«Он ушел! Он уничтожил первого Защитника Гнезда и ушел! Ушел уже в третий раз! – мысли Хранительницы Гнезда метались, злоба бесконтрольной, темной волной захлестывала ее. – Проклятый эксперимент, проклятая планета, проклятые мягкотелые слизняки!»
Погибший Защитник нравился ей больше, чем этот, второй. С ним они пять раз пополняли клановый интернат новыми маленькими слигами – будущими бесстрашными пилотами Сснааркхса. Она готова была рычать от ненависти. И убивать, убивать, убивать… Даже без оружия и парализатора. А уж если бы осталась у нее та закорючка, отобранная у полосатика, и которую они оставили в разбитой повозке гнусных аборигенов, срочно ретируясь на бот после неудачной погони! Если бы только не необходимость маскировки! Хотя о какой маскировке могла сейчас идти речь! Один только экстренный переход в подземелье и обратно при стольких свидетелях чего стоил! Уж теперь их присутствие на планете точно перестало быть тайной для аборигенов-мягкотелов.
Она вспомнила, как в грохочущей темноте подземки разлетались в разные стороны их мерзкие тела и почувствовала новую вспышку лютой ненависти. Что за отвратительные создания! Их хотелось давить уже за один только их облик, за их внешний вид, не внушавший никаких чувств, кроме непреодолимого отвращения!
Но что же делать теперь? Она и второй Защитник сидели в боте, куда они спешно, уже во второй раз, отступили после неудачной попытки захватить «своего» мягкотела – единственного, кто мог принести им на этой планете реальную пользу и, даже, возможно дать им шанс вернуться. Она понимала, что четвертой попытки у них уже не будет. Независимо от того был ли тот мягкотел резидентом неведомых врагов или вся эта проклятая планета была их форпостом. Он раскусил их, он нашел маяки и он сумел ускользнуть. О, он был очень хитер – их Враг, он вел какую-то непростую игру! Она не понимала как это могло произойти, ведь он был практически у них в руках. Еще мгновение – и он осел бы на пол той подземной, грохочущей коробки бесформенным, бесчувственным куском плоти, сраженный невидимым ударом парализатора. А еще через мгновение они перенеслись бы с его безвольным, и от этого еще более мягким и мерзким телом на бот. Где и «выпотрошили» его полностью. Уж он бы все им рассказал…
Конечности Хранительницы судорожно сжались, словно ей удалось-таки схватить ускользнувшего от них мягкотела. Второй Защитник, видя ее состояние, на всякий случай старался держаться от нее на безопасном расстоянии. Хотя бы настолько, насколько это было возможно в довольно тесном отсеке бота. Ведь формально вина за то, что они упустили жертву, лежала на нем.
«Что же теперь делать? Уходить, спасаться? – билась в голове Хранительницы отчаянная мысль. – Для чего? Куда? На мертвый корабль, без надежды на возвращение?…» Может быть поднять бот в воздух и нанести сокрушающий удар по поселению мягкотелов – ночью, когда большинство из них спит? Для этого и та закорючка была не нужна! Уничтожать и уничтожать их каменные гнезда, сея повсюду смерть, пока бот и их самих вместе с ним не разнесет смертельным ответным ударом какая-нибудь местная железка, посерьезнее той, что так безрассудно атаковала бот на орбите. И это выход?…
…Они тогда засекли детектором повторный сигнал совсем не в том месте где, по данным их маркеров-маячков, должна была находиться в тот момент повозка мягкотела. Она не сразу поняла, что он их обманул. Первой ее мыслью было: «Ага, еще один появился!» Ее тогда обрадовал уже сам факт, что им удалось засечь еще один сигнал, значит они были на правильном пути! Поскольку уже первые опыты контактов с аборигенами показали им, что никаких проблем с их пленением и последующим (в случае необходимости) «допросом» не возникает, Первый Защитник, после короткого обсуждения, один «ушел» на захват по новым координатам. А Хранительница со Вторым Защитником должна была следом «подойти» с машиной – для генераторов одного скафандра местная повозка была слишком большим грузом – создать стабилизирующее поле такого «объема» силами одного скафандра было невозможно. Переход же с таким грузом на двух генераторах требовал подготовки, пусть и короткой, а терять время они не могли. Но и бросать местный транспорт она пока не хотела – кто знает, для чего он может еще пригодиться. Хотя бы как дополнительная маскировка.
Но почти сразу после ухода Первого Защитника, еще до того, как они со Вторым подготовились к синхронному переходу с грузом, Хранительница получила «оповещение» – специальный сигнал о том, что скафандр Первого самоуничтожился вместе со своим хозяином. Это могло произойти только в случае смертельной угрозы. На уровне физического захвата. Она по началу просто не поверила своим глазам. Не исключено, что это могла быть страшная ловушка, но в тот момент об этом поздно уже было думать. Да и не привыкли слиги отступать.
А когда муть внепространственного перехода развеялась и она увидела на земле страшную метку – черную кляксу уничтоженного скафандра – все, что осталось от Первого Защитника, и исчезающую за поворотом повозку мягкотела, ее в первый раз обдало огненной волной злобы. Второй Защитник, не дожидаясь приказа, бросил их повозку следом за мягкотелом, но увы, удача вновь отвернулась от них…
Мягкотел ускользнул и на этот раз – сигнал исчез, через некоторое время после их перехода, а догнать его на поврежденной повозке не удалось. Разбитую машину им пришлось бросить где-то среди каменных коробок. На деле оказалось, что техника у мягкотелов была довольно хлипкой – вполне под стать своим создателям, и после случайного удара что-то в ней безнадежно испортилось.
Уходя, они забрали с собой только лишь блок-детектор и, по возможности укрывшись от чужих глаз между стенами соседних зданий, на генераторах вернулись на бот. Надо было как-то осмыслить происшедшее и решить, что делать дальше.
Она долго еще не могла придти в себя, пытаясь понять как могло такое произойти. Судя по отсутствию какой-либо ответной реакции со стороны мягкотелов, они имели дело скорее с одиночкой, чем с целой системой, организацией. Значило ли это, что он такой же гость на этой планете как и они сами, или это было частью какого-то коварного плана? Возможно именно так. Уж больно разительным было отличие между общим развитием этого мира и теми, способностями, что демонстрировал им этот мягкотел. Или все мягкотелы так умело могут маскироваться?
Но какая же это должна быть система, если даже отдельный ее член спокойно мог им противостоять и, кроме этого, не напрягаясь, еще и уничтожить по ходу одного из них! Впервые в ней на мгновение поселился страх. Кто эти существа, на которых они попытались замахнуться?
Планета, так коварно заманившая их и уже отнявшая у них одну жизнь, медленно погружалась во мрак ночи… И постепенное, ночное затихание жизни в поселении мягкотелов, так обрадовавшее ее всего пару дней назад и вселившее уверенность, что покорить, завоевать эту планету не составит большого труда, теперь же не вселяло ничего кроме растущего чувства тревоги. Не смотря на то, что бот обеспечивал им достаточную степень защиты, ей чудились в ночи коварные мягкотелы, смыкающие вокруг него свое смертельное кольцо…
Когда на следующий день детектор вновь ожил, снова обнаружив мягкотела, она была готова закричать от радости. Вчерашние ее опасения рассеялись с первыми утренними лучами местного светила. Хранительница не могла знать, что на этот раз блок-детектор засек процедуру его идентификации опорной станцией даххов, проводимую Сетью, если можно так выразиться, «на ближних подступах». Однако это послужило им прекрасной наводкой и они бросились за ним, едва только убедились в устойчивости сигнала, не зная и, честно говоря, не сильно беспокоясь о том, что ожидает их впереди. Для себя она решила, что в случае неудачи, их гибель будет для них даже благом.
Только и в этот раз их фортуна смотрела в другую сторону – почти мгновенно переместившись в одну точку пространства, но не взяв в расчет скорость движения объекта, в котором находился мягкотел, после перехода они очутились в разных вагонах. Разница была ничтожной – но и ее хватило, чтобы нарушить планы. Окажись они тогда оба в одном вагоне с мягкотелом, может быть все и сложилось бы иначе и они наверняка взяли его. А так…
Пытаться переместиться на сравнительно маленькое расстояние – из вагона в вагон – было для нее сейчас настоящим самоубийством. Существовали определенные законы движения в подпространстве, по которым перемещение на расстояния, не превышающие нескольких линейных размеров перемещаемого объекта вели к его уничтожению. Поэтому она, дойдя до конца вагона, в бессильной ярости наблюдала сквозь небольшой, закрытый прозрачным материалом проем, как Второй почти уже достал их врага, и как тот вдруг распался, растаял, словно облако пара. А потом было это их повторное, спешное, позорное отступление.
Им оставалась теперь одна единственная, последняя надежда, призрачная, как внепространственный мираж – след умершей звезды. Надо будет попытаться найти и захватить местный центр внешней связи – раз эти слизняки выходят в космос, то должны быть у них здесь такие центры. Может быть в этом случае им удастся послать сигнал о помощи, хоть какую-нибудь информацию о себе, и о том, что с ними произошло на этой коварной планете-ловушке.
Сами того не ведая они практически оказались теперь в роли своих недавних жертв – даххов, выкинутых, благодаря эксперименту слигов, неведомо куда без всякой надежды на помощь.
Оберег. Ну как он мог про него забыть!
Осталась позади, перемешанная с радостью, боль нового рождения. Взгляд его наконец сфокусировался на запястье и он увидел металлический треугольничек, который как ни в чем ни бывало, болтался на кожаном шнурке около его левой ладони. Таинственно мерцала рубиновая крупинка в его середине. Он осторожно огляделся по сторонам. Даххи зашевелились в креслах и уже начали вставать со своих мест. Значит все-таки обошлось! Вот так просто! Начавшую было подниматься в его груди волну негодования пришлось погасить. Да, его, похоже, обманули насчет материальных вещей. Но надо попробовать спокойно во всем разобраться. Может быть он сам что-то не понял?
Он один оставался пока еще в ложементе и, заметив вопросительный взгляд, брошенный на него Руан, поднял в ответ свою руку с оберегом на запястье и выразительно ею покачал. Если даххи и могли смущаться, то для нее, в данный момент, это явно был не повод для смущения. Она, конечно, все поняла, но только лишь улыбнулась. Что за мысли бродили у нее сейчас в голове?
– Я что-то не так понял? Вроде бы вы говорили, что ваша Сеть не переносит неживую материю! Или..? Что еще я не знаю, а?
– Не обижайся. Мы подумали тогда, что так ты легче согласишься снять свою… одежду и одеть биоком. Честно говоря наши системы дезинфекции в любом случае полностью простерилизовали ее, но, согласись, что в биокоме все же лучше.
Он вспомнил чужую, вонючую, засаленную спецовку в которой он ввалился на станцию и был вынужден мысленно признать, что тут Руан оказалась абсолютно права. Конечно можно было прямо сказать дикарю, что шкуры его грязны и дурно пахнут, но они выбрали для этого более интеллигентный способ. Тем более, что он ведь мог и отказаться, предложи они ему переодеться просто так, без причины. А то и обидеться.
Пожалуй и обманом-то это не назовешь, так – лукавство. В общем обижаться на них было вроде бы и не за что. Особенно после того, как он лично убедился в бесспорных преимуществах биокома. И все же, как говорилось в известном анекдоте про якобы пропавшие чайные ложечки – «осадок все равно остался»…
Они вышли из трансера наружу, в зал станции. Здесь ничего не изменилось, лишь исчезла с пола та самая «шкура дикаря», брошенная им здесь два дня назад. Станция немедленно выдала им дежурный доклад-приветствие и, не получив ответа, обиженно свернула экран своего видеоинтерфейса.
– А как же я теперь в таком виде появлюсь там? – Он махнул рукой в сторону стены, туда, где по его мнению проходил тоннель метро. – В спецовке к вам нельзя, а в вашем биокоме нельзя к нам! Меня же моментально сцапают, объясняйся потом. Зря вы мою «маскировку» уничтожили, сейчас бы одел поверх и никто ничего бы не заметил! Может быть она осталась, а?
– Увы, станция ее уничтожила. Но не стоит переживать, все гораздо проще, чем ты думаешь. Биоком позволяет имитировать практически любую одежду. Ты ведь и сам уже немного научился с ним управляться, не правда ли?. А теперь сможешь делать и еще кое-что, в том числе и это.
С этими словами она взяла его за руку. Его биоком на секунду словно уплотнился, а потом… он почувствовал, как окружающее его пространство неожиданно «распахнулось». Наверно больше всего это было похоже на ощущения полуслепого и глухого старика-паралитика, к которому вдруг разом вернулись его былые слух, зрение, осязание и способность двигаться. Но если бы только это! Кроме всего прочего его новые зрение и слух получили еще и возможность к смещению в ультра- и инфра- области спектров и диапазонов, а обоняние, похоже, обострилось чуть ли не до собачьего. И все эти сверхвозможности «включались» сами, ему достаточно было лишь немного напрячься, как это делает человек, когда ему надо прислушаться к шепоту, разглядеть какую-то малозаметную деталь или принюхаться.
В тот момент он почувствовал себя просто экстрасенсом каким-то! И некоторое время развлекался, разглядывая своих спутников разными участками вновь обретенного зрения и прислушиваясь к биению их сердец. Не удивительно, подумал он, что они такие чувствительные – с таким-то набором он и сам теперь тоже о-го-го! Он теперь тоже не пальцем деланный! Правильно значит он предположил тогда, что его, как начинающего, просто «ограничивали в правах». Теперь он их получил наконец. Даххи терпеливо дожидались, пока он наиграется. Потом Руан сказала:
– А теперь представь себе, как бы ты хотел быть одетым и мысленно «переодень» себя. Это потребует особой концентрации, поэтому тебе придется потренироваться. Не переживай, если сразу не получится. Мы учимся этому с детства.
– Легко вам сказать! Ну ладно, сейчас попробую…
Он представил себе почему-то милицейскую форму. Наверно потому, что милиционер уже сам по себе есть представитель власти и закона и не должен вызывать подозрений. Но, видно из-за отсутствия опыта и должной зрительной памяти, получившийся у него наряд оказался еще хуже, чем форма капитана Данко из «Красной жары». Этот американский «киношедевр» эпохи видеосалонов запомнился ему не только несокрушимым Арни в главной роли, облаченным в невообразимый наряд, который по мнению американских реквизиторов, должен носить настоящий советский милиционер, но и фразами на ломаном русском: «какие твои доказательства», «хулиганы» и «капитализм».
Выходить «на люди» в таком виде было совершенно невозможно. Он же не Шварценеггер! Поэтому пришлось срочно возвращаться к первоначальному виду. Это тоже удалось ему не сразу, а только с третьей попытки. Биоком упорно не желал убирать некоторые элементы «милицейской» формы.
Даххи с участливыми улыбками смотрели на его мучения. После не менее неудачных опытов по превращению в машиниста метро и военного он оставил попытки одеться в форменную одежду, которая, по его мнению, была чем-то вроде «охранной грамоты» для ее обладателя, а значит имела преимущество перед обычной, гражданской. Радовало пока одно – возврат к прежнему, исходному виду после каждой такой попытки давался ему с каждым разом все легче и легче. И вот его терпение и настойчивость были наконец вознаграждены: ему удалось-таки «облачился» в более простую, повседневную, если можно так выразиться, одежду, хотя понятие повседневности в одежде весьма растяжимо. Но, тем не менее, его личный, нынешний вариант повседневной одежды получился, как ему показалось, вполне сносно.
– Совсем другое дело! В этом можно и на люди показываться, – он критически оглядел себя со всех сторон (насколько это оказалось возможным без зеркала), и остался доволен творением своей фантазии и возможностями биокома. – Как вам?
В глазах даххов он прочел сомнение, смешанное с растерянностью. Ну, да нашел кого спросить – языком-то русским она владеют свободно, но с такими возможностями это немудрено. А вот по части вопросов земной моды, похоже, им ещё далеко до совершенства. Не советчики.
– Ну что ж! Я так понимаю, что теперь нам пора прощаться?
Руан стояла около трансера, Айль и Эцц стояли чуть позади, справа и слева от нее, словно почетный караул или личная охрана. После этих слов все они как по команде наклонили в прощальном «поклоне» головы. Он поглядел на эту троицу и сказал:
– Слушайте, ребята, а ведь мне, пожалуй, будет вас не хватать. Привык уже, знаете ли, буду скучать.
– Это не надолго, – ответила за всех Руан.
– Что именно? Привык? Или будет не хватать?
– И да, и нет.
– Вы когда-нибудь с ума меня сведете этим своим ответом! Вас реально не поймешь! Что, нельзя нормально ответить?
– А ты разве не понял?
Да, конечно он понял. Еще бы, ему же было обещано возвращение на Арсидах в любой момент, так про какую печаль можно вести речь! Он улыбнулся и увидел, что даххи улыбаются ему в ответ.
«Вам барыня прислала сто рублей… – пропел он про себя слова из нехитрой старинной детской игры. – Черно-бело не берите, да и нет не говорите! Но что делать, если «да» и «нет» мы-то как раз и говорим все время? Игра эта явно не для нас… А как там дальше? Вы поедете на бал? Поеду, конечно поеду! Вот уже и приоделся…» Он еще раз оглядел себя. Да, биоком оказался еще более удобной и универсальной вещью, чем можно было предполагать. К тем невероятным способностям, которыми он его наделил, теперь, например, он ещё и заменил ему с успехом джинсы и футболку, этот универсальный наряд второй половины двадцатого и, видимо, как минимум первой половины века двадцать первого – буквально для всех жителей Земли, причем обоих полов. Удивительно, но на теле он именно так и ощущался – как обычные джинсы и майка. Можно даже засомневаться, был ли это на самом деле биоком. На ногах у него красовались какие-то легкие туфли, тоже что-то универсальное, этакая вариация на тему кроссовок. Он не удержался и еще раз пощупал свою одежду. И снова поразился тому, насколько искусной вышла имитация, видимо биоком сумел каким-то образом извлечь из недр его памяти информацию о фактуре материалов. Веорятно, на уровне подсознания – ведь представляя себе эту одежду, он думал в первую очередь о внешнем сходстве, а не о совпадении фактур.
– Помни, тебе нечего теперь опасаться. – На лице Руан была лишь только спокойная уверенность. – Биоком всегда имеет постоянную связь с ближайшей к нему опорной станцией. Если даже кто-то рискнет на тебя напасть, ответ всегда будет своевременным и адекватным. А что-то ты и сам сможешь сделать, разберешься.
– Так сколько же на Земле ваших опорных станций? – спросил он, пропустив ее последние слова.
– Не беспокойся… Ты всегда будешь в зоне действия, – за Руан ответил Эцц, его ответ не внес ясности, хотя и немного успокоил его, – просто можешь об этом не думать.
– Ладно. В зоне – значит в зоне. Так вы полагаете, что со мной, все же, может что-то произойти?
– Кто же может это знать? Правильнее будет не исключать любой возможности. Поскольку ты сам решил вернуться, мы обязаны принять все меры. Поэтому повторю, помощь в таком случае придет к тебе мгновенно.
– В каком виде?
– А вот это уже будет зависеть от ситуации. Ну а теперь – пора! Выбирай свой… поезд.
Выбирай свой поезд? Он попытался представить себе как это можно сделать и вдруг почувствовал, что это действительно возможно, словно биоком незаметно подсунул ему нужную «кнопочку». Он просто «пошарил в пространстве», попытался «протянуться» своим новым зрением наружу, сквозь стены станции, и впрямь обнаружил приблизительно в том самом месте, где и предполагал, тоннель метро.
Практически лишенное цвета – словно он смотрел в сумерках – изображение тоннеля дрожало и плыло, и он даже не мог определить какой областью этого своего нового зрения ему удавалось все видеть. Да и зрением ли он «видел» это сейчас? Ну уж точно не глазами, не иначе как ультразвуковой локатор у него завелся, как у летучей мыши или дельфина, а может и еще что-нибудь, покруче. Справа по тоннелю медленно приближалась электричка – состав уже сбросил скорость перед выездом на станцию. Поезд, все больше замедляя ход, поравнялся с ним – призрачное, полупрозрачное видение, эдакий рентгеновский снимок на фоне стен опорной станции, которые стали почти прозрачными. Он заметил, что в одном из последних вагонов не было ни одного пассажира, видимо время в Москве было совсем позднее. Или ОЧЕНЬ раннее.
– Ну ладно, в таком случае я не прощаюсь – думаю, увидимся еще!
Он мысленно устремился в этот вагон. Опять-таки откуда-то уверенность у него взялась, что именно так и надо делать. Он почувствовал, как его плавно и упруго подхватило. Белесым туманом рванулись навстречу и назад стены станции, мелькнули в этом тумане фигурки даххов, замерших около трансера в своем «щенячьем» поклоне… Всё точно так же как и в тот раз! И все исчезло. Остался лишь громыхающий вагон, вылетевший через несколько секунд из тоннеля и такой знакомый голос, который под шипение дверей объявил: «Станция…»
Время было совсем позднее – над Москвой стояла летняя ночь. Нет, конечно ее было не сравнить с ночами Арсидаха. Её было не сравнить даже с обычной подмосковной августовской ночью, когда бесконечный Космос смотрит на тебя сверху миллионами своих мигающих глаз, а Млечный путь располовинил бездонное, черное, ночное небо и от всех этих звезд, мерцающих в темной бездне, голова твоя кружится и мысли в нее лезут самые, что ни на есть сумасшедшие. В городе всю эту красоту затмевает искусственный электрический свет, льющийся со всех сторон – из окон домов, от фонарей и вездесущей рекламы. Затмевает и безжалостно убивает робкий, словно огонек далекой свечи, и загадочный, как сам Космос, свет иных миров.
Он поднял голову. Над ним раскинулось темное небо, в котором одиноко мерцало лишь несколько самых ярких звезд, посмевших даже на таком, немыслимом расстоянии поспорить с рукотворными, электрическими звездами людей. Где-то там, может быть как раз около одной из них, видимых даже отсюда, плывет сейчас в безмолвной пустоте загадочный, удивительный мир, который он не забудет уже никогда. А даст бог – то и еще увидит…
…Его сверток был на месте. Еще бы! Уж в чем – в чем, а в этом-то он ни на минуту не сомневался. Это же общеизвестный принцип: «Если хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу». А значит ключи, замаскированные под мусор, придерживаясь вышеупомянутого принципа, следовало прятать, среди мусора. И сработало!
Сторож на парковке, где он оставил свой автомобиль, долго копался в записях, листая заскорузлым, коричневым от никотина пальцем серые страницы амбарной книги и бормоча при этом себе под нос одному ему известные заклинания, в которых, правда, нет-нет да и проскакивали слова, до боли знакомые каждому русскому человеку. Его сиплое, астматическое дыхание говорило о том, что смолил сторож безбожно и смолил, надо понимать, самое непотребное. В подтверждение этого, в его будке висело характерное, кисловато-прогорклое «амбре», состоявший из смеси «ароматов» дешевого табака, который, казалось, пропитал здесь все насквозь, несвежего тела и неистребимого, хронического, похмельного духа. Подобный запах нередко витает в таких вот сторожках, в строительных бытовках, в древних диспетчерских, оставшихся еще кое-где с социалистических времен, да еще на старых, заводских узлах связи.
Поглядывая через плечо сторожа, он терпеливо ожидал окончания поисков. Сколько же машин побывало на стоянке за эти два дня, если сторож не может найти нужную запись? Или… Может здесь прошло совсем не два дня, как он думал? Он уже хотел было спросить сторожа какое сегодня число, но в этот момент нужная запись отыскалась. Оказалось, что он должен, с учетом уплаченного аванса, всего-то только еще за один день. Значит сегодня была суббота, а если уж быть до конца точным, то фактически началось воскресенье. Это его успокоило. Он сходил к своему авто, принес деньги и расплатился со сторожем. Путь был открыт.
В его машине тоже стоял легкий, почти неуловимый запах. Но то был зарождающийся дух запустения. Лишенный ежедневной естественной вентиляции, салон быстро поднабрался запахов пластика, резины и еще бог знает чего. Несомненно биоком «расширил» горизонты его восприятия, в том числе и в части обоняния, но этот специфический запах он чувствовал и раньше, обычным своим обонянием, когда ему случалось оставлять машину на несколько дней.
Мотор ожил сразу, как только он повернул ключ в замке зажигания. «Умка ты моя! Никогда ты меня не подводишь! А теперь вот даже и жизнь мне спасла!» Он ласково погладил приборную панель машины, и ему показалось, что в ответ на его прикосновение автомобиль, как довольный кот, тихонько, ободряюще заурчал – мол, не дрейфь, хозяин, мы еще прорвемся. Конечно прорвемся, кто бы сомневался! Он аккуратно вырулил со стоянки и взял путь туда, куда ему очень хотелось вернуться – с первой же минуты, как он ушел.
Хранительница Гнезда внезапно успокоилась. Оказывается решение все время было на поверхности, но неудачи, одна за другой происходившие с ними на этой проклятой планете, видно помутили ей рассудок, если она не заметила того, что все время было перед глазами, практически с самого начала. Поиск центра связи можно было пока отложить. Его ведь надо не только найти, но и проникнуть внутрь, возможно даже захватить, разобраться с чужой техникой. И хотя у них были средства для этого, но еще не факт, что здешняя технология дошла до того уровня, который позволил бы им связаться с родной планетой или хотя бы флотом, и попросить помощи. Пусть уж этот план остается пока для них последней надеждой, последним аргументом, последним козырем в этой странной игре. Ведь было нечто другое, о чем не следовало забывать.
Дом. Гнездо. Они же знают, где живет этот мягкотел! У них оставались точные координаты полученные с маячков, всю ночь один из них оставался внутри этих странных, прямоугольных башен-гнезд, в одном и том же месте, и перейти туда на генераторах скафандров будет делом несложным. Если их мягкотел еще здесь, то он вполне может вернутся и туда. Да, лучшего места для засады просто не придумаешь. Конечно же их враг не может этого не понимать. Но та легкость, с которой он уходил от них до этого момента, наверняка добавила ему безрассудства и, возможно, лишит должной осторожности. Скорее всего единственным местом, где они еще могут рассчитывать захватить своего врага является его гнездо.
Ей совсем не хотелось думать о том, что, в свою очередь, их самих тоже могли ждать враги именно там, рассудив подобным же образом и «просчитав вперед все ходы». К такому повороту просто нужно как следует подготовиться, чтобы это не стало для них неприятной, а то и смертельной неожиданностью. И Хранительница стала готовить план засады со всей тщательностью и с учетом всех, доступных им в «полевых» условиях, возможностей.
Следователь стоял во дворе между двумя домами, с интересом разглядывая черное, маслянистое на вид, пятно на асфальте. «Выходит та бабка не придумала, похоже здесь действительно что-то сгорело, – думал он, – вот только что? Или, все-таки, КТО? Но не могли же те двое действительно сгореть без следа!». Человеческое тело это не тополиный пух, облака которого в июне, если позволяет погода, с частенько ради забавы жгут по обочинам тротуаров мальчишки. Тело в пять секунд без следа не сгорит. Хоть чем его облей. Он присел на корточки и потрогал пятно. Вопреки его ожиданию оно оказалось на ощупь абсолютно сухим и совсем не маслянистым.
Он поднес ладонь к лицу, потер пальцы друг о друга пытаясь понять, что за след был оставлен на асфальте, понюхал пальцы. Пыль. Просто пыль и больше ничего. Он чихнул, еще раз потрогал пятно. Казалось, что внутри пятна асфальт был более гладким и уровень его был на миллиметр ниже, чем его нетронутая поверхность за пределами пятна, словно поверхность асфальта в этом месте испарилась.
«Странно. Очень странно! – думал он. – Взять, к примеру, карманную кражу. Там все более-менее понятно. Кошелек ведь из кармана не сам исчезает, если только в кармане нет дыры. А здесь не кошелек исчез, исчезли люди, сгорели, если верить словам свидетельницы. Раз сгорели, погибли, то следовательно они потерпевшие. Но при этом они же еще и главные подозреваемые в одном лице». Он распрямился, поглядел еще раз на пятно, словно в нем таился ответ на все его вопросы, повернулся и направился через двор в подъезд. Да, пожалуй, следует еще раз побеседовать с этой наблюдательной пенсионеркой.
Разбитый БМВ увезли со двора еще вчера. На месте где он стоял, тоже чернело пятно, но с этим пятном вопросов у него вопросов не возникало – оно явно натекло из поврежденной машины. Гаишные спецы вчера все проверили. Вообще с этим делом с самого начала получилась полная неразбериха. Вроде бы «дорожники» забрали его к себе. И к этому у ГИБДД были все предпосылки. Во-первых ДТП. В нем пострадали люди, произошло оно с участием этого самого бумера и, скорее всего, по его вине. Во-вторых – найденный под сиденьем, внутри разбитой машины, пропавший, а вернее сказать (теперь это было уже практически ясно) – похищенный, автомат патрульного. Но при этом местному отделению, чей наряд и обнаружил БМВ, никто не дал отбоя, словно про них забыли в общей суматохе. И теперь следствие как бы разделилось на две параллельные ветви. Он, конечно, с удовольствием спихнул бы это дело с рук, но пока такой команды не поступало. И потом… Что-то в этом деле зацепило его, он еще и сам не мог понять что. Этот самый налет таинственности? Наверно.
Следователь поднялся на нужный этаж и вытащил из кармана маленький блокнотик, в котором всегда делал пометки «на память». На площадке, перед бабкиной квартирой, сидел на коврике здоровенный рыжий котище совершенно бандитского вида. Однако, весьма чистый для уличного зверя. Увидев на лестнице человека, он хрипло мяукнул, требовательно посмотрев на дверь.
– Что-то я тебя вчера здесь не заметил, – тихонько сказал следователь рыжей зверюге. – Видать ты, бандитская морда, вчера во дворе чем-то промышлял, а? Давай-ка, колись…
– Мр-рмгя-у! – хрипло проскрипела ему в ответ рыжая зверюга.
– Понятно. Чистосердечного признания от тебя не дождешься. – Он нагнулся и почесал кота за ухом. – А ведь если ты видел что-нибудь вчера, то цены бы тебе не было, как свидетелю. Только вот твое «мгяу» все равно к делу не подошьешь…
Кот прищурился и еще раз хрипло мяукнул. Потом зевнул во всю пасть так, что уши его, казалось, сошлись на затылке. При этом он продемонстрировал следователю розовый щетинистый язык и весьма солидные клыки. Потом пересел поближе к двери, глядя то на него, то на ручку двери и переступая от нетерпения передними лапами – в общем всем своим видом давая ему понять, что желает немедленно войти. Следователь протянул руку к кнопке звонка, но в этот момент дверной замок неожиданно щелкнул и дверь распахнулась ему навстречу. Кот, с радостным урчанием, задрав трубой хвост, стремглав ринулся в квартиру мимо ног пожилой женщины, открывшей дверь. А следователь так и замер на пороге с поднятой к звонку рукой.
– Господи Иисусе! Так и на тот свет недолго отправится! – старушка, видимо не ожидавшая увидеть у своих дверей чужого человека, смотрела на него с явным испугом.
– Вот уж не надо на тот, и на этом еще дела для нас найдутся. Следователь Привалов, районный отдел… Извините, что напугал. – Он достал из кармана удостоверение и помахал им в воздухе. – У вас тут вчера мои коллеги были, по поводу…
– Да, помню я, помню. Слава богу склероза у меня еще нету. Я вот хотела Петлюру домой пустить – слышу, мяукал под дверью, а тут, нате вам, гость такой! Спросить что-нибудь забыли вчера? Иль еще какая нужда?
– М-м-м… Валентина Исаевна, – следователь украдкой бросил косой взгляд в свой блокнотик, сверяясь – не перепутал ли он ее имя, – я хотел еще раз с вами поговорить. Может быть вы все-таки вспомните что-нибудь еще? Мало ли, может, вчера, с соседями своими обсуждали все это потом, да и вспомнили… Или из соседей кто что-то интересное рассказал.
– Я языком чесать не любительница, мил человек. Это вот Танька с двадцать шестой по этому делу ох, какой специалист. И откуда что узнаёт! Ну чистый Штирлиц.
«Да и ты, бабуля, тоже не промах, уж не прибедняйся, – подумал про себя следователь, глядя на опрятную, шуструю старушку, – никто вчера не видел куда эта парочка подевалась, ты одна только это и высмотрела! Да и говорунья, похоже, та еще – рта открыть не дашь».
– Валентина Исаевна, может мы с вами пройдем в квартиру, а то неудобно здесь, на лестнице…
– Что ж делать, заходите, коли пришли.
– Вы уж меня извините, я вас долго не задержу, постараюсь…
– А мне времени занимать не надо, на пенсии-то – все дни мои. Что сегодня не успею – завтра сделаю.
– Ну все равно, дела-то всегда дома есть.
– Да и какие они, наши дела стариковские? Дел-то теперь всего – вот этого плута рыжего накормить. – Она махнула рукой в сторону кота. – Детишки взрослые уже, да и самой на завод утром не бежать.
Рыжий кот Петлюра сидел в коридоре и с интересом прислушивался к их разговору. Взгляд у него был настороженно-нетерпеливый. Он ждал хозяйку. Следователь посмотрел на него и решив, что это поможет наладить со старушкой контакт, спросил:
– А почему это у кота вашего имя такое странное – Петлюра?
– Петькой его назвали когда он еще совсем малюсенький был.
Не очень-то это кошачье имя, их ведь называют-то все больше барсиками да васьками. А вот к нашему Петька прицепилось, уж больно с малолетства он задиристый был, ну чистый петух. А уж как вырос – совсем натуральный разбойник стал, чистый бандит. Вот поэтому, значит, и Петлюра.
Услышав свое имя, кот встал, подошел к хозяйке и принялся тереться о ноги, преданно глядя снизу вверх в ее лицо своими плутовскими, зелеными глазами.
– Отстань, паразит, жрать, небось, опять хочешь, а? Да? Тебе бы все драться, паршивец! По кошкам шляться, рыбу трескать, да спать в шесть глаз, дармоед ты этакий!
– Мр-р-гяв. Мяв. – Кот со всем соглашался, он, казалось, вообще готов был вывернуться перед хозяйкой наизнанку, только бы накормили.
Обернувшись вокруг ног старушки еще раз и откинув назад голову, он добавил с надеждой в голосе:
– Мя-я?
– Ну пойдем, пойдем, разбойник, не отвяжешься ведь теперь, знаю я тебя!
И она, переваливаясь по-утиному, засеменила на кухню, казалось забыв о присутствии чужого человека, и даже не пригласив следователя проходить. Кот, в предвкушении сытного обеда, весело поскакал вприпрыжку впереди нее, радостно задрав хвост и ежесекундно оглядываясь на хозяйку, словно проверяя не отстала ли она.
Следователь тихонько закрыл за собой входную дверь. Постояв некоторое время в коридоре, он решил, что имеет полное право, раз уж его впустили в квартиру, пройти за старушкой следом. С кухни до него доносился голос хозяйки, разговаривавшей о чем-то с котом и, не смотря на ворчливые нотки, проскальзывающие в ее голосе, было ясно, что кота своего она любит, как любят озорных, непутевых внучат – выговаривая им за очередное озорство, и доставая при этом из кармана передника конфету… В квартире вкусно пахло щами и домашними котлетами. Следователь прошел через коридор и остановился в дверях кухни. Здесь был идеальный порядок. Бабка хлопотала около плиты. Кот, из миски под окном, уже уплетал сырую мойву.
– Валентина Исаевна, так как, ничего вам не вспомнилось больше?
– Да что ж там может еще вспомниться! – ответила старуха, не поворачивая головы. – Все как есть, как было вчера – так и рассказала. Пыхнуло зеленым и не стало этих, вот значит как.
– Что же, прямо вот так – за секунду и не стало? Куда же они подевались?
– Так и есть – не стало. А уж куда они подевались не знаю. А врать я не приучена – как было, так и говорю.
– Ну, может быть, хоть что-то осталось после них, а потом пропало, унес, например, кто-нибудь?
– Да не осталось от них ничего. И они, и ящик их этот – все разом и пропало, сгорело. Антихристы это были, вот что я вам скажу. Не иначе, как они в ад свой провалились. Тьфу ты, нечистая сила, прости меня, господи! – Она быстро перекрестилась. – Дождались конца света!
Кот под окном, судорожно дергая головой, с большим энтузиазмом жрал свою рыбу. Его сейчас мало интересовало происходящее на кухне. Позже, на сытый желудок, он бы может и послушал, устроившись в уголке, под столом, что это там чирикают эти странные двуногие существа. Но только не сейчас, когда он голоден, а миска его полна вкусной рыбы.
От аппетитного запаха щей и котлет, разогревавшихся на бабкиной плите, у следователя заурчало в животе, и он вспомнил, что у него тоже приближается время обеда и вот придется ему опять покупать в магазине какую-нибудь одноразовую китайскую пенопластовую дрянь, этот проклятый, надоевший ему уже до чертиков, «бомж-пакет». «Я могу приготовить все что угодно, а есть почему-то приходится только эту дрянь, – перефразировал он про себя слоган какого-то рекламного ролика. – Будь она неладна!»