Отец всегда говорил, что наша жизнь похожа на качели – за каждым падением непременно последует новый взлет. Нужно лишь приложить усилие, оттолкнуться посильнее, и ты обязательно переменишь ситуацию к лучшему.
Но на этот раз переменить ситуацию к лучшему у меня не получалось, сколько ни отталкивайся. И все потому, что мои качели давно уже сорвались и… летели к демонам в пропасть!
– Нет же, Нана! – я устало покачала головой, уставившись на свою бывшую гувернантку. – Слишком много вещей, мы не сможем все это с собой взять. Отложи-ка те три платья, я отнесу их завтра в лавку. И уж тем более мы не можем взять это!.. – добавила я, уставившись на каминные часы, которые Нана припрятала между вещей.
– Но они же дорогие! – смуглое лицо Наны нахмурилось, а черные миндалевидные глаза превратились в щелки. – Этому мерзавцу, вашему дядюшке, они все равно не понадобятся! Он так и так сгниет в тюрьме, а потом черви сожрут его тело!..
Родом Нана была из Востора, цвет ее кожи был темнее того, к чему привыкли в Атрии. На улице на нее частенько глазела любопытная детвора, а некоторые, особо смелые, подбегали и спрашивали, человек она или нет.
Но она была человеком – уж мне ли не знать ее доброты! – и я любила ее как родную мать. Своей не помнила – та бросила нас с папой, когда я еще лежала в колыбели, – зато Нана меня вырастила. Все эти годы она была рядом, заботилась обо мне и опекала. А потом, когда я стала взрослой, тоже осталась подле меня.
Теперь пришло и мое время позаботиться о ней. Но это вовсе не означало, что мы станем брать чужие вещи из чужого дома!..
Вернее, до недавнего времени это был дом моего дяди – шикарный особняк на улице Гроувер, – из которого нас с Наной выселяли, дав два дня на сборы, после чего мы должны будем убираться восвояси.
В этом и заключалась самая большая проблема – убираться нам с Наной больше было некуда. По воле дяди у меня ничего не осталось – ни своего дома, ни денег на счету, потому что он выгреб все, до последней лиреи, хотя в Королевском Банке Атрии у меня лежала приличная сумма.
Я откладывала ее целых два года – собиралась провести новомодную систему оросительных каналов на своих страдающих от постоянных засух землях, а потом отвезти Нану в путешествие. Думала сделать ей подарок на пятидесятилетие.
Но дядя рассудил иначе, пустив все мои сбережения на покрытие собственных долгов. Мой дом он тоже продал, отдав деньги жаждущим его крови кредиторам.
Узнала я об этом пять дней назад, и удар оказался настолько сильным, что я долго не могла прийти в себя. Отказывалась верить своим глазам, когда увидела договор купли-продажи на свой собственный дом, подписанный моим опекуном, и ушам, когда мне сообщили в банке, что денег на моем счету больше нет.
Но жизнь взяла свое… Вернее, мне ничего не оставалось, как только взять себя в руки и жить дальше. А еще бороться, потому что я не собиралась оставлять это просто так.
Обошла нескольких адвокатов, посетила жандармерию и даже встретилась с управляющим банком. Но все лишь разводили руками. Да, преступление было налицо, но вернуть свою собственность и деньги я уже не могла. Потому что давно не было ни того, ни другого, а законы Атрии оказались не на моей стороне.
По воле дяди я осталась ни с чем, и мне придется начинать все с самого начала. К тому же позаботиться еще и о Нане.
Первой моей мыслью было остаться в столице, раз уж ехать все равно некуда. Снять нам с Наной недорогую комнату и отыскать себе работу, но уже очень скоро я осознала всю глубину пропасти, в которую угодила по дядиной воле.
Стоило кому-либо заслышать, что меня зовут Робин Дорсон, как свободные комнаты сразу же становились занятыми, а вакансии испарялись, словно их не существовало в природе.
И все потому, что имя Дорсонов было у всех на слуху. О нем кричали во всех столичных газетах, потому что дядя совершил куда более страшное преступление, чем подделка моей подписи на генеральной доверенности, с помощью которой он, став моим опекуном после смерти отца, разграбил мой счет и пустил по ветру мое наследство.
Итона Дорсона, дипломата на службе у его величества короля Гилберта I, обвиняли в шпионаже на Умбрию, и вина его была неоспорима. Пусть пока еще шло следствие, но дядя уже сидел в тюрьме, а его особняк отбирали за долги. Счета заморозили – впрочем, денег на них все равно не было, – а меня выставляли на улицу без единой лиреи.
Шесть дней назад, когда за дядей явились жандармы, я решила, что произошла чудовищная ошибка. Отказывалась верить в происходящее, думая, что такого попросту не может быть. Но теперь, когда я познала всю глубину его лжи, у меня не оставалось ни малейших сомнений в том, что он виноват.
К тому же пару дней назад я навестила его в тюрьме – мне захотелось взглянуть ему в глаза.
Именно там Итон Дорсон, обливаясь слезами, которые капали на его тюремную робу, заявил мне, что он ничего плохого не совершал. Вернее, вина за ним есть, но не такая страшная, какую ему пытаются приписать.
Поэтому мне нужно сегодня же, любой ценой занять еще денег и нанять ему самых дорогих адвокатов – он назовет мне их имена, – потому что общественный защитник никуда не годится.
Я должна обязательно вытащить его из тюрьмы, так он мне и заявил. Ему нужно выйти на свободу, и тогда он все исправит. Сейчас обстоятельства сложились не в его пользу, но еще можно все переиграть.
– Вы меня обманули и обворовали, – сказала ему. – Это обстоятельства во всем виноваты?!
Нам с отцом принадлежали земельные угодья в Сонбери, в трех днях пути от столицы. Не сказать, что обширные, но этого вполне хватало на жизнь. Ими я давно управляла сама, без чьей-либо помощи, потому что папа постоянно был в отъездах.
Моя жизнь в провинции текла ровно и размеренно – повседневные дела и заботы, книги и учеба, – но ровно до момента, пока не пришло известие о папиной гибели. И уже через неделю ко мне из столицы явился дядя, сказав, что он вызвался опекать меня до момента, пока мне не исполнится двадцать один.
Еще целых два года.
– Робин! – страдальчески выдохнул дядя в тот день, стоя на крыльце моего дома, и протянул ко мне руки.
– Робин! – выдохнул он и сейчас, через два месяца с того момента.
И тоже протянул ко мне руки, но уже в арестантской полосатой одежде.
Признаюсь, в тот раз, в Сонбери, я позволила себя обнять. Охваченная горем, сама шагнула в его объятия. Зато сейчас отшатнулась, а стража за моей спиной заволновалась.
– Я действовал под влиянием момента, – произнес Итон Дорсон, когда понял, что родственные объятия его не ждут.
– Мне прекрасно известно, что это был за момент, – сказала ему сухо.
– Я не мог поступить иначе. Пойми меня, Робин! Мне нужны были те деньги, – наконец, признался он. – Но я бы все тебе вернул!
Я поморщилась.
– Допустим, кражу денег со своего счета я еще хоть как-то могу себе объяснить, хотя и с трудом. Но то, что вы продали «Райские Птицы», причем сделали это за бесценок… О нет, такого я не прощу вам никогда!
Дядя продал мое поместье мерзкому Парсону – тот давно уже зарился и на меня, и на мою собственность. Как-то даже заявил, что разница в возрасте в тридцать пять лет не станет помехой нашему браку.
Конечно же, я ему отказала, но он не собирался сдаваться – заявился в «Райские Птицы» и принялся ко мне приставать. Отец как раз был дома и выставил Парсона вон, пригрозив, что выбьет ему все зубы. И даже не станет тратить на него ни магию, ни меч, чтобы не замараться.
С тех пор сосед затаил на меня обиду. И теперь, стоило мне подумать, что этот негодяй заполучил мой дом и мои земли, да еще и за бесценок, а дядя потратил деньги на погашение своих долгов…
Сердце начинало болеть, а к глазам подступали слезы от гнева и бессилия, потому что я понимала: мне уже ничего с этим не сделать!
А ведь в «Райских Птицах» прошло мое детство, там я выросла и выучилась. Любила и заботилась о просторном, солнечном доме и о людях, которые жили в нем и на моих землях. В доме было так много всего, связанного с отцом, – его вещи, сувениры, которые он привозил из дальних странствий, коллекция курительных трубок и восторских сабель, а еще его старенький китель и адмиральская фуражка.
Уверена, мерзкий Парсон все это собрал и сжег.
А если не сжег, то стоит мне приехать в Сонбери за своими вещами, как он с ухмылкой продемонстрирует договор купли-продажи, под которым стояла подпись моего опекуна. Или же, того хуже, попытается меня облапать, заявив, что, только став его женой, я смогу вернуться в свой дом.
– Как же мне сильно не хватает папы! – помню, сказала на прощание я дяде. – Он бы быстро раскусил, какой вы на самом деле мерзавец. Но теперь я тоже это понимаю, и с сегодняшнего дня вас в моей жизни больше не существует.
После чего поднялась и ушла.
Не стала слушать ни об адвокатах, о которых твердил дядя, ни о том, что он обязательно мне все вернет. Решила, что Боги и люди дяде в судьи, так что придется ему довольствоваться общественным защитником.
Вернулась в роскошный пустой особняк – слуг я сразу же отпустила, понимая, что платить им больше нечем, – и долго сидела в кресле, обхватив себя руками. Не хотела плакать, но слезы текли сами по себе.
Правда, ровно до тех пор, пока не пришла Нана и не всучила мне кружку с горячим молоком и тарелку с печеньем. Заявила, чтобы я непременно все съела. И еще, что Боги обязательно помогут мне во всем разобраться.
Впрочем, мне и так уже все было ясно, что уж тут сложного!
Дядя сразу это задумал, стоило ему получить известие о гибели старшего брата. Он давно уже нуждался в деньгах, поэтому решил, что вот он – легкий способ обогащения. Всего-то нужно стать опекуном племянницы, а потом ее ограбить!..
Правда, сперва ему надо было втереться мне в доверие. Именно поэтому он примчался в «Райские Птицы» – так спешил, что даже карета запылилась. Заявил, что прибыл меня поддержать и что он скорбит вместе со мной о страшной утрате.
Потому что мой отец был настоящим героем – жил как герой и погиб как герой.
Папа вел эскадру из шести кораблей, пытаясь в очередной раз миновать Пролив Дьявола и найти кратчайший путь в Кракатан. Но его «Скиталец» и корабли сопровождения попали в страшный шторм, и половина их них разбилась о скалы неведомой земли и пошла ко дну.
Среди них был флагман отца.
Выживших искали, но никто из команды «Скитальца» так и не добрался до суши, обретя вечный покой в море. Оставшиеся корабли вернулась в Атрию, привезя с собой страшную весть – адмирал Натан Дорсон погиб, – и теперь вся Атрия скорбела вместе со мной.
Правда, дядя скорбел не слишком заметно – пробыв несколько дней в «Райских Птицах», он выпил весь запас папиного виски и рябиновой настойки Наны, после чего изъявил желание немедленно забрать меня в столицу.
Сказал, что так для меня будет лучше. Мы станем утешать друг друга в нашем горе, но уже в его доме. К тому же мне не помешает развеяться и взглянуть на столичную жизнь – разве это дело, чтобы молодая и красивая девица чуть ли не заживо похоронила себя в деревенской глуши?!
Признаюсь, в тот момент мне было слишком плохо и больно – образ отца постоянно вставал перед глазами, и я плакала с утра до ночи, – поэтому, немного поколебавшись, я все-таки дала свое согласие. Решила, что, если мы с Наной проведем конец зимы в столице и вернемся в Сонбери как раз к посевной, ничего страшного не произойдет.
Вернее, дядя прав, так будет даже лучше – папе не понравилось бы, что я так сильно по нему убиваюсь. Да и Харден, нашу столицу, мне давно хотелось повидать – до этого я бывала там раза три, не больше.
Ну что же, я его повидала – и роскошный особняк Итона Дорсона, и королевский дворец, и городские каналы с сотнями маленьких лодочек, и тысячу других красот столицы Атрии. И все это время дядя уверенно пускал пыль в глаза не только мне, но и остальным. Изображал, что он буквально купается в деньгах и его дела идут лучше некуда.
Позже я узнала, что ему давно уже не везло за карточным столом, да и ставки на ипподроме не сказать, что всегда были успешными, – дядя вылез в огромные долги, а азартные игры сделали его положение только хуже. С каждым днем засасывали его в пучину долгов, пока он не утонул в них окончательно.
Насколько, что пошел на преступления.
Не только против меня, но и против своей страны.
Но он не спешил мне признаваться в своем отчаянном положении – вместо этого стал устраивать пышные приемы, на которых мне приходилось играть роль хозяйки дома. Представлял меня знатным гостям, намекая, что из его племянницы, дочери героя Атрии, а еще красавицы и умницы, получится отличная партия.
Мне это нисколько не понравилось, и я заявила, что вовсе не горю желанием выходить замуж, так что не стоит меня сватать! Но дядя не послушал, и у нас с ним вышел пренеприятный разговор, после которого я засобиралась домой.
Не успела – в особняк ворвались жандармы, и в следующий раз мы с дядей увиделись уже в тюрьме.
– Но почему же вы не подумали обо мне? – все-таки не выдержав, спросила у него тогда, два дня назад, когда навещала в тюрьме.
Уже покидала допросную, но повернулась и посмотрела…
Глядела на Итона Дорсона – осунувшегося, с небритыми впалыми щеками, – понимая, что мы видимся с ним в последний раз. После того, что он натворил, дядя вряд ли когда-либо выйдет на свободу, а места в моем сердце для него больше нет.
– Я думал о тебе все это время, Робин! – выдохнул он. – Ты – моя племянница, единственная оставшаяся из семьи. Я не собирался тебя обкрадывать. Всего лишь позаимствовал деньги с твоего счета и выгодно продал старый, никому не нужный дом …
– Но это был мой дом, дядя! И он был очень мне нужен!
– Зачем тебе эта развалина в провинции, Робин?! Тебя ждало блестящее будущее, потому что я собирался устроить твой брак с…
– С Рэнделлом Корнвеем, герцогом Суэсским, не так ли? – перебила я его. Не выдержав, усмехнулась я. – О да, дядя, это была бы великолепная партия! Правда, она существовала только в вашем воспаленном воображении.
Хотя герцог Суэсский был вполне реальным.
Рэнделл Корнвей появился на последнем из дядиных приемов. Признаюсь, стоило мне его увидеть, как мое сердце забилось куда быстрее, хотя в обществе мужчин оно всегда стучало спокойно и безразлично.
До этого никто не смог меня заинтересовать, хотя в столице дядиными стараниями у меня появилось много поклонников, засыпавших меня цветами и приглашениями.
К тому же в Сонбери у меня водились и собственные ухажеры. Если не считать противного Парсона, за мной давно и безнадежно ухаживал сын Амброзия Джонса из «Липовой Аллеи» и волочился, не давая прохода, племянник Иссаи Вудса из «Сомовой Запруды».
Правда, ни у одного, ни у второго не было шансов – точно так же, как и у столичных кавалеров. Но стоило мне увидеть герцога Суэсского, как мое сердце дрогнуло.
Ненадолго – так, немного подрожало и перестало, потому что я прекрасно отдавала себе отчет в том, что у нас нет и не может быть с ним ничего общего.
Рэнделла Корнвея по праву считали одним их самых завидных женихов Атрии. Несомненно, молодой темноволосый герцог был не только хорош собой – что уж тут кривить душой, он показался мне демонически привлекательным. А еще ему принадлежали огромные земельные владения на востоке Атрии и несколько мануфактур в столице.
В довесок, он получил отличное образование, король приходился ему троюродным дядей, а в юношеские годы Рэнделл Корнвей успел прослужить три года на флоте. Участвовал в короткой, но кровопролитной Двухлетней Войне против Умбрии и удостоился нескольких наград за храбрость.
Как оказалось, воевал он под началом моего отца. Это мы выяснили в разговоре – но уже после того, как дядя нас представил, успев шепнуть мне на ухо и про награды, и про то, что из нас с герцогом выйдет отличная пара.
Но я-то знала, что из нас ничего не выйдет – не может получиться пара из льва и газели, – хотя мое глупое сердце продолжало биться слишком уж оживленно.
Мы проговорили с ним довольно долго – речь шла о местах, в которых побывал герцог, и еще о том, где успела побывать я. Затем Рэнделл Корнвей принялся вспоминать службу у моего отца, после чего мы незаметно перешли к разговору о величайших географических открытиях, в которые адмирал Дорсон успел внести немалую лепту.
Именно папа обнаружил и присоединил к Атрии несколько архипелагов – Торрендский и Кларенколл в их числе, а также острова Зулус, Эндоргу и Морренбик. Но мечтой отца было найти кратчайший путь к золоту Кракатана, чтобы везти его в Атрию напрямик, не обходя весь континент и не опасаясь нападения пиратов или военных кораблей Умбрии.
Затем Рэнделл Корнвей пригласил меня на танец, и я даже не отдавила ноги ему от волнения, хотя отчетливо слышала, как скрежещут зубами те девушки, которых он не удостоил внимания.
Одной их них – настолько красивой блондинке, что даже дух захватывало, – довольно быстро надоело скрежетать зубами, и она попыталась устроить скандал. Но герцог спокойно ее осадил, после чего увел в Музыкальный Салон, откуда она выбежала в слезах и покинула дядин дом, ни с кем не попрощавшись.
Конечно же, гости тут же принялись шептаться, и я краем уха услышала, что между той самой красавицей леди Эйвери Иссан и молодым герцогом Суэсским давно что-то есть. Вернее, он давно собирался на ней жениться, но все почему-то никак не женится.
Как бы там ни было, больше Рэнделл Корнвей ко мне не подходил. Проговорил остаток вечера с одним из дядиных коллег-дипломатов, после чего отбыл восвояси.
Позже, когда и остальные гости разъехались, а я спустилась на кухню, чтобы выпить горячего молока, наткнулась там на дядю. Он-то и заявил, что обязательно отправит Рэнделлу Корнвею письмо, в котором изложит все преимущества нашего с ним брака.
На это я посоветовала дяде не сходить с ума, а еще не дурить герцогу голову и не позорить меня – потому что его затея никуда не годилась. И вообще все его брачные затеи никуда не годятся, потому что мы с Наной возвращаемся домой.
Огромное ему спасибо за гостеприимство, но меня ждут «Райские Птицы» и скорая посевная…
После чего отправилась спать, а на следующий день обнаружила, что мой дядя – предатель родины, а еще через неделю, что он все-таки сошел с ума, так как то самое письмо с брачным предложением он все же отправил.
Потому что я получила на него ответ.
Рэнделл Корнвей в довольно резкой форме сообщал, что впредь не желает иметь дел ни со мной, ни с кем-либо из Дорсонов.
Я прекрасно понимала причину подобного тона – дядя, пользуясь своими связами, вызнавал, а потом сообщал нашим врагам из Умбрии маршруты, по которым шли из Кракатана груженные золотом корабли. Провернул он это несколько раз – по его вине сотни моряков лишились жизни, а Атрия – миллионов дукаров и десятков кораблей.
Но последнего лазутчика все же схватили, обнаружив у того неопровержимые доказательства дядиной вины. Поэтому сейчас дядя сидел в тюрьме, дожидаясь окончания следствия, а потом суда. У Итона Дорсона не было ни единого шанса избежать наказания, как и у меня вернуть свой дом.
А тут еще и это письмо с герцогским гербом!..
Уж и не знаю, кто его написал – сделал ли это сам Рэнделл Корнвей или же его секретарь, – но составитель ответа не стеснялся в выражениях. Облил меня презрением, спросив, что мы вообще себе вообразили?!
Это предложение в высшей степени возмутительно!
– Написали бы уже, что унизительно, – пожав плечами, сказала я бумаге.
Вскинула руку, активируя магическое заклинание. Сожгла письмо, после чего долго смотрела, как падали, кружась в воздухе, мелкие кусочки пепла. Сердце мое билось размеренно и спокойно – за последнее время оно вынесло столько боли и унижения, что, казалось, его уже ничем не растревожить.
Иногда я думала, что тоже умерла.
Да-да, как и папа, сгинула в пучине дядиного предательства и собственного отчаяния. Правда, почему-то еще ходила и говорила, а Нане иногда удавалось впихнуть в меня немного еды из оставшейся в особняке – ее я разрешила использовать, а дорогие часы или же снимать картины со стен строго-настрого запретила.
– Мы не воры, – сказала я Нане. – Среди Дорсонов хватает и того, кто сидит в тюрьме, так что не вздумай ничего отсюда брать!
Ан нет, что-то шевельнулось в груди, и я замерла, с интересом к себе прислушиваясь. Кажется, мне до сих пор можно было сделать еще больнее, и Рэнделлу Корнвею, герцогу Суэсскому, это удалось.
Впрочем, в сердце пару раз кольнуло и перестало – даже пепел не успел упасть на стол, на котором лежала кипа исписанной бумаги вперемешку со свежими газетами.
Это были немые свидетели моих безнадежных попыток отыскать себе работу.
В несколько мест я сходила сама, в остальные разослала письма, гласившие, что «Робин Дорсон, незамужняя девица девятнадцати лет, получившая домашнее образование, владеющая двумя иностранными языками и знающая основы прикладных наук, а также сносно обращающаяся с магией, ищет себе место…»
Признаюсь, я мечтала найти работу гувернантки, потому что любила возиться с детишками, но везде получала отказы. Попробовала отыскать место в лавках модисток или же магазинах готового платья, но и там мне оказались не рады.
Как, впрочем, и в других местах.
Никто не захотел связываться с одной из Дорсонов – мало ли, вдруг я тоже захочу предать родину и начну именно с их дома, магазина или же лавки…
Именно поэтому я решила уехать с Наной подальше из столицы. Нет, не в Сонбери – там нам больше нечего было делать, если только посмотреть, не станет ли мне еще больнее.
Нет же, я решила, что мы переберемся на другой конец страны, подальше от всего, что произошло в столице. К тому же мне удалось выручить немного денег – я отдала в комиссионную лавку большую часть своих платьев и украшений, тем самым получив ровно восемьдесят шесть лирей.
Не слишком много, но этого как раз должно было хватить на билеты на дилижанс и еще на то, чтобы снять недорогую меблированную комнату где-нибудь в глуши и продержаться первый месяц, пока я не найду себе работу.
Но, стоило мне разложить на столе карту, чтобы выбрать то самое место, как пришло письмо.
Было оно на мое имя, без указания отправителя, но со штампом Королевской почты Атрии и отметкой «Монрей».
– Монрей, где это? – пробормотала я, уставившись на белый конверт, который положила на мой стол Нана.
– Понятия не имею! – отозвалась няня, после чего поспешила на кухню, заявив, что у нее сгорит пирог.
Яблочный, как я и любила, с орехами – в последние дни Нана всячески старалась меня баловать, словно вкусности способны заглушить боль разбитого сердца.
Нана не знала, где находится Монрей, тогда как я…. В голове почему-то зазвучал шелест волн, и я подумала, что название могло быть связано с морем. Или я довела себя до такого состояния, что в голове уже шумело просто так?
Решив не гадать, принялась разглядывать карту и уже довольно скоро обнаружила тот самый Монрей.
Это был небольшой курортный городок примерно в сутках езды от столицы. Судя по всему, довольно популярное место, потому что я еще и вспомнила, что его упоминали в разговорах в дядином доме.
Когда наступала жара, столичный высший свет бежал из раскаленного солнцем Хардена на побережье, чтобы насладиться морским воздухом, купанием в теплых волнах Зарийского моря и хоть как-то спастись от зноя. Монрей был как раз одним из таких мест, причем, подозреваю, довольно популярным, раз уж я слышала о нем несколько раз.
Но кто же мог написать мне из курортного городка?
Из близкой родни у меня никого не осталось, если не считать дядю, который вряд ли бы сумел отправить мне письмо со штемпелем Монрея из тюрьмы. Мама восемнадцать лет назад бросила меня и папу, сбежав из дома с кавалерийским офицером. Доброжелателей тоже не было – даже те поклонники, кто засыпали меня цветами и признаниями, те тоже от меня отвернулись.
Решительно отогнав мысли о новых проблемах – вряд ли могло стать еще хуже, – я сломала почтовую печать, после чего вскрыла и потрясла конверт.
Первым из него выпал билет.
Да-да, именно билет, причем на мое имя, в первый класс дирижабля «Слава Атрии». Рейс в Монрей отбывал с Центрального Воздушного Вокзала Хардена послезавтра утром и прилетал в место назначения в восемь часов вечера того же самого дня.
– Интересно, кто мне его прислал? – полюбопытствовала я у конверта.
Тот, конечно же, промолчал, поэтому я полезла в его нутро и достала оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Уже на ощупь поняла, что бумага дорогая, с печатями и оттиском, в котором угадывался контур королевского феникса, который красовался на официальных документах в Атрии.
Развернула – внутри оказалась… дарственная на мое имя.
Имени дарителя указано не было, зато внизу красовалась та самая печать с королевским фениксом и подпись нотариуса – некоего Николаса Броккета, уведомлявшего, что отныне мисс Робин Дорсон является владелицей дома под названием «Охотничий Уголок», расположенного в городе Монрей по адресу Большая Морская улица, 45.
Снова порылась в конверте, теряясь в догадках – что бы это значило? Вернее, с чего бы кто-то так расщедриться? – и все-таки обнаружила маленькую записку. Точнее, это был клочок бумаги, сложенный вчетверо, на котором оказалось выведено одно-единственное предложение.
«Это та малость, которую я могу сделать для Вас после того, что сделал для меня Ваш отец», – вот что гласила та записка.
И вместо подписи – инициалы Б.Х.
Вот и все.
Все, больше в конверте ничего не было!..
Я перетряхнула его еще раз, почему-то подумав, что если уж… гм… мне подарили дом, то, наверное, должен быть и ключ. Но – ничего!
Наконец, я неверяще уставилась на то, что мне прислали. Разложила перед собой билет, дарственную, записку…
Ответов у меня не было.
Покликала Нану, попросив заглянуть, когда она освободится. Наконец, няня вошла, поставив передо мной пышущие жаром несколько кусков пирога и стакан горячего молока, и я взглянула в ее встревоженное, осунувшееся лицо.
За последнюю неделю она порядком похудела, и домашнее платье болталось на ней словно на вешалке. К тому же у Наны добавилось морщин, а ее черные волосы еще сильнее посеребрила седина, хотя мне всегда казалось, что время над ней не властно.
Нана переживала, хотя держалась изо всех сил. При этом я знала, что куда больше она волновалась за меня, чем за себя. Как-то даже сказала мне, что собирается подыскать себе работу – в ее поварском мастерстве у меня не было никаких сомнений.
Но я прекрасно знала, что это практически невозможно. В Атрии, что уж тут скрывать, предвзято относились к людям другого цвета кожи, и мне вовсе не хотелось, чтобы Нана столкнулась с людской грубостью и высокомерием. Хватило нам и того, что я пережила по дядиной воле!..
– Кто принес этот конверт? – спросила у нее.
– Почтовый курьер, – отозвалась Нана ворчливо. – Натопал в прихожей, хотя я сказала ему, чтобы в грязных сапогах мне тут не ходил!..
– Он передал мне только письмо и все?! Быть может, сообщил еще что-то?!
Хоть что-то!..
– Только письмо, мисс Робин! Но в чем дело? – Нана звала меня именно так, «мисс Робин», и, пусть я боролась с этим долгие годы, мне не удалось ее переубедить. – Очередные проделки этого негодяя, вашего мерзкого дядюшки?! Уверена, демоны ждут не дождутся со сковородками, когда он попадет к ним на Страшный Суд!
У Наны, родившейся и выросшей в Восторе, были свои собственные представления о загробном мире, с которыми мне тоже ничего не удалось сделать.
Только смириться.
– Дядя тут ни при чем, – покачала я головой, не зная, что мне и думать.
Кроме одного…
Назойливая мысль зудела в голове, постепенно захватывая разум и наполняя меня энтузиазмом. Чем старательнее я ее отгоняла, тем яснее мне становилось… Да, это будет правильным решением – нам с Наной стоило отправиться в Монрей и разобраться во всем на месте!
Посмотреть на дом, который мне подарили, – если, конечно, это не чья-то глупая, жестокая шутка. Мало ли, вдруг кому-то захотелось подшутить над Робин Дорсон – а почему бы и нет, пусть ей будет еще хуже?!
Правда, в розыгрыш не вписывались дорогущий билет на дирижабль и дарственная с нотариальной печатью и подписью. Печать была магической – я провела над ней рукой, и она тут же вспыхнула алым, высветив имя того самого Николаса Броккета и королевский феникс Атрии.
Но почему же нет ключа от дома?! Быть может, в Монрее меня кто-то будет ждать? Или же мне следует явиться в ту самую нотариальную контору и потребовать с них ответов?
Чтобы не теряться в догадках, я решила, что мы с Наной завтра же туда отправимся и разберемся во всем уже в Монрее. Если это не розыгрыш, то, уверена, вскоре объявится и сам даритель и объяснит, какую услугу оказал ему мой отец и что означает его подарок.
К тому же Монрей вполне подходил для моих планов – маленький спокойный городок на побережье, в котором, уверена, я смогу отыскать себе работу. Лето не за горами, впереди ожидался наплыв отдыхающих – думаю, свободным рукам будут рады.
– Похоже, я выбрала нам место, – сообщила я Нане. – Мы с тобой поедем в Монрей. Вот, погляди! – и ткнула в карту, на что Нана лишь пожала полными плечами.
К картам, чтению или другим премудростям она не испытывала никакого интереса. Куда больше ее заботило то, что происходило на кухне, и чтобы я всегда была накормленной и опрятно одетой.
А что мне почти двадцать и я давно уже выросла – нет, Нану такие мелочи не волновали!
– Это городок на берегу моря, – добавила я. Если смотреть прямиком на юг, то где-то там, за синими волнами Зарийского Моря, лежал Нанин родной Востор. – Думаю, тебе там понравится. Да и мне, пожалуй, тоже.
– Вот и славно, мисс Робин! Монрей так Монрей, – покладисто отозвалась Нана. Затем добавила: – Все будет хорошо, Боги нас прокормят!
Я была с ней полностью согласна, хотя подозревала, что нам самим придется приложить усилия, чтобы не умереть с голоду.
Именно поэтому я решила завтра же с утра сдать билет на дирижабль, пусть даже за полцены. Вернее, сколько дадут, этому и буду рада. Потому что второй такой же билет для Наны мне не купить, даже если я попрошу поменять свой на второй или третий класс, – слишком уж дорого!..
Отправлять ее трястись в одиночку на дилижансе я не собиралась – это будет нечестно, в конце-то концов!
Поэтому с утра пораньше я планировала отправиться на Воздушный Вокзал, после чего посетить бывшего дядиного поверенного, которому успела порядком надоесть. Ну что же, надоем ему напоследок – пусть взглянет, все ли в порядке с дарственной.
К тому же за завтрашний день я думала закончить с делами в столице, после чего к вечеру освободить дядин дом и покинуть столицу на ночном дилижансе. А уже там, в другом городе, разобраться, кто отправил мне письмо, какие дела связывали дарителя с покойным отцом и что за дом теперь мне принадлежит.
Все ответы, уверена, были спрятаны именно в Монрее.
– Что ты сделал, Артон? – нахмурившись, переспросил Рэнделл Корнвей у своего излишне ретивого секретаря.
Герцог с недовольным видом уставился на невысокого, молодого, но уже начинавшего лысеть мужчину, отметив про себя его суетливые движения и растерянное лицо. Рэнделл и подумать не мог, что способен вогнать секретаря в столь неподдельный ужас одним лишь своим вопросом.
– Написал за вас ответ, ваша светлость! – ответил тот, склонив голову. Лицо его хранило скорбное выражение, но губы тряслись. Так же, как и руки – Рэнделл тоже это заметил. – Но я не знал… Простите, ваша светлость! Как же я мог знать, что вы… – забормотал он.
Артон не ожидал, что хозяин так взъярится, – ведь он привычно разобрал герцогскую корреспонденцию, после чего ответил на десяток писем, которые не счел настолько важными, чтобы донести их до внимания его светлости.
Этим он и занимался последние пять лет – вел переписку, устраивал встречи и выполнял разнообразные поручения Рэнделла Корнвея. Гордился своей привилегированной и высокооплачиваемой работой, позволившей ему выбраться из трущоб Хардена, снять матери хорошее жилье и оплатить учебу младшему брату.
Понимал, что очень высоко взлетел для выходца из бедного Северного Квартала Хардена, и ему нисколько не хотелось падать, поэтому Артон старался никогда не допускать ошибок. Даже втайне гордился тем, что за все эти годы он не сделал ни одной.
Но, судя по недовольному лицу герцога, он все-таки ее совершил.
Что же касается того письма… Вернее, того возмутительного предложения, которое изложил на двух листах этот негодяй Итон Дорсон, – оно насколько вывело Артона из себя, что он не сдержался и написал излишне резкий ответ.
Впрочем, если уж быть честным с самим собой, дело было не столько в Итоне Дорсоне, сколько в том, что Артон и сам имел виды на его племянницу. Он познакомился с Робин в доме Дорсонов, куда прибыл по незначительному поручению герцога, и она произвела на него самое лучшее впечатление.
Такое, что он не смог выкинуть ее из головы.
Именно поэтому он подкараулил ее в парке на утренней прогулке, представившись, после чего… получил от нее вежливый отказ. Артон решил попробовать еще раз, но уже через ее дядю, на что Дорсон, не стесняясь в выражениях, объяснил Артону, что его племянницу ждет куда более выгодная партия.
Когда пришло то письмо, Артону стало ясно, куда метили Дорсоны, поэтому он и не сдержался.
Знал, что ответ, скорее всего, прочтет сама Робин, так как Итон Дорсон сидел в тюрьме, но все же излил на бумаге свое раздражение, известив, что этот брак не состоится никогда, да и само предложение в высшей степени возмутительное.
Артон пылал справедливым гневом, но, как оказалось, герцог им тоже воспылал, узнав об отказе от своего имени. С другой стороны, разве Артон мог подумать, что его хозяин – тридцатилетний аристократ, владелец огромного особняка в столице, дома на побережье и обширных земельных владений в Суэссе, к тому же пользующийся расположением самого короля Гилберта II…
Одним словом, баловень судьбы, родившийся с золотой ложкой во рту – именно так про таких говорили в бедном Северном Квартале, – неужели герцог Суэсский всерьез рассматривал мисс Робин Дорсон в качестве будущей невесты?
Это не укладывалось у Артона в голове.
А как же леди Эйвери Иссан, нередкая гостья в особняке герцога?!
Каждый раз, когда Артон видел великолепную блондинку, у него перехватывало дыхание и начинало сосать под ложечкой от понимания, что такую он никогда бы не заинтересовал. А даже если бы она и взглянула в его сторону, то удержать ее было выше его сил.
Леди Эйвери Иссан могли удержать только деньги, в этом Артон нисколько не сомневался.
Огромное состояние, которым владел его хозяин.
Правда, Рэнделл Корнвей не спешил кидать к очаровательным маленьким ножкам леди Иссан земли, мануфактуры, а заодно и свое сердце, хотя она всячески на это намекала, заявляя, что вполне готова к брачному предложению.
Напротив, Рэнделл Корнвей в последнее время не выказывал к ней ни малейшего интереса. И теперь это его недовольство из-за глупого, даже возмутительного письма Дорсонов!..
Что бы оно означало?!
– Надеюсь, у тебя хватило ума отказать не в слишком резкой форме, – холодно произнес герцог, на что Артон не стал признаваться ему в том, что ума у него не хватило.
Вместо этого он заявил, что был мягок и любезен, словно отец-исповедник, сделав все, чтобы ни в коем случае не задеть чувств мисс Дорсон, и так уже попавшей в затруднительное положение.
Ну что же, ему оставалось лишь надеяться, что его письма с ответом больше не существовало!..
После чего он принялся терпеливо дожидаться, когда герцогу надоест его распекать и тот переключится на что-нибудь другое. Займется делами, которых к этому времени скопилось порядком.
Рэнделл Корнвей только что вернулся в столицу после недельного отсутствия, и Артон принес с собой целую стопу корреспонденции, требовавшей личного внимания герцога. В ней были письма как из дворца, так и от двух старших принцев крови, а также пространная деловая переписка, связанная с продажей одной из мануфактур и приобретением двух других.
Но надеждам секретаря не было суждено сбыться – его светлость не спешил забывать о том глупом письме.
И, как оказалось, о Робин Дорсон.
– Разыщи ее, Артон! – приказал он. – Я хочу убедиться в том, что с мисс Дорсон все в порядке. И вот еще, осторожно разузнай, не нуждается ли она в чем-нибудь, и сразу же мне сообщи. Жаль, что эта история произошла, когда меня не было в столице.
– Гм… Я все сделаю, ваша светлость! Немедленно ее разыщу, но все-таки…
– Что именно, Артон?
– Не знаю, как быстро мне удастся это сделать. Судя по всему, мисс Дорсон отличается разумностью, поэтому в ее положении правильнее было бы покинуть столицу. Вся эта история довольно плохо отразилась на ее репутации. Этот мерзавец, ее дядя…
– Я прекрасно знаю, кем был ее дядя, – отозвался герцог. – Но при этом я не собираюсь забывать о том, кем был ее отец.
И Артон поспешно закрыл рот. Он знал о трех годах, которые его светлость провел в королевском флоте. Правда, до недавнего времени секретарь и не подозревал, что командиром у него был сам адмирал Натан Дорсон.
– Но ведь я дал правильный ответ? – осторожно поинтересовался он у своего хозяина. – Разве могла идти речь о вашем браке с мисс Дорсон?
Герцог медлил, и Артон принялся считать про себя секунды. Одна, две, три…
– Ты дал правильный ответ, – наконец, согласился Рэнделл. – Речи о нашем браке идти не могло.
Не могло, но у него почему-то не получалось выбросить образ Робин Дорсон из головы. Нет, она не являлась к нему во снах, да и днем, когда Рэнделл был занят тем, что занимался делами промышленной империи Корнвеев, или же улаживал особые, иногда и крайне деликатные поручения короля, он почти о ней не вспоминал.
Но все же красивое, благородное лицо и открытая улыбка Робин Дорсон время от времени всплывали из памяти – в редкие минуты досуга, когда он решал проветрить голову, оторвавшись от дел.
Надо признать, о ней было приятно думать.
Дочь адмирала Дорсона во время их единственной встречи показалась ему не только вполне привлекательной, но и довольно рассудительной молодой особой. Ему нравилось, как она держалась в обществе; говорила спокойно, не кокетничая и не жеманясь, но при этом не скрывала отличного образования.
Рэнделла порядком раздражало странное поветрие в высшем свете Атрии, по которому считалось, что чем глупее девушка, тем легче ей будет найти выгодную партию. Именно этим дочь адмирала приковала его внимание – тем, что она не стыдилась своей начитанности, да и дальнейший их разговор его порядком увлек.
Робин Дорсон рассказала ему о последней экспедиции отца – Рэнделл мало что о той знал, – при этом вспомнив не только путь, который проделал «Скиталец» из порта Дарлей, но и названия всех островов, открытых адмиралом Дорсоном за последние годы.
Затем призналась, что отец брал ее в плаванье два раза и она успела объехать с ним полмира.
Тем самым Робин заинтересовала его еще сильнее. К тому же зазвучала музыка, и он, не желая прекращать разговор, пригласил племянницу Итона Дорсона на танец. Надеялся на продолжение увлекательной беседы, но тут явилась Эйвери и устроила ему безобразный скандал.
Пока он выпроваживал леди Иссан вон, прибыл неуловимый Маттисон, на которого Рэнделл давно уже охотился. Им нужно было переговорить с глазу на глаз, после чего ему пришлось срочно уехать во дворец. На следующий день пришел приказ отправиться к границам Востора, и с того дня с Робин Дорсон он больше не виделся.
Зато Рэнделл настоял на встрече с Эйвери, заявив той, что не потерпит подобного поведения. Она ему не невеста и никогда ею не станет – у него нет ни малейшего желания на ней жениться, и он ни разу не давал повода на это надеяться.
Поэтому ей стоит навсегда избавить его от своего навязчивого присутствия.
Рэнделл не планировал жениться в ближайшем времени – ни на Эйвери, ни на ком-либо другом. До последнего времени у него и мыслей подобных не возникало – его вполне устраивали приятные и необременительные связи, на которые в высшем обществе привычно закрывали глаза.
Не возникали бы эти мысли и дальше, если бы не матушка, которая в последнее время его порядком тревожила.
Год назад вдовствующая герцогиня неожиданно пришла к выводу, что ее земное время близится к концу и старость со смертью не за горами. Он попытался было вразумить мать, заявив, что силы и энергии ей вполне хватит на то, чтобы повести армию Атрии через Сантрийские горы и напасть на Умбрию.
Но матушка была непреклонна, твердо заявив, что намерена умереть. Правда, сперва она собиралась вдоволь понянчиться с внуками, потому что созрела и вполне к этому готова.
Дело оставалось только за внуками.
Вернее, за единственным сыном, которому, по ее мнению, следовало тотчас же взяться за ум и немедленно жениться. Но вместо женитьбы Рэнделл сбежал из столицы по очередному поручению короля, после чего долго прятался в сельском имении, разбираясь с делами арендаторов.
Надеялся, что матушка остынет и перестанет его донимать.
Но вдовствующая герцогиня была неотвратима, как умбрийская угроза.
Матушка находила его везде, где бы он ни скрывался, ссылаясь на дела. Сперва просто требовала внуков, затем попробовала действовать лестью и подкупом – но подкупить Рэнделла было невозможно, это у Корнвеев в крови.
Тогда она решила пойти на шантаж.
Пожаловалась королю, попросив того вразумить непутевого сына, заявив, что одиночество очень скоро сведет ее в могилу. Гилберт, с кем Рэнделл был в дружеских отношениях, отнесся к просьбе герцогини с юмором, но все-таки посоветовал Рэнделлу задуматься о женитьбе, раз уж матушка перешла от слов к делу.
Потому что она перешла.
Слегла в кровать, торжественно объявив, что умирает. После чего слабым голосом добавила, что вернуть к жизни ее смогут только внуки. И еще, что она согласна даже на то, чтобы ее невесткой стала Эйвери Иссан, которую герцогиня терпеть не могла.
Это показалось Рэнделлу тревожным знаком, поэтому он срочно приставил к матушке доктора, лечившего супругу короля, тоже склонную впадать в депрессию по делу и без. Затем выписал новомодного доктора из Физлина, как раз специализировавшегося на подобных случаях.
И коллеги, посовещавшись, пришли к похожим выводам. Вдовствующая герцогиня не симулировала, потому что проблемы со здоровьем у нее довольно серьезные. К тому же мыслями о смерти она довела себя до нервного истощения, застыв на пороге этой самой смерти.
Как ее вылечить?
Нет, магия тут не поможет. На пользу ей пойдут успокоительные настойки, к тому же герцогине не помешает сменить обстановку и перестать терзать себя тяжелыми мыслями.
Но куда лучше дать ей то, о чем она просит. Да-да, внуков, раз уж это дело жизни и смерти.
И вопрос женитьбы завис над Рэнделлом куда серьезнее, чем когда-либо.
…Сказав Артону, что тот может идти и он разберется с принесенной корреспонденцией сам, Рэнделл вместо этого еще раз перечитал письмо Итона Дорсона.
Этот пройдоха подошел к вопросу обстоятельно. Написал, что разные причины давно уже вынуждают Рэнделла жениться – похоже, где-то успел разнюхать о проблемах с матушкой, – а затем добавил, что раз уж дебютантки и незамужние девицы высшего общества до сих пор его не заинтересовали, это означает…
Это значит, ему нужен кто-то другой.
Свежая кровь. Та, которая не похожа на остальных.
Девушка из провинции, молодая и красивая, но не испорченная условностями высшего света. При этом с отличным образованием, которое во многом затмит столичное, потому что адмирал Дорсон не скупился на учителей для своей дочери.
И еще – с деловой хваткой.
Его племянница вполне успешно сможет стать хозяйкой не только столичного дома Корнвеев, но и сельского поместья в Суэссе. Арендаторы будут любить ее так же сильно, как любят люди в Сонбери, – Дорсон даже расщедрился на список этих самых людей, которые могли дать Робин рекомендации, включая его преосвященство епископа Сонберийского.
К тому же Робин Дорсон порядком им увлеклась, сообщал в конце своего письма Дорсон, добавив, что его племнница постоянно вспоминала их встречу. И намекал, что готов организовать для них новую.
Рэнделл поморщился – куда больше это тянуло на куплю-продажу породистой кобылы, чем на брачное предложение. Негодяй Дорсон не считался ни со средствами, ни с методами, чтобы добиться своего.
Впрочем, вопрос о браке с Робин Дорсон не стоял – как и с кем-либо другим, – но Рэнделл решил, что в память о ее отце он обязательно разыщет девушку и узнает, не требуется ли ей помощь.
Адмирал Дорсон многое для него сделал и многому его научил – например, никогда не сдаваться и бороться до последнего вздоха, даже если ситуация казалась совсем уж проигрышной.
Рэнделл прекрасно помнил те шесть дней, когда их отбившийся от каравана в шторм трехмачтовик догоняла умбрийская эскадра. Против военной мощи девяти вражеских кораблей им было не выстоять, поэтому они убегали так резво и так долго, пока не попали в полнейший штиль, а маги не исчерпали свои резервы.
Казалось, что дело кончено, но адмирал Дорсон отдал приказ, а позже и сам сел за весла. Они гребли двадцать шесть часов подряд, сменяя друг друга, привязав канаты к шлюпкам, пока не утащили свой корабль к демонам… С глаз долой, убежав от целой умбрийской эскадры!
Это будет правильным решением, подумал Рэнделл.
Он разыщет и поможет Робин Дорсон в память о ее отце. А то, что о ней приятно вспоминать, – нет, это совершенно не относилось к делу!