Младший лейтенант Самохин сразу заприметил шуструю Первухину Аню, которая появилась в их полку с очередным пополнением. Санинструкторов катастрофически не хватало – поубивало. Выносить раненых с поля боя было некому. Глядя на хрупкие девичьи фигурки новеньких, становилось еще хуже – они свои сапоги еле носят, а там взрослых мужиков таскать. Хорошо, если ранение позволит хоть немного помочь санитарке. А если боец без сознания, тогда как?
Однако вскоре миниатюрная Первухина получила свою первую медаль за то, что вытащила сразу четверых. Из них одного как раз такого, без сознания. Действовала грамотно: развернула его же плащ-палатку, перекатила на нее бойца и потащила. Сначала дело шло плохо – на несколько сантиметров тело сдвинется и дальше ни с места – мешает небольшой холмик. Девушка под край палатки залезала, скрючившись, потом распрямлалась или ногами перед собой упиралась и так раз за разом протащила раненого метров пять. По вздыбленной перепаханной взрывами земле это было адовой работой, но деваться некуда, тащила, как могла и дальше, уже не соображая. Потом пошло немного легче – попался травянистый участок, брезент по ней, можно сказать, скользил. Раздался характерный визг летящей мины. Аня машинально прикрыла собой раненого, упав на него сверху. Взрыв. Обоих подбросило. От удара о землю боец очнулся. Увидев над собой девичье лицо, улыбнулся, не ожидал.
–Думал, ангел, а я того…присмотрелая, а у него лицо нашей Первухиной!
Так и доползли, она впереди тащит, а он толкается ногой, рукой подтягивается и командует:
–И раз! И два!
Вытащила «слона», как потом шутили, глядя на спасенного ею солдата, в котором было не меньше ста килограммов веса.
Тайна, известная всем
Младший лейтенант Самохин, когда встречался с Первухиной, отворачивался, делал вид, что она его не интересует. Об улыбке не могло быть и речи. Хотя с некоторых пор ему стало казаться, что как-то уж часто он стал эту Первухину встречать. Может специально на глаза ему попадается, чтобы он заметил? "Этих молодых не разберешь"– думал Самохин, хотя сам был не на много старше.
Однажды произошла неожиданная встреча. Оба вышли навстречу друг другу из-за палатки, он с одной стороны, она – с другой, нос к носу. Встали и смотрят друг на дружку, молчат. Потом один шаг влево и другой влево, один вправо и другой туда же – не могут разойтись! Послышались сдержанные смешки – значит были и зрители. Аня тут же рассерженно ткнула младшего лейтенанта в грудь и строго приказала:
–Ну! С дороги!
Самохин подчинился – сделал шаг в сторону, пропустил сердитую, а потом долго смотрел ей вслед.
Аня же решительно шагала вперед, не видя перед собой дороги. Ее щеки пылали, а душа пела. Улыбка ползла помимо воли, пришлось закусить губу, чтобы не выдать своих чувств от этой встречи.
Ни один из них понятия не имел, что все вокруг давно уже поняли – тут любовь.
На войне это чудо случалось не так уж редко. Мимолетные отношения, бывало, заканчивались, не успев начаться, после смертельного ранения одного из влюбленных. Многие ловили момент, чтобы в последний миг ни о чем таком не жалеть.
Хлебное сердечко
Аню до слез тронула история, которую ей рассказали про одну из санитарок. За ней ухаживал молодой лейтенантик, подарочки носил – то букетик, то венок сам сплетет из клевера, то сердечко слепит из хлебного мякиша и дарит со словами:
–Мое сердце, угощаю! Для тебя ничего не жалко!
Все девчонки завидовали. А счастливца гордо отворачивалась, называла лейтенанта дураком – думала, что он над ней смеется! Но подарки забирала: букетики не успевали засыхать, а внкт украшали всю палатку, включая и ту, где находились раненые. Никто не возражал – всем хотелось хоть немного погреться от этого маленького солнца на двоих.
Масла в огонь подлила одна из санитарок, постарше была, ситуацию со своими ухажерами на самотек не пускала – привечала только тех, кто одаривал чем-то ценным. Откуда что бралось, не интересовало, главное, чтобы ее чемоданчик не пустовал. Там и правда всегда можно было найти белье, чулки и даже платье с туфлями. На праздники, которые удавалось на фронте организовать, всегда блистала по сравнению с другими, кому кроме сапог да юбки с гимнастеркой надеть было нечего и все трудились над прическами, умудряясь завивать локоны.
Несмотря на то, что недостатка в поклонниках не было, красавица позавидовала чужой любви. Стала за тем лейтенантом охотиться, а он от нее ходу.
–Боишься меня? – хохотала она ему вслед.
Парень и правда уже побаивался ее – не потому, что мог не устоять, а не знал, как осадить, чтоб не обиделась, не было опыта обращения с женским полом – молоденькая санитарка была его первой любовью.
Так этот треугольник и воевал, развлекая всех событиями и переживаниями сугубо мирного толка, что на фронте ценилось особенно высоко. Но мирное развитие сюжета изменилось после одного случая.
Увидев, что «соперницу» снова одарили хлебным сердечком, которых у нее и так уже скопилось немало, завистница посмеялась:
–Кому часики и платочек, а кому хлебную корочку!
Злые слова от злого сердца, но льдинкой юную неопытную душу укололи. В следующий раз, увидев незамысловатый подарок, девушка надула губы и отрезала:
–Не нужны мне твои дурацкие подарки! Не ходи ко мне больше, не позорь.
Лейтенант оторопел. Раньше девушка просто отшучивалась, отмалчивалась, но он чувствовал, что она вот-вот ответит на чувство, а тут такое… Подошел к ней, заглянул в глаза, потом отвернулся и пошел прочь, ни разу не оглянувшись, хоть она и ждала и была готова броситься следом.
А на следующий день его принесли, положили в стороне от других раненых, достаточно было одного взгляда, чтобы понять – почему: левая сторона разворочена, видно, как бьётся сердце, не жилец… Побежали искать ту, что ему нравилась. Она, как узнала, бегом к нему. Успела и сразу упала на землю рядом, смотрит ему в глаза, руку целует… А он будто ждал ее. Увидел, что она рядом, вздохнул в последний раз и умер.
Девушке пришлось переводиться в другую часть – с ней после этого случая никто не хотел знаться. С той, разлучницы, какой спрос? А вот она… Не простили…
Аня слушала эту историю и рыдала – было жалко этих двоих. И вот теперь ей самой так нравится человек, может быть она уже его любит, а ведет себя так, будто он ее не интересует, грубит ему, толкнула даже, хотя можно было просто улыбнуться. Впрочем и он тоже мнется, только смотрит, хотя мог бы уже сделать первый шаг.
Аня Первухина не догадывалась, что историю о тех двоих ей рассказали подруги тоже не просто так.
Так они ходили вокруг да около.
А потом в Новогоднюю ночь собрались в блиндаже. Было душно, накурено, приходилось открывать полог, чтобы впустить свежий морозный воздух. Самохин сидел напротив и посматривал на Первухину все так же, невзначай. Все делали вид, что ничего такого не замечают, но ждали, что может в новогоднюю ночь между ними состоится объяснение. Когда часы пробили полночь, Самохин поднялся, взял Анину руку и что-то в нее положил, и вышел. Аня развернула сверток. Все столпились посмотреть, что же там, увидели плитку немецкого шоколада. Ого, ценный трофей, такой в магазине не купишь, добыт в бою и наверняка с риском для жизни.
–Иди за ним, глупая! Наверняка стоит и ждет, что ты выйдешь! – советовали ей подруги.
Аня отнекивалась:
–Еще подумает, что я за ним бегаю.
И не пошла. Прошел месяц. Шоколадку она прятала в своем вещмешке и не притрагивалась к ней, только любовалась и улыбалась, вспоминая ту новогоднюю ночь. Для Ани это было объяснение в любви. Только вот ответить на него она тогда при всех не решилась, а потом не было случая, полк все время наступал, не до сантиментов.
Бой шел весь день. К вечеру в санчасть принесли носилки с лейтенантом Самохиным. Он уже был мертв, истек кровью. Аня посмотрела на него. Земля ушла из-под ног, она покачнулась, но не упала, хотя удержалась с трудом. В землянку вошли. Самохина заслонили от нее, потом подняли носилки и понесли.
–Куда вы его?
–Хоронить. Надо торопиться. Ты идешь?
Аня молча пошла следом. Несколько носилок с умершими поставили на поляне в редком лесочке на краю поля. Стали присматривать место, где копать могилу.
–Может под той березой? – предложил кто-то.
–Копайте, где удобно копать, какой тут ориентир, если деревья горят! Копайте быстрее, пока все тут не полегли.
Стали опускать в яму одного за другим. Остались носилки с телом лейтенанта Самохина. Аня смотрела на все, как во сне, в отвратительном сне, который не может быть таким жестоким, не имеет права! Вот он – ее Самохин! Еще час назад она видела его живым и смотрела вслед, умоляя смерть не забирать его потому, что ей так надо было сказать ему что-то очень важное!
–Аня! – ее окликнули.
Она повернула голову.
–Пора прощаться.
Аня стояла, не решаясь ни на что. Растерялась. Потерялась.
–Будешь целовать?
Она вздрогнула. Целовать? Самохина?
Аня подошла. Лицо Самохина было спокойным и красивым. Приоткрытые губы будто звали. Затаив дыхание, она наклонилась и прикоснулась своими губами к его.
«Совсем не холодные..»
Аня осторожно погладила лицо дорогого ей человека, поправила ему волосы, наклонилась и поцеловала снова. Неожиданно ее горячая слеза упала на лицо покойного. Аня улыбнулась.
«Вот ведь.., я теперь всегда буду с тобой. Любимый».
Аня впервые целовала мужчину. До этого ни разу. Все смотрели на это прощание. Никто не прятал слез и не стыдился потому, что знали – была любовь, хорошая, настоящая, жаль, что такая короткая.