Часть 2

6. Инспекторша

Сделав выбор, Локон испытала громадное облегчение – будто наконец сумела распутать упрямую прядь волос.

Она сделает это. Пусть сейчас понятия не имеет, как хотя бы выбраться с острова, но она обязательно пересечет ужасное Багряное море, войдет в Полуночное и спасет любимого. Да, каждая из этих задач выглядит невыполнимой. Но почему-то не такой невозможной, как попытка прожить остаток жизни без Чарли.

Однако прежде всего Локон решила поговорить с родителями. (Хотелось бы, чтобы герои подобных историй поступали как Локон.) Она усадила обоих за стол, рассказала о своей любви к Чарли, о намерении ему помочь, а также об опасениях, что ее отсутствие может причинить семье определенные трудности.

Родители выслушали молча. Отчасти молчание объяснялось тем, что Локон испекла пироги с перепелиными яйцами. С набитым ртом гораздо труднее возражать против временного помешательства дочери.

Как только Локон закончила говорить, Лем попросил добавки. Похоже, чтобы понять услышанное, одного пирога ему было мало. А вот Ульба съела только половину своего пирога, после чего откинулась на стуле. То есть для осознания всего масштаба бедствия ей хватило половины порции?

Отец принялся за второй пирог с нарочитой осторожностью: откусил сначала сверху, затем прогрыз середину и двинулся к краям, приберегая корочку на потом. Наконец Лем доел и уткнулся взглядом в тарелку. Неловкая пауза затягивалась.

Может, ему требуется аж три пирога, чтобы переварить рассказ дочки?

– Я вот что думаю, – сказал Лем, поворачиваясь к Ульбе. – Не будем ее отговаривать.

– Но это же чистой воды безумие! – воскликнула мать. – Покинуть остров? Отправиться в Полуночное море? Украсть пленника у Колдуньи?

Лем взял салфетку и стряхнул ею крошки с усов.

– Ульба, разве ты не считаешь нашу дочь более практичной, чем мы?

– Ну, в нормальных обстоятельствах я бы с тобой согласилась.

– И более рассудительной?

– Она всегда подумает, прежде чем что-то делать, – согласилась мать.

– Как часто она навязывается людям с просьбами?

– Почти никогда.

– Следовательно, – подвел итог отец, – ее решение правильное. Наверняка она перебрала все варианты. Покинуть остров ради спасения любимого? Это может показаться безумием, но если все остальные варианты отброшены, то безумие может быть и практичным.

Локон вся затрепетала. Так отец не против?

– Локон, – Лем подался вперед, положив некогда сильные руки на стол, – мы позаботимся о твоем брате и о себе. Пожалуйста, не беспокойся; ты чересчур о нас печешься. Но никто из семьи не сможет составить тебе компанию. Ты это понимаешь?

– Да, отец, – кивнула Локон.

– Мне всегда казалось, что наш остров слишком мал для таких, как ты, – заключил Лем.

Локон нахмурилась.

– Тебя что-то смутило в моих словах? – спросил он.

– Не хочу показаться грубой.

– Тогда говори – молчание станет еще большей грубостью.

Нахмурившись еще сильнее, Локон спросила:

– Отец, почему ты считаешь, что остров слишком мал для таких, как я? Во мне нет ничего необыкновенного. Если на то пошло, это я слишком мала для острова.

– Все в тебе необыкновенно, Локон, – возразила мать. – Вот почему ничто в отдельности не бросается в глаза.

Что ж, родителям положено так считать. Они должны видеть лучшее в своих детях, иначе жизнь с маленькими социопатами сведет их с ума.

– Значит, я получила ваше благословение? – на всякий случай уточнила Локон.

– Я все же считаю это ужасной идеей, – вздохнула Ульба.

– И ты права, – согласился Лем. – Но ужасная идея, блистательно воплощенная, лучше блистательной идеи, воплощенной ужасно. Взять хотя бы пеликанов.

– Верно говоришь, – кивнула мать. – Но способны ли мы совершить нечто блистательное?

– Нет, – сказала Локон. – Но быть может, если мы совершим много маленьких поступков, все вместе они покажутся блистательными тому, кто нас не знает.

Затем все трое взялись за дело. Локон прекрасно понимала, что Чарли в плену, скорее всего, несладко, но решила не торопиться. Раз уж она вознамерилась совершить такую глупость, как побег с острова, то прежде всего необходима осторожность. Возможно, последняя разбавит глупость, подобно тому как хорошей мукой разбавляют лежалую.

Прихватив вязанье, Локон шла к прибрежному обрыву, чтобы наблюдать за приходящими и уходящими кораблями. Ульба теперь устраивалась вязать носки за столом возле пристани. По вечерам мать и дочь обсуждали добытые сведения, а Лем слушал и высказывал собственное мнение.

Локон всегда интересовалась судовождением, а теперь появилась возможность вникнуть в нюансы этого ремесла. Разумеется, в первую очередь она выясняла поведение моряков. Высадившись на берег, те шли за покупками или оседали в тавернах. В этом отношении Скала ничем не выделялась, разве что пиво, которое варил Брик, славилось в окрестных морях. Когда щедро зальешь этого пива в брюхо, прочие радости жизни доставят куда больше удовольствия.

Кроме моряков, право регулярно покидать Скалу имели королевские чиновники. К их числу принадлежали не только герцог со всей семьей, но и другие администраторы, такие как сборщики налогов, посланники и инспекторы. Аристократы, посещавшие Скалу, тоже могли уплыть в любой момент. Обычно они так и поступали, едва осознав, насколько опрометчивым было решение заявиться на Пик Диггена.

Самую большую проблему представляла собой инспектор портового контроля. Эта суровая женщина проверяла грузовые декларации и осматривала трюмы на наличие зайцев. Хотя мало кому нравилось жить на Скале, остров мог кое-что предложить жителям других морей. Соль из шахт, отменное пиво и даже пух и перья чаек.

Островитяне имели право продавать все это только морякам с кораблей, получивших особое королевское разрешение. Его наличие и проверяла портовый инспектор. Обладательница сей должности приступила к своим обязанностям в начале года. Она категорически отказывалась открыть свое имя, требуя, чтобы ее называли просто инспектором. Женщина была уверена, что не задержится на Пике Диггена, а потому не видела смысла в разглашении личной информации.

Не было на памяти Локон более строгого инспектора в порту. Эта особа всегда носила палку и пускала ее в ход по малейшему поводу. Сущая мегера. Как будто ее не родили, а выродили, и потом она не росла, а метастазировала.

Локон вместе с матерью часами украдкой изучала работу инспекторши: как та взвешивала мешки с перьями и в поисках безбилетников прокалывала до дна содержавшуюся в бочках соль. Но не любую тару можно вскрыть без риска испортить товар. Что, если человек спрячется в бочке с пивом? А оставшийся объем заполнит солью или чем-нибудь, по весу и плотности похожим на жидкость?

К сожалению, инспекторша предусмотрела и такой вариант. У нее имелась штуковина, похожая на стетоскоп. Поговаривали, что она обладает феноменальным слухом и способна уловить даже сердцебиение нарушителя.

Существует ли вообще способ сбежать с острова при таком строгом досмотре?

Однажды ночью, спустя две недели после того, как Локон решила отправиться на поиски Чарли, она перелистывала свой блокнот, полный безумных идей. В небе ярко светила Изумрудная луна, как всегда стоически неподвижная. Где-то вдалеке падали споры – как будто светящиеся кристаллы сыпались с небесного тела.

Лем, прихрамывая, подошел к дочери, сел рядом и дал знак показать записи. Внимательно прочитав, он сказал:

– Может получиться.

– Мочь-то оно может… – Локон протяжно зевнула, – но, скорее всего, не получится. Допустим, я обману толпу моряков, но мне нипочем не провести Брика, Гремми или Сора. Они обязательно заподозрят неладное.

Девушка потерла глаза. Она готовила план побега, не тратя времени на сон, презрев усталость и беспокойство. (Беспокойство можно назвать падальщиком среди эмоций. Другие, более положительные эмоции, притягивают его, как поле боя притягивает ворон.)

– А зачем их обманывать? – спросил Лем. – Возможно, они захотят помочь.

– Я не могу просить их о помощи, – возразила Локон. – Что, если инспекторша меня разоблачит? Тогда моим помощникам не избежать неприятностей.

Лем понимающе кивнул. Разумеется, его дочь не могла ответить иначе. Он предложил ей лечь спать. У нее слипались глаза, и это кое о чем говорило, если учесть, сколько болтовни она выслушала от Чарли, даже ни разу не зевнув.

Когда Локон поднялась к себе, Лем взял трость, надел пальто и вышел из дому. Отцу предстояло доказать, что он достоин такой дочери.

7. Отец

Лем не был беден.

Вы можете возразить: «Хойд, но ведь все, что ты нам поведал, говорит об обратном. Семья Лема вечно экономит, чтобы свести концы с концами». И я вам отвечу: «Пожалуйста, не перебивайте».

Лем не был беден. У него просто было мало денег.

Когда Локон отправилась спать, Лем, прихрамывая, спустился по длинной дороге к таверне Брика. Он точно знал, что застанет там Гремми и Сора. Ведь таверна открыта до двух часов ночи.

Было еще достаточно рано для привычного шума и веселья. Вечера в таверне, как вы знаете, подобны огню в очаге. Эти заведения живут двойной жизнью.

В одной жизни они полны шума и веселья, в них царит атмосфера праздника. Но на исходе вечера таверна наполняется холодом, темнотой и тишиной. Обитателям этой второй жизни нужно общество – но не общение.

Вторая жизнь должна была начаться еще не скоро, так что Лем увидел в таверне шахтеров, оживленно болтающих за игрой о своих будничных делах. Заметил он и Гремми с Сором – эти сидели вдвоем, как обычно. Портовый рабочий и начальник порта, два конца одного гвоздя. Гремми был приземист и плоскоголов; волосы подстрижены на самый дешевый манер. Сор редко упоминал о своем высоком статусе – опасался, как бы ему не пришлось платить за двоих. В отличие от Гремми, он был высоким и стройным. В таверне он всегда потягивал пиво, чтобы никто не догадался, что он может позволить себе вино.

Брик, конечно же, трудился за стойкой: чтобы ловить взгляды посетителей, ему приходилось забираться на табурет. Локон нуждалась в помощи всех троих, но Лем не подошел ни к одному из них. Вместо этого он встал рядом с мишенью для дротиков. Джул, собравшийся бросить дротик, предложил это сделать Лему. Тот с радостью согласился.

Дротик вонзился на несколько футов ниже мишени в доску, рядом с двумя сучками, где уже имелась тьма дырочек от таких же промахов.

Джул одобрительно хмыкнул и метнул, попав в доску рядом с дротиком Лема.

– Слышал, ты снова выручил Гремми, – сказал Лем перед своим вторым броском. – Очень правильный поступок.

Джул признательно кивнул.

Следующая игра была против Рода, старого тавернщика. К сожалению, Лему не удались два броска. Первый дротик полетел так плохо, что даже попал в мишень. Однако третий вновь воткнулся около сучков.

– Недурно, Лем, – прокомментировал Род. – Должно быть, это трость помогает тебе не шататься. Сдается, после аварии ты стал играть намного лучше.

– Трости не помогают метать дротики, – возразил Лем. – Чего не скажешь о вынужденном безделье.

Род хмыкнул.

– Ты все еще помогаешь Брику с пивом по выходным? – спросил Лем.

– Чаще да, чем нет. – С этими словами Род сделал бросок.

Он отошел, уступив место другим игрокам, и пропустил две игры подряд. Подходя к доске, каждый игрок читал на лице Лема молчаливые вопросы.

Они вспомнили, как однажды вечером Лем помог в стельку пьяному Роду добраться домой. Еще он пособил Джулу в укладке новой черепицы на крышу, после того как старую сорвала буря. Подобных историй были десятки. Для этих людей Лем был как глубокий колодец, из которого всегда можно напиться чистой воды. Он предлагал свою помощь, ничего не требуя взамен. И не напоминал после о сделанном.

Если только ему не требовалось нечто исключительно важное.

Так что, пожалуй, с деньгами для уплаты налогов у Лема было туговато. Но если мерить состояние человека в той единственной валюте, которая имеет настоящую ценность, то Лем был сказочно богат.

В ту ночь по городу пополз слушок, что Лему что-то нужно от Гремми, Сора и Брика. Лем – человек без долгов – так сильно нуждается в этой услуге, что может даже попросить о ней. На языке таких людей это означало, что он молит о помощи.

Лем продолжал метать дротики, причем довольно успешно. Дело в том, что целью был вовсе не центр мишени. Пару лет назад кто-то заметил, что группа сучков на доске очень похожа на человеческое лицо. А точнее, на лицо герцога, если представить, что древесные волокна – это его волосы, а мишень – фамильный герб на его груди.

И конечно же, под мишенью на стене имелись два сучка, примерно там, откуда растут ноги.

Лем сделал бросок, и стоявшие рядом мужчины поморщились, как от боли.

– Точнехонько, – отметил один из них.

В течение этой ночи был сведен баланс в невидимых гроссбухах. Решения были приняты, но не озвучены – в этом не было необходимости. А утром, задолго до начала рабочего дня, Локон увидела на пороге своего дома троих: бармена, начальника порта и портового рабочего. Эти люди изъявили готовность помочь во всем, что бы она ни задумала.

Дней через десять Гремми доставил на пристань огромную бочку. Вместе с пятью точно такими же.

В тот день к Скале причалило идеальное для осуществления плана судно под названием «Мечта Ута». Оно не часто посещало Пик Диггена, и у капитана имелось королевское разрешение на покупку Брикова пива.

Матросы с «Мечты Ута» уже было взялись катить бочки, однако капитан хорошо помнил текст королевского разрешения.

– Разве груз не положено досматривать? – осадил он подчиненных. – Без этого нас не выпустят из порта.

Вызвали инспекторшу. Вид у нее был настолько хмурым, что способен был убить споры, а рука сжимала палку, всегда готовую покарать нарушителя. Женщина осмотрела первую бочку, затем приложила к ней свой прибор.

Рядом с ней стоял Сор и глядел на свои карманные часы, считая секунды. Его сердце бешено колотилось. Гремми вытер пот со лба, когда инспекторша двинулась к следующей бочке. Брик пихнул его локтем, чтобы не вел себя так подозрительно.

Наконец инспекторша добралась до последней бочки, достаточно вместительной, чтобы внутри могла свернуться калачиком юная девушка. Как ни прислушивалась инспектор, она не уловила ничего необычного.

Взмахом руки женщина разрешила грузить бочки на борт. Трое заговорщиков переглянулись.

Но вдруг инспектор резко обернулась. И резким движением опрокинула последнюю бочку.

Раздался тяжелый удар.

За ним последовало приглушенное «ой!».

– Так я и думала!

Инспектор взяла с настила пристани фомку, вскрыла ею бочку и обнаружила страшную правду: с острова пыталась улизнуть молодая особа с волосами цвета воронова крыла.

– Наполнитель – перья! – воскликнула инспекторша. – И ты надеялась, что они обманут мой слух?

С этого момента события понеслись вскачь.

– Без посторонней помощи тут не обошлось! – заявила инспекторша начальнику порта. – Это явный заговор!

Бедный Гремми не выдержал и разрыдался. Брик пытался успокоить его, а Сор размышлял вслух, не приказать ли Гремми, чтобы принял кару вместо своего начальника.

– Король обеспокоен вашей нелояльностью, – продолжала инспекторша с усмешкой. – Он меня предупреждал на этот счет. Ему непременно доложат, что вы сообща пытались обойти закон. Капитан, заплатите только за пять бочек.

Досмотренный груз переправили на борт «Мечты Ута», и та взяла курс на Срединный архипелаг Изумрудного моря. На этом же судне уплыла и инспекторша, оставив порт на попечение своего помощника. Напоследок пообещала, что лично доложит королю о творящемся на Пике Диггена беззаконии.

Возможно, вы решили, что обнаруженная молодая женщина – вовсе не Локон. Если да, то вы совершенно правы.

Возможно, вы решили, что Локон спряталась в одной из остальных бочек. Если да, то вы ошиблись.

Локон не пряталась в другой бочке.

Локон вообще не пряталась.

Локон была инспекторшей.

8. Заяц на борту

Локон видела, как вдалеке к порту приближается настоящая инспекторша – крошечная фигурка яростно машет руками в сторону уходящего корабля. Ей скажут, что капитан настоял на отплытии без досмотра. К этому времени Грет, дочь начальника порта, уже вылезет из пустой бочки и спокойно пойдет домой. На Скале не останется других свидетелей произошедшего, кроме Брика, Гремми и Сора, чьи долги теперь выплачены.

Отныне Локон свободна. Пик Диггена все уменьшается по мере того, как корабль набирает скорость. Практически все, кого Локон знает, живут на этом острове. Вскоре он скроется из виду.

Локон не чувствовала воодушевления. На сердце было тяжело. Каждый ребенок с нетерпением ждет того дня, когда он сможет выбрать путь, отличный от пути его родителей. Локон искренне надеялась, что ее путь не закончится обрывом.

Побег прошел без сучка без задоринки. Девушка надеялась, что ей удастся с такой же легкостью решить все остальные свои проблемы. А почему она на это надеялась? Да потому, что не получила гуманитарного образования. Иначе бы она знала, что такое злая ирония.

Девушка перевела взгляд на небо. Здесь, вдали от шахтного смога, оно было таким голубым. Это почему-то казалось аморальным – как будто небо голое. А пахло… уже не солью, а чистотой. И опасностью. Отсутствие соли означало наличие живых спор.

К счастью, фальшборт был инкрустирован серебром. И конечно же, люди не стали бы путешествовать по Изумрудному морю, будь это слишком опасно. Паруса вздымались и хлопали, когда судно делало очередной поворот; вахтенные матросы перекликались друг с другом.

Королевское разрешение обязывало капитанов брать на борт государственных чиновников, которым требовалось уплыть со Скалы. Поэтому никто не обращал внимания на «инспекторшу», стоявшую в кормовой части корабля, на шканцах, недалеко от штурвала, возле которого капитан болтал с рулевым. Локон была одета в ярко-красный с золотом длинный камзол. Его украли минувшей ночью; это была запасная форменная одежда, которую инспекторша хранила в своем шкафу. Мать идеально подогнала камзол под фигуру дочери. И разумеется, в журнале регистрации, хранившемся в комнате инспекторши, время отплытия «Мечты Ута» было указано неверно, поэтому женщина и опоздала.

Локон взяла в дорогу лишь небольшой сверток с одеждой и сумку с чашками. Ее любимой была четвертая чашка Чарли, та, что с бабочкой. Что-то в простом дизайне одновременно манило и тревожило.

Локон была рада отсутствию внимания со стороны матросов, потому что никак не могла перестать таращиться на зеленый океан спор. Она совершенно не понимала, что заставляет корабль плыть. На самом деле это довольно интересный механизм. Находящиеся глубоко внизу, в океанском дне, отверстия исторгают вверх потоки воздуха. Возбуждаемая таким образом масса спор уподобляется жидкости. Это явление возможно в любом мире, включая ваш собственный. Оно называется флуидизацией. Подавайте снизу в ящик с песком воздух под давлением, и вы увидите нечто похожее на то, что наблюдала Локон.

Повсюду, куда ни глянь, лопались пузырьки воздуха, заставляя массу спор бурлить и колыхаться. Эта масса билась в корпус судна, разлетаясь брызгами и разбегаясь волнами. Однако при этом споровая «вода» совсем не походила на обычную; она была слишком густой, и гребни волн распадались на клубы зеленых спор. Это море было неправильным – но в том смысле, в каком может быть неправильным только нечто почти правильное. Одновременно знакомое и чужое. Словно бестактный кузен, рассказывающий пошлые анекдоты на похоронах бабушки.

Корабль плыл, как плыл бы любой корабль по воде. Но он мог двигаться, только пока снизу, из отверстий в океанической плите, поступал воздух; на планете Локон этот феномен назывался кипением. Он появлялся и исчезал случайным образом, превращая в «жидкость» огромные толщи спор в течение нескольких дней кряду. Периодически кипение прекращалось, и наступал полный штиль. Перерывы обычно бывали короткими, но могли длиться часами и даже сутками.

Внезапно о борт разбилась высокая волна, подбросив кверху россыпь спор. Локон невольно вскрикнула и попятилась, но споры тотчас стали серыми, мертвыми.

– Что, не часто доводилось выходить в море? – спросил девушку стоявший рядом капитан.

Дыхание у него было зловонным, лицо смуглым, а волосы – жесткими и спутанными. Его облик как бы отвечал на вопрос: «Что, если бы вся гадость, годами копившаяся в сливе вашей ванны, вдруг ожила?»

Однако за несколько недель наблюдения за портом Локон не нашла более подходящего для своих целей судна, так что конфликтовать с капитаном она не собиралась. Даже если этот тип вновь посмеется над ее реакцией на споровую волну.

– У нас достаточно серебра. – Капитан повел вокруг рукой, имея в виду инкрустированные планширы и серебряную вязь на настиле палубы. Блестящей нитью этот металл вился и по мачте. – Убивает любые споры, которые подлетают слишком близко. Инспектор, вам нечего опасаться.

Локон кивнула, пытаясь изобразить равнодушие. Однако не удержалась от того, чтобы поплотнее закутаться в камзол, и почувствовала, как участилось ее дыхание, и поймала себя на мысли, что соленая маска была бы очень кстати.

Девушка достала блокнот и принялась работать над своим планом. Итак, она выбралась со Скалы. Теперь остается только ждать. Судно доставит ее на королевский остров в Срединном архипелаге. Там нужно будет найти дорогу во дворец, а во дворце как-то добыть копию письма от Колдуньи, с требованием выкупа.

Это наиболее простой способ освободить Чарли. Да, заплатить выкуп самой не представляется возможным, и все же это легче, чем тайком пересечь Полуночное море и дать Колдунье бой. Остается надеяться, что, если Локон найдет деньги или убедит короля в необходимости выкупа, Чарли вернется к ней целым и невредимым.

Скрипнули доски, и девушка поняла, что капитан вновь рядом.

– У вас красивые волосы, инспектор, – заметил он. – Цвета хорошей медовухи!

Локон захлопнула блокнот:

– Пожалуй, мне стоит удалиться в каюту.

Капитан улыбнулся. Он был из той породы людей, которые убеждены, что все женщины вокруг думают только о них. Так оно и было, вот только каждая женщина при этом мысленно надеялась, что такой человек пройдет мимо, направляясь в противоположную сторону. Капитан жестом предложил Локон вместе с ним спуститься на жилую палубу, где находились каюты.

К счастью, он оставил девушку еще до того, как ей пришлось бы его прогонять. Каюта Локон была тесной, но зато одноместной и запиралась изнутри. Локон почувствовала себя намного лучше, уединившись в замкнутом пространстве. Она налила воды в чашку с бабочкой и опустилась на койку, чтобы все хорошенько обдумать.

Теперь происходящее казалось гораздо более реальным. Неужели она действительно это сделала? Неужели покинула свой дом? И что это за странные разноцветные голуби, разговаривающие с ней человеческими голосами?

Последняя мысль была побочным эффектом яда, который капитан приказал добавить в воду в каюте девушки. К сожалению, в нашей истории нет говорящих голубей. Только говорящие крысы.

9. Крыса

Локон открыла глаза. Очнуться было чрезвычайно приятно.

Девушку сильно ободрила мысль, что удалось не умереть в первый же день приключения. Однако голова раскалывалась, а вокруг была сплошная чернота. Можно ли видеть сплошную черноту? Или это явный признак того, что ты ослеп? А слышать тишину? Ощущать отсутствие вкуса?

Судя по скрипу дерева, Локон находилась в трюме. Девушка со стоном села, затем, пошарив вокруг, нащупала решетку. Она в клетке.

– Даже не пытайся найти выход.

Вроде мужской голос, но звучит слабенько, будто кто-то взял слова и выжал из них весь сок.

– Кто здесь? – тихо спросила девушка.

– Такой же узник, как и ты. Я слышал, наверху говорили о тебе. Ты ведь инспектор?

– Да, – солгала Локон. – На королевской службе. Не могу поверить, что они осмелились напасть на меня.

Девушка вся трепетала от страха. Капитан, должно быть, разгадал ее уловку. Он вернется на Пик Диггена, вызовет настоящую инспекторшу, и план Локон пойдет прахом.

Нет. Он уже пошел прахом.

Девушка прислонилась спиной к решетке.

– Странное решение, инспектор, – взойти на борт этого корабля в одиночку. У подобных историй всегда один конец. Как ты собиралась справиться со всей командой?

– Справиться с командой? – переспросила Локон. – Что ты имеешь в виду?

– Ты что, не в курсе?

На случай, если вы сталкиваетесь с подобным впервые, поясню: за таким вопросом никогда не следует ничего хорошего.

– Это судно контрабандистов, – пояснил странный голос. – Они подделали королевское разрешение, чтобы торговать, не платя пошлин.

Локон стукнулась головой о решетку и застонала от боли.

– Контрабандисты решили, что я их подозреваю? Потому и села на корабль?

– А что, разве не в этом причина? – Собеседник засмеялся.

По крайней мере, Локон приняла за смех отрывистые хрипы, похожие на учащенное дыхание осла.

– Еще скажи, что это было чистой случайностью. Ох, бедняжка!

Локон сложила руки на груди, стоически снеся насмешку. Плюс в том, что ее не вернут на Пик Диггена и не отдадут на расправу герцогу. Скорее всего, контрабандисты просто убьют ее и избавятся от тела.

Локон твердо решила: плакать она не станет. Впасть в истерику – это же совершенно непрактично. Так что никаких слез.

Однако глаза девушки наложили вето на это решение.

– Эй! – вновь раздался странный голос. – Не горюй. Хорошо уже то, что ты сбежала со Скалы.

– Ты слышал о Скале? – спросила Локон, вытирая глаза.

Или, лучше сказать, вытирая парочку глупцов, которые решили занять себя хоть чем-то, лишь бы не видеть происходящего.

– Я как раз плыл туда, – ответил голос, – когда матросы обнаружили мое присутствие. И заперли меня в клетке.

– Что тебе понадобилось на Пике Диггена? – требовательно спросила Локон.

– Это тебя не касается, – твердо ответил собеседник. – Тут я ни в чем не уступаю сородичам – также люблю скрытность.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Локон.

– Я поясню. Только для начала прикрой глаза.

Мгновение спустя в корпусе судна возникло крошечное отверстие и в трюм хлынул свет. Локон проморгалась, убрала с глаз растрепанные волосы и принялась рассматривать помещение, в котором очутилась против собственной воли. Это была клетка, встроенная в трюм, четыре на четыре фута или чуть больше.

Возле нее, привязанная к каким-то ящикам, стояла клетка гораздо меньшего размера, и там сидела… обыкновенная черная крыса. В лапках она держала пробку, извлеченную из отверстия.

– Я стараюсь не вынимать ее без крайней необходимости, – пояснила крыса, – чтобы никто не догадался, понимаешь? Иначе клетку передвинут…

Крыса умолкла, повернувшись и взглянув на Локон, затем склонила голову набок.

– Ты чего? – спросила Локон.

Но крыса не отвечала. Было отчетливо слышно, как топают сапоги по палубе корабля, раскачивающегося на спорах. Локон подалась назад под пристальным взглядом глаз-бусинок.

– Что не так? – напряженно спросила она.

– Когда тебя тащили вниз, я не успел тебя разглядеть… Не понял, что ты такая юная. Ты не королевский инспектор.

– Просто я молодо выгляжу.

– Слишком молодо. – Крыса подобралась к стене клетки и села на хвост, наклонившись вперед и соединив крошечные ладошки.

Очень уж по-крысиному, показалось Локон.

– Ты тайком покинула остров, – заключил зверек. – Зачем, во имя всех лун, ты это сделала?

– Я уже сказала, – буркнула Локон. – Никому не хочется жить на Пике Диггена. И не нужно так пялиться. Мой план побега сработал, матросы приняли меня за инспекторшу.

– Вот только вряд ли в нем был пункт «Случайно напугать шайку контрабандистов».

Локон еще раз потерла глаза.

– Может, начнем сначала? Похоже, мы упустили главное. Не хочу показаться грубой, но ты… крыса.

– С этим не поспоришь.

– И при этом ты… разговариваешь.

– Снова верно.

– Да, но… как?

– Ртом, – ответила крыса. – Что опять-таки очевидно.

Локон закусила губу. Она не любила приставать с расспросами, а в общении с этой крысой явно поступилась принципом. Не бестактно ли выпытывать у говорящей крысы, почему она, собственно, может говорить? Сама Локон, вероятно, сильно обиделась бы, если бы с таким же вопросом кто-нибудь насел на нее.

Крыса взяла пробку и встала на задние лапки.

– Почему я умею говорить? О, это целая история. Но она не из тех, которые мне нравится рассказывать.

– Хм… – вырвалось у Локон.

– Что?

– Просто… я не привыкла слышать нечто подобное от людей.

Крыса слегка обгрызла пробку, прежде чем поднести ее к отверстию.

– Нельзя ли оставить дырочку открытой? – попросила Локон. – Хоть ненадолго?

Крыса вздохнула, потому что ей уже почти удалось затолкать пробку обратно. Но она послушно опустила затычку на пол клетки. Топот наверху усилился. Может, судно меняет курс?

– Значит, контрабандисты… – начала Локон.

– Контрабандисты, – кивнула крыса, принюхиваясь. – Меня поймали на краже съестных припасов, и пришлось выдать тайну – иначе я был бы выброшен за борт как простой вредитель. Люди решили, что говорящую крысу можно продать. Я хотел было предупредить, что вряд ли смогу рассказать нечто интересное, но потом рассудил, что неразумно давать им повод усомниться в моей ценности. – Крыса еще погрызла пробку. – Предстоит война, и сейчас каждый второй капитан – контрабандист. Прямо скажем, у тебя было мало шансов избежать встречи с кем-нибудь из них.

– Из-за войны? – перепросила Локон.

– С Колдуньей, – пояснила крыса. – Она отправляет все больше кораблей в набеги, а король наращивает свой флот, сгребает торговые суда, как малыш – конфеты. Учитывая, с какой легкостью теперь можно оказаться мобилизованным, стоит ли удивляться моральному падению многих моряков?

– Как думаешь, с ними можно договориться? – спросила Локон. – Объяснить им, что никакая я не инспекторша?

– Ого! Быстро же ты перестала ею быть.

– Я стану кем угодно, лишь бы вырваться из клетки. Мой друг попал в беду, и мне нужно его спасти.

– Друг? – переспросила крыса. – Ты сбежала из дома ради какого-то мужчины?

Локон не ответила.

– Дорогая, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него умирать. Если сумеешь выбраться отсюда, отправляйся прямиком домой, на свою Скалу.

– Он не просто какой-то мужчина, – проворчала Локон. – К тому же…

Снаружи раздался громкий хлопок, и Локон навострила уши. Подобный звук никак не ожидаешь услышать посреди океана. Что бы это могло быть?

Судьба ответила ей, прислав экспресс-доставкой пушечное ядро сквозь корпус корабля.

10. Споровщик

Пушечное ядро пробило дальний борт, пролетело через все помещение и разбилось вдребезги; мокрые осколки керамики и что-то вроде металлических бусин разлетелись по полу вперемешку со щепками. Сверху отчетливо доносились шарканье ног и крики.

– Что это? – воскликнула Локон.

Крыса забилась в угол своей клетки.

– На нас напали! – пискнула она, дрожа.

– То есть тебе видно, что происходит снаружи? – спросила Локон. – Через дырку в борту?

Ядро проделало еще одну дыру, и довольно большую, но так далеко от Локон, что через нее ничего не было видно. Зато каждый раз, когда в борт корабля ударяла волна, вторая дыра оказывалась так низко, что внутрь легко проникали споры. Вот их-то девушка видела отлично.

– Там другой корабль, – сообщила крыса. – Но я не вижу флага.

– Пираты? – предположила Локон.

– Пираты не начинают стрельбу, не потребовав у капитана настигнутого судна сдаться, – ответила крыса. – Это логично, ведь они не хотят утопить свой потенциальный приз в море спор. Должно быть, это королевский корабль. На нем сообразили, что мы контрабандисты, и решили разобраться с нами цивилизованным способом.

– Цивилизованным? – Локон попыталась перекричать очередной выстрел.

Похоже, в этот раз ядро пролетело мимо.

– Изготовить пушку может только развитая цивилизация. Или ты думаешь, что пушки где-то растут на деревьях, точно яблоки?

Каждый выстрел заставлял Локон вздрагивать, но непосредственную опасность представляли споры. Чем сильнее раскачивался корабль, тем больше их попадало в трюм, растекаясь по полу зеленой лужей. Некоторые тотчас погибали, становясь тускло-серыми, однако верхняя палуба с серебром находилась достаточно далеко, поэтому многие выживали. И медленно приближались к клетке Локон всякий раз, когда корабль взбирался на волну и кренился в соответствующую сторону.

Хотя эфирные споры иногда называют пылью, они больше похожи на мелкий песок из-за своей плотности. Поэтому парят в воздухе, как пыль, только если дует сильный ветер. Все же Локон натянула на рот воротник рубашки, с ужасом наблюдая за происходящим.

Споры подбирались к осколкам пушечного ядра – и к воде, которую оно разбрызгало по всему борту. В этот момент Локон пришлось освоить ускоренный курс тактики военных действий в споровых морях. Да, враг мог бы применять банальные металлические ядра. Однако он предпочитал метать заполненные водой керамические шары, что делало выстрел куда более интересным. (Если вы, как и я, интересуетесь необычными способами убийства.)

Наконец несколько живых спор коснулись воды.

И мгновенно начали разрастаться. Представьте себе молнию, состоящую из лоз. Они вытягивались и обвивали друг друга, чтобы очень быстро образовать кудрявый куст высотой около десяти футов. За считаные мгновения в трюме вырос целый букет лоз, отдаленно похожих на древесные; их «корни» пробивались сквозь днище, а «ветви» тянулись вверх, к палубе.

Локон невольно вообразила, как эти споры прорастают у нее во рту или в носу. Возможно, кое в чем ее представления были неверны, но в целом она не ошиблась.

Если у вас куда менее буйная фантазия, чем у Локон, поясню: все начинается с ощущения, будто чьи-то руки раздвигают вам челюсти. Затем лозы заполняют горло и, не удовлетворившись этим, проникают в легкие. Под нажимом ростков вываливаются зубы, а другие ростки, продырявив мягкое нёбо, вторгаются в носовые пазухи. Но до мозга они обычно не добираются, поэтому вы не теряете сознания, умирая от удушья, и явственно ощущаете, как лозы выпихивают ваши глаза из глазниц.

К счастью для Локон, вскоре в трюм, спотыкаясь, спустился матрос в матерчатой маске. В руках он держал фонарь и какие-то незнакомые ей снасти, в том числе странной формы ящичек под названием дозатор. (По чистой случайности таких размеров, что мог бы вместить человеческую голову.)

Матрос поднес дозатор к пробоине, затем осторожно уронил через отверстие в крышке несколько капель воды. Из передней стенки быстро вырос лист красновато-розового камня. Полупрозрачный, как мутный хрусталь, камень накрепко соединился с древесиной, закупорив отверстие.

Матрос серебряным ножом отрезал лист от ящичка. На каждом судне в мире Локон был как минимум один член экипажа, обученный обращению со спорами. Такие специалисты назывались споровщиками.

Локон с изумлением наблюдала за происходящим. Девушка слышала об этом веществе, розеите. Оно вырастало из розово-красных спор Розового моря, которое граничило с Изумрудным морем. В отличие от Багряного или Полуночного моря, Розовое было обитаемо, а это означало, что его споры не настолько смертоносны, как споры других морей. И все же девушка боялась их. Разросшиеся лозы во рту уж точно не прибавят здоровья, что уж говорить о кристаллах.

Однако матросу они явно были привычны – он ловко наложил розеит на пробоину, точно заплатку на прореху в одежде.

Споры можно использовать? В практических целях?

Урок морского военного дела плавно перешел в занятие по утилитарной экономике.

Заделав пробоину, споровщик снял с плеча еще один диковинный инструмент – шест с прикрепленной к его концу пластиной. Как только он взмахнул этой штуковиной над полом, выжившие споры стали тускло-серыми. Локон поняла, что пластина сделана из серебра.

Матрос глянул на лозу, разросшуюся посреди трюма, но, очевидно, решил, что в данный момент она не представляет опасности. Он направился к трапу, ведущему на верхнюю палубу.

– Стой! – выкрикнула Локон, схватившись за прутья передней решетки клетки. – На нас напал королевский корабль, да? По нам стреляют, не потребовав капитуляции и выкупа? Хотят разделаться с контрабандистами?

– Молись, чтобы они этого не сделали! – процедил матрос. – Иначе тоже попадешь под раздачу, инспектор ты или нет.

С этими словами он сделал жест, будто выплескивает в сторону девушки воду, что на их планете считалось весьма грубым.

– Так я о том и говорю! – воскликнула Локон. – Если они узнают, что на борту королевский инспектор, думаешь, не прекратят метать ядра?

Споровщик смерил девушку долгим взглядом, а затем поспешно достал ключ от ее клетки.

11. Вор

Зрелище, открывшееся глазам Локон, когда та вышла из трюма, могло бы напугать дракона. Враждебный корабль находился гораздо ближе, чем ей представлялось, – даже можно разглядеть матросов на его палубе.

У вражеского корабля было две пушки: одна находилась на носу, другая на корме. Возможно, вы слышали истории о больших парусных суднах с дюжиной пушек по каждому борту. Однако в мире Локон столь тяжеловооруженных кораблей не водилось; многие имели лишь одну пушку на круговой станине. Обычно за нее отвечал специальный матрос, канонир.

На носу «Мечты Ута» также стояла маленькая пушка. Но в данный момент корабль контрабандистов сильно накренился, выполняя маневр уклонения, и не мог вести огонь.

Локон понятия не имела о мореходных качествах кораблей; она просто с отвисшей челюстью наблюдала за тем, как вражеский корабль подошел еще ближе и выстрелил из носового орудия. Ядро упало, чуть не долетев до середины правого борта. В отличие от ядра, которое пробилось в трюм, это взорвалось при соприкосновении с поверхностью моря, расплескав вокруг свою водяную начинку.

Тотчас буквально в нескольких дюймах от Локон выросло очередное дерево из лоз, сплетя ветви в тугой клубок, запутанный куда хитрее, чем любовные похождения библиотекаря (уж поверьте, библиотекари – чрезвычайно странный народ), и продолжало расти, извиваясь и закручиваясь все пуще. Лозы напомнили Локон ее собственные волосы, которые приходилось распутывать с помощью щетки каждое утро.

Узловатые ветви карабкались по корпусу судна, цепляясь за его планшир. Натыкаясь на серебро, они моментально серели, умирали, подобно спорам, но не выпускали корабль из своей хватки. Так что даже без прямого попадания «Мечте Ута» не поздоровилось бы – вскоре лозы разорвали бы ее на части. И количество серебра на палубе не играло никакой роли. Впрочем, если лозы и не растерзают судно, то пригвоздят к месту, превратив в легкую добычу.

Матросы набросились на них с топорами, чуть не сбив Локон с ног.

– Почти попали! – прокричал капитан рулевому. – Продолжай уклоняться, Густаль! – Капитан находился в двух шагах от Локон, и девушку аж затошнило от его зловонного дыхания, когда он повернулся к споровщику. – Дорп, зачем, во имя всех лун, ты привел сюда эту бабу?

– Она как-никак королевский инспектор, капитан. – Дорп кивнул на Локон. – Вот я и подумал: может, они перестанут нас топить, когда увидят ее!

На лице капитана злость сменилась возбуждением.

– Дорп, это первая здравая мысль за все то время, что ты служишь на моем корабле! Тащите ее на шканцы. Да повыше поднимите, – может, и впрямь эти канальи прекратят палить.

Локон перенесла неучтивость, оказанную ей командой, со всем достоинством, на какое только была способна. Вскоре она уже стояла на краю юта, размахивая всем, что у нее было, в надежде, что красный камзол королевского инспектора по досмотру груза убедит противника прекратить военные действия.

К сожалению, противник либо не замечал, либо не желал замечать инспектора. Очередное ядро пробило стенку квартердека и устроило жуткий беспорядок в капитанской каюте.

Споровщик грязно выругался.

– Глупая была затея, – проворчал он, направляясь к сходному люку и увлекая за собой Локон.

Он должен был проверить, не появилось ли новых дыр в бортах, а также вернуть пленницу в клетку. Однако не успели они добраться до трюма, как корабль резко накренился.

Локон оступилась и рухнула ничком, прямо в мертвые споры. Она тотчас взвилась на колени и в ужасе трясущимися руками смахнула споры с лица. Что, если среди них остались живые?

Споровщик отпустил ворот рубашки, за который тащил Локон.

– О нет! – повернувшись, воскликнул он. – Нет, только не это!

Корабль тихо стонал, замедляя движение, и вскоре остановился. Воцарилась тишина. Даже шаги на палубе смолкли – Локон не сразу поняла, что произошло. Кипение прекратилось.

Корабль все равно что сел на мель посреди моря. Пока потоки воздуха, разжижающие споры, не возобновятся, он никуда не двинется. Ловушка захлопнулась.

– О нет-нет-нет! – запричитал споровщик.

И бросился вверх по трапу, напрочь забыв про Локон.

Девушка почти сразу поняла причину его паники. Дуло вражеской пушки смотрело прямо на «Мечту Ута», стоящую на месте.

Секундой позже ядро врезалось в корму, проделав здоровенную дыру. Локон закричала и прикрыла голову руками, когда второе ядро пролетело прямо над ней и упало в носу судна, не разлетевшись на осколки.

Локон съежилась на полу, ожидая следующего выстрела. Однако вскоре ужас сменился столь свойственной ей практичностью. Девушка стряхнула со спины щепки и выглянула наружу через новую дыру в корпусе. Вражеский корабль так же мертво стоял на месте лишь в нескольких сотнях футов от «Мечты Ута».

Море сделалось плотным, как песчаная дюна. Оно состояло из смертоносных спор, но по нему можно было идти. И хотя люди на другом корабле тоже могли оказаться враждебно настроенными по отношению к Локон, насчет экипажа «Мечты Ута» сомневаться не приходилось – он-то уж точно настроен отнюдь не дружелюбно.

Решение пришло довольно скоро. Локон вскочила на ноги и, протиснувшись мимо сплетения лоз, занимавшего бо́льшую часть трюма, направилась к большой дыре.

– Берегись! – крикнула крыса сзади, и в то же мгновение что-то тяжелое свалилось сверху прямо на девушку.

Это споровщик, разгадав замысел Локон, спрыгнул с разбитого трапа и схватил ее за рукав.

– А ведь и вправду неплохая идея, – тихо произнес он. – Ты отдашь мне камзол, а я уговорю этих типчиков сохранить мне жизнь.

Споровщик принялся стягивать с Локон камзол, а она в отчаянии зашарила по полу в поисках чего-нибудь тяжелого. Наконец под руку подвернулся какой-то металлический предмет, и она без колебаний ударила матроса по голове. Тот рухнул, как бегун, выигравший тяжелую гонку на пределе сил.

Хрипя, Локон отдышалась и посмотрела на предмет в своей руке.

Оловянная чашка.

Ее чашка.

«Ха! – подумала она. – Все-таки я в тебе не ошиблась».

Девушка осмотрелась и обнаружила поблизости кое-что из своих пожитков, а также разные прочие вещи, которые разбросало по трюму взрывом. Она вскрикнула, когда пушечное ядро попало в корабль где-то наверху и несколько человек заорали.

Локон схватила свою сумку с чашками, затем, спотыкаясь, подошла к крысиной клетке.

– Чуть про тебя не забыла, – сказала она. – Прости, пожалуйста.

– С людьми это случается сплошь и рядом, – отозвался зверек. – А какими эпитетами вы награждаете грызунов…

– Приготовься, – сказала Локон. – Мне нечем разрезать прутья клетки, так что…

Взмахнув оловянной чашкой, девушка со всей силы ударила по металлическому замку.

Крыса высунула острую мордочку, затем прыгнула на руку Локон и вскарабкалась ей на плечо. Осуждать ее девушка не собиралась: весь пол усыпан спорами, так что вполне естественно желание забраться как можно выше.

– Меня зовут… – Крыса закашлялась. – Меня зовут… Хак. Выговорить настоящее имя почему-то не получается, ну да ничего, и так сойдет.

– Оно на крысином языке, непереводимое на человеческий?

– Вроде того, – кивнула крыса.

Локон продолжила путь к большой пробоине.

– А тебя как зовут?

– Локон, – коротко ответила девушка.

– Так что же, Локон, – спросил Хак, – ты намерена совершить очередной абсолютно безумный поступок?

– К сожалению, это становится лейтмотивом моей жизни.

С этими словами девушка ступила на споры.


12. Капитан Ворона

Под ногами захрустели споры.

Локон старалась дышать медленно и неглубоко. Даже натянув ворот рубашки аж на нос, она чувствовала себя незащищенной. Чтобы ее убить, хватит и одной-единственной споры.

Очередное ядро просвистело над головой девушки, пробив борт. Однако Локон продолжала шагать – очень осторожно, чтобы не подбрасывать споры. А еще приходилось учитывать, что в любой момент из отверстия в дне океана может вырваться струя воздуха, и это опять же будет означать немедленную смерть.

– Ну и зрелище! – ахнул Хак, сидя на плече девушки.

Локон осторожно посмотрела назад. Над «Мечтой Ута» кружила стая чаек. И на то была причина: несколько матросов получили ранения в результате последнего попадания, а один свалился за борт.

Бедняга бился в истерике, разбрызгивая кровь по спорам, которые тотчас расцветали лозами, цеплявшимися за борт подобно щупальцам гигантского спрута. Несчастный матрос исчез в этом буйстве, но его крики по-прежнему доносились будто из-под толщи земли – чем сильнее давили лозы, тем больше крови лилось в ненасытный океан. Чайки пикировали, с явным удовольствием атакуя растения. Что бы это значило?

Локон вновь повернулась к вражескому кораблю и продолжила путь – шаг за шагом. Из трюма ей казалось, что второе судно находится совсем близко, однако здесь, под открытым небом, расстояние до него представлялось непреодолимым.

– Я никогда прежде этого не делал, – посетовал Хак. – В смысле, никогда не ходил пешком по спорам.

– Я тоже. – Локон пыталась дышать ровно, хотя сердце неистово колотилось.

Продолжать! Двигаться! Вперед!

– Не хочу тебя пугать, – заговорил Хак, – но мне кажется, что кипение вот-вот возобновится…

Локон кивнула. Она знала, как это бывает. Через каждые сутки-двое возникает длительная, на несколько часов, пауза; океан полностью затихает. Он может не бурлить и целый день, но такое случается редко.

Обычно паузы в жизни океана продолжались лишь несколько минут. Как у певца, набирающего воздух перед очередным куплетом.

Локон попыталась ускорить шаг, но идти по спорам было чрезвычайно трудно. Девушка то и дело оступалась, и только лунам ведомо, почему в этот раз она зашнуровала башмаки недостаточно туго. Локон чувствовала, как споры проникают в обувь, проскальзывают между волокнами носков и трутся о кожу.

Сколько пота нужно, чтобы одна из них взорвалась?

Просто продолжай двигаться.

Шаг. Еще один. И еще.

Локон услышала хруст за спиной и оглянулась. Один из контрабандистов понял ее замысел и тоже поспешил к вражескому кораблю. Споры разлетались из-под его ног во все стороны. Локон напряглась всем телом, боясь, что…

Хрясь!

Из глаз несчастного матроса вырвался пучок лоз. Они упали и принялись извиваться; вокруг сразу же выросло еще несколько кустов. Локон продолжила путь, но тут еще один матрос прошел мимо нее уверенной походкой. Он двигался со скоростью, намного превышавшей разумные пределы.



Локон поняла, что им с Хаком удалось преодолеть полпути до вражеского корабля.

– Прошу, Изумрудная луна! – взмолилась девушка. – Пожалуйста, еще чуточку времени.

Локон уже хорошо различала врагов. Они собрались на баке, оставив орудия без прислуги. В обстреле больше не было нужды. Корабль контрабандистов разваливался вдалеке под натиском лоз, что выросли из спор, смоченных кровью упавшего за борт бедолаги.

Локон чувствовала на себе взгляды матросов. На самом носу корабля была отчетливо различима зловещая фигура в шляпе с длинным черным пером. Вдруг кто-то поднял длинный мушкет и направил его на Локон.

Мушкет дрогнул, и через долю секунды раздался хлопок. Матрос, быстро шагавший к кораблю, рухнул, и кровь из его раны запустила новый жуткий фонтан вьющихся лоз.

Локон остановилась, ожидая второго выстрела. Однако его не последовало, и девушка вновь пошла вперед. Пути назад не было – там бы ее ждала неминуемая смерть.

Все тело было напряжено, как до отказа натянутая тетива лука. Вот-вот снова громыхнет мушкет, или земля задрожит под ногами, или спора попадет в нос или глаз.

Когда девушка наконец вступила в тень корабля, она испытала громадное облегчение – как будто убрали нож, который продержали приставленным к горлу целую вечность.

Матросы, собравшиеся у фальшборта, смотрели на нее сверху. Ни на ком Локон не заметила королевской формы; правда, одежду человека, стоявшего в середине ряда, разглядеть не удалось, поскольку прямо за его спиной горело солнце. А лицо скрывалось в тени шляпы с черным пером.

Матросы безмолвствовали. Они не предложили Локон подняться на борт, но и не застрелили ее. Девушке ничего не оставалось, как привязать к поясу сумку с чашками и поискать способ взобраться наверх. Но корпус был изготовлен из гладкого коричневого дерева, и после нескольких тщетных попыток Локон убедилась, что залезть по нему невозможно.

– Прости меня, Локон, – сказал Хак. – Боюсь, я ошибся – они не похожи на людей короля.

Девушка на мгновение задумалась, затем тщательно, чтобы не осталось ни единой споры, вытерла палец и поднесла ко рту. Плюнув на ноготь, девушка глубоко вздохнула и стряхнула слюну.

В нескольких футах от нее ожили споры, породив среднего размера деревце из лоз, которые, обвивая друг друга, потянулись к небу. Локон схватилась за лозу, оказавшуюся прочной и жесткой, как канат, и полезла.

– Правильно, молодчина! – подбадривал девушку Хак. Он шмыгнул с ее плеча на лозу чуть повыше той, по которой взбиралась Локон. – Давай поторапливайся!

Сил хватило ровно на то, чтобы взобраться футов на десять и оказаться напротив иллюминатора. Хак вернулся на плечо к Локон, как только она ухватилась за опору. Отсюда ей удалось прочитать название корабля, написанное золотой краской: «Воронья песнь».

Несколько матросов со смехом обсуждали потуги Локон, преодолевавшей последние футы. Споры потоком падали с ее башмаков, пока она висела, пытаясь зацепиться ногой за узкий козырек, идущий вдоль борта под иллюминаторами.

– Вот оно! – пискнул Хак. – Прислушайся.

Локон уловила низкий гул, от которого завибрировал весь корабль. Мгновение спустя толща спор заколыхалась, там и тут сквозь нее прорывались струи воздуха. Корабль накренился, и Локон едва не сорвалась. По палубе разнесся приказ ставить паруса.

Лестница из лоз ушла обратно, ее поглотил внезапно оживший океан. Локон оглянулась на «Мечту Ута» – та накренилась, затем перевернулась кверху килем и наконец затонула под напором обвивших ее лоз.

Новый куст вырос на месте исчезнувших под спорами обломков. Последние члены экипажа страшно закричали, отдавая свою воду океану, и чайки бросились врассыпную. Вражеский корабль с висевшей на его борту Локон проплыл мимо места крушения. Только три моряка еще боролись за жизнь: двое цеплялись за обломки, один сидел в маленькой спасательной шлюпке. Все трое обмотали шарф вокруг головы, закрыв им рот, и крепко зажмурились.

Грянули выстрелы, убив тех двоих, что цеплялись за обломки. Однако почему-то человека в шлюпке было решено оставить в живых. Единственного из всей команды контрабандистов свидетеля первого неудачного плавания Локон.

Девушка продолжала висеть на корпусе «Вороньей песни». Ее пальцы пылали от боли, ныли мышцы рук. Но не на что было опереться ногами. Локон сомневалась, что ей хватит сил или ловкости перелезть через планшир, если вообще удастся до него дотянуться.

Периодически кто-нибудь заглядывал через борт и сообщал товарищам, что девица еще не сверзилась.

Еще не сверзилась…

Еще не сверзилась…

– Хак, давай, – прошептала Локон. – Ты же крыса; тебе нетрудно взобраться.

– Сомневаюсь, – отозвался Хак.

– Ты можешь хотя бы попытаться.

– Факт. Попытаться могу…

Однако они продолжали висеть, как казалось Локон, целую вечность. И вдруг девушка поняла, что вот-вот сорвется. Пальцы скользкие, мышцы вопят от боли…

Рядом о доски стукнулась веревка. Девушка оцепенело уставилась на нее, гадая, хватит ли сил взобраться. Решив, что их совсем не осталось, она просто схватилась за веревку и повисла.

К счастью, та вскоре пришла в движение – несколько матросов дружно тянули Локон наверх. Наконец очень крупный мужчина с черными волосами, заплетенными в дреды, ухватил ее под мышки, а затем бросил на палубу. Последние споры на одежде девушки посерели, убитые серебром «Вороньей песни».

– Капитан Ворона позволила вытащить тебя, если продержишься пятнадцать минут, – пояснила женщина невысокого роста. – Не верится, что ты справилась. Ты сильная.

Локон закашлялась, корчась на палубе. Потом села и обхватила себя измученными руками. Всего лишь пятнадцать минут? Казалось, прошло несколько часов.

– Я не сильная, – хрипло возразила Локон. – Просто упрямая.

– Еще лучше.

Хак благоразумно промолчал, хоть и щелкнул зубами на матроса, попытавшегося схватить его за хвост.

– Кто вы такие? – обратилась Локон к своим спасителям. – Люди короля? Приватиры?

– Ни те ни другие, – ответил матрос. – Мы скоро поднимем флаг в цветах короля, но это будет притворство. Дуг шьет нам настоящий флаг; в следующий раз у нас над головой будет виться черное на красном.

Черное на красном? Значит, пираты. Интересно, попасть к пиратам после контрабандистов – это вверх по карьерной лестнице или вниз? И почему они потопили корабль, не обчистив его хорошенько?

Сквозь толпу матросов протиснулась смуглая коренастая женщина – судя по плюмажу на шляпе, капитан «Вороньей песни». Ворона обладала резкими чертами лица и хмурым взглядом глубоких как океан глаз. Я знавал похожих на нее людей. Она была чересчур сурова. Переполнена злостью. Словно это лишь набросок человеческого существа, в который время еще не добавило смягчающих черт вроде юмора или милосердия.

– За борт ее, – приказала капитан.

– Но ты же сама разрешила ее поднять! – возразила невысокая женщина.

– Я разрешила, вы подняли. А теперь – за борт!

Никто не кинулся выполнять приказ. Все матросы стояли неподвижно.

– Гляньте, какая она тощая, – процедила капитан. – Инспектор? Знавала я парочку инспекторов… Они стали инспекторами в поисках легкой жизни. Им неизвестно, что такое настоящий труд, а бездельникам не место на «Вороньей песни».

Пиратам речь капитана явно показалась неубедительной. Интересно, почему им не все равно? Однако их нерешительность давала Локон шанс. Преодолев смертельную усталость и сильнейшее головокружение, девушка встала на колени, взяла замеченное поблизости ведро со щеткой и принялась методично, насколько позволяли измученные руки, драить палубу.

Капитан Ворона молча смотрела на нее. В повисшей над палубой тишине отчетливо слышалось шипение спор и ерзанье щетки: вжих-вжих.

Наконец, сняв с пояса флягу, капитан сделала большой глоток. Фляга была отменная, обшитая кожей с тисненым узором из перьев. Даже в полуобморочном состоянии Локон по достоинству оценила эту посудину.

Вскоре Ворона спустилась с бака, не повторив последнего распоряжения. Пираты разошлись по своим постам.

Девушка продолжала драить палубу, а Хак шептал ей на ухо слова поддержки. Локон работала допоздна, и лишь окончательно выбившись из сил, она заползла в уголок, свернулась калачиком и уснула.

Загрузка...