня, что я болен. Наверное, я оказывал очень благотворное влияние на бывших ЗК.
Люда сняла комнату рядом с больницей и наш “медовый месяц” был там.
Через неделю пребывания в больнице врачи всё-таки стали настаивать на туберкулёзе и я, сказал им, что помирать поеду в Ленинград. Мой папа уже договорился обо мне в Военно-Медицинской Академии.
Жизнь взаймы. Я повёл Люду поужинать в ресторан, где даже задержались.
На следующий день, со слезами на глазах и с Людой в кабине я сам полетел в Ленинград.
По прибытии домой у меня начался жар, и врач это объяснил начинавшимся распадом лёгких.
Моя бедная мама чуть не упала в обморок, а Люда меняла мне рубашки и если бы не столь высокая температура я бы решил, что уже в раю!
…В Военно-Медицинской Академии мне очень понравилось, люди там были очень интеллигентные, а главное, что мой врач с самого начала очень засомневалась в диагнозе.
Проведя в этой Академии ровно 3 месяца и испытав меня, как испытывают новую сельхозтехнику, меня выписали меня к лету и выписали.
В общем, все болезни от нервов!
Предстоял новый ввод в строй на Ту-134. Налет в августе был хорошим, и я ввелся уже в конце того же месяца.
Мне всё-таки удалось снять комнату у одного бывшего водолаза. Этот водолаз жил один. Жена у него, как работник Советской Торговли, отдыхала уже лет 5 с общим отбыванием в северных домах отдыха 15 лет!
Водолаз обещал даже прописать мою жену.
Я вообще был без прописки. Когда приехал в Архангельск мне дали временную, а потом просили сделать постоянную, но какой нормальный человек будет выписываться из Ленинграда? Наконец, мне сделали бронь, и я выписался, но забыл им привести какую-то бумажку и меня без этой бумажки не прописывали. Пока я ездил и привозил им эту бумажку, успел жениться, а женатых в общагу не прописывают. Я очень просил, кто же с женой будет жить в этом клоповнике, мол, буду жить со своей женой где-то, но зато у меня будет прописка, чтобы она могла на работу устроиться. Но женщина в паспортном столе была очень принципиальной и неумолимой. Был у неё мясистый красный нос, и фамилия её вообще была Вольф! Я и выпить ей предлагал и, отчаявшись, сказал ей всё, что думаю о ней. Уже через пять минут я предстал перед замполитом. Странно, но замполит был на моей стороне, и мы пошли к командиру ОАО (Объединенного Авиа Отряда) Хижко В.И. “Выражаю своё соболезнование, но ни чем помочь не могу“ – сказал Хижко, не задумываясь.
В общем, оказался я бомжем с работой.
Водолаза, я, конечно, старался кормить и поить, что бы он мою жену, ждущую ребёнка прописал. А он, побывав у своей жены на зоне, свои, сука, обещания позабыл, и я вынужден был с ним разговаривать очень даже невежливо.
В этот момент моя Люда выписывалась из Ульяновска. А я в этот момент очень невежливо беседовал с этим водолазом. В общем, водолаз оказался догадливым и мою жену всё же прописал. Но с проблемой терроризма пришлось столкнуться раньше, чем наступило 11 сентября, и мы решили уехать в общагу.
Там мы прожили меньше недели и случайно, нашли роскошную квартиру у самой общаги, причем мы произвели такое хорошее впечатление, что даже цена на 3 –х комнатную квартиру была не очень высокой – всего 50 рублей.
Теперь я был спокоен. Нашлась даже работа для Люды – английская школа с преподаванием ряда предметов на ряде языков.
ЗАНАЧКА
Часто навещали меня или мы навещали приятелей ещё с Ан-24. И вот эту леденящую душу историю мне рассказали дабы не делал знатных ошибок в будущем.
Тогда, советские лётчики гражданской авиации летали в тёмно- синих костюмах и чёрных носках, свято выполняя “Устав о дисциплине работников гражданской авиации.”
На каждом плече пиджака были пришиты погоны или наплечные знаки,. в которые втыкались “птички”-крылышки с серпом и молотом. Птичка соответствовала своему названию, она пыталась улететь и цеплялась за всё, что только можно. Поэтому, наплечные знаки с торца мы не пришивали для удерживания птичек на погонах. посредством одного или двух пальцев просунутыми между плечом и погоном.
Но не все лётчики нашей эскадрильи использовали данную пустоту по назначению.
В нашей эскадрилье был второй пилот по имени Егор.
Прилетел он как-то. Встретила его жена. Питание уж на столе дымится, Егор пошёл руки перед едой мыть, а жена пока он руки моет, пошла пиджак почистить.
Чистит она его чистит, а погон отогнулся и уставился на неё немигающий взгляд Ильича, которые тогда были на советских ассигнациях.
Смотрит она ему в глаз и понимает, что не просто это так!
Заначка! промелькнуло в её потрясённом мозгу.
-Это что? –решила спросить она у мужа.
-Как что, -спокойно отвечал Егор, заначка Командира.
-А ты свою, что у Командира в погоне прячешь- спросила жена.
В общем, никогда, я не имел (за ненадобностью заначки от Люды, как и она не прятала от меня. Никогда!)
CCCP 65084 Архангельск аэропорт Талаги 9октября 1984года.
9 октября 84 года внезапно выпал снег. Конечно, можно было предположить, что он скоро будет.
В прошлом году он вообще выпал 24 сентября и мы (я летел зайцем от Людочки), ушли на запасной в Мурманск. Никто даже предположить не мог, что именно 9 октября может выпасть снег. Всё замело, и наш рейс на Москву уже задерживался. Наконец, самолёт откопали, пассажиров посадили, и мы начали выруливать. Пока мы рулили, отказал один преобразователь, но, выключив и включив его, он заработал вновь.
Взлетаем, уже 120 метров, закрылки убраны полностью и вдруг механик докладывает, что давление масла правого двигателя 3 единицы (кг/квадратный см – это нормально). Подумал, может новая форма доклада?
Уже 200 метров и я даю курс. В этот момент механик докладывает давление масла 2 единицы. Это уже хуже. Мы краешком проходим район Варавино, а механик кричит:” Давление правого ноль. Горит лампа отказа правого двигателя”, а через ещё секунду: ” Давление масла левого ноль, горит лампа отказа левого двигателя”. Но на слух оба двигателя работают.
– Может, это виноват твой преобразователь?
– Нет – кричу я.(все разговоры по самолётно-переговорному устройству и внешней связи записывались, поэтому и кричал)
Далее идет доклад Командира.
– Архангельск круг, 65084, горят лампы отказа обоих двигателей, разрешите заход с обратным посадочным.
– Не понял.
Командиру Привалову пришлось повторить. Дело в том, что одновременный отказ двигателей не возможен и нигде, и никогда он не встречался, а, следовательно, и в руководстве по летной эксплуатации он не описывался. (Это справедливо для Г.А. Одновременный отказ возможен только при достижения критического угла атаки (двигатель захлёбывается, т.е. кислород не поступает, или некачественный керосин)
Кроме того, условия были сложными, то есть хуже, чем 200 по нижней кромке и 2000 метров по видимости. Самым, конечно, коротким заходом был бы заход с обратного курса. Но, успеют ли переключить посадочную систему диспетчеры? А если всё же приборы врут?
– Посадку с обратным запрещаю, у меня борт на прямой.
Проверяющий, сидящий справа, предложил сесть по курсу, мы уже разворачивались левым, и в просветах облачности проносился лес, дальше были болота, но резиновых сапог у меня не было, о чём я честно и сообщил. Я мог простудиться и заболеть. Фразу о резиновых сапогах потом убрали, как не соответствующую стандарту, а меня отодрали.
Мы летели с северным курсом (полоса в Талагах идет с Запада на Восток) и я попросил курс к третьему для экономии времени. Ширина коробочки тогда была 12 километров. Этим манёвром я бы сэкономил 60-80 секунд, но диспетчер сказал заходить строго по схеме. Вот тут-то я и испугался!
Когда такое говорят и в такой момент, лётчик только и думает, что- бы что-нибудь не нарушить, а вовсе не о том, что может быть полный рот земли. Мы выполнили схему идеально.
Лишь только коснулись земли, сдох сначала правый двигатель. Пожарные машины уже нас ждали в конце полосы и, когда мы добавили режим левому, чтобы освободить полосу, сдох и он.
Полёт продлился 14,5 минут, я записал 15.
– Ну, ребята, сверлите дырки, ордена получать будете, – встретил нас комэска.
Лично я был не против. Половину оставшегося дня мы писали объяснительные записки и расшифровывали “ черный ящик“. Вообще, чёрный ящик вовсе не черный, он оранжевый шарик и называется магнитным регистратором полета. Выяснилось, что заводчики из Пермского моторостроительного завода устанавливали дополнительный пожарный датчик на двигатель и в нарушении технологии открыли масляный кран, забыв его закрыть. Инженер на линейке двигатель не проверил, и самолёт был передан нам. Если нас награждать, то инженеру сидеть (в тюрьме) Поэтому, решили дело закрыть. Но это стало известно позже, а пока мы сели и уцелели. Решили событие отметить. А Люда, ждала меня и ребёнка. Сотовых телефонов ещё не было, и просчитав, что будет лучше припёрся со всем экипажем.
Что-то купили, что Люда быстро сама приготовила. Упрёков и обид не было.
Как-то сидя на разборе полётов, меня пригласили друзья попить кофе и посмотреть коллекцию самолётов.
В перерыве я и отправился пить кофе и смотреть коллекцию моделей
самолётов. Кофе попил и коллекцию посмотрел и был очень потрясён
увиденным. Летая по всему СССР, я стал везде покупать им модели
самолётов и ребята втянули меня в коллекционирование.
Но то будет в Питере, а на Севере тем заниматься времени не было.