Десять чудес Лермонтова
Михаил Юрьевич Лермонтов
Поэзия и судьба Михаила Юрьевича Лермонтова (1814–1841) – из области необъяснимого. К нему в большей степени, чем к любому поэту подходит слово «чудо». Если мы любим Лермонтова – то относимся к нему именно как к чуду. Даже научные исследования о Лермонтове часто напоминали захватывающий приключенческий роман или исповедь. Вивисекции он не поддаётся, любой пустопорожней риторике сопротивляется.
О юбилеях великого и любимого в народе поэта агитационная машина почему-то раз за разом заявляет скромным субтоном. Только музеи остаются святилищами литературы и, к счастью, пребывают не в запустении. Хочется, чтобы Лермонтова в России знали в лицо – не только те, «кому за тридцать», а и ровесники поэта. Чтобы читали. В его наследии есть, на что опереться, а ещё больше – поводов для счастливого удивления.
Первое и, пожалуй, основополагающее чудо – оно из хрестоматий и отрывных календарей. Мы к нему так привыкли, что и не обращаем внимания. А повторить его невозможно. Михаил Юрьевич Лермонтов прожил двадцать шесть лет – и оставил обширное литературное наследие.
В лирике встал вровень с Пушкиным. Оставил классические образцы поэмы. «Маскарад» остаётся загадкой и высоким взлётом русской сцены. «Герой нашего времени» предвосхищает расцвет русской прозы – Тургенева, Толстого, Достоевского. Там многое припрятано! Да и если отрешиться от историко-литературной азбуки, «Герой…» – это книга на все времена, хотя и не всеми временами понятая. Навсегда останется нашим собеседником и Лермонтов-мыслитель. Классик в двадцать шесть лет – разве это не чудо? Но он на равных говорит с великими – через века и тысячелетия.
Второе чудо пришло под свист сабель. Из великих русских поэтов Лермонтов первый стал воином, прошёл опасные, кровопролитные бои, пролил кровь. Героика для него была не только поэтической традицией, а эпос – не страницей в хрестоматии. Да, Державин тоже был солдатом и офицером, служил в гвардии и участвовал в разгроме пугачёвского восстания. Сражался. Однажды чуть не попал в плен к пугачёвцам, рисковал головой. И всё-таки там не было столь масштабных сражений, как бои на берегах горной реки Валерик.
Поручик на белом коне врезался в ряды воинственных горцев, не зная страха. Вот что говорилось официально: «Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнил возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы».
Орден он тогда не получил только из-за придворных интриг. Но Лермонтов всегда был выше банальных служебных амбиций и об армейской карьере не думал. Просто сражался доблестно. Ну а стихи о Валерике читать и перечитывать трудно: сразу ощущаешь запах крови, как будто пальцы порезал. И боль.
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
«Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте – ранен генерал…
Не слышат…» Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал Богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали…
Битва при Валерике. Картина М.Ю. Лермонтова
Такой батальной поэзии – подробной, как будто будничной – до Лермонтова не было. Здесь – взгляд изнутри, как у Толстого в «Севастопольских рассказах». И трагичнее всего, что он, постоянно рисковавший жизнью, погиб не в бою, а на дуэли, которой, право, можно было избежать.
Третье чудо – быть может, главное. Да именно главное! Просто перечитаем:
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Это написал шестнадцатилетний юноша. А лучшего ничего и вообразить нельзя. Он тогда учился в московском университете, а до того посещал занятия в Благородном пансионе. Лекции там читал Алексей Фёдорович Мерзляков – вдохновенный литературный старовер, которого ещё матушка Екатерина наградила за оду в её честь. Он тогда мальчишкой был – как Лермонтов в 1831-м.
Четвёртое чудо известно многим, но вспоминаем мы о нём изредка. Ведь Лермонтов был художником не только в переносном смысле. Рисовать он начал раньше, чем сочинять стихи.
И в любом стихотворении Лермонтова есть цвет. Парус одинокий именно белеет, а туман моря именно голубой. Так мы видим – вслед за Лермонтовым, настоящим художником слова. И цвет обрушивается на нас из каждой строки. В лучших изданиях Лермонтова мы найдём, кроме стихов и прозы, его картины и рисунки.
Пятое чудо – это наше знакомство с Лермонтовым и – как это часто бывает – вообще с русской поэзией. «Бородино»! С героического эпоса начинается любая культура, это – юность и мужание народа, языка. «Бородино» – это совершенство поэтического высказывания и рассказа. Лермонтовская героика в детстве закладывает в нас нечто важное. Кто не услыхал этого – обделённый.
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
Тут и голос поэта, и говор дяди, простодушный народный глас. Воинская мудрость многих поколений предков поэта открылась ему. Не побывав на войне 1812 года, он узнал о ней всё и всё передал нам с удивительной художественной точностью.
Шестое чудо – лермонтовское умение вжиться в чужую поэзию и непросто перевести её на русский язык, а вдохнуть в неё душу. Без таких переводов русский язык непредставим, не только литература. Русской стала грёза о Наполеоне фон Цедлица – «Воздушный корабль». Кстати, свой перевод Лермонтов создал под арестом. А переложение гётевской «Ночной песни странника» просто растворено в нашей природе:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Это Гёте, Иоганн Вольфганг Гёте, но, благодаря лермонтовскому переложению, эти стихи, эти образы стали и русскими. Их уже не забыть каждому их нас. Как невозможно убрать ни одного звука из этого лаконичного стихотворения.
Седьмое чудо – взыскательность Лермонтова. К самому себе, к поэтическому слову. Он не стремился к публикациям, в поисках совершенства создавал десятки вариантов поэм. Второго такого самоеда история русской поэзии не знает.
Его считали самовлюблённым эгоцентриком, а Лермонтов вечно был недоволен написанным. Из классиков русской литературы, пожалуй, только Лермонтов так мало публиковался при жизни, так равнодушен был ко славе.
Восьмое чудо – юноша Лермонтов написал:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.
По сути оценок можно не соглашаться, но смелость мысли поразительна. В ХХ веке иногда это стихотворение приписывали современникам Гражданской войны. А это 1830-й год.
Сколько Лермонтову исполнилось, когда он сочинял это «Предсказание» – пятнадцать, шестнадцать? В его поэзии, да и в прозе пророческих озарений немало.
Сцена дуэли в «Герое нашего времени», а отчасти и сама дуэльная интрига – это тоже провидческая картина о собственной гибели. Сила лермонтовского дарования – таинственная. «Огонь божественный», который он теплил и берёг в себе, словесному выражению не подлежит.
Девятое чудо – а вот это стихотворение, многим известное ещё и как романс, можно написать только под диктовку:
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть.
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Тут есть переосмысление образов Гейне, но у Лермонтова получилась молитва. Лучших образцов молитвенности современного русского языка не существует.
Десятое чудо можно выразить двумя словами. Память и бессмертие. Он ничего не сделал для славы, для мирской неуязвимости. Не написал и не изваял своего «Памятника».
Было такое искушение – забыть Лермонтова. Вполне могли забыть, не прочитать, задвинуть на заднюю полку богатой русской библиотеки. При жизни поэта был издан лишь один небольшой сборник стихотворений и поэм, да ещё «Герой нашего времени» стал заметной публикацией в «Отечественных записках», а позже вышел и отдельным изданием. Надёжных связей в литературном мире у него не было. Да он и не стремился к славе, обеспеченной обыкновенными, проверенными способами. Лермонтов жил в собственном, таинственном, измерении. И не изменял себе. К тому же его взыскательность к собственному творчеству беспрецедентна.
Михаил Лермонтов
Но всё-таки Лермонтов нашёл читателя – на века. В 1850-е годы вышло сразу несколько сборников Лермонтова – немалыми по тем временам тиражами. Позже появились и первые биографические исследования, и опера Рубинштейна… Лермонтову в России стали ставить памятники, когда только двух-трёх писателей увековечивали подобным образом. И в ХХ веке он был одним из самых необходимых собеседников для потомков. И это настоящее чудо. Если упустим его – потом поздно будет корить себя за опрометчивость.
Рисунок Михаила Лермонтова
Мальчишка, проживший так недолго, он навсегда остался живым. Как звезды, которые разговаривают друг с другом в его стихотворении.