Пожар
На ночлег я остановился в ближайшем городке, до которого скакал без передышки пять дней, еще раз убедивших меня, что российские просторы бескрайни, как сами небеса.
Я остановился на ночлег в постоялом дворе напротив дома городской управы, в котором по поводу дня тезоименитства супруги почтенного градоначальника давался бал. Был приглашен и я в качестве почетного заезжего гостя. К сожалению, а может, и к счастию, я валился с ног от усталости после долгой скачки, а потому отказался от столь любезного приглашения.
Нужно сказать, что нумер мне был выделен на втором этаже, и из моего окна открывался вид прямо на дом, в котором давался бал, – это трехэтажное каменное сооружение поражало своей основательностью и витиеватостью декора, украшавшего его. В окнах мелькали тени собравшихся. Я было пожалел о том, что отклонил приглашение, но усталость тут же смежила мне веки, и я уснул крепким сном.
Не знаю, сколько я проспал – час ли, два, но только по прошествии некоторого времени я был разбужен громкими криками. Вскочив с постели и выглянув в окно, я увидел, что соседний дом охвачен огнем. Из окон первого этажа рвалось пламя, а на плоской крыше собрались несчастные гости, которых ждала неминуемая смерть либо в огне, либо при падении, так как сооружение сие имело высоту столь внушительную, что прыжок с крыши грозил такой же верной гибелью, как и языки разбушевавшегося пламени.
Дамы на крыше громко визжали и простирали руки. Мужчины крепко ругались, забывая о присутствии нежных дамских ушек. Что было делать? Я, несмотря на молодость, уже славился умением принимать мгновенные и правильные решения. Наитие подсказало, как мне должно поступить, и я опрометью бросился на крышу постоялого двора, в котором нашел приют. К счастию, две крыши по высоте оказались почти одинаковыми. Вернее, крыша горящего дома была немного выше, но то оказалось даже кстати.
– Всем дамам немедленно раздеться! – крикнул я громовым голосом, чем вызвал замешательство среди несчастных. – Это ваш единственный способ остаться в живых! – добавил я. – Немедленно обнажайтесь донага, и я гарантирую вам спасение.
После таких моих слов среди дам началось движение – полетели вниз соболиные меха, бархатные наряды и более интимные детали дамских туалетов. Я тоже не терял времени даром – стащил с себя наскоро натянутые штаны и обнажил мое орудие, которое в присутствии столь многочисленных прелестей на соседней крыше заволновалось и пришло в движение. Я же сел на край крыши, свесив ноги вниз и лицом к терпящим бедствие. Я поедал глазами обнаженные тела, а восстание моей плоти продолжалось, и вскоре я, к радости несчастных, уже мог достать ею до края соседней крыши. Мое естество легло аккурат в водосточную выемку, где его тут же для вящей надежности ухватили нежные женские руки.
– По одной зараз! – крикнул я, и сразу же обнаженные ягодицы первой из дам, которой, как я узнал впоследствии, оказалась супруга градоначальника, коснулись моего твердого, как гранит, естества и заскользили вниз – вот тут-то и пришлась кстати разность в высоте крыш. Милая дама через мгновение уже была в моих объятиях, но у меня хватило времени лишь на то, чтобы поцеловать ей ручку, оттолкнуть подале от края и крикнуть: – Следующая!
И снова атласная кожа соблазнительных ягодиц прижалась к моей плоти и заскользила ко мне.
Мне приходилось преодолевать себя, чтобы не впасть в соблазн и не уединиться с одной из этих прелестниц в моем нумере.
Раз за разом принимал я на своей стороне спасенных дам, целовал их испачканные сажей ручки и посылал к чердачному окну. Принимая очередную даму, я отвлекся, и в этот момент почувствовал прикосновение к моему естеству на той стороне чего-то непохожего на прежние нежные касания филейной спелости моих подопечных.
Бросив взгляд на соседнюю крышу, я увидел, что дам там боле не осталось, но по проторенному ими пути готовы двинуться особы мужеского пола.
Не могу сказать, что я желал им зла, напротив, я был бы рад участвовать в их спасении, но трудно бороться с природой – в отсутствии естественного возбудителя мое орудие обмякло, и несчастный, уже готовый отпраздновать свое чудесное спасение, свалился с крыши на твердые камни и остался там лежать недвижим.
Я не стал дожидаться дальнейшего развития событий на крыше – исход был ясен, – и поспешил следом за дамами, которые шумной стайкой толпились в коридоре, прикрывая руками срамные места…
Нет, не стану описывать того, что случилось после. Вернее, того, чего не случилось. Не буду говорить о постигшем меня разочаровании. Все дамы были чрезмерно возбуждены, и радость спасения, с одной стороны, а с другой, волнение за несчастных мужей, оставшихся на крыше, не допустили развития ситуации в том естественном ключе, в котором она развилась бы, не будь сих отягчающих обстоятельств (ох, не случайно сорвался с моих уст сей судебный термин). Правда, к счастию, тут прибежали люди с высокими лестницами, по которым все остававшиеся на крыше горящего дома были безопасно спущены на землю, где смогли присоединиться к своим женам, уже успевшим к этому времени облачиться в свои бархатные наряды и меха.
Я же, чувствуя ненужность в этом празднестве, удалился в свой нумер в надежде выспаться и с утра пораньше отправиться в путь, который, как я правильно предполагал, займет у меня немалое время.
И действительно, после всех трудов я уснул как убитый и проснулся позднее, чем собирался, – на улице было уже светло, и я давно должен был бы находиться уже в пути.
Однако судьба распорядилась иначе.
Не успел я одеться, как ко мне в нумер, даже не постучав, ворвались солдаты, которые без лишних слов и малейшего сопротивления с моей стороны (кое, как я справедливо полагал, было бесполезно и лишь ухудшило бы мое положение) скрутили меня и повели прочь.
– Куда? – вопрошал я своих молчаливых конвоиров, но те не удостаивали меня ответом.
Однако вскоре это выяснилось.
Отвели меня к полицмейстеру, который в одном лице являл собой и городского судию. Тот окинул меня невидящим взглядом и проговорил:
– Подсудимый, вы, – он оглядел мое платье, – будучи лицом немецкой национальности, – (что, видимо, усугубляло мою еще неведомую мне вину), – совершили преступление в виде смертоубийства подданного Ее императорского величества, дворянина и отставного капитана гвардии Петра Рукосуева.
– Позвольте… – сказал было я, но меня тут же остановили:
– Молчать, когда вас не спрашивают! Суд не находит законных оснований для предоставления вам слова! Свидетели, показывайте…
Толпа свидетелей, в которых я теперь с недоумением начал узнавать вчерашних страдальцев, чуть не ставших жертвами пожара, загудела в один голос:
– Он – убивец! Настоящий убивец и есть – сбросил, немчура проклятая, нашего Петрушу с крыши, а тот лбом прямо об камень. Судить его!
– Суду ясен состав преступления, – проговорил полицмейстер. – Подсудимый, вам есть что сказать в свое оправдание?
– Ваша честь… – начал было я, но был тут же прерван:
– Молчать, когда я вас спрашиваю! Суд не находит законных оснований для оправдания. Ваши оправдания бесполезны и лживы. Нашим милостивым судом именем Ее величества императрицы обвиняемый приговаривается к двадцати годам каторги. Заковать его в железа и отправить по этапу.
– Извольте только известить герцога! – в отчаянии прокричал я.
Судья смерил меня взглядом.
– Какого такого герцога?
– Его милость герцога Антона Ульриха Брауншвейгского, жениха Анны Леопольдовны, объявленной наследницей императрицы.
Последовала пауза.
– Кто здесь посмел назвать имя Его милости герцога? – севшим голосом проговорил наконец судья.
– Это я, ваша честь, Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен. Я следую в Петербург по срочному вызову Его милости герцога, о чем имею надлежащие бумаги.
Последовала еще одна пауза. Наконец судья произнес еще одну речь:
– Ввиду вновь открывшихся обстоятельств суд постановляет признать барона фон Мюнхгаузена невиновным, свидетелей подвергнуть штрафу, пожарных выпороть и впредь проводить всякого рода ассамблеи лишь при свете дня, дабы не подвергать опасности огня здания, а людей – гибели.
Судья шарахнул судейским молотком по столу, давая знать, что суд закончен. Потом он обратился ко мне, натянув на лицо самую любезную из возможных на нем улыбок.
– А вам, милейший барон, я выпишу подорожную, чтобы вы беспрепятственно добрались до пункта назначения. Кроме того, я приглашаю вас, нашего дорогого гостя, сегодня вечером на ассамблею, которую мы соберем в вашу честь и во славу императрицы и Ее наследников.
Я поблагодарил полицмейстера-судью за подорожную, но от приглашения отказался под тем предлогом, что спешу и, хотя и был бы рад провести время в столь благородном обществе, но должен немедленно седлать коня.
На сем мы расстались, вполне довольные друг другом, и я и в самом деле поспешил в путь, даже не догадываясь, как со временем отзовутся мои подвиги в этом городе.
С годами я узнал, что ни одно деяние не проходит бесследно, доброе ли, злое ли – оно возвращается к нам подчас самым неожиданным образом. Но об этом у меня еще будет случай рассказать тебе, мой терпеливый читатель. А пока в путь.