Ей никто ничего не объяснил. Нани понимала, где она находится, безо всяких объяснений. Это была другая реальность, в которой она оказалась после нелегкого путешествия по Земле.
Она бывала здесь и раньше – во снах. Еще при жизни ей стали сниться места «по ту сторону», где находились уже некоторое время ее мама и папа. Как-то во сне Нани навещала маму в большом загородном доме, где было много комнат и помощников. Помощники, в основном женщины, собирали ягоды в огромные корзины и перебирали их на варенье. Нани помнила корзину с живописной красной и черной смородиной. Еще была одна с крыжовником. Мама расхаживала по дому в халате и косынке, повязанной на голове наподобие чалмы, и молча следила за тем, как все работают. Почему-то родные Нани не говорили с ней во сне. Они все делали молча.
Вот и дедушка – самый первый приснившийся Нани ушедший родственник, которого она никогда не знала при жизни, но очень-очень хотела бы узнать, сидел молча в окружении семьи. Сидел на стуле в своем генеральском мундире, прислонившись к стене, на то время выкрашенной в голубой цвет. Потом было много ремонтов, и стена меняла цвет на розовый, зеленый, обои и прочее. Нани радовалась встрече с дедушкой и по-детски скакала вокруг него, одновременно рассказывая, какие у нее успехи в жизни.
Дедушка как будто бы слушал, но как-то отстраненно. На Нани не смотрел, и видно было, что ему тяжело. Что именно тяжело – Нани было трудно понять. Но она догадывалась, что – наверное, находиться с ней в этой ее реальности. Как будто это требовало от него очень много сил.
Нани потом съездила к дедушке на кладбище и навестила их там с бабулей. Посидела немножко на скамеечке, полюбовалась на портрет, приставленный к памятнику, где дедушка и бабушка, молодые и счастливые, смотрят друг на друга, и в глазах их радость. Настроение, исходящее от этого портрета, было приподнятое, как будто вся жизнь впереди.
Папа был непредсказуем даже во сне. Навещал Нани неожиданно. То ей снилось, что она сидит на диване и читает, а папа вдруг высовывается из окна со стороны улицы, как будто решил над ней подшутить, и смеется своей шутке. То он бодро заходит в пивной бар – любимое заведение в последние годы – и, держа в руках высокую кружку с пенистой шапкой наверху, вступает в оживленную беседу с другими посетителями. Иногда Нани казалось, что отец остался жить на земле. Только как кто-то другой. И она думала: «Вот было бы здорово его встретить!»
Дело в том, что после смерти мамы и папы (а жизнь у них сложилась, как в сказке – жили они долго и счастливо и умерли в один день. Ну или почти как в сказке и почти в один день), Нани видела сон, где мама отправляется на небо, а отец – обратно на землю. Было это так. Нани сидела на вершине кургана на круглом жертвенном камне. Сначала рядом с ней села мама. Нани взяла ее за руку. Рука была знакома Нани до мельчайших подробностей. Ведь она держала ее почти целый год, пока мама болела и медленно угасала. Рука была маленькая, женственная, с красивыми ноготочками. По ней можно было увидеть, какая мама была трудолюбивая и как мало времени уделяла себе. Морщинок от нескончаемых стирок, уборок и мытья посуды на коже было предостаточно. Еще последнее время мама ухаживала за дачным участком, и руки от прополки потемнели. Нани стала рассказывать маме о том, как старательно она ухаживает за родительским домом. Что уже поставили новую крышу взамен старой сорокалетней. Что дом утеплили и осушили, что на цокольном этаже теперь можно спокойно жить. Мама молча слушала Нани, не смотря на нее и не разговаривая. Нани не обижалась – она понимала, что мама уже не здесь, но еще и не там. Потом мама поднялась и встала лицом перед Нани. Нани взяла маму за обе руки и медленно отпустила наверх.
Затем рядом присел папа. Он как будто больше был в контакте с Нани, чуть больше смотрел на нее и немного кивал, когда Нани рассказывала ему ту же историю про дом. Потом, как и мама, он встал перед Нани. Они взялись за руки. И тут вдруг Нани почувствовала, как через нее проходят слова: «А тебе придется прожить жизнь заново…» Папа не очень хорошо вел себя при жизни. Многих людей обидел, особенно маму, а когда потерял важную работу, стал много пить. Много горя принес он родным и близким. Нани отпустила руки, и отец медленно стал уходить вниз по тропинке, которая по спирали обвивала курган.
Вот такие необычные сны бывали у Нани. Поэтому, когда она посреди зимы вдруг оказалась в летнем сказочном лесу, который будто был нарисован художником-импрессионистом пятнами зеленого всех оттенков и солнечными зайчиками, Нани сразу поняла, где она. Страшно не было. Нани уже знала, что эта реальность намного более прекрасная, спокойная и предсказуемая по сравнению с жизнью на Земле. Здесь действительно можно было наконец отдохнуть, расслабиться и ни о чем не думать. Здесь было чувство, давно утерянное в реальной жизни – что-то из детства. Нани чувствовала себя защищенной и любимой. Она не хотела пока задумываться о том, почему она попала сюда. Это было слишком тяжело для нее в первый день. Нани решила, что подумает о собственном уходе из жизни попозже, когда немного привыкнет к тому, что теперь ее новый дом здесь.
Лесной ручей пробирался фиолетовыми и желтыми искорками меж деревьев. Нани пошла или поплыла по воздуху вдоль него. Двигаться здесь было одно удовольствие. Можно было плыть по воздуху, можно было плыть по воде (причем вода всегда была теплой и такой приятной, что хотелось залезть и поплавать в любой мало-мальски позволяющий по размеру источник). Ручей привел Нани к темной лагуне, которая была как будто потаенным местом, спрятанным средь деревьев и лесных оврагов. Нани, кстати, очень нравилось, когда в лесу были и овраги, и пригорки, и лагуны, и скалистые места. Такой лес был намного интереснее, чем равнинный или болотистый. Вот ей как раз такой и достался, когда она очутилась в иной реальности.
Над лагуной возвышался, даже нависал, крутой берег. Что там наверху – совсем не было видно. Но Нани знала, что нужно забраться туда, наверх. Она помнила по своим предыдущим снам, что, если хочешь попасть к кому-то из родственников в гости, нужно перейти мост или перебраться через реку. Ну а здесь была лагуна и крутой берег над ней.
Взобравшись, Нани увидела уже знакомое по снам деревянное шале. Это был второй дом мамы. Детство она прожила на даче, где было много народу и вечно кипела работа, связанная с садом-огородом и загородной жизнью. Видимо, в похожий дом мама и попала, когда ушла из жизни. Но был еще один. Именно перед ним Нани и стояла сейчас. Нани помнила, что внутри шале сначала кажется обычным: три этажа, все отделано деревом. Первый этаж – большой зал с камином. Второй – спальные комнаты и балюстрада.
А вот минус первый этаж был с выходом на две стороны – на лес, откуда пришла Нани, и на… То, что было с другой стороны, описать сложно. Дом уходил резко вниз и переходил в более древнее сооружение, напоминающее пирамиду. У основания пирамиды лежал огромный парк, напоминающий чем-то Версальский, но с гигантскими фонтанами. В парке прогуливались нарядные люди, а в фонтанах плескались фантастические огромные рыбы, наподобие Чудо-юдо рыбы кита из славянских сказок. Их мощные синие чешуйчатые спины вздымались из воды и переливались на солнце.
Нани помедлила у порога. «Интересно, почему я пришла сейчас сюда, а главное, с чем?» – подумала она. С мамой из всех родных у нее были самые непростые отношения. Нани так и не поняла толком, какие. Мама много раз оставляла ее, а сама уезжала за океан надолго. Мама постоянно ругала Нани, особенно когда та была подростком. Мама часто была несправедлива к ней. Нани выросла, как в поле трава.
Но почему тогда в детстве она чувствовала себя такой счастливой? Откуда у нее такая открытость к людям и жизнелюбие? Откуда столько сил у Нани? Как она умеет так любить? Непонятно… Нани вспомнила о своей доченьке. Вспомнила, как при жизни была счастливейшей из мам. Загрустила. Но сейчас нельзя было думать о дочери. Сила любви Нани к дочке была столь огромной, что, кажется, могла перенести ее обратно в тот мир. А Нани что-то нужно было сделать в этом. Недаром она сюда попала. В кармашке она нащупала письмо. «Странно, – подумала Нани, – оно ведь у меня только в мыслях было. Как оказалось на бумаге – непонятно». Развернула и поднесла к глазам.
«Дорогая Мама!
Мне очень хочется назвать тебя мамочкой. Тебя нет со мной уже почти три года.
А мне все еще трудно в это поверить. Сейчас, когда тебя нет, мне кажется, что в своих мыслях и снах я общаюсь с тобой больше и глубже, чем когда ты была жива. Ты для меня очень много значишь, а сейчас еще больше, чем раньше. А может, я только теперь поняла, как много ты для меня всегда значила.
Я люблю тебя всем сердцем. Люблю как маму, как маленького ребенка, ворчливую, улыбающуюся, серьезную, взбалмошную, сердитую и снова улыбающуюся.
Я очень хочу услышать твой голос, узнать, что теперь с тобой все хорошо. Как бы мне хотелось, чтобы с тобой было все хорошо. Солнышко сейчас садится и навевает мысли о тебе.
Я люблю тебя. Очень. Я хотела бы, чтобы ты испытала такую любовь при жизни. Может быть, тогда ты была бы сейчас жива…
Целую тебя и обнимаю.
Твоя Нани»
Письмо подсказало Нани ответ на ее вопрос, зачем она оказалась здесь. Ей нужно было отдать маме ту любовь, ту большую безграничную любовь ребенка, которую ей так и не удалось отдать ей при жизни. Мама не могла или не хотела брать Нанину любовь.
Нани всхлипнула. «Ну что ж, – подумала она, – зайду». В доме было светло и тихо. Солнышко пробиралось через кружевные занавески на окнах. «Забавно, – подумала Нани, – домик альпийский, а тюль советский, из маминого детства». Тишина. Нани ходила по первому этажу и осматривалась. Как примет ее мама? С радостью или с раздражением? Интересно, а разговаривать они теперь смогут, раз Нани пришла в этот мир теперь уже насовсем? А мама вообще здесь или гуляет с нарядной толпой у подножия пирамиды?
Что-то подсказало Нани, что мама здесь. Нани чувствовала ее присутствие. Захотелось подняться наверх, где были спальни и балюстрада. Когда она шла по второму этажу, казалось, что он расположен очень высоко над первым. Рука скользила по гладким деревянным перилам. Нани постучала в дверь спальни, где, как ей почувствовалось, была мама.
Мама действительно была в комнате и дремала на кровати. Нани осторожно приблизилась. Все-таки так долго не виделись. Взяла стульчик, приставила поближе к кровати и села. Получилось сделать это тихо. Когда все были живы, мама часто злилась на Нани за то, что та будила ее своими неосторожными движениями. А Нани, как назло, вечно попадались под ноги и под руки гремящие предметы именно тогда, когда мама спала. Вот и сейчас Нани никак не решалась разбудить ее.
Она молча сидела и побаивалась даже посмотреть на маму. Кто-то сказал ей однажды, что на спящих пялиться нехорошо. И Нани это запомнила.
«Да нет, напрасно я так волнуюсь! – подумала она. – Мама точно будет рада меня видеть. Ведь она тоже пыталась со мной связаться из своего мира. Снилась мне часто, я ее за плечи во сне обнимала». Нани вспомнила, как в одном сне мама стоит посреди кухни на старой квартире и бодро распоряжается. Надо сказать, что старая мамина квартира, доставшаяся их семейству от того самого дедушки-генерала, вначале была шестикомнатная. И кухня тогда была посередине квартиры. Потом же, когда квартиру разделили между мамой и одной из ее сестер, эта комната превратилась в кабинет с голубыми стенами, а кухня переехала в другое место. Нани тогда еще не было, и она не знала, как там все было давным-давно. Но во сне увидела. Так вот, стоя посреди старой кухни, мама собиралась отправить Нани на телеграф, что-то оплатить. Мама любила развести бурную деятельность. Далеко не всегда приводящую к чему-то дельному. Но низкий коэффициент эффективности против высоких энергетических и эмоциональных затрат ничуть не смущал маму и никоим образом не сбивал ее с толку. Еще мама пыталась вовлечь всех в свой водоворот дел. Нани этого терпеть не могла. Когда она была подростком и частенько валялась у себя в комнате на диване, задрав ноги и с наушниками в ушах, мамины бесконечные приказы, куда надо сходить и что сделать, ее сильно раздражали. Нани грубила в ответ, а мама сердилась, и даже очень. Во сне же Нани почувствовала лишь легкий укол раздражения на мамину просьбу сбегать с квитанцией на Центральный телеграф. Нани осознала, что мама навещает ее из другого мира, а в этом мире ее уже нет. Поэтому просто подошла к ней, обняла сзади за плечи и успокоила, что все сделает и выполнит просьбу. Это был единственный раз во сне, когда мама что-то говорила. В остальных снах она, как и все родственники, молчала.
Мама открыла глаза и какое-то время смотрела вниз, не на Нани. Потом подняла глаза на дочь. «Боже мой, какое счастье!» – подумала Нани. Взгляд у мамы был совсем спокойный и светлый.
– Ну здравствуй, Нанюш, – сказала она, не вставая с кровати, но приподнявшись на согнутую в локте руку.
Нани была рада, что у нее тоже нет сильных чувств. Мама обычно боялась их в Нани. Она вспомнила, как бежала к ней изо всех сил, чтобы обнять крепко-крепко, после возвращения из-за океана. Тогда мама оставила ее, двухлетнюю, на год с бабушками. Мама не смогла выдержать этих объятий. Она улыбалась, но смотрела поверх Нани и руки быстро отпустила… Да, Нани не один раз пыталась задушить маму от любви в своих объятиях. Но маме это не очень нравилось. Может, было неприятно. Поэтому Нани выросла, думая, что с ней что-то не так, раз мама не хочет ее обнимать. Думала, что недостаточно милая, недостаточно симпатичная, недостаточно ценная для мамы. Это чувство было похоже на невидимую маску. Как будто на лице что-то надето, из-за чего люди к тебе не тянутся, не считают тебя важной и нужной. Нани помнила это ощущение маски непривлекательности, недостаточной любви на своем лице. В детстве ей казалось, что люди могли видеть эту маску, когда глядели на нее. И ей было стыдно, что она на нее надета.