«Мясиськи и отвратити». – Шура, что это за гадость?
– Это неологизмы, Витя – снисходительно поясняет Лук. – Новые слова, сконструированные мною из старых. Обозначают потерявшие форму молочные железы-переростки.
– А на фига? По-моему, буфера куда луч… Узел!.. Товарищ гвардии п'олковник…
– Вольно, – басит комбат и вся батальонная командирская кодла, включая командира узла и старшину, вслед за ним втянулась в ленкомнату.
– Узел, вольно!
– Ковешников, как твои воины, готовы к проверке? На этот раз не подведет нас твой бывший отличный узел?
– Так точно, товарищ подполковник, не подведет. – Майор Ковешников нервно отплюнулся в кулак и уперся гневным взглядом в горло заместителя командира взвода сержанта Кеселя.
Ловок и сметлив Кесель: только рукой повел над комсомольским значком – поправить чтобы, а крючок воротничка уже наглухо застегнут, как у молодого. Лук колеблется пару секунд, но тоже застегивает, правда, пуговицу, а не крючок: борзеть нужно в меру… А вот крючок – только по прямому замечанию, дедовскую честь надо блюсти даже сквозь невзгоды и тернии… И наряды вне очереди. Да и какие ему, без пяти минут дембелю и кочегару, теперь наряды…
Все «словотворчество» началось год с лишним назад, там же, в ленкомнате. Офицеров нет, старшина с «замком» Тимофеевым в городе, остальному личному составу нет особого дела до власти и порядка. Дедам лучше всех, но и молодые не жалуются: сидеть в теплой ленкомнате с «первоисточниками» в руках гораздо приятнее, чем драить туалет или печатать шаг под лай сержантов, старослужащих воинов и других начальников, которых не счесть над тобой, пока ты «молод».
Кесель и Лук еще далеко не друзья, но они – одного призыва и сидят за одним столом…
– Шура, а что такое оргия?
– Оргия? Разврат во время пьянки, если по латыни…
– Точно? Что-то больно короткое…
– Точно. А… если по-хохляцки…, то – кохалово. – Лук даже засмеялся невесть откуда взявшемуся слову, а Кесель подумал, что Лук над ним смеется, тихо рассердился и замолк.
Но Лук и не заметил обиды, он уже вертит головой, в слабой надежде показать новый стебунок хоть-кому нибудь, кто поймет и оценит…
– … восемнадцать, дятел.
– сам такой. На, в мой погляди и посчитай: девятнадцать…
Это два деда, Ковалев и Камерин, Кол и Мерин, с календариками в руках, ведут рутинный спор на тему: «сколько дней до приказа» (так называемого «дембельского»)…
– Сколько, сколько, ты говоришь? – вмешивается Лук…
Остановиться бы ему, но он уже безумен: черт, по прозвищу «Красное словцо», гонит его вперед, к пропасти.
– Восемнадцать, – машинально отвечает Мерин.
– Я бы повесился!
И стало тихо. Сашка Смирнов, молодой сержант, тоже питерский, засмеялся было, но посмотрел на дедов и осекся. Деды просто не знают как реагировать на вывернутую в их же сторону дедовскую шутку: Лук не простой «салабон», годами он с дедов, даже постарше, но и сносить подобную борзоту – невозможно.
– Ни фига себе, – зароптали, заматерились деды на разные голоса, разжигая друг о друга гнев и справедливое возмущение… – сыновья вконец оборзели… Узел! Товарищ гвардии п'полковник…
Офицерская батальонная проверка…
– Отставить! Где ваша форма одежды, товарищ сержант! Еще раз…
Комбат Самсонов, новый замполит майор Федоров, начштаба майор Семенов… Еще кто-то и свое начальство: Ковешников, старшина Петрик и старший сержант Тимофеев. Уж Тимофеев бы не сплоховал, ни с комбатом, ни с Луком, а младший дед-сержант Головин… Эх…
– Плохо, Ковешников. Я думал, что твои воины, не в пример другим узлам, понимают порядок и дисциплину…
Не в духе комбат, при солдатах раздолбы дает…
– Виноват, товарищ подполковник…
– Виноват… Чем занят личный состав? Вот – ты…
– Ряд… Гвардии рядовой Лук, товарищ полковник! Самоподготовка, конспектируем первоисточники. Ленин. Государство и революция.
– Вольно. Конспектируем все, конспектируем, а порядку нет как нет. Правильно говорят ветераны, не хватает нам товарища Сталина. Что-о???
– Решений двадцатого и двадцать второго съезда партии еще никто не отменял, товарищ гвардии подполковник! – повторил Лук, белый от бешенства. Почти все тормоза слетели с него, нечего терять теперь. Уж если он дедов не убоялся сдуру…
Тут уж всему личному составу стало ясно, что Лук чокнулся. Минута молчания.
Лук побелел, а комбат – как помидор. Воздух вокруг него опасно потрескивает, искрит, и даже замполит боится вякнуть хотя бы звуком…
Молчит двухметровый комбат, смотрит кондором сверху. Он слышал про этого солдатика, который с незаконченным высшим, уже стучал на него замполит, еще прежний, не этот… Сейчас он скажет пару-тройку проверенных фраз и получит Лук «грубяк» и пять суток губы. И будут гноить его разными способами до конца службы и бдительный Федоров, и мстительный командир поруганного отличного узла Ковешников. А первый отдел и на гражданку эстафету передаст… Стоит только языком взмахнуть… Но комбат мудр и жизнью бит. Командующий западной группой войск лично содрал одну звезду с его погонов и в Гатчину сослал… Вот как раз за язык… Не туда сунул… Все нынче только жополизов любят… Знает комбат цену слову и знает непрочность человеческой судьбы. Пройдет время и поймет сопляк – кто из них двоих дурак, сам поймет…
– Так ведь никто и не отменял. Не ленкомната бы, так назвал бы тебя мудилой, товарищ гвардии рядовой Лук. – Комбат тычет в его сторону пальцем и присутствующие, почуяв шутку, оглушительно хохочут. – Петрик…
– Я, товарищ гвардии полковник!
– Умеешь наряды вне очереди давать?
– Так точно, товарищ гвардии полковник!
– Озаботься, чтобы воину было где свою образованность применить…
Лук, согласно высочайшему повелению, полторы недели не вылезал из жестоких кухонных нарядов, но один минус нейтрализовал другой: деды простили ему безумную выходку и вообще…
Комбат не забыл своего «крестника», да и Лук не все, но кое-что понял, во всяком случае, оценил великодушие комбата…
– Чем занят, Лук?
– Изучаю первоисточники, товарищ гвардии п'олковник! Пятьдесят четвертый том работ Ленина.
– Угу. А не альбом ли дембельский рисуешь?
– Никак нет, такими глупостями не занимаюсь…