Лорелея (сборник) - читать онлайн

Когда подступает волшебный миг

И ширится грудь, вдохновенья родник,

Берусь за перо я, поспешен и дик, —

И образ чудесный из слова возник!

Весь день о ней я тосковал,

Полночи был во власти грез,

И тяжкий сон меня сковал

И к ней мгновенно перенес.

Как роза юная, она

Цветет, спокойна и светла.

Ягнят на глади полотна

Выводит тонкая игла.

Так кроток взор, – ей не понять,

Что я поник, душой скорбя.

«Ты бледен, Генрих, как узнать,

Что огорчило так тебя?»

Так кроток взор, – и странно ей,

Что горько плачу я, любя.

«Ты плачешь, расскажи скорей,

Мой друг, кто огорчил тебя?»

Так кроток нежный взор, а я

Готов в стенаньях изойти.

«Виною ты, любовь моя,

Что эта боль вот здесь, в груди».

Она встает, душой светла,

И руку мне на грудь кладет;

И разом боль моя прошла;

И ясен утра был восход.

Мне в лес бы зеленый! Как дивно там

Цветы цветут, распевают птицы!

Умру, и тьма могильной ночи

Землей забьет мне слух и очи, —

И не цвести для меня цветам,

И звонким щебетом мне не упиться.

Когда я с милою вдвоем,

То всё идет на лад,

И целый мир мне нипочем,

И в мыслях я богат.

Но лишь объятия ее

Покину – в сердце мрак,

Богатство рушится мое,

Я снова нищ и наг.

И мнится, несусь я вновь на коне,

Охвачен силой былою.

И снова сердце пылает в огне,

Несусь я к милой стрелою.

И мнится, несусь я вновь на коне,

Охвачен силой былою.

Лечу я в битву, и гнев во мне, —

Противник ждет меня к бою.

Несутся, летя, как ветер свистя,

Луга, берега, ракиты.

Противник мой и ты, дитя, —

Вы будете оба разбиты.

Я отодвинул ржавые засовы

У врат, ведущих в смутный мир видений,

Сорвал печати с огненно-багровой,

Волшебной книги страсти и томлений;

И то, что в ней прочел я, вечно новой,

Отобразил я в строках песнопений.

Пройдут века, забудет мир поэта, —

Останется нетленной песня эта.

Излейся, сердце больное,

Томленье пылкой души,

Той песней, что давно я

Таю от мира в тиши!

Отныне скорбному звуку

Открыты слух и сердца;

Тысячелетнюю муку

Я заклял заклятьем певца.

Рыдают старый и малый

И важные господа,

Цветок прослезился алый,

И плачет в небе звезда.

И все эти слезы потоком

Единым текут на юг,

Чтоб смыть в Иордане глубоком

Старинный, тяжкий недуг.

Был месяц март, когда любовь

Мне мукой взволновала кровь.

Но вот зеленый май пришел,

И скорби я конец обрел.

То было, помню, светлым днем,

Мы на скамье сидели вдвоем

Под липой, спрятавшись от людей,

И там открыл я сердце ей.

В саду ароматном, в зеленых ветвях

Пел соловей. Но в его словах

Мы разбирались тогда едва ли —

Мы с нею о важных вещах толковали.

Друг другу в верности мы клялись.

Закат померк, и часы неслись;

Сидели мы долго во тьме, и у нас

Жаркие слезы струились из глаз.

Чего ты хочешь, нежное виденье?

Ты снова в душу смотришься мою!

Твой взор исполнен кроткого томленья;

Да, это ты, тебя я узнаю.

Я ныне тяжко болен, неудачи

Сломили дух, от жизни я устал.

Тоска гнетет. А было всё иначе

В те дни, когда тебя я повстречал!

Покинув дом родной, исполнен пыла,

Стремился я за призраком мечты,

Презреть готов был землю и светила,

Сорвать их с лучезарной высоты.

Ты, Франкфурт, полон жуликов, но это

Прощаю я: ты дал моей стране

Благую власть и лучшего поэта,

Ты – город, где она явилась мне.

В разгаре были дни торговли шумной,

Дни ярмарки, и я в толпе густой

Шел по нарядной улице бездумно,

Как бы во сне следя за суетой.

И вдруг – она! Скользящая походка

Мне тайный, сладкий страх вливает в грудь;

Блаженный взор светился лаской кроткой,

И я в толпе за ней пустился в путь.

И так мы шли и в переулок тесный

Вступили; замер ярмарочный гул;

И тут она, с улыбкою прелестной,

Скользнула в дом, и я за ней скользнул.

Но алчной здесь была одна лишь тетка,

Чьей жертвой стал девичий первый цвет;

Мне добровольно отдалась красотка,

Не из корысти низменной, о нет!

О нет! Не только музы мне знакомы,

И личиком меня не проведешь:

В продажном сердце нет такой истомы,

Так не глядит заученная ложь.

Она была прекрасна! Красотою

Богини, взмывшей в пене и волнах,

Была, быть может, светлою мечтою,

Меня томившей в отроческих снах!

Я не узнал ее! Я был во власти

Тумана, взор заметил колдовство.

Быть может, я держал свое же счастье

В объятиях – и не узнал его!

Еще прекрасней, в горести безбрежной,

Была она спустя три долгих дня,

Когда мечта от встречи этой нежной

Вдаль повлекла по-прежнему меня;

Когда она, в отчаянье и муке,

С распущенными прядями волос,

Упала ниц и заломила руки

У ног моих, дрожа от горьких слез!

Ей шпоры лоб изранили – о Боже! —

Я видел сам, как выступила кровь;

И от бедняжки вырвался я всё же,

Расстался с ней – и не увидел вновь!

Конец мечте старинной, но и ныне

Со мной бедняжка всюду и везде.

В какой глухой блуждаешь ты пустыне?

Тебя я предал боли и нужде!

Не пугайся, дорогая!

Не похитят нас теперь:

Твой покой оберегая,

На замок я запер дверь.

Как бы вихрь ни злился яро,

Дверь ему не сокрушить;

Но чтоб не было пожара,

Лучше лампу затушить…

Ах, позволь покрепче шею

Мне твою обвить вокруг,

Шали нет – так я согрею,

Чтоб не зябла ты, мой друг!

«О поэт, любезный сердцу,

Как о нем мы все тоскуем!

Как бы нам его хотелось

Осчастливить поцелуем!»

Так любезно наши дамы

О поэте рассуждали,

Между тем как на чужбине

Изнывал я от печали.

Солнце юга не согреет

Тех, кого терзает холод.

От воздушных поцелуев

Не уймется в сердце голод.

Блаженный миг – когда устами

Бутон трепещущий примят;

Не меньше счастья нам дарует

Цветущей розы аромат.