Мне показалось, что я закрыла глаза буквально на несколько секунд – можно сказать, медленно моргнула, – но когда я их открыла, почему-то было уже светло.
Тогда я снова моргнула, пытаясь понять, как такое могло произойти и куда пропала ночь. Быть может, она все еще в разгаре, а я просто зажгла несколько магических светляков и забыла их погасить?!
Но, оказалось, моя магия здесь ни при чем. Через темные тяжелые портьеры, которые, конечно же, я не удосужилась хорошенько задвинуть, уже пробивался яркий утренний свет, рисуя причудливые узоры на мягком ковре.
Ночь все-таки закончилась – причем совершенно незаметно для меня, – и наступил новый день. К тому же по коридору кто-то прошел – шаги были тяжелыми и уверенными, и я решила, что так топать могла только сестра Лючия.
Это означало лишь то, что и мне тоже пора вставать.
Потянувшись, уселась на кровати, в которой так и не обнаружила Нану – выходило, няня поднялась еще до меня. Подушка на ее стороне была примята, зато ей удалось аккуратно заправить одеяло. И Нана успела еще и разложить мои вещи, которые я вчера небрежно бросила на стул.
Признаюсь, вечером у меня попросту не осталось сил, чтобы развесить свою одежду.
Зато у Наны они оставались – не только привести в порядок мои вещи, но еще и подняться ни свет ни заря и отправиться хлопотать на кухню, из-за чего я почувствовала укол совести.
Накинув на сорочку платье, поплелась в ванную комнату. Умылась – напор воды здесь оказался куда слабее, чем в бывшем столичном особняке дяди, но это было намного удобнее тазика и кувшина для умывания в «Райских Птицах», куда я так и не провела водопровод.
Выходило слишком сложно и дорого, но я старательно копила деньги…
Впрочем, теперь это было проблемой Парсона, хотя я все-таки вздохнула украдкой. Да, в моих планах было многое перестроить в «Райских Птицах», но теперь увы… Сейчас там хозяйничал другой человек, зато у меня есть дом на берегу моря, который я не собиралась никому отдавать.
Трудности созданы Богами для того, чтобы закалить человека, – так любил говорить мой отец.
Вот и сейчас, получив от жизни серьезный удар и целый набор трудностей, я собиралась учесть свои ошибки на будущее, а в настоящем сделать все, чтобы это место навсегда осталось моим и Наниным домом. Отстоять «Охотничий Уголок», чего бы мне это ни стоило, не отдав его ни Мольену, ни кому-либо другому, кто надумает его у меня отнять.
Но пока что на дом никто не покушался, поэтому я, зашнуровав платье и завязав волосы в косу, на цыпочках прокралась мимо спящей Лилли. Улыбнулась украдкой, заметив, как по-детски приоткрылся ее рот.
Наконец, выскользнула в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Она все же предательски скрипнула, и я подумала, что не помешает смазать… Затем немного постояла, вдыхая тишину и уже успевший полюбиться мне запах «Охотничьего Уголка» – пахло старинным деревом, полиролью и еще свежеиспеченным хлебом с первого этажа.
И вовсе ничего не напоминало больницу, хотя из дверей третьей комнаты показалась сестра Лючия.
Подойдя, монахиня быстро меня благословила, после чего сказала, что этой ночью, слава Богам, в доме никто не умер, хотя дела в третьей и седьмой палатах – пусть я не считала, что у нас лазарет, но монахиня оказалась другого мнения, – так вот, дела у Рекса Миллигана и Эстер Миллс были все такими же.
Очень тяжелыми.
Зато остальные пациенты, хвала Богам, уверенно шли на поправку.
Сказав это, сестра Лючия отправилась дальше по коридору, а я поспешила вниз. Поздоровалась с Чарльзом, смазывавшим петли входной двери, намекнув тому, что не помешает сделать это и с остальными дверьми в доме.
Но не сейчас, а когда все проснутся.
На кухне оказалось, что Нане моя помощь нисколько не нужна. Она прекрасно со всем справлялась и сама – в хлебной печи уже подрумянивались две круглых буханки, а еще четыре дожидались своей очереди.
Мона тоже уже поднялась. Безропотно отдав моей бывшей няне бразды правления на кухне, она вовсе не выглядела несчастной – наоборот, попивая кофе, с явным удовольствием выслушивала похвалы Наны собственной предусмотрительности.
Оказалось, в дальнем конце участка, как раз за флигелем, они с отцом устроили курятник, так что каждое утро в нашем распоряжении будет с десяток свежих яиц. К тому же у Моны имелась небольшая теплица, откуда она принесла первую весеннюю зелень – хиленький пучок укропа, вполне довольную жизнью петрушку и зеленых листьев салата аж на целую объемную миску.
Нана ее поблагодарила, заявив, что все придется как нельзя кстати.
Я уже знала, что это означало, – всех обитателей и гостей «Охотничьего Уголка» будет ждать восхитительный завтрак.
Но пока что я получила утренний кофе и кусок еще горячего хлеба, только что из печи – истинное лакомство, которым Нана любила меня баловать с самого детства. Поев, я решила с Моной проинспектировать дом – хотела знать, что водилось в моем новом хозяйстве.
Кухонные дела и учет припасов я оставила за Наной, тогда как мы отправились в небольшую кладовую возле столовой, где принялись доставать с полок тарелки. Пересчитали – слава Богам, хватило бы даже на то, чтобы усадить за стол целый полк.
После этого занялись кружками, бокалами и столовыми приборами. Все было в очень хорошем состоянии – на посуду Вестон не скупился, – так что я решила, что накормить гостей будет из чего, даже если к нам явится весь персонал госпиталя.
Оказалось, мы сумеем этот самый персонал еще и напоить чем-то покрепче, потому что на верхней полке я обнаружила целый выводок как початых, так и полных бутылок с дорогим алкоголем.
На это Мона, покраснев, призналась, что это она…
Она туда все спрятала и всегда держала эту кладовую под замком.
Бутылки остались еще со времен лорда Вестона. Весь этот дорогой коньяк, виски и бренди двадцатилетней выдержки раньше стояли в баре в Бильярдном Кабинете. Когда хозяин съехал, Мона припрятала сомнительное богатство от отца, сказав тому, что лорд Вестон все забрал с собой.
Потому что Чарльзу Ксавье ни в коем случае нельзя пить. У него сразу же обостряется застарелая язва – отец уже успел дважды полежать в госпитале, на что ушли почти все их сбережения.
Мне было очень интересно послушать про сбережения, но я решила сперва закончить с осмотром дома. Попросила Мону всегда держать эту кладовую запертой и ни в коем случае не поддаваться на провокации Перси Страута из комнаты номер четыре.
А еще лучше, пусть она отдаст ключи мне.
И Мона сразу же протянула мне целую связку.
– Значит, наш гость из номера четыре, – покивала она, на что я закатила глаза.
Сестры из ордена Святой Виргилии вели себя так, словно в моем доме был филиал королевского госпиталя – что вполне резонно, – тогда как Мона считала, что «Охотничий Уголок» за вчерашний вечер чудесным образом превратился в гостиницу.
Оказалось, так считала не только она, потому что, когда мы проходили мимо кухни, сестра Лючия бодрым голосом поинтересовалась, во сколько у нас обычно подают завтраки. На это получила вполне внятный ответ от Наны, что постояльцам будет подаваться не раньше, чем через час, но кофе и свежеиспеченный хлеб с клубничным джемом – тоже из запасов Моны – можно получить хоть сейчас.
Я снова закатила глаза, после чего отправилась с Моной наверх, где мы провели увлекательных двадцать минут, пересчитывая оставшееся постельное белье. Выходило, его хватало как раз на еще одну смену, после чего придется отдавать в стирку.
И это было еще очередной проблемой.
– На территории дома есть своя прачечная, – говорила Мона, когда мы спускались по лестнице в гостиную, закончив с осмотром подсобных помещений на втором этаже.
Чердак я решила оставить на завтра.
К тому же Мона заявила, что ничего интересного там нет – лишь старые вещи и выводок летучих мышей.
– Но сейчас прачечная, конечно же, закрыта. Она в пристройке рядом с конюшней, – пояснила мне Мона. – Я вам все покажу, мисс Робин! – Меня в доме стали называть именно так, взяв пример с Наны. – Но если в доме снова будет много народа, можно нанять приходящих прачек. Так выйдет значительно дешевле, чем отдавать грязное белье в заведение Шерлин, что на улице Воскрешения, 5.
На «дешевле» я кивнула, решив, что настало время для важного разговора.
В принципе, его можно было начать и в гостиной – попросить Мону устроиться в кресле, после чего заявить ей, что платить жалование им с отцом мне нечем. Но я все-таки решила подойти к этому разговору с другого конца. Сказала Моне, что мне бы хотелось выйти на улицу и осмотреть террасу возле столовой.