Витька подышал на палец, приложил к стеклу. Поглядел в проплавленный во льду кругляк, вздохнул и сказал:
– Говорят, даже в Африке снег выпал.
Генка промолчал.
– И в Японии… Почти все Хоккайдо завалило, самураи снеговиков лепят…
Генка промолчал снова.
– У нас тоже… – Витька поглядел в окно. – Снегопад… Говорят, что эта зима – самая снежная за последние сто лет. Некоторые города на севере вообще занесло… А говорят – глобальное потепление.
– Это и есть потепление. – Генка поглядел на крестовую отвертку. – Просто его обратная сторона. Где-то потепление, где-то похолодание… У нас похолодание.
Генка поплевал на отвертку и принялся разбирать старый телевизор.
– А если все снегом засыплет? – спросил Витька. – Как жить тогда будем?
– Нормально, – ответил Генка – Нормально будем жить. Как в Японии. Снеговиков будем лепить…
Дверь пинком отворилась, и в гараж ввалился Жмуркин. В клубах пара и в поганом настроении – Жмуркин всегда пребывал в поганом настроении.
– Снеговиков собираетесь лепить?! – осведомился он. – Ну-ну. Лучше бы себе слепили немного мозга…
– Жмуркин… – поморщился Витька. – Это ты… А я слышал, что ты вроде как отравился… Заворот кишок, метеоризм…
– Спешу тебя разочаровать, я не отравился. И нет у меня никакого метеоризма, это у вас метеоризм! И в кишках, и в мозгах! Вы оба метеористы!
– Жмуркин, прилипни вчера, а? – попросил Генка.
– Сам вчера прилипни, – огрызнулся Жмуркин. – Вчера вам как раз подходит – вы оба – реликты…
Жмуркин замолчал и подозрительно уставился на Генку. Спросил:
– Зачем телик курочишь? Опять какую-то гадость придумал?
– Хочу на «Пчелу» турбонаддув поставить. Мощность на тридцать процентов возрастет…
– Лучше бы у вас мозговая активность возросла! Сколько можно возиться с этой рухлядью? Пора ее давно уже в утиль! Купите себе по скутеру, будьте счастливы!
Генка отвернулся.
– Где она? – Жмуркин оглядел гараж. – Где эта развалюха?
Это он так спросил, в гадком жмуркинском стиле – мотоцикл стоял на самом виду, поблескивал никелем, не заметить его было нельзя.
– Так-так, – промурлыкал Жмуркин, – вижу. Вижу этот металлолом…
– Не надо так говорить, – посоветовал Генка. – Техника не любит, когда ее ругают.
– Техника не любит, когда ее ругают! – дребезжащим голосом передразнил Жмуркин. – Не занимайтесь мракобесием! Не культивируйте идиотизм, с меня сегодня идиотизма хватит!
– В зеркало себя увидел случайно? – поинтересовался Витька.
Жмуркин скорчил в сторону Витьки поганую рожу.
– В фотомагазин сходил, – сообщил он. – А там придурки. Я им говорю, у вас есть кэноновский фикс-полтос, но только на один-четыре, а не на один-восемь, а они смотрят на меня как баран на новый «Шевроле». Ну, вот как ты, Витька. Примерно. Ну я им в жалобную книгу целую страницу вписал. Скандал, короче. Ну и потом еще тоже… А потом прихожу к вам, отдохнуть хочу душой и сразу вижу, как Генка каким-то маразмом занимается… Турбонаддув! В башку себе турбонаддув вставь!
Это Жмуркин уже почти крикнул.
Генка и Витька промолчали.
– Сидите, маетесь дурью… – Жмуркин хотел даже плюнуть, но в помещении плевать постеснялся.
– А что делать-то? – спросил Витька.
– Что делать?! – Жмуркин свирепо шагнул к мотоциклу. – Сейчас я покажу, что надо делать! Сейчас я…
Жмуркин запнулся, взмахнул руками и упал на мотоцикл. Вернее, на руль мотоцикла.
Вскрикнул, поднялся, обернулся.
По щеке, от глаза к нижней челюсти, стремительно наливался фонарь.
– Я же тебя предупреждал, – сказал Генка. – Они не любят…
И Генка с Витькой с удовольствием рассмеялись. Жмуркин поглядел в зеркало на стене.
– Ну все, – в голосе Жмуркина проскочило бешенство, – это последняя капля…
Жмуркин огляделся, увидел блестящую кувалду на стене, с трудом взял ее в руки и двинулся к мотоциклу.
Витька вздохнул грустно.
Генка тоже вздохнул. Предупреждающе. Очень предупреждающе. Жмуркин прошел мимо мотоцикла, приблизился к наковальне и принялся бешено лупить по ней кувалдой. Получалось звонко. При каждом ударе барабанные перепонки у Генки болезненно вздрагивали.
Жмуркин ковал.
Витька хотел уже было сказать Жмуркину что-нибудь глупое, но тут Жмуркин выдохся и отбросил кувалду в сторону.
– Развели тут… бардак… – просипел Жмуркин.
После чего принялся ругаться уже систематически. Он скрипел и бухтел, ругался злобно и иронично, бродил по гаражу, пинал канистры, снова ругался, проклинал Генкин изобретательский гений, Витькину мечтательность, врунов из Гидрометцентра, старую железную рухлядь и баранов из фотомагазина, которые не могут отличить экспокоррекцию от автоэкспозиции…
Генка задумчиво разглядывал телевизионные внутренности.
Витька глядел в окно с морозными зигзагами и вспоминал, как все начиналось.
– Гони жвачку! – сказал Витька. – «Кава»[1] второй пришла.
Генка вздохнул и полез в карман за жвачкой.
– Не, – Витька усмехнулся. – Ты мне не эту фруктозу давай, а настоящий минт. И не батоны эти каменные, а чтобы в пластинках. Чтобы все по-честному, как в Пенсильвании.
– Нету у меня нормальной, – вздохнул Генка. – Только такая есть.
– Тогда беги, – Витька кивнул в сторону киоска. – Двигай поршнями.
Генка вздохнул и побежал к киоску.
Витька устроился поудобнее и стал смотреть в бинокль.
Впрочем, больше ничего интересного не происходило. Соревнования закончились. Грейдеры[2] убирали трассу, приводили ее в порядок для завтрашней гонки. Забрызганные грязью пилоты отдыхали, общались друг с другом и с прессой, позировали фотографам на фоне мотоциклов, смеялись. Механики с серьезными злыми лицами загружали машины в трейлеры, вокруг них суетились мальчишки, старались подержаться за руль, потрогать бак, а если повезет, то за сцепление дернуть…
Витька отыскал среди мальчишек Хаванова и показал ему издали кулак. Потом быстро огляделся. Никто не видел. Никто Хавану не расскажет. Витька надеялся, что не расскажет…
Он осторожно пощупал языком зуб на нижней челюсти. Зуб шатался. Это все Хаван… С Хаваном шутки плохи.
– У, Хаван, – прошептал Витька, – смотри! Получишь свое еще…
Хаванов стоял рядом с победителем и подобострастно чистил победительский шлем. Дышал на него и быстро протирал специальной бархоткой.
– Лизоблюд! – прошипел Витька. – Лизоблюд зеленый!
Хаванов Витькиного шепота, конечно же, не слышал и вовсю продолжал драить победную каску. Усердно, высунув язык. И тут вдруг произошло совершенно невероятное – гонщик потрепал Хаванова по голове и разрешил посидеть на своем мотоцикле!
У Витьки аж дыхание перехватило от такой вселенской несправедливости. Хаван сидел на «Ямахе»![3] Да еще и за газ держался! Да еще за сцепление держался! Да еще и щеки раздувал, изображая рев мотора! А ему, Витьке, за всю жизнь посчастливилось лишь рядом постоять. Да и то давно. Да и то не с «Ямахой», а с каким-то стареньким «КТМ»[4]. Хотя Витька и не очень разбирался в технике и с трудом мог отличить коленчатый вал от какого-нибудь шатуна, но мотогонки он любил.
Ему нравилось наблюдать за срывающимися с места машинами, нравился запах бензина, нравились азарт соревнований, рык моторов, вопли с трибун… И вообще – атмосфера праздника, сопровождавшая каждую гоночную субботу, очень нравилась. Витьку интересовала, так сказать, внешняя сторона соревнований, а к технике у него никаких способностей не было. К тому же у Витьки не было и необходимости знать все эти технические штуковины – если что, он мог всегда узнать интересующую информацию у технически подкованного Генки. А Генка, когда-то почти три года занимавшийся в секции мотокросса, мог ответить на любой вопрос об устройстве мопеда, мотоцикла или даже автомобиля.
Витька скрипнул зубами, оторвался от бинокля и стал в злобе ковырять землю носком ботинка. Ковырял и ковырял. Когда прибежал Генка, Витька уже целую яму проковырял, чуть ли не по колено. Ботинок перепачкал, а с утра он его, между прочим, начистил что надо, до блеска.
– Чего это ты? – Генка указал на яму.
– А ты сам посмотри. – И Витька протянул Генке бинокль.
Генка приложил окуляры к глазам и сразу же отдернул, как ожегся. Он ничего не сказал, но Витька заметил, что нос у Генки сморщился. Это означало, что Генка злится. Сильно злится. Витька-то прекрасно знал, что посидеть на настоящей боевой кроссовой «Ямахе» – самая заветная, самая радужная Генкина мечта. А уж о том, чтобы на «Ямахе» прокатиться, и говорить нечего! Это только в самом волшебном сне… только… Да нет, таких «только» и не бывает.
– Жевку возьми. – Генка протянул серебристую упаковку.
Жвачки уже не хотелось, и Витька спрятал ее в карман, на будущее.
– Да уж… – протянул Генка, глядя на трассу.
Там, внизу, под трибунами, началось награждение. Победители забирались на пьедестал. Девушки дарили им цветы, журналисты ослепляли вспышками, судья для торжественности размахивал клетчатым черно-белым флагом. Потом пилоту «Ямахи» дали большущую бутылку шампанского, он ее взболтал и принялся поливать всех направо и налево. А Хаван стоял справа и держал начищенный до блеска шлем. Вид у него был гордый и счастливый.
Тоже мне, оруженосец, подумал Витька, Санча Панча выискался скудоумный…
И по инерции огляделся – не слышал ли кто? С Хаваном ведь шутки плохи.
После того как шампанское кончилось, после того как устроители соревнований пожали руки всем призерам, после того как пилоту вручили ключи от главного приза – новенькой белой «десятки», на пьедестал залез человек в судейском костюме. Он прокашлялся и сказал в микрофон:
– Мы поздравляем участников и зрителей с завершением очередного этапа первенства России по кроссовым гонкам! Надеемся, что и в следующем году наша трасса вновь примет очередной этап соревнований. И надеемся, что наши спортсмены снова займут места на пьедестале почета. Ведь администрация нашей области уделяет особое внимание развитию физкультуры и спорта! Причем не только взрослого, но и юношеского. Так, в прошлом году наши юные спортсмены заняли почетное второе место на зональных соревнованиях…
– Ага, как же, – скептически сказал Генка. – Знаю я, как они заняли! Папаня Хавана просто с судьей в одном институте учился! Вот Хаван и занял…
– Погоди ты! – перебил Витька. – Послушай, что говорят!
– … И в целях дальнейшего развития этого вида спорта и привлечения к нему подрастающего поколения глава администрации нашей области объявляет о начале подготовки к открытым соревнованиям по мотокроссу среди подростков от десяти до четырнадцати лет. Состязания пройдут в классе мотоциклов до пятидесяти кубических сантиметров. Соревнования состоятся через месяц – в конце августа, перед началом занятий в школах. Так что у наших юных спортсменов будет хороший шанс подготовиться! Принять участие может любой, у кого имеется в наличии мотоцикл или мопед…
– Это все не про нас… – сказал Генка.
– А теперь самое главное! – объявил судья. – Победитель получит право представлять нашу область на зональных соревнованиях по мотокроссу. Более того – победителю будет вручен ценный приз, любезно предоставленный спонсором соревнований – сетью супермаркетов «Континент». Призом станет новенький японский мопед «Хонда»[5].
– Р-р-р! – Генка стукнул кулаком по земле.
– Повторяю: принять участие в соревнованиях могут все желающие! Заявки должны быть предоставлены за неделю до начала состязаний. Надеемся…
– Р-р-р! – Генка стукнул кулаком еще раз.
– Не расстраивайся, – утешил его Витька. – «Хонда» наверняка поюзанная… Жвачку хочешь?
Генка жвачки не хотел.
– Слушай, давай пойдем на гонку и будем Хавану в глаза солнечные зайчики пускать! – предложил Витька. – Он со своей тачки и навернется…
Генка посмотрел на Витьку весьма выразительно, так как не одобрял подобных уловок и вообще всякой неспортивности.
– Как скажешь, – Витька пожал плечами.
– Я бы Хавана и так сделал, – сказал грустно Генка. – Он плохо водит. По-девчачьи. Когда мы на секцию ходили, я его всегда обходил… И сейчас я бы его сделал…
– У Хавана тачка классная. – Витька спрятал бинокль в футляр. – А у нас и вообще тачки нет.
– Мне бы мотоцикл… – продолжал мечтать Генка.
– Могу предложить тебе ГЗМ, – сказал Витька. – У меня дома как раз одна завалялась…
– Что такое ГЗМ? – спросил Генка.
– Губозакаточная машинка.
– Понятно. Угости жевкой, что ли…
Генка пожевал в задумчивости жвачку, выдул большой печальный пузырь. Пузырь лопнул и залепил Генке все лицо.
– Не печалься, – Витька толкнул друга в плечо. – Пойдем лучше на крышу.
– Зачем?
– Просто. Змея позапускаем. Мне папка «пустельгу» вчера подарил.
– «Пустельга» так «пустельга», – Генка пожал плечами. – Зачем Хавану «Хонда»? Ему папахен и так все купит…
– «Хонда» лишней не бывает, – глубокомысленно заметил Витька.
– Да уж…
Они взглянули последний раз на трассу, на маленькие издали мотоциклы и пошли запускать змея.
«Пустельга»[6] парила метрах в двадцати над крышей. Ныряла, била крыльями, закладывала виражи. Витька лежал на старой раскладушке и ловко управлял змеем, так что казалось даже, будто «пустельга» живая. Говорили, что если будешь управлять змеем достаточно искусно, то вполне можно приманить из неба настоящую, всамделишную пустельгу и устроить с ней драку. Витьке приманить настоящую пустельгу еще ни разу не удалось.
Генка лежал на соседней раскладушке и рассматривал вырезки с мотоциклами из журналов. Вырезки Генка собирал уже два года. Их у него скопилось достаточно много, и предназначались они как раз для таких вот минут – минут грусти и печали. Генка уверял, что вырезки успокаивают его и заживляют рубцы, коими, по его утверждению, уже давно «испещрена вся его душа». Витька иногда поглядывал на друга, но вопросов не задавал и не приставал, полагая, что время – лучшее лекарство. Так всегда говорила Витькина мама. Особенно когда Витька являлся домой с фонарем или с другой какой неприятностью.
А с фонарем Витька являлся довольно-таки часто. Не потому, что он был задира или драчун, а потому, что отличался какой-то особой, какой-то нездоровой неудачливостью. С Витькой постоянно происходили всякие неприятности. Это были мелкие неприятности вроде неожиданных, буквально с чистого неба, голубиных безобразий. Или внезапного грузовика, влетающего во внезапную же лужу в тот самый миг, когда мимо нее проходит за хлебом Витька. Это были средние неприятности вроде уличения Витьки в списывании на экзамене по химии, в то время как Витька и не думал списывать. Это были даже крупные неприятности вроде поскальзывания в ванне и перелома ключицы, а посему пропуска по болезни целой четверти и лихорадочного последующего наверстывания по всем предметам.
Эта неудачливость являлась фамильной Витькиной чертой, то есть неудачливостью страдал не только сам Витька, но его отец и даже дедушка. Если Витькин папа шел на рыбалку, то обязательно подцеплял себя за палец блесной или падал в реку. А если уж на охоту пускался дедушка Витьки, то окрестные леса пустели – потому что дедушка в силу слабого зрения стрелял исключительно на звук. И однажды попал подобным образом в егеря, пробив ему голень и мясистые части этой голени выше. Вообще, когда дедушка Витьки служил в войсках Буденного, его называли Долговязая Смерть. Потому что один раз во время сабельной атаки дедушка свалился с коня и зашиб насмерть двух белых офицеров, за что и получил революционный бинокль из рук самого героического маршала. Витька пошел в родственников. Когда на физкультуре приходила Витькина очередь метать гранату, одноклассники прятались за угол. Правда, биноклей за это не выдавали. Не везло Витьке с биноклями.
Да и с фонарями тоже не везло. Если случалась драка и Витька хотя бы просто проходил мимо – ему обязательно доставалось. Просто так, для порядка. А если Витькин класс бежал кросс, то Витька всегда умудрялся вывихнуть лодыжку или разбить палец. Одним словом, если где-то случалась неприятность, можно было быть уверенным, что эта неприятность случалась с Витькой. Даже внешность Витьки подходила под определение неудачника – Витька был высок и имел длинный нос, который так и просился влипать в скверные ситуации и застревать в дверных косяках, где его непременно прищемляли и покалечивали. Витька был белобрыс, что тоже было фамильной чертой, поскольку Витька происходил из семьи потомственных поволжских немцев, а немцы, как правило, белобрысы. Белобрысый, долговязый, неудачливый немец. Многие думают, что такие вот неудачники только в книжках случаются – так нет, это они в книжки из жизни перепрыгивают. Витька встречал, кстати, и других неудачников, не таких крутых, как он, но тоже неслабых. И все они были на него похожи. Наверное, думал Витька, это ген такой – неудачливости. Если заскочит в какую семью – так и не выберется потом, сколько лбом о стену ни бейся. Только терпеть остается.
Генка, напротив, был удачлив. Все, за что когда-либо брался Генка, он успешно доводил до победного конца. Он выигрывал во всех соревнованиях (кроме, конечно, олимпиад по математике, литературе, химии и другим школьным предметам). Он был лучшим велогонщиком школы, брал призы в соревнованиях по маунтбайку, конструировал модели самолетов с бензиновыми моторчиками, имел юношеский разряд по спортивному ориентированию. И вообще, Генка имел много талантов, особенно в спортивной и технической области. Правда, ни один из этих талантов Генка не развивал до конца, поскольку, достигнув первых результатов, одержав первую победу, сразу переключался на другое дело. Так, кстати, было и с секцией мотокросса, – победив на городских соревнованиях, Генка секцию забросил, хотя сам вид спорта любить продолжал. И на соревнования они с Витькой ходили регулярно.
А еще Генка был изобретателем. Изобретал он тоже все: от мышеловок до очков с вентиляторами, от усиленных лазерных указок, способных прожигать бумагу, до противотараканной сигнализации. Однажды Генка даже сшил из старых парашютов дирижабль. Правда, испытать летательное средство не получилось – о готовящемся полете разведал Генкин папаша и пустил дирижабль на чехлы для автомобиля.
Да, Генку, кстати, прозывали частенько Крокодайлом – в честь Крокодила Гены. Но на самого Крокодила Гену он похож не был. Крокодил Гена имел необычную внешность, а внешность Генки была самая заурядная. Если бы Генка встретил себя на улице, он себя бы не узнал, настолько Генка походил на тысячи своих сверстников. Пожалуй, единственной отличительной, даже замечательной чертой Генки являлись его руки. Руки у Генки были золотые. Генка мог починить практически любую сломанную вещь, даже не зная толком, как она работает. Эта особенность… Впрочем, сам Генка почему-то не очень любил рассказывать про эту свою особенность, предпочитая больше действовать, чем разговаривать.
И хотя Генка и Витька не были похожи, дружили они давно. Они вполне удачно дополняли друг друга – неумелый и неудачливый Витька и ловкий счастливчик Генка. Витька тормозил слишком бурную Генкину активность, а Генка сглаживал слишком подозрительную Витькину осторожность.
Вот и сейчас – Витька философски бороздил «пустельгой» в небе, а Генка рассматривал фотографии мотоциклов. Они лежали на крыше уже довольно долго – солнце дошло до антенны на соседней девятиэтажке, а это значило, что сейчас никак не меньше пяти часов. Но домой идти не хотелось. Да и чего дома делать, когда лето и каникулы?
– Вот и я говорю, – сказал Витька, нарушив молчание. – Зачем тебе «Хонда»? У тебя ее угонят сразу…
– Не сыпь мне соль на сахар, – ответил Генка.
– Хотя… – Витька задумался, и змей вильнул вправо. – Хотя… «Хонда» – это, конечно, класс! Можно было бы на Волгу ездить, на рыбалку…
– Или в поход отправиться. По Золотому кольцу. От предков оторваться! Пожить по-человечески!
– Или…
– Все мечтаете? – сказал кто-то. – Не надоело?
– Не надоело, – ответил Генка. – А тебе-то что, Жмуркин?
Что-то определенное о Жмуркине сказать было трудно. Например, Витька никогда не мог понять, что за тип этот Жмуркин. У Жмуркина не было никаких особенностей, которые, по мнению Витьки, заслуживали бы внимания. Хотя нет, одна особенность у Жмуркина имелась – Жмуркин всегда неожиданно появлялся.
– Тебе-то что, Жмуркин? – повторил Генка.
– Мне ничего. – Появившийся Жмуркин выбрал себе раскладушку и тоже на нее улегся. – Мне ничего. Жалко просто вас, остолопов. Пора спуститься с небес… – и Жмуркин указал на бьющуюся на ветру «пустельгу», – на землю. – Теперь Жмуркин указал вниз, на улицу. – Пора бросить все эти бесполезные занятия, – сказал Жмуркин.
– А что же нам еще делать? – спросил Генка.
– Делом надо заняться. Делом. Полезным чем-нибудь.
– Это машины, что ли, мыть? – спросил Витька.
– Необязательно, – возразил Жмуркин. – Берите пример с меня – работаю в киноиндустрии…
– Ага, – усмехнулся Генка. – Пленки таскаешь с первого этажа на второй…
– Все начинается с малого, – изрек Жмуркин и завозился на раскладушке. – Зато скоро стану помощником механика. Кстати, могу оказать вам, оглоблям, протекцию.
«Пустельга» опасно завалилась на крыло.
– Ты устроишь нас в кинотеатр?! – не поверил Генка.
– Могу, – важно сказал Жмуркин. – У нас как раз два места освободилось. Между сеансами ряды убирать.
– Это шнырями, что ли? – покривился Витька.
– Не шнырями, а адвайзерами[7] кинозала, – поправил Жмуркин. – Надо различать.
Витька отпустил леску, и «пустельга» стала набирать высоту.
– Так там, наверное, нельзя во время сеанса находиться, – протянул Генка. – Кина и не увидишь…
– Зато деньги нормальные платят. Соглашайтесь.
Генка посмотрел на Витьку, Витька – на Генку. Витька сказал:
– Не, Жмуркин, ты в другом месте дурней поищи. Даже кино нельзя смотреть… Пусть медведь так работает, у него четыре лапы…
– Как хотите, – обиделся Жмуркин. – Я помочь хотел.
Все замолчали. Пауза затягивалась. Жмуркин повозился на раскладушке, а потом достал телефон. У Генки и Витьки отвисли челюсти. Потому что это был не простой телефон, это был новенький, блестящий и безумно красивый iPhone.
– Восьмигиговый? – негромко спросил Генка.
– Восьмигиговый… – презрительно зевнул Жмуркин. – С восьмигиговыми одни лошагеры в Пердяевке ходят, запомни на всю жизнь. Шестнадцать, дети мои, только шестнадцать.
Жмуркин надулся от важности и тут же сфотографировал растерянные лица своих приятелей.
– Вот так вот, – сказал с превосходством Жмуркин. – А вы все в чудеса верите. А чудес не бывает.
– Они бывают, – сказал Генка. – Еще как бывают.
– Не бывает, – уверил Жмуркин. – Бывают лишь…
Телефон в руке Жмуркина запел замысловатую мелодию.
– Але? – сказал Жмуркин. – Ага. Нормально. Чего? Не, не нужен. Кому продать? Не знаю, кому продать. Кому старый мопед сейчас нужен… Да. У деда? Ладно, до свидания.
Жмуркин спрятал телефон в аккуратный кожаный чехольчик, затем в карман и снова с превосходством поглядел на Генку и Витьку. Но Витьку и Генку интересовал уже не телефон. Они смотрели на Жмуркина так внимательно, что он даже оглянулся, нет ли там чего-нибудь у него за спиной.
– У твоего деда есть мопед? – глухим голосом спросил Генка.
– Не у моего, – поправил Жмуркин. – У меня деда нет. У деда одного парня. Он не из нашей школы, с Северного. Вот его дед чего-то там продает.
– Так что, у того деда, ну, у деда того парня, есть мопед?
– Не знаю, – ответил Жмуркин. – Говорит, что есть. Хотя раньше я никаких мопедов не видел…
– И он хочет его продать? – продолжал Генка.
– Нет-нет, – поправил со значением Витька. – Он хочет его НЕДОРОГО продать. Правда?
– Не знаю же! – Жмуркин выбрался из раскладушки. – Мне пора. У меня сеанс.
– Погоди-погоди! – Генка вскочил и перегородил Жмуркину дорогу. – Сначала проводи-ка нас до того дедушки!
– Нет уж, – Жмуркин попытался обойти Генку. – У меня времени нет. Да и вообще… Дед, говорят, так, «ку-ку» немножечко…
– Что значит «ку-ку»? – спросил Витька.
– Просто «ку-ку». Крыша у него поехала. – Жмуркин попытался обойти Генку с другой стороны. – Вы с ним сами говорите, я вам адрес дам.
– Давай, – сказал Генка.
– Красногвардейская, пять. Это на окраине. – Жмуркин наконец обогнул Генку и направился к лестнице.
– А ты говорил, чудес не бывает, – сказал ему вслед Генка.
Жмуркин, не оборачиваясь, махнул рукой.
Витька сматывал на катушку леску, «пустельга» опускалась вниз. Генка быстро ходил вокруг раскладушек, чесал голову и усиленно думал. Так продолжалось минут пять, потом Генка резко остановился и сказал:
– Надо идти к деду.
– Денег-то все равно нет, – возразил Витька. – На что ты этот мопед купишь?
– Пойдем, Вить. Хоть посмотрим.
– Ну пойдем.
Витька спрятал «пустельгу» под мышку, и они пошли искать Красногвардейскую улицу, дом номер пять.
Красногвардейская улица обнаружилась не сразу. Друзья бродили по городским окраинам почти полтора часа, но с таким названием улицу найти им так и не удалось. Когда совсем стемнело, Витька сказал, что надо идти домой.
– А как же мопед? – испугался Генка. – А вдруг он его…
– Не продаст, – успокоил Витька. – До завтра точно не продаст. А по морде мы тут схлопочем. Тут территория деповских, лучше не вязаться.
Генка со злости пнул забор, но с Витькой согласился. Они обошли еще пару улиц и отправились по домам, договорившись встретиться завтра с утра в сарае Генки.
Наутро Витька прибежал к Генкиному сараю первым, и, когда на место встречи явился сам Генка, Витька уже ждал его и успел нагрызть целую горку семечек.
– Жмуркин нам вчера нагнал, – сразу же сказал Витька. – Я вчера у папахена спросил, а он мне сказал, что никакой Красногвардейской в городе нет. Ее в Водную два года назад переименовали. Вот так. А Водная в той стороне.
Витька указал за видневшуюся вдали телемачту.
– Киношник чертов! – ругнулся для порядка Генка, и они отправились искать улицу Водную.
Оказалось, что отыскать улицу Водную очень легко – она начиналась сразу за телемачтой и вообще была единственной улицей в том районе. И пятый дом тоже обнаружился без труда – здоровенный такой, из толстых белых бревен. Генка предположил, что это секвойи, но Витька сказал, что секвойи у нас не растут.
– Они в Америке растут, – сказал Витька и дернул за шнурок звонка.
Залаяла собака. Ворота не открылись. Витька дернул еще раз.
– Сейчас! – послышалось из глубины дома.
Друзья на всякий случай отошли от ворот, поскольку каждый помнил слова Жмуркина про то, что дед «ку-ку». Конечно, верить Жмуркину было нельзя, но лишняя предосторожность никогда не помешает.
Собака залаяла ближе, и хриплый голос за воротами сказал:
– Тише ты, Шайка, это не к тебе.
Щелкнул замок, ворота раскрылись, и друзья увидели… Капитана. Сразу было видно, что это Капитан, именно Капитан – таких изображают в фильмах и рисуют на картинках. Старый. Седой. На плечах болтался белый капитанский китель, имелись также фуражка, бакенбарды и трубка. На левом плече в ткани белоснежного кителя виднелись шесть продольных полосок, и Витьке подумалось, что это, наверное, следы от когтей огромного белого попугая.
– Вам чего? – спросил Капитан.
Из-за ноги хозяина высунулась маленькая рыжая собачонка и тут же дружески завиляла хвостом.
– Вы мопед продаете? – Генка сразу же приступил к делу.
– Допустим, – уклончиво ответил дед. – А вы что, покупаете?
Витька было толкнул Генку в бок, но Генка продолжил как ни в чем не бывало.
– Хотелось бы взглянуть.
– А мильрейсы-то у вас имеются? – улыбнулся Капитан.
– Чего? – Генка с Витькой переглянулись.
– Мильрейсы, – непонятно объяснил дед. – Тугрики, эскудо, песеты, тетрадрахмы, чатлы…
– Деньги, что ли? – догадался Витька.
– Они, родимые, – снова улыбнулся дед.
– Вестимо, – ответил Генка. – Что мы, дети, что ли?
Витька ткнул его в бок еще раз, но Генка уже не мог остановиться.
– Мы вполне пла-те-же-спо-соб-ны, – проговорил Генка. – Но для начала мы хотели бы взглянуть на товар.
Витька хмыкнул – Генка вел себя точно как герой вчерашнего фильма про торговцев оружием. Они тоже всегда сначала спрашивали про товар.
– Товар первоклассный, – принял условия игры Капитан. – Прошу, милостивые государи!
Он распахнул ворота и пропустил ребят внутрь.
– Ого! – восхитился Генка. – Здорово у вас тут!
Двор представлял собой один большой парник – сверху стеклянные рамы, а внизу сад. Даже сливы. Даже мандарины.
– Жарко, как в Гондурасе, – сказал Генка.
Старик сорвал с дерева два мандарина и угостил Генку с Витькой. Мандарины были незрелые, но сочные, ребятам понравились. Генка подумал, что дед хоть и «ку-ку», а фрукты выращивает что надо.
– Сейчас я ананасами занялся, – сообщил хозяин. – А вас прошу сюда.
И провел ребят к небольшой пристройке в конце парника.
– Он там. – Дед открыл дверь и включил свет.
Ребята вошли в пристройку и увидели мотоцикл.
– Ну и рухлядь! – не удержался Витька. – Да ему, наверное, лет сто!
– Тридцать шесть, – уточнил хозяин. – Но он в прекрасной форме.
– Ага, как новенький! – Витька присел перед машиной. – Покрышки аж сопрели от старости! Вы что, на нем в Ледовом побоище, что ли, участвовали?
– Юноша, – наставительно сказал дед. – Как говорится в книгах, с вашей стороны несколько бестактно напоминать мне о моем возрасте.
– Извините, – покраснел Витька. – Оно само…
– Понимаю, – кивнул дед. – Молодость, беспечность… Я тоже был молод… когда-то… А на нем… – Дед положил руку на сиденье мопеда. – На нем я объехал всю Европу! Быть в Париже и быть влюбленным…
Капитан вынул из зубов трубку и выбил ее о руль. Витька огляделся – нет ли где емкостей с бензином, а то ведь как рванет! Но емкостей не было. Старик заново забил трубку табаком, закурил.
– Вот как сейчас помню…
– Вы, конечно, извините, – вежливо перебил Генка. – Но ведь это настоящий хлам! Покрышки сгнили, камеры, конечно, тоже сгнили. Фара побита, переднее крыло погнуто, заднего вообще нет. Но это пустяки. Пружины на амортизаторах всмятку… Половины спиц на колесах нет… бак помят… Рама вроде бы в порядке… хотя… движок…
Генка лег на пол и заглянул под двигатель.
– Так и есть, трещина! – сказал он. – Здоровенная, палец пролезет!
– И руль погнут, – добавил Витька.
– А пробег? – Генка взглянул на спидометр. – Ого! Да вы на нем три раза вокруг света объехали!
– Ну, пусть и хлам. – Дед выпустил дымное кольцо. – Зато…
Он наклонился к баку и протер эмблему рукавом своего кителя. Эмблема зазолотилась.
– Смотрите! – гордо произнес Капитан. – Это же фирма!
– И в самом деле, – ответил пораженный Генка. – А я думал, их и не осталось уже…
Капитан дымил и любовался произведенным впечатлением.
– Да… – Витька потрогал эмблему. – Да… А я и не знал, что они мопеды делали…
– Это не мопед! – сказал дед. – Это антиквариат! Раритет! Произведение искусства! А то, что краска немного облупилась, так это что… Вы, я гляжу, ребята знающие. Вы его за неделю на колеса поставите! Правда ведь?
– Правда, – сказал погрустневший Генка.
– Сколько вы за него хотите? – спросил тоже погрустневший Витька, спросил почти шепотом.
– Немного. – Хозяин погладил мопед по рулю. – Немного. Две тысячи.
– Две тысячи рублей за такую развалюху?! – возмутился Генка. – Да мы…
– Вы меня не поняли, молодые люди, – голос у Капитана вдруг стал тихий и вкрадчивый. – Вы не поняли… Я хочу за него две тысячи долларов.
Генка от неожиданности икнул. Витька скривился. Найти две тысячи рублей было можно. Найти две тысячи долларов было невозможно вообще. Даже если продать… А продавать-то было и нечего.
– Мы подумаем, – собрав остатки гордости, мужественным голосом сказал Генка. – Мы подумаем. Я лично не считаю, что машина стоит больше четырехсот долларов. Но мы подумаем…
– Думайте, – улыбнулся в усы дед. – Только быстрее. На такую вещь много охотников найдется. Вот в воскресенье возьму и отведу его на базар. С руками оторвут!
– Мы сообщим вам о принятом нами решении, – официальным тоном заявил Генка.
И они пошли домой. Пошли, опустив головы. Готовые расплакаться. И они дошли уже почти до самых ворот, как вдруг Капитан окликнул их.
– Эй, ребята!
Они остановились.
– Идите-ка сюда!
Они обернулись.
Старик стоял возле пристройки и смотрел в небо сквозь стеклянные рамы.
– Идите сюда. Ну? Я передумал.
Дед улыбался.
– Я вам его подарю!
Витька почувствовал, как под его ногами качнулась земля. Он посмотрел на Генку. Глаза у Генки были размером со стоваттные лампочки.
– Чудеса бывают, – прошептал Генка. – Чудеса бывают…
– Только у меня есть одно условие! – дед улыбался.
– Вы мне напомнили меня в молодости, – сказал дед. – Я был точно таким же… К тому же, ну уж если совсем честно говорить, мопед-то мне тоже достался даром. Не совсем даром, пришлось двенадцать вагонов бумаги разгрузить… Впрочем, ладно. Нечего вам время терять. Значит, так…
Они сидели за столом и ели арбуз. Арбузы тут тоже росли.
– Значит, так. Я отдам вам машину, но при одном условии.
Витька и Генка оторвались от арбуза.
– Вы мне поможете. Я собираюсь устроить в подвале маленькую гидропонную ферму[8]. А для этого нужны баки. Я тут по случаю прикупил десяток, только вот неприятность – заржавели они. Вы должны их почистить. Согласны?
– Конечно, – сразу же ответил Генка. – Мы согласны. Можем приступить прямо сейчас.
– Ага, – подтвердил Витька.
– Тогда пойдемте. Баки на заднем дворе.
Баков оказалось несколько больше, чем говорил хозяин, не десяток.
– Да их двадцать штук! – быстро посчитал Генка.
– Все должны быть почищены за сегодняшний день. Если до вечера управитесь – мопед ваш. Не управитесь – увы. По рукам?
– Да тут на неделю работы… – протянул Витька.
– Смотрите сами. Наждак вон в том ящике. К вечеру управитесь – забирайте машину. По рукам?
Друзья переглянулись.
– По рукам! – сказал Генка. – Чего уж там…
– Вот и отлично! – Капитан откусил еще арбуза и отправился в дом.
Витька с Генкой доели арбуз и отправились вооружаться наждачкой.
– Три-три – будет дырка, – сказал Генка и выбрал себе самый большой кусок наждака.
– Хороший наждак, – отметил Витька. – Смотри, на тряпичной основе сделан, крепкий. А сейчас на бумаге все делают. У бабушки чистил печку, раз шоркнешь – можно выкидывать. А с тряпичной основой можно хоть час тереть…
– Так ты, старик, опытный, – хмыкнул Генка и указал на ближайшую бочку: – Дерзай!
Витька подошел к емкости.
– Слушай, Ген, а почему наждак так называется, а? – спросил Витька.
– Это по-турецки камень. Нам рассказывали…
– Ясно. Странные какие-то бочки. – Витька пнул бочку, и она ответила гулом. – Прямоугольные…
– Это не бочки, а баки. Из-под пороха. На химзаводе снаряды заряжают, а порох вот в таких баках привозят. Старый, наверное, на заводе их купил.
– Плохо, что они квадратные. Круглые легче чистить. Сколько до темноты?
Генка взглянул на часы.
– Десять часов, – ответил он. – Десять часов и двадцать бочек. По часу на две бочки.
– По часу на бочку, – уточнил Витька. – Нас ведь двое. Управимся.
Витька зажал в руке наждачную бумагу и полез в первую бочку. Генка полез во вторую.
Чистить баки оказалось не так просто, как показалось поначалу. Баки были высокие и узкие, и, чтобы достать хотя бы до середины, приходилось нырять в бочку до половины, так что ноги иногда болтались в пространстве. Но особенно мешала ржавчина. Счищенная со стенок, она превращалась в легкий порошок и совсем не собиралась оседать на дно, а болталась в воздухе и мешала дышать. Поэтому ребятам периодически приходилось из бочек выныривать и перехватывать кислорода, что чрезвычайно тормозило работу.
В очередное выныривание Генка вытряс из головы рыжую пыль и сказал:
– У меня идея. Сделаем противогазы.
Генка огляделся и сразу же нашел возле забора нужную вещь – двухлитровую пластиковую бутылку.
– Пластиковая бутылка – самое гениальное изобретение человечества, – повторил Генка где-то слышанную фразу. – Из нее можно сделать практически все – от крыши до ракеты для фейерверка.
После чего Генка достал из кармана другую гениальную вещь – универсальный перочинный швейцарский нож. Витька, конечно, подозревал, что нож не совсем швейцарский, а скорее китайский, но Генка всегда говорил, что нож настоящий. И имеет он на борту непосредственно нож, отвертку, ножницы, пилку, открывашку, вилку, шило.
– Незаменимая штука! – Генка очередной раз покрасовался ножиком. – Выручит в любой ситуации. С ним можно хоть на Северный полюс. А если соединить две гениальные вещи…
Генка отрезал у бутылки горлышко, загнул острые края среза, затем прорезал в краях небольшие дырки. В дырки Генка продел бечевку. Получилось что-то вроде маски. После этого он свинтил колпачок и поместил внутрь горлышка смоченный водой носовой платок.
– Противогаз готов. – Генка нацепил маску на лицо. – Респиратор[9], вернее…
– Ты сейчас на свинью похож, – сказал Витька. – Сделай мне тоже.
Генка быстро сделал второй вариант, и Витька сразу же нацепил его. Они нырнули в бочки и продолжили работу. С респираторами было легче. Во всяком случае, дышать было легче. Но перерывы все равно приходилось делать – затекали плечи. К тому же солнце, забравшееся к этому времени почти в самый зенит, припекало безжалостно. Баки раскалились. Через сорок минут работы Генка предложил отдохнуть.
– Пить хочется, – сказал он. – Жарко.
– Ты давай за водой сбегай, – предложил Витька. – К старому в дом. А я еще почищу немного…
Генка побежал за водой, а Витька снова нырнул в бак.
Бегал Генка быстро и отсутствовал всего минуты две. Когда он вернулся с ковшиком воды, то обнаружил следующую картину – из бака, над которым трудился Витька, торчали лишь его ноги. Да и то по колено. Ноги крутились в разные стороны, их поведение указывало на то, что хозяин ног попал в затруднительную ситуацию. Генка подошел к баку, постучал по нему и спросил, совсем как на уроках английского:
– Эврибади хоум?
Из бака ответили неразборчиво. Ноги в кедах задергались сильнее. Генка заглянул в бак. Витька застрял капитально, сомнений не было, – он заполнил собой все внутрибаковое пространство и слабо шевелился, стараясь облегчить свою участь.
– Сейчас, – сказал растерявшийся Генка. – Сейчас я помогу тебе. Дышать можешь?
Ноги утвердительно дернулись. Генка рванул за хозяином.
Старик спал на веранде. Он покачивался в цветном гамаке, закрыв глаза черной пиратской повязкой и не выпуская из зубов трубку. Сиеста была в самом разгаре.
– Дедушка, – Генка осторожно подергал за рукав. – Дедушка, там Витька застрял.
Дед ответил сладким храпом.
– Дедушка! – потряс Генка настойчивее. – Там человек погибает!
Дед захрапел еще громче.
– Витька там застрял! – уже крикнул Генка. – В бочке вашей! Коньки отбросит скоро…
Дед лягнул Генку ногой.
– Ах так… – Генка огляделся в поисках того, чем бы можно было нанести ответный удар.
Ничего подходящего под рукой не обнаруживалось. И тут Генка вдруг увидел, что он до сих пор сжимает в левой руке ковшик с водой.
– Ну, дедушка, сами напросились, – сказал Генка и опрокинул ковшик на Капитана.
Не весь, конечно, а так, половину. Генка был все-таки гуманистом.
– Что?! – старик вывалился из своего гамака и вскочил на ноги. – Шум винтов по правому борту! Первый-четвертый аппараты, товсь! Торпедная атака… А, ничего не вижу! Я ослеп во сне!
– Вы повязку снимите, – подсказал Генка. – И проснитесь для начала.
Дед снял повязку и помотал головой, выбивая из нее остатки снов.
– Тебе чего? – спросил он. – Нехорошо пугать старших.
– Я же вам говорю, – стал объяснять Генка, – там Витька застрял. Полез в бочку и застрял. Торчит вверх ногами…
– Вверх ногами – это хорошо, – сказал старик. – Вверх ногами – это не вперед ногами… Хотя разница порой так неуловима… Идем!
Они вышли из дома во двор. Старик хмыкнул, пощупал Витькины ноги, оценил ситуацию и спросил у Генки:
– И что же, по-вашему, молодой человек, надо предпринять в подобной ситуации? В первую очередь?
– Вытащить, – сказал Генка. – Дернуть как следует.
Старик вздохнул.
– Сначала, молодой человек, надо привести вашего друга в горизонтальное положение. Он ведь все-таки не Гагарин – болтаться вверх тормашками. Кровь к мозгу приливает, а у молодого человека мозг – самое слабое место…
И старик легко положил бак набок. Витька в баке благодарно застонал.
– А теперь что? – спросил Генка. – Спасателей надо вызывать!
– Я вижу три выхода из данной ситуации, – сказал дед. – Первый – путь Винни Пуха. То есть подождать, пока объект слегка похудеет. Но я думаю, что ни сам объект, ни его родители с подобной постановкой вопроса не будут согласны.
– Да уж… – Генка представил Витькиных родителей. – Да уж.
– Тогда есть второй вариант, испытанный. Надобно уменьшить трение между объектом и стенками сосуда. Проще говоря, надо полить его маслом.
Генка закивал.
– Ну и третий вариант, крайний. Надо выпиливать его оттуда.
Генка закивал отрицательно. Торчащие из бака ноги также выразили неодобрение идее выпиливания.
– Перед тем как приступить к третьему варианту, предлагаю использовать второй, – сказал дед. – Нормальные герои всегда… ищут альтернативные пути.
– Правильно, – согласился Генка. – Это вы верно придумали.
Дед сходил в дом и вернулся с бутылкой масла.
– Оливковое, – сказал он, разглядывая этикетку. – С острова Кипр. От сердца отрываю, самое лучшее.
Он поцеловал бутылку, снова поставил бак на дно и опрокинул бутылку внутрь. Витька замычал.
– Ничего, – утешил его Капитан. – В Древней Греции борцы всегда маслом натирались. И ничего.
Когда масло в бутылке кончилось, дед вновь уронил бочку набок.
– Надо его немножко покатать, – сказал он. – Чтобы маслом пропитался.
И они принялись катать бак.
Бак был прямоугольный, и катать его было тяжело. Генка налегал изо всех сил и думал, что если бы соседи увидели, чем они тут занимаются, то наверняка бы сообщили в милицию. Или в психушку. Старик в морской форме и мальчишка катают по двору прямоугольный бак, в котором зачем-то находится другой мальчишка. Бред.
– Хватит, – остановился старик через десять минут. – Я думаю, достаточно. Теперь надо как следует дернуть. Отойди-ка!
Дед схватил Витьку за ноги, своими ногами уперся в края бака, напрягся и вытащил Витьку наружу.
– Вот! – сказал он удовлетворенно. – Триумф духа над мертвой материей.
Генка не удержался и засмеялся – масло смешалось с железной пылью и выкрасило Витьку в красивый коричневый цвет.
– Ты, Витька, на негра стал похож, – хохотал Генка. – Можешь в кино теперь сниматься… у Жмуркина.
– Спасибо, – пробурчал Витька. – Мне и так хорошо.
И принялся соскабливать с себя ржавчину. Выглядел он слегка помято, но никаких особых повреждений видно не было. На лбу только шишка.
– Ладно, – зевнул старик. – Вы тут работайте, а я пойду, посплю немного. Сиеста, сами понимаете…
Он потянулся и отправился в дом.
– Удачный денек, – сказал Витька. – Не каждый день так везет – застрять в бочке.
– До вечера не успеем, – вздохнул Генка. – Сделали всего пять баков. А три часа прошло. Осталось пятнадцать. А если опять кто-нибудь застрянет? Надо подумать.
– А я все руки себе содрал. – Витька продемонстрировал Генке мозоли на пальцах. – Давай думай.
И Генка стал думать. Думал он так – сидел на бочке и складывал и раскладывал свой швейцарский нож, иногда строгал им палочку. Витька выжимал из рубашки масло и поглядывал на часы. На новую идею у Генки ушло двенадцать минут. Через двенадцать минут он вскочил.
– Жди, – сказал он. – Скоро вернусь.
И убежал. Витька повесил рубашку на какой-то куст и принялся дуть на пальцы.
Хорошо бы сейчас «чертов палец»[10] при себе иметь, размышлял Витька. Приложил бы к мозолям – и все, готово, раны затянулись. Но «чертов палец» взять было негде, приходилось довольствоваться народными средствами – подорожником. Витька прикладывал к мозолям подорожник и прикидывал, как попадет ему дома за промасленную рубашку и измазанные в ржавчине брюки. От этих мыслей настроение ухудшалось, и Витька пытался подбодрить себя мыслями о будущем мотоцикле и всех с ним связанных приятностях.
Время тянулось медленно, Генки не было. Чтобы скоротать время, Витька взял кусок наждака и стал осторожно доскабливать тот коварный бак, в котором он застрял. На сей раз он не нырял в него глубоко, а работал поверху, не уходя в недра.
Генка вернулся почти через час. С собой он принес старый кожаный портфель.
– Вот, – запыхавшийся Генка брякнул портфель на землю. – Теперь быстро пойдет.
Генка отдышался и вытряхнул из портфеля здоровенную оранжевую дрель.
– Сверло… – протянул Витька.
– Это не сверло, а дрель, – поправил Генка. – То есть сверло с моторчиком.
– Ты что, засверлиться с горя решил? – усмехнулся Витька. – Есть более надежные способы.
– Смотри-ка лучше, – Генка вытащил из портфеля круглую железную щетку.
– Что это?
– Понимаешь, фазер мой калымит, – пояснил Генка, – ванны эмалью покрывает. А для того чтобы ванну новой эмалью покрыть, старую надо ободрать. Вот этой штукой и обдирают.
Генка взял дрель, приладил вместо сверла щетку и затянул ключом.
– А розетку ты где для дрели возьмешь? – спросил Витька. – Электричество откуда брать? Опять дедукса будить?
– Дерёвня, – усмехнулся Генка. – Никакого дедули нам не надо. Тут все припасено. Аккумулятор в ручке. Смотри.
Генка надавил на кнопку, дрель послушно вжикнула.
– Нормально, – сказал Витька. – Дай-ка мне!
Он перехватил дрель покрепче, натянул самодельный респиратор и направился к бакам.
– Погоди! – Генка достал из портфеля большие черные очки. – Возьми.
В очках и респираторе Витька был похож на летчика-истребителя и выглядел героически.
– Засекай время! – Витька прыгнул в бочку.
Заработала дрель. Звук, доносившийся из бочки, весьма походил на звук работающей бормашины. Или как железом провести по стеклу. У Генки даже зубы немного заболели по старой памяти, и он стал челюсть массировать, так, в профилактических целях.
Витька дрыгал ногами и налегал на дрель. С баком он расправился за восемь минут.
– Вот так! – Витька стащил респиратор и передал дрель и очки Генке. – Теперь ты.
Генка поплевал на руки и полез в бак.
Спустя три часа с баками было покончено. Ребята принесли воды, промыли емкости и выстроили их в ряд, чтобы было удобнее проверять.
На веранде объявился хозяин. На груди у него красовался бинокль. Старик осмотрел в бинокль двор и спросил:
– Как дела, жестянщики?
– Готово! – ответил Генка. – Принимайте, дедушка, работу.
– Ну-ну, поглядим.
Дед спустился с веранды и направился к бакам.
– Вот, говорю, – Генка указал на баки. – Проверяйте. Все в лучшем виде.
– Сейчас. – Дед одернул китель, поправил фуражку и натянул на руки белые перчатки. – Сейчас проверим…
Он подошел к первому попавшемуся баку, засунул в него руку, провел пальцем по внутренней стороне.
– Однако. – Он предъявил палец ребятам.
Палец был грязный.
– Да вы что их, дедушка, в аптеку продавать будете? – спросил Генка.
– Чище не отчистить, – добавил Витька. – Хоть тресни.
Старик задумчиво изучал свой палец. Генка и Витька ждали, затаив дыхание. Дед все не мог решиться. Он хмыкал, морщил лоб, двигал усами и грыз трубку.
– Ладно, – наконец сказал он. – Ладно. Уговор дороже денег. Забирайте.
– О-па! – Генка сделал сальто назад. – Сделали!
– Да уж… – Витька грустно поглядел на рубашку и брюки. – Сделали…
Но тут же все равно улыбнулся.
– А зачем вам мопед, ребята? – спросил Капитан.
– Гонки будем выигрывать, – объяснил Генка.
– Гонки? – старик куснул ус. – Гонки – это хорошо. Я люблю гонки.
– Приходите, дедушка, – Витьке вдруг захотелось, чтобы подводник пришел на гонки. – Приходите.
– Приду. – Старик улыбнулся. – Обязательно приду. Хочу посмотреть. Эта машина приносит удачу.
– Чего не садишься? – спросил Генка.
– Ноги укрепляю, – ответил Витька.
– Пороли? – сочувственно спросил Генка.
Витька пожал плечами.
– Это ничего, – Генка улыбнулся. – Это нормально. За такие дела и надо пороть. Если не пороть, никакой одежды не напасешься. Маркелова знаешь? У него папаня в секте. Так он Маркела каждую субботу порет. Просто так, для профилактики. Маркел говорит, что он уже на плите может сидеть.
– Зачем мне на плите сидеть? Мне и так хорошо.
Витька прислонился к стене.
– Ну и правильно. – Генка достал из-под верстака свернутый лист ватмана. – Стояние укрепляет мышцы спины.
– Что это? – Витька кивнул на ватман. – Плакат, что ли, прикупил?
– Не. – Генка стал разворачивать рулон. – Это план битвы.
Генка расправил бумагу и прибил ее гвоздиками к стене сарая. На бумаге было написано:
Схема ремонта. Очередность:
1 – двигатель (снять, смазать, заделать трещину);
2 – амортизаторы передние и задние (передние заменить, задние подтянуть);
3 – колеса (поменять совсем);
4 – покраска (в черно-белый цвет);
5 – двигатель (собрать, установить, проверить);
6 – другое.
– А что такое «другое»? – спросил Витька.
– «Другое» – это разная мелочь вроде крышки бака. Крылья снять, цепь поменять, свечи… А вообще я буду объяснять по ходу ремонта, не беспокойся.
– Ладно. Только…
– Ремонт у нас простой, ты не бойся. – Генка потер руки. – Я бы даже сказал, косметический. Подтянуть там, затянуть тут… Кое-что заклеить. Легко. Любой справится.
– Я тут инструменты притащил, – сказал Витька. – И замок. А то замок тут фиговый, не хотелось бы, чтобы уперли мопедку.
– Замок – это хорошо. – Генка сидел на табуретке и разглядывал мопед. – И инструменты хорошо… Надо начинать уже. Работать.
– Надо, – согласился Витька.
Сквозь крышу сарая пробивались солнечные лучи, в лучах плясала пыль, от новенькой крышки бензобака отскакивали никелированные зайчики. Это было красиво.
– Начало положено, – Генка указал на крышку бака. – Вчера вечером обменял у Комара на фонарь.
– Да уж, – сказал Витька. – С новой крышкой бензобака мы победим на гонках. Легко.
– Конечно, победим! – уверенно сказал Генка. – Крышка – не последнее дело. Ты «Кристину» Стивена Кинга[11] читал?
– Кино смотрел…
– Кино! Кино – это совсем не то! В кино по-другому все. А в книжке он машину начал восстанавливать как раз с крышки. Вечером сделал крышку, а утром пришел, а у машины все стекла восстановились. Сами по себе. Вот так вот.
– Ты думаешь, что и наш мопед сам по себе восстановится?
– Нет. Но все равно крышка – очень важно. Она не простая, а с сеткой, чтобы бензин фильтровать.
Генка скрутил крышку и показал сеточку.
– Вижу, – сказал Витька. – Так чего делать-то будем?
– Что делать? – Генка встал с табуретки. – Начнем с движка. Это самое главное. Я раму посмотрел, вроде бы она не битая, так что тут все в порядке. И двигатель вроде нормальный. Древний, но зато передачи, в смысле скорости, переключаются ногой. Вот что значит иномарка! У тебя ключи какие?
– Всякие, – ответил Витька. – Универсальный набор. Есть еще накидные, плоскогубцы, воротки какие-то, молоток. Я не очень хорошо разбираюсь. Брату моему набор подарили, а он в милиции работает, ему инструменты ни к чему. Паяльник разве что…
Генка с Витькой рассмеялись.
– Нормально. – Генка стал разглядывать набор. – Вот видишь, как все хорошо. Ну да ладно. Давай за дело. Снимем двигатель.
Генка лег на дерюгу и щелкнул пальцами:
– На четырнадцать и шестнадцать!
– Чего на четырнадцать и шестнадцать? – не понял Витька.
– Ключи мне дай на четырнадцать и шестнадцать.
– А как я определю, где на четырнадцать, а где на шестнадцать? – спросил Витька. – Я не знаю…
– Там на них написано.
Витька заглянул в ящик с инструментами и подал Генке два серебристых ключа. Генка повертел ключи, приставил один к болту, другой к гайке и попытался открутить. Не получилось.
– Чего там? – спросил Витька.
– Не откручивается, – ответил Генка. – Приржавело намертво.
– Дай я попробую.
Генка поднялся с пола, на пол лег Витька. Витька перехватил ключи и потянул. Аж суставы хрустнули в плечах.
– Да они сорок лет не отвинчивались, – Витька вытер руки о дерюгу и попытался покрутить еще раз. – Нет, труба! Точно, бесполезняк. – Он бросил ключи. – Надо ножовкой…
– Погоди. – Генка полез под верстак. – Сейчас…
Генка долго бренчал под верстаком какими-то железяками, потом вылез с тонкой стальной трубой.
– Старый прием. – Генка поднял ключ и насадил на него трубу. – Увеличиваем рычаг – увеличиваем прилагаемое усилие, и результат налицо. Как сказал старина Архимед[12], дайте мне точку опоры – и я переверну Землю. Помнишь, нам про него на математике говорили?
Генка насадил ключ с трубой на болт и навалился на него всем телом.
Труба погнулась.
– Перевернул Землю? – спросил Витька.
– Рычаг маловат, – ответил Генка. – Надо бы побольше найти…
Генка принялся оглядываться в поисках рычага побольше. Витька в задумчивости поднял с земли погнутую трубу.
– А, значит, купили все-таки какую-то рухлядь…
Генка и Витька обернулись. В дверях стоял Жмуркин. На груди Жмуркина болтался плеер, на голове – панама, на лице – выражение хозяина мира. В руке длинный гибкий прут.
– А вы все напрягаетесь, железные дровосеки? – Жмуркин похлопал прутом по мопедному седлу. – Все дурью маетесь?
– Чего тебе, Жмуркин? – спросил Генка.
– Мне? Ничего. Просто зашел посмотреть. Может, помочь чем?
– Да чем ты поможешь? – спросил Витька. – С бубном разве попляшешь…
– Ну, смотря что вы сейчас делаете. – Жмуркин бесцеремонно потрогал рукой мопед за седло. – Может, и помогу. Один мозг хорошо, два – лучше.
– Почему это? У нас с Витькой, по-твоему, один мозг на двоих получается? – спросил Генка.
– Не знаю, – серьезно ответил Жмуркин. – Наверное, от недостатка витаминов. Если бы у вас было два мозга на двоих, вы бы не купили этот раритет. Вы бы пошли работать в кинотеатр.
– Да отвали ты со своим кинотеатром! – разозлился Витька. – Тоже мне Джордж Лукас[13] нашелся…
– Знаете, я придумал, как вам помочь, – сказал Жмуркин. – Я организую шоу. Оно будет называться «Фантастические лохи». Будем вас показывать за деньги, а на вырученные деньги покупать морепродукты…
Генка поднял с пола молоток и стал его перекидывать из руки в руку. Витька застучал погнутой трубой по земле.
– Да я и сам хотел уходить, Кулибины[14]. – Жмуркин хлестанул своим прутом по стене. – А ржавчину надобно уксусом поливать. В механики метите, а такой ерундистики не знаете! Мопед купили…
– Это не мопед, – сказал Генка. – Это мотоцикл.
– Все равно, – сказал Жмуркин. – Все равно рухлядь.
И ушел.
Генка встал и закрыл дверь в сарай. Стало темно. Тогда Генка забрался на табуретку и раздвинул доски на потолке. Сверху пробился свет.
– И чего он все к нам лезет, этот Жмуркин? – спросил Витька.
– А с ним больше никто не хочет водиться, вот он к нам и ходит. Скучно ему, бедолаге. А мы его терпим. Да он безобидный, в общем-то…
Генка спрыгнул на пол, взял ключи и попытался открутить гайки еще раз. Бесполезно.
Генка ругнулся и принялся думать. В этот раз он думал так: скручивал из алюминиевой проволоки косички и раскручивал их обратно. Скручивал и раскручивал.
– Может, попробуем? – перебил Витька Генкины раздумья.
– Чего попробуем? – буркнул Генка.
– Ну это… уксус. Вдруг поможет?
Поскольку Генка жил гораздо ближе, чем Витька, за уксусом пришлось бежать ему. Кроме уксуса, Генка притащил еще бутерброды и бутылку воды.
– Главное – не перепутать воду с уксусом, – сказал Генка.
Он аккуратно срезал с уксуса пробку и полил все болты и гайки, крепившие двигатель к раме.
– Теперь надо подождать. – Генка вернулся на табуретку. – Минут двадцать.
– Подождать так подождать… – Витька сел было на другую табуретку, но тут же подскочил от боли.
– Тебе подушку надо с собой носить, – посоветовал Генка. – Ремнем привязывать ее к заднице, и все будет хорошо.
– Потерплю, – мужественно сказал Витька. – Пострадаю за правое дело. Ты лучше скажи, что мы дальше будем делать. С двигателем. Ты вообще когда-нибудь мотоцикл починял?
– Пилоту не обязательно уметь чинить мотоциклы, – ответил Генка. – Но ты не волнуйся, мотоциклы я умею ремонтировать. Нас учили. К тому же у меня есть это.
Генка предъявил Витьке книжку «Ремонт мотоциклов в полевых…». Что там было «в полевых», было неясно – какой-то варвар выдрал из обложки книги изрядный кусок.
– Так там про мотоциклы, – усомнился Витька. – А у нас ведь все-таки мопед.
– Разницы никакой. Мопед даже проще чинить. И не называй его мопедом, ему это не нравится. Говори – мотоцикл. Главное, нам разобраться с движком. Там трещина. По самому картеру.
– По чему? – не понял Витька.
– По картеру. Объясняю для села.
Генка наморщил лоб, вспоминая определение. Потом выдал мерзким полуказенным голосом:
– Картер – неподвижная деталь двигателя, служит для опоры рабочих деталей и защиты их от загрязнения. Нижняя часть картера является резервуаром для смазочного масла…
– Откуда это? – удивленно перебил друга Витька.
– А, в секции заставляли учить, – отмахнулся Генка. – Материальная часть называется. Пока материальную часть не выучишь – к мотоциклу не подпустят. До сих пор помню: картер, демпфер, жиклер-шмуклер и так далее. А если совсем упрощенно и тупо, то картер – это… ну… днище двигателя, что ли…
– Круто… Слушай, Ген, ты мне давай объясняй, как все эти железины называются и для чего они нужны.
– Ладушки, – согласился Генка. – Без проблем. Я тебе еще другую книжку принесу. «Краткая техническая энциклопедия» называется. Будешь повышать свой уровень. А по днищу и в самом деле трещина.
– Можно заварить, – предложил Витька.
– Заварить не пойдет. Там ведь алюминиевый сплав, сварка толком не ляжет. К тому же тебе никто сварочный аппарат не даст. Да у нас и не получится. Надо по-другому.
– Если не сварка, тогда что?
– Смотри, – Генка вооружился прутиком и стал чертить по песку. – Я в книжке прочитал. По обеим сторонам трещины высверливаем отверстия, затем берем алюминиевую пластину и точно по этим отверстиям высверливаем новые отверстия. Накладываем пластину на трещину и стягиваем болтами. Неплохо держит. Только тут обычной дрелью не взять, оборотов не хватит. Надо на сверлильном станке. А станок такой только на заводе. Так что станка, считай, нет. Вернее, он где-то есть, но нам его никто не даст.
– Это точно, – вздохнул Витька. – У Хавана наверняка есть, но он уж точно не даст.
Генка задумался и стал зло хлестать себя прутиком по башмаку.
– Я знаю, где еще есть, – сказал Генка. – Лаврушку помнишь?
– Куликова?
– Угу. Только он не любит, когда его так называют, он ведь Лаврентий на самом деле. И ему уже шестьдесят. Он теперь на цветмете работает, на приемном пункте. И парни наши с ним. Те, что школу закончили. Я туда как-то с отцом ходил, алюминий сдавали. Там есть станок. А Лаврушке бронза нужна. Знаешь, сколько бронза стоит?
– А где мы бронзу возьмем? – спросил Витька.
– Надо подумать. Можно на старый кирпичный завод смотаться…
– Да там уже все срезали!
– Да… – Генка в очередной раз задумался и принялся грызть прутик. – Можно, конечно, на кладбище, но это очень нехорошо, такие вещи нельзя делать даже ради «Хонды»…
Прутик размочаливался. Витька тоже стал думать, только у него это плохо получалось. Ему все время мерещились какие-то водопроводные краны, которые надо собрать и расплавить. Так вроде бы раньше скульпторы делали. А больше ничего и в голову не приходило.
– Ничего не могу придумать, – признался Витька. – Разве что у предков попросить?
– Просить нельзя, – сказал Генка. – Если мои узнают, что я собираюсь гоняться, они меня сразу в деревню в ссылку отправят. До самого конца каникул. Помнишь, как я тогда навернулся? Надо что-то придумать… Давай так – сходим пообедать и подумаем. Потом соберемся, снимем движок – болты как раз должны отмокнуть – и поговорим, где взять бронзу.
– Давай, – согласился Генка.
Перед тем как побежать домой, Генка вооружился карандашом и на схеме ремонта мотоцикла, точно напротив пункта 1, поставил большой знак вопроса. Получилось так:
1 – Двигатель (снять, смазать, заделать трещину) —?
Витька прибежал в сарай к трем часам. Он торопился, так как спешил обрадовать Генку – он, Витька, нашел, где достать бронзу.
Весь обед думал над этой проблемой. Подцеплял ложкой борщ, жевал – и думал. Все время вспоминались какие-то дурацкие истории из курса химии. Например, такая: один парень решил сделать магическое кольцо из железа собственной крови, выпаривая ее на спиртовке, да так и не сделал, помер, крови не хватило. Интересно, можно ли сделать бронзу самому? Наверное, нет, ведь она, кажется, сплав меди с каким-то другим металлом. Витька думал.
Но ничего не придумывалось. Тогда Витька взял да и спросил у отца:
– Па, а где сейчас бронзу можно достать?
– Бронзы сейчас в стране навалом, – поедая борщ, ответил отец. – Берешь любой памятник, плавишь – и вот она, бронза.
Витька чуть не подавился борщом. От неожиданной идеи он даже подпрыгнул и чуть не вывалился из-за стола.
– Сначала доешь, – приказал отец. – В нашем доме принято доедать до конца! И не морщись так – мать не для того готовит, чтобы ты от ее еды морщился.
Витька горестно опустился на стул. В их семье и в самом деле было принято доедать до конца. Витька вспомнил, что в семье Шварценеггеров – он читал в журнале статью об актере – тоже было принято доедать все до конца, потому что в доме не было холодильника. Шварценеггеру это пошло на пользу. На большую пользу – он уже губернатор Калифорнии. Витька взял ложку и принялся дохлебывать борщ. Он старался не спешить, злить отца опасно. Не морщиться же удавалось хуже – сидеть было больно. Интересно, думал Витька, Шварценеггера тоже пороли? Если он не доедал свой суп?
Впрочем, с борщом Витька справился быстро, повозиться пришлось с котлетами. Витька жевал их и думал, что корова, из которой сделаны котлеты, наверняка померла своей смертью. Папаша наблюдал внимательно, чтобы Витька не филонил и доедал все до конца. После котлет Витька проглотил компот и выскочил, наконец, на улицу. Обед затянулся на сорок минут.
Генка ждал его у подъезда.
– Ничего не придумал, – сказал Генка. – Всю бронзу за последние годы разворовали. Не знаю, что делать.
– Я знаю, – весомо ответил Витька.
– Ты знаешь, где взять двадцать килограммов бронзы? – удивился Генка.
– Знаю. Нам надо украсть памятник.
Генка постучал себя по голове.
– Я же говорил, нельзя на кладбище, – начал он. – Это…
– Так это не на кладбище! – воскликнул Витька. – Все в порядке. Пойдем, я расскажу по пути.
Они двинулись к сараю.
– Слушай, – начал Витька. – Мы тогда еще за городом жили, в Дорофееве, это лет семь назад было. Мой прадед был еще жив, я его даже помню. А мой прадед был жуткий сталинщик…
– Это как?
– Сталина очень любил.
– Так это не сталинщик, а сталинист, – поправил Генка. – Мой тоже сталинистом был.
– Ты слушай, не перебивай! Так вот, у него была целая куча бюстов Сталина. Он, когда помирать собрался, взял да и закопал все эти бюсты. Чтобы дед мой их не выкинул. Так вот, когда он их закапывал, я видел куда.
– И ты до сих пор молчал? – возмутился Генка.
– Я не помнил. А сейчас вот вспомнил…
– Ну так поехали! Поехали в твою деревню, у меня как раз двадцатка есть. На билеты туда и обратно хватит. И Сталина привезем.
– Двадцать килограммов ведь, – напомнил Витька.
– Ничего, вдвоем дотащим.
Когда через час они вышли из автобуса, Витька обнаружил, что деревни Дорофеево больше нет. Все дома сгнили, и крыши у них провалились до земли. А вокруг развалин разрослись одичавшие яблони.
– Красивый вид, – сказал Генка. – Чувствуется поступь прогресса. Ну и где?
– Крайний дом, – указал пальцем Витька. – Вон тот.
– Автобус через два часа. Успеем?
Витька не ответил. Он взвалил на плечо лопату и весело пошагал по заросшей тропинке. Генка поспешал за ним. Возле крайнего дома Витька остановился.
– Воспоминания детства? – цинично заметил Генка. – Возвращение на родину?
Витька толкнул калитку, которая немедленно развалилась от ветхости, и они вошли. Витька обошел вокруг дома. Иногда он постукивал лопатой по стенам, и бревна рассыпались в труху. За домом начинался сад.
– Вон у той яблони, что с развилкой, – указал лопатой Витька. – Там он все зарыл.
– Чувствую себя кладоискателем, – Генка отобрал у Витьки лопату и подошел к яблоне. – Надеюсь, дед твой туда мину не пристроил. По старой памяти.
– Не. Копай давай.
– «Стреляй пулей в левый глаз мертвой головы, копай двадцать зюйд-зюйд-вест от выстрела…»
– «Золотой жук»[15], – угадал Витька. – Классный рассказ. Только тут клад не найдем.
Генка воткнул в землю лопату и принялся рыть. Он копал и копал, а ничего не было. Только яблоневые корни и розовые земляные черви.
– Он что, на два метра Сталина закопал?
– Нет. Метра на полтора. Сейчас уже…
Лопата звякнула. Генка отбросил инструмент и спрыгнул в яму.
– Странно, – сказал он. – Тут гладкие волосы. А Сталин вроде кучерявый был.
– Тебе не все равно? – спросил Витька. – Вытаскивай.
Генка обкопал бюст по кругу, привязал веревку, перекинул ее вокруг яблоневого ствола. Друзья схватились за конец, напряглись и как следует дернули. Из ямы показалась перепачканная бронзовая голова.
– Знаешь, – задумчиво сказал Генка, – по-моему, это не Сталин. Вообще, мне кажется, что это… Гитлер, что ли…
– Черт! – ругнулся Витька. – Черт!
Генка сломил с яблони ветку и стал ею стряхивать с головы землю.
– Точно, Гитлер! – Витька пнул бюст, а потом еще и плюнул на него. – Вот, блин, повезло! Теперь его назад закапывать надо. Куда с такой пакостью идти?
Генка принялся, как обычно, думать, складывая и раскладывая нож.
– Слушай, а чего мы будем его назад закапывать или на бронзу продавать? Он сам по себе дорого стоит. Я одного парня знаю, а тот – ребят из военно-исторического клуба. Они бюст только так купят! Хватит и на починку движка, и цепь нормальную купим. Знаешь, сколько японская цепь стоит?
– Ага, – ответил Витька, – знаю. Только как мы его потащим? Тут знаешь какие бои были? Народ может не одобрить…
– Кстати, откуда у твоего деда бюст Гитлера?
– Дед куркуль был, – сказал Витька. – Тащил все, что плохо лежит. Может, немцы отступали, Гитлер и свалился с машины. А он прибрал. Им капусту хорошо жулькать…
– Ладно рассказывать-то… Давай потащим. В автобусе скажем, что это Бисмарк[16]. Перевязывай веревкой. Вот тут, за ушами.
Они перевязали бюст, затем прикрутили его к двум длинным жердинам, жердины взвалили на плечи и отправились к остановке. Подъехал автобус. Генка подавал бюст снизу, Витька принимал в салоне. Кое-как погрузились. Правда, Генке пришлось заплатить за троих: за себя, за Витьку и за бюст. В автобусе было почти пусто: пара человек на передних сиденьях да армия слепней под потолком. Генка расслабленно выдохнул, но все равно, чтобы не вызывать лишних вопросов, повернул бюст носом к окну.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь нормально, теперь никаких проблем.
Проблемы начались на следующей остановке, когда в автобус неожиданно ввалилась толпа серьезного вида старушек, обряженных в длинные черные платья. Старушки сумрачно оглядели салон и принялись рассаживаться по местам.
– О, блин, – испуганно прошептал Генка. – Ну, мы попали. Богомолки. Теперь держись! Смотри в окно. Если что, прикидывайся глухонемым. Или дурачком.
– Сам дурак, – ответил Витька и стал смотреть в окно.
– Чего отворачиваешься? – спросила Витьку здоровенная круглая бабка. – Такой кобыляк, а место уступить не можешь!
– Вы, бабушка, зря на него кричите, – сказал Генка. – Он у нас того, дефективный.
Генка ткнул Витьку в бок, чтобы тот не возражал.
– Да, дефективный, – повторил Генка. – В детстве под сенокосилку попал, с тех пор на людей кидается.
– Кидается? – насторожилась бабка. – Ты его это, давай подальше держи. А то я ему кинусь – костей не сосчитает!
– Хорошо, бабушка, буду держать.
– Какая я тебе бабушка! – стала злиться старуха. – Я тебе в матери гожусь! А он что, твой брат?
– Брат, – ответил Генка. – Он совсем плохой, под себя ходит…
На шею Витьке спикировал здоровенный полосатый слепень и принялся выискивать место повкуснее.
– Терпи! – прошипел Генка. – Ты ничего не понимаешь! Ты его не видишь!
Слепень нагло залез Витьке под рубашку. Витька поежился и попытался придавить вредоносное насекомое к спинке сиденья. Но слепень оказался проворным и бывалым – успел выскочить из-под воротника, взлетел и опустился Витьке на локоть.
– А ты ему нравишься, – бессердечно заметил Генка.
Слепень пошевелил крыльями и стал примеряться, как выкусить из Витьки как можно больше мяса. Тут Витька не вытерпел и захватил настырное насекомое в кулак.
– Ты зачем муху мучаешь? – с вызовом спросила ближайшая бабка.
– Они все сейчас такие, – сказала ее соседка. – Сначала мух мучают, потом людей. От рук отбились.
– Он муху не мучает, – заверил Генка и снова толкнул Витьку локтем.
Витька выпустил слепня. Тот взлетел под крышу автобуса и стал там недовольно гудеть, очевидно, ругаясь и вынашивая планы мести.
– А это что? – бабка постучала клюкой по голове бюста. – Статуя?
– Это римский император Веспасиан, – сказал Генка. – Жил в тринадцатом веке до нашей эры. Мы как раз с раскопок возвращаемся и его везем.
– Понятно, – успокоилась бабка. – Но ты смотри за своим братцем…
– Да они, наверное, наркоманы, – сказала другая бабка с заднего сиденья. – Все в этом возрасте нынче наркоманы. У меня племянник – наркоман. С утра до вечера в компьютер играется, хоть руки связывай.
– Мы не наркоманы, – сказал Генка. – Мы скауты. Я же говорю, с раскопок возвращаемся, статую в музей везем.
– Что-то ваша статуя сильно на Гитлера смахивает, – бабка продолжала стучать клюкой по бюсту. – Может, вы эти? Которые головы бреют?
– Мы не скинхеды, – заверил Генка. – Мы скауты.
– Сначала все скауты, – сказала бабка. – А потом у родителей деньги воруют…
Показались пригороды.
– Терпи, – шептал Генка другу, – скоро приедем. Выходить через две остановки.
– Чего вы там шепчетесь? – подозрительно осведомилась бабка с заднего сиденья. – Заклятия, что ли, читаете?
Все бабки насторожись и повернулись в сторону ребят. Витька вдруг покраснел.
– А покраснел-то парень как… – завопила одна из богомолок. – И взаправду ведь заклятия читали! Порчу на нас напускали, засранцы!
Бабки разом двинулись к друзьям. Двинулись, грозно сжимая в руках тяжелые клюки. Витька затравленно оглядывался в поисках выхода.
– В прошлом месяце вот на этом самом месте перевернулся автобус со старушками, – неожиданно сказал Генка. – Они вот точно так ехали-ехали в монастырь – и перевернулись в канаву. Были летальные исходы.
Бабки остановились.
– Грозит, гаденыш, – сказала самая активная бабка. – Грозит ведь!
– Две бабушки захлебнулись в иле, – продолжал развивать успех Генка. – А еще две конечности поломали. А еще… А еще одной старушке селезенку отдавили. И ампутировали ногу.
– Я тебе ампутирую!
– Автобусы сейчас все поломанные ездят, – сказал Генка. – Очень большой износ, а запчастей нет. Много аварий.
– Ты мне покаркай, – сказала левая бабка и погрозила Генке клюкой. – Я тебе по башке-то настучу! Скаут…
Может быть, то был озорной кирпич, выпавший из кузова шедшего впереди грузовика, или столь же веселое полено, а может, под колесо подвернулся бешеный беляк или голодная енотовидная собака, но, так или иначе, случилось следующее – вдруг автобус подбросило и сильно занесло вбок, и инерция швырнула всех бабок на правую стену, прямо на Генку и на Витьку.
– Переворачиваемся! – заверещала какая-то бабка.
Панику в наполненном бабками автобусе представить, конечно, нетрудно. Тут не требуется ни сильное воображение, ни работа ума. Достаточно представить бочку с сиамскими кошками, а потом мысленно засунуть туда собаку.
– Переворачиваемся!!! – закричали уже хором. – О-о-о!
– Держись! – крикнул Генка и попытался закрыть собой бюст. – Держись!
Бабки вскочили пружинами и принялись умело, но истерично выбивать клюками автобусные стекла и крушить все вокруг. Они действовали быстро и молча, жестко, как в уличной драке, и так же опасно. Генка заработал палкой по спине и скатился под сиденье, Витька закрыл голову руками. Больше всех досталось Гитлеру – палка у одной из бабок оказалась железной – она обрушилась прямо на темечко вождя Третьего рейха, отчего фюрер издал жалкий ломающийся звук.
Закончилось все быстро. Старухи в какой-то момент увидели, что не гибнут и не падают в канаву, мгновенно успокоились, расселись по сиденьям с благопристойным видом и принялись глядеть в побитые окна. В салон ворвался водитель с монтировкой и плачущим лицом, огляделся и сказал:
– Ну…
Потом он подумал и добавил:
– Пока мне за стекла не заплатите, никого не выпущу.
Генка показывал Витьке глазами, что надо сматываться.
Старухи накинулись на водителя.
– А мы за счет собеса ездим! Он тебе и заплатит! Рули давай!
– У нас и денег-то нет! Пенсия всего ничего…
– Сам плати, крохобор!
Водитель плюнул и вернулся за руль.
– Плати ему, ишь… – бухтели старухи. – Морду наел, три дня на спутнике облетать надо…
Генка набрал воздуху, приподнял за веревки бюст и выбросил его в открывшуюся дверь. Сам выскочил следом, Витька за ним. Они подняли голову и собрались двинуться в путь, но тут в дело вмешалась коварная Витькина неудачливость – из дверей автобуса вылетел мстительный колченогий слепень и, недолго думая, цапнул Витьку за щеку.
– Ой! – Витька треснул себя по щеке, упустил слепня и уронил бюст на землю.
– Осторожно! – рыкнул Генка.
– А чего он кусается! – возмутился Витька. – Я же его не трогал!
Генка ловко поймал кружившего над ними хищника, выдал ему щелбан по лбу и, проделав таким образом воспитательную работу, выпустил на волю.
– Берем, – он снова поднял голову.
И тут случилось вот что – вдруг из основания бюста на ботинки Генке посыпалась мелкая, как пыль, крошка. Крошка сыпалась и сыпалась, бронзовый холмик рос и рос, голова становилась все легче и легче, пока ее внутреннее содержимое не очутилось возле Генкиных ног.
– Теперь она пустая, – растерянно произнес Витька. – Пустая башка.
– Это у тебя башка пустая, – сказал Генка. – И у меня тоже. Иногда мне кажется, что Жмуркин был прав…
Витькина щека наливалась малиновым цветом.
– Опять мне не повезло! – всхлипнул Витька, трогая щеку. – Смотри, что делается. Чертов слепень!
– Напротив, тебе повезло, – возразил Генка. – Это могла быть, например, пчела-убийца. Тогда бы ты так легко не отделался…
– Сам ты пчела-убийца…
– Отлично! – Генка вдруг даже подпрыгнул.
– Что отлично? – мрачно спросил Витька. – Отлично, что у меня щеку разнесло?
– Отличное название для мотоцикла придумалось – «Пчела-убийца». Как это будет по-английски?
Витька закрыл глаза, вызвал в памяти нужные страницы русско-английского словаря и сказал:
– Пчела-убийца по-английски будет «Killerbee».
– А по-японски?
Витька распотрошил пятый аккумулятор, вытащил сетки, оббил их о камень и кинул в пятилитровую банку из-под томатной пасты. Затем Витька вытер со лба пот, заглянул в «Техническую энциклопедию». Теперь Витька регулярно читал «Техническую энциклопедию», рассматривал иллюстрации и запоминал определения.
– Аккумулятор – устройство для накопления энергии, – повторял Витька. – Устройство для накопления энергии…
Витька вздохнул и принялся разделывать отверткой шестой накопитель энергии. Генка велел разделать восемь, а лучше девять штук.
– И не забудь слить кислоту! – напомнил Генка. – А то себе все попрожигаешь.
Генка постучал по голове бюста. Звук получился железный и пустой.
– Везде халтура, – сказал Генка. – Из бронзы отлили лишь форму, а внутрь какой-то стружки насыпали. И дно запаяли. А еще в Германии сделано… Днище треснуло, и все высыпалось. Пустую голову не купят, но у меня есть идея: зальем ее свинцом. Будет как настоящая. И тяжелая, и не гудит. Со свинцом работать легко.
– Да уж, – Витька грустно оглядел горку старых аккумуляторов.
Кислоту Витька слить не забыл. Вообще-то аккумуляторы не разрешается разбирать. На них так и написано – «Не разбирать!», но все мальчишки их разбирают. Потому что аккумулятор – источник свинца, а свинец – материал для мальчишки воистину универсальный. Из свинца можно сделать практически бесконечное количество предметов: грузила для удочек, солдатиков, дробь для самострела, модель пистолета, мягкую проволоку и массу других полезных вещей. Свинец замечателен следующим своим качеством – чрезвычайной легкоплавкостью. При желании свинец можно расплавить даже на коробке спичек или на газовой плите.
У Витьки спичек не было – у него была паяльная лампа. Паяльную лампу притащил, конечно же, Генка, позаимствовав ее, конечно же, у своего папаши. Лампа была похожа на примус с ручкой. Обращаться с паяльной лампой Витька умел – однажды зимой он видел, как сосед греет лампой движок своей машины. Одним словом, ничего сложного в этом не было.
Когда свинцовых пластинок набралась целая банка, Витька установил ее на кирпичи и вкопал рядом в песок бюст вниз головой, чтобы сразу, по готовности расплава, залить в него свинец.
– Всегда хотел стать огнеметчиком, – Витька поджег зажигалкой лампу.
Он подождал, пока лампа разогреется, и прибавил пламени. Лампа загудела, запахло бензином. Витька пристроил ее под банку и стал ждать. На всякий случай он отодвинулся от лампы подальше – с бензином лучше не заигрывать.
В прошлом месяце двое пацанов нашли железную бочку и решили поиграть в подрывников – налили на дно бензина и бросили спичку, допустив типичнейшую ошибку. Они-то думали, что бензин загорится, а бензин взорвался, мгновенно испарившись и заполнив весь объем бочки. Оба остались живы и даже несильно покалечились – только волосы у них сгорели. И брови с ресницами. До сих пор оба похожи на Фантомаса.
Витьке прическа была дорога, и он предпочитал держаться от лампы на почтительном расстоянии.
Скоро свинцовые пластинки приобрели серый цвет, затем свинец задрожал и потек и скоро заполнил собой банку почти наполовину. Витька подождал, пока металл не закипит, зажал банку плоскогубцами и стал осторожно лить свинец в бюст.
Свинца хватило, он даже немного перелился через край. Витька приложил ко дну деревянную доску – надо было подождать, пока свинец не остынет самостоятельно.
Пока металл застывал, Витька изготовил краску. Насыпал в обрезанную пластиковую бутылку бронзового порошка, добавил растворитель и немного олифы, размешал. Получилось неплохо, и Витька испытал краску на дверях сарая. Цвет соответствовал цвету бюста.
– Нормально, – сказал сам себе Витька и принялся красить свинцовый низ бюста бронзовкой.
Краска ложилась красиво и ровно.
– Теперь пусть просохнет, – заявил Витька. Вытащил из сарая старый стул, устроился на нем поудобнее и стал смотреть в небо.
Скоро просто так смотреть в небо ему надоело, он достал из кармана свернутую «пустельгу», расправил ей крылья и подбросил в воздух. «Пустельга» развернулась и стала набирать высоту.
Когда змей поднялся метров до тридцати, Витька привязал его к ножке стула и выкопал бюст. Бюст был как новенький – тяжелый и блестящий. Чтобы придать нижней части бюста вид древности, Витька полил его теплой водой и извозил в песке, бронза потемнела и теперь выглядела по-настоящему старой. Проделанная работа Витьку удовлетворила, он водрузил бюст на табуретку, накрыл дерюгой, вернулся на стул и принялся наблюдать за змеем.
Змей кувыркался в потоках восходящего воздуха, описывая спирали. Витька следил за этими спиралями, за кувырканием змея, а потом… уснул. Ему снилось, что он стал белой чайкой с каким-то дурацким именем и теперь учится быстро летать, чем вызывает неодобрение у других чаек[17]. Вот когда он уже почти выучился скользить по воздуху безо всяких усилий, в его сон ворвался неприятный посторонний звук.
Витька открыл глаза.
Перед ним стоял раскрашенный в камуфляжный цвет мотоцикл с коляской. За рулем сидел парень лет восемнадцати. Парень, несмотря на теплый август, был в черной немецкой каске и в длинном черном плаще, отчего весьма походил на Дарта Вейдера, главного плохиша из «Звездных войн». Сходство усиливали черные очки-консервы, закрывавшие лицо парня почти до подбородка, и черные краги[18] на руках.
На заднем сиденье, сразу за черным парнем, сидел счастливый Генка с портфелем. Генка улыбался и махал Витьке рукой.
– «БМВ». – Генка соскочил с мотоцикла. – Тридцать восьмой год. Супер.
– Тридцать девятый, – поправил парень. – Где товар?
– Сейчас, – Генка подмигнул Витьке.
Витька снял с бюста дерюжку.
Парень подошел к бюсту, снял очки и принялся изучать бронзовую голову. Осматривал с разных сторон, постукивал ногтем и, как показалось Витьке, даже нюхал.
– Пойдет, – сказал наконец парень. – Мы согласны. Как раз в музей войны поставим. Скажем, что трофей.
– Теперь ваш товар, – Генка принял уверенную позу торговца антиквариатом.
Парень взглянул на Генку с высокомерием английского лорда, подошел к коляске, откинул с нее брезент и вытащил завернутый в дерюгу длинный предмет.
– Вилка от «Кавы», – сказал он. – Неновая. Но перевернутого типа и в приличном состоянии.
– Нам еще деньги нужны, – сказал Генка. – Тысяча рублей.
Парень вытащил из бумажника купюру.
– Если еще что-нибудь такое разыщете, приходите. Бюсты, оружие старое, самовары, колокольчики… Вот моя визитка.
– Ну конечно! – Генка спрятал визитку в карман. – Это уж само собой!
Парень сунул Генке тысячу, осторожно завернул бюст в дерюгу, легко перенес его в коляску, сел за руль, лягнул кикстартер[19] и, выпустив из выхлопных труб струю синего дыма, укатил.
Витька отобрал у Генки тысячу и проверил на просвет.
– Настоящая. – Витька отдал тысячу Генке.
– А то! Пойдем померяем вилку.
Они затащили вилку в сарай.
– Если говорить упрощенно, – сказал Генка, – вилка – это передние амортизаторы. А что такое амортизатор?
Витька воспроизвел в голове картинку из «Технической энциклопедии».
– Амортизатор – это устройство для смягчения удара. Бывают пружинные, гидравлические, газовые…