Было без четверти одиннадцать. На синем небе сияло солнце, Белоснежка охотилась на бабочек, а птицы, наверно от полноты летнего счастья, орали во все горло. К сожалению, я их не слышала, так как мой маленький братец снова закатил концерт в моей комнате. В июле Леандро исполнится семь месяцев, но папаю уже и сейчас было ясно: когда-нибудь его сын станет выдающимся музыкантом. Леандро любит музыку «Олодум», бразильской группы из Сальвадора – родного города папая, исполняющей рэгги и самбу. Каждый раз, когда папай включает их компакт-диск, малыш начинает подпевать, вернее, вопить изо всех сил – как сегодня. «О-ло-ду! Ту-бо! Бо-до-ло!!!» – завел он, заглушая барабаны «Олодум». И при этом еще колотил поварешкой по подвешенным жестяным банкам и крышкам.
Это Энцо смастерил ему такой ударный инструмент, и мне бы ужасно хотелось, чтобы этот инструмент оказался в комнате Энцо, чтобы тот мог на себе прочувствовать, что это за подарок.
Кроме подгузника на Леандро ничего не было. Кожа у моего братца кофейного цвета, а волосы совершенно черные.
Он очень похож на папая, и, если честно, я даже немножко ревную. Из-за моей светлой кожи и белокурых волос никто даже не догадывается, что я наполовину бразильянка, правда, папай говорит, что зато я унаследовала мамину красоту.
Сегодня мама на работе в больнице. Она уже месяц, как работает по утрам. Поэтому папай теперь отправляется в наш ресторан в вечернюю смену, а Пенелопа с дедушкой удерживают позиции в первой половине дня. Но сегодня в ресторане был только дедушка, потому что Пенелопа, Фло и Энцо были заняты переездом.
Где же они? Я в который раз схватилась за бинокль и уставилась на окна квартиры напротив. Когда после короткой передышки Леандро в сотый раз завел свою песню, я выкатилась на кресле в прихожую и крикнула:
– Ну хва-а-а-тит уже! У меня скоро начнется кризис!
– Минутку! – донеслось из гостиной.
Папай просидел там сегодня полдня со своим ноутбуком, разыскивая подходящие фотографии для нового сайта ресторана. Он вошел в мою комнату, подхватил Леандро и подбросил его к потолку. Мой братец радостно заколотил ножками по воздуху.
– Мой малыш, мой принц! Отлично, принц! – с гордостью воскликнул он. – Правильно – давай, тренируй мышцы ног!
– А не мог бы твой маленький принц заниматься своим музыкальным фитнесом в гостиной? – пробурчала я и неодобрительно покосилась на свою загипсованную ногу, которая снова ужасно зудела.
Лицо папая омрачилось.
– Прости, Кокада! Сегодня мне нужно отдать все фотографии, чтобы наш сайт был готов к запуску. Что мне для тебя сделать?
– Отдельную комнату и здоровую ногу! – потребовала я.
Папай вздохнул. Теперь и у меня на душе заскребли кошки, ведь я была неправа. Я любила Леандро, но иногда мне ужасно хотелось, чтобы моя комната была только моей. И еще больше хотелось, чтобы нога была в порядке!
– Уже приехали? – спросил папай, кивнув на окно.
Я покачала головой, попросила папая открыть окно и обрадовалась, когда он ушел обратно в гостиную вместе с музыкантом и поварешкой.
Тишина во дворе показалась мне райской. На четвертом этаже старушка опять поливала свои оранжевые анациклусы, и лиловые бигуди в ее волосах напомнили мне о фрау Балибар. Ведь именно ей раньше принадлежала квартира, в которую сегодня должна переехать моя лучшая подруга. С недавних пор фрау Балибар жила у своей лучшей подруги за городом, но на память о себе она оставила нам свое «словарное дерево». Фарфоровые черепки с надписями, подвешенные на веревочках, тихонько звенели на ветру, как будто сожалели, что Фло и остальные так долго не едут.
На третьем этаже грустная женщина убирала со стола. Я заметила, как она взяла газету и изорвала ее в мелкие клочки. Татуированного атлета со второго этажа не было дома, но я услышала голос другого мужчины. Сначала я не поняла, откуда он доносится, но потом определила, что из пристройки – прямо подо мной. И мне даже удалось заглянуть в открытое окно. Я увидела комнату и часть прихожей. Мужчина сидел за столом и говорил по телефону. На нем была черная майка, время от времени он принимался что-то быстро писать на листочке.
– Что лучше всего добавить? – услышала я его вопрос и удивилась, как хорошо все слышно. Раньше я такого не замечала, но раньше мне и не приходилось проводить все свое время в инвалидной коляске у открытого окна.
Сосед кивнул, ухмыльнулся и снова что-то записал на листочке, и тут меня отвлек свист. Он доносился слева.
В саду фрау Балибар стоял мальчик с худощавым лицом, темными глазами и в небесно-голубых шароварах, на которых были вышиты огромные ярко-красные цветы. В левой руке он держал видеокамеру. Она была нацелена на мое окно. А за ним я разглядела черные растрепанные волосы моей лучшей подруги.
– Энцо! Фло! – взвизгнула я. – Ну наконец-то!
Сосед поднялся и закрыл окно в пристройке. У него была козлиная бородка, длинный острый нос, и когда он взглянул на меня, подняв голову, лоб у него сморщился. Но мне уже не было до него дела. Мне хотелось к Фло. Тем временем домой вернулась мама. Она взяла Леандро, и папай с Джеффом снесли меня в инвалидной коляске вниз. Джефф – друг мамы Фло и отец Алекса. У него волосы до плеч, и он собирает их в хвостик. А когда он смотрит на меня своими зелеными искрящимися глазами, я начинаю ужасно скучать по Алексу.
– Хочу передать тебе привет, – сказал Джефф. – Сегодня звонил из Парижа Алекс.
Внизу Энцо снимал, как разгружают машину.
– Осторожно, осторожно! – кричал он. – Там ценный груз из Бразилии! Пожалуйста, донесите его до прихожей целым и невредимым!
– Псих! – пробормотала я, но грузчики, которые как раз тащили шкаф Фло, только ухмыльнулись.
Когда я на своей инвалидной коляске вкатилась из прихожей в их гостиную, мне снова вспомнилась мадам Балибар. Мы познакомились с ней прошлым летом, и я вдруг затосковала по аромату яблочного пирога, который она пекла для нас в своей крошечной кухоньке. Правда, тогда в инвалидной коляске сидела Фло, и, кстати, свои первые шаги без костылей она сделала именно здесь, в гостиной фрау Балибар.
Теперь эту квартиру было не узнать, так как недавно ее объединили с соседней. Везде пахло свежей краской, а в гостиной уже высилась гора коробок, которые таскала моя лучшая подруга.
Из окна гостиной были видны и окно моей комнаты, и пристройка. Можно было даже заглянуть в комнату на первом этаже, но кроме угла платяного шкафа и чахлого цветка в горшке на подоконнике, там не было ничего интересного.
А вокруг меня кипела жизнь. Пенелопа то и дело вносила корзины и мешки с одеждой. Она повязала свои темные густые волосы косынкой и надела коротенькую юбочку – такого же темно-синего цвета, как и ее глаза.
– Здравствуй, соседка! – поздоровалась она со мной своим бархатным голосом. – Рада тебя видеть!
Папай с Джеффом выгружали из машины тяжелые вещи, а грузчики, пыхтя, тащили их в прихожую. Попутно обнаружилась мебель, которой я раньше у Фло даже не видела: синий диван, письменный стол и несколько огромных коробок из «Икеи».
– Заносите в гостевую комнату, – скомандовала Пенелопа.
– В комнату Энцо! – поправил Энцо, который волочил за собой чемодан размером со шкаф в прихожей. – Сюда, пожалуйста!
– Он не спит с пяти утра, – шепнула мне на ухо Пенелопа. – Волнуется еще больше, чем мы. Подожди, Джефф, тут хрупкие вещи!.. – она бросилась к двери и помогла Джеффу внести ящик со стеклянной посудой.
Мне вдруг показалось, что я со своей инвалидной коляской только занимаю место и всем мешаю.
– Эй, – крикнула я Фло, которая поставила прямо передо мной коробку с компакт-дисками Пенелопы, – ты хочешь меня замуровать здесь навеки?
– Ох, прости! – подруга вытерла взмокший лоб рукавом футболки. – Подожди, сейчас все сделаем.
Она вывезла мою коляску из прихожей в кухню. После ремонта та стала раза в два больше, чем была. У стены цвета летней лужайки уже стоял обеденный стол. Через дверь из сада сюда проникал солнечный свет, рассыпая зайчики по светлому деревянному полу.
– Ух ты! – восхитилась я.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь остальное, – ответила Фло. – Мы решили покрасить все комнаты в разные цвета, – голос у нее прямо дрожал от радости. – До сих пор не могу поверить, что мы будем здесь жить. А это владения Пенелопы, – она вкатила меня в комнату в конце прихожей. Стены здесь были темно-красными, а посредине стояла огромная кровать, которую Пенелопа с Джеффом отыскали в прошлые выходные на припортовой барахолке.
– Напрашивается мысль о скором появлении младенцев, – хихикнула я.
– Думай, что говоришь, – отвесила мне подзатыльник подруга. – Хватит с меня чокнутого сводного братца. Хорошо, что Джефф оставляет свою квартиру. Если б он вздумал переночевать у нас с Алексом и Паскалем, было бы жутко тесно.
– Тогда пусть Алекс ночует у меня, – предложила я. – А моего братца переселим в твою комнату.
– Лучше в комнату Энцо, – усмехнулась Фло.
Она подтолкнула коляску в другой конец прихожей. Дверь была закрыта, а когда мы ее открыли, то увидели Энцо, лежащего на спине посреди комнаты на новеньком деревянном полу, раскинув руки и ноги в стороны. Он лежал неподвижно и смотрел в потолок так, будто над ним было звездное небо. Собственно, почти так оно и было. Потолок был темно-синий, усыпанный крохотными золотыми точками. Стены были выкрашены такой же золотистой краской. Под окном стояла коробка с надписью «Кулинарные книги». Энцо – замечательный повар и собрал целую коллекцию книг. К музыке он тоже неравнодушен. В свой первый день в школе он устроил целое шоу на учительском столе. Вот и теперь он барабанил по дощатому полу кончиками пальцев, не замечая, что у него появились слушатели.
– Напишу на двери: «Заходите ко мне, потому что сегодня я дома…» – напевал он себе под нос.
На душе у меня стало легко и радостно. Фло положила руку мне на плечо. Мы затаили дыхание и тихонько порадовались, что Энцо нас не видит.
– Не понимаю, как мать могла от него отказаться, – прошептала я, когда Фло тихонько закрыла дверь. – Она все еще дышит вместе со своим Шрим-Шримом в Индии?
– Не знаю, – пожала плечами Фло. – Но если даже так, то уж слишком долго она там дышит.
Точно. Прошло уже почти четыре месяца с тех пор, как разодетая в цветастое сари Гудрун, переживающая жизненный кризис, и ее сын Энцо появились в жизни Пенелопы и Фло. Это случилось вечером. А утром Гудрун словно в воздухе растворилась. Осталась только записка, в которой она сообщила Пенелопе, что намерена обрести внутренний покой в индийском ашраме гуру Шрим-Шрим Акхара.
Но, похоже, этот гуру был далеко не святым отшельником, так как его дыхательные курсы стоили целое состояние. Это Джефф разузнал уже позже. А вот Энцо Гудрун бросила у Пенелопы без единого цента. И как вам это нравится? Какая мать может так поступить?
Ответить Фло не успела, потому что у нее в кармане зазвонил мобильный.
– Подожди, – пробормотала она. – Это телефон Пенелопы… Алло? – Фло прижала телефон к уху. – Нет-нет, это Фло, дочь Пенелопы. Кто? Вас плохо слышно… Кто? О… – подруга вздрогнула. – А мы как раз переезжаем. Мне передать ей трубку? Ах, да… – Фло почесала в затылке, умолкла и облизала губы, что бывает с ней только тогда, когда она очень нервничает.
– Кто это? – прошептала я.
Фло тряхнула головой и отвернулась.
– Что? – вдруг резко спросила она. – Но когда… Эй? Алло! – Она еще несколько раз повторила «Алло», но связь, очевидно, оборвалась.
Подруга опустила руку с телефоном и уставилась на меня.
– Ты не поверишь, – пробормотала она. – Черта помяни, а он тут как тут!
Ну и ну! Неужели… Не может быть!
– Пожалуйста, – пролепетала я, – только не говори, что это Гудрун!
Фло глубоко вздохнула – и кивнула.
– И что? – я даже заерзала в коляске. – Не тяни, а то я умру от любопытства! Чего она хочет?
– Велела передать Пенелопе, что возвращается. И у нее есть новости. И еще… – у Фло дрогнул голос. – Еще она хочет забрать Энцо! – Подруга сжала руки в кулаки. – Господи! Несколько месяцев назад я бы еще и приплатила, лишь бы Энцо исчез из моей жизни. Но теперь!..
Я совсем пала духом.
– Когда? – спросила я.
– Скоро, – ответила Фло.
– Как скоро?
– Она не сказала, – Фло сунула телефон в карман. – Связь – полный отстой. Говорит: пусть он еще немного поживет с нами, пока ее не будет.
– Надеюсь, ее еще долго не будет! – фыркнула я и взглянула в дальний конец прихожей, где Пенелопа как раз вешала на стену картину. – Ты скажешь ей о звонке?
– Не знаю, – моя подруга прикусила нижнюю губу.
– Лучше не сегодня, – прошептала я. – И не завтра, и не на следующей неделе. Посмотри, Фло, как Энцо счастлив! А если он узнает, это счастье развеется, как дым. Пожалуйста, не говори ничего Пенелопе!
– Ладно, – Фло покатила меня дальше. – Сейчас я покажу тебе свою комнату.
Голос у нее больше не дрожал.
Комната моей подруги оказалась самой большой в квартире. Стены тут были бирюзовые, как южное море летом. У одной стены стоял знаменитый шкаф с девяноста девятью ящичками, а на противоположной стене был нарисован огромный кит.
– А где Хармс? – поинтересовалась я.
– Здесь, – Фло кивнула на коробку из-под обуви, стоявшую возле шкафа. В крышке были проделаны дырочки, изнутри доносился слабый писк.
Фло открыла коробку, и хомячок мигом вскарабкался по ее руке. Его коричневый мех свалялся, а на головке виднелись небольшие плешинки, будто его подстригли маникюрными ножницами. Хармсу было уже два с половиной года, и если перевести это на человеческий возраст, то ему уже стукнуло годков сто пять или даже больше.
– Давай, занимай свои апартаменты, – Фло выдвинула ящичек номер семь и осторожно пересадила туда хомячка.
Тут в ее комнату сунул нос Энцо.
– Правда, наша новая квартира ну просто клевая? – спросил он.
– Да, – согласилась я, но на сердце у меня скребли кошки.
Звонок Гудрун все испортил. Настроение у меня упало. Фло тоже молчала.
Не вставая с коляски, я помогла подруге разложить вещи по всем девяноста девяти ящичкам, а потом мне захотелось в туалет. Фло отвезла меня в ванную и подала костыли, которые принес папай. Вообще-то пользоваться ими мне разрешили только к концу недели, но тренер на лечебной гимнастике показал, как правильно на них опираться, чтобы пересесть с коляски на унитаз. Я неплохо освоила это акробатическое упражнение, но на этот раз сделать то, зачем я сюда пришла, мне не удалось. Едва я подняла крышку унитаза, как убедилась, что он занят. Оттуда на меня уставилась острая мордочка. Серо-бурая мокрая шерстка, шустрые черные глазки. На секунду мне даже показалось, что каким-то волшебным образом Хармс переместился из своего ящика в туалет.
Но это был совсем не Хармс. Тельце побольше, а за ним волочится длинный розовый хвост. Я его отлично рассмотрела, когда обитатель унитаза прыгнул на крышку, с нее – вниз, на пол, и стремительно кинулся из туалета в прихожую.