Ложь, наглая ложь и статистика. Приемы, которые помогут видеть правду за цифрами - читать онлайн

Правило первое Прислушайтесь к голосу сердца

Абрахам Бредиус был не из тех, кого легко провести. Этот искусствовед и коллекционер был самым крупным специалистом по голландским мастерам и в первую очередь по Яну Вермееру, живописцу семнадцатого века. В 1880-е годы молодой Бредиус прославился тем, что выяснил, что несколько картин, приписываемых Вермееру, на самом деле были созданы другим художником. В 1937 году ему было 82 года, и на закате своих дней он наслаждался последними лучами славы. Он только-только выпустил книгу, в которой идентифицировал две сотни подделок и подражаний под Рембрандта. Книга получила прекрасные отзывы².

Именно тогда на виллу Бредиуса в Монако заглянул симпатичный адвокат по имени Джерард Бун. Бун хотел узнать, что Бредиус думает о недавно найденной картине, «Христос в Эммаусе», которую, как полагали, написал сам Вермеер. Старик был потрясен. Вот какое заключение получил Бун «Эммаус» – не просто картина Вермеера. Это лучшая его работа.

Вскоре после этого Бредиус писал в журнальной статье: «Перед нами – не побоюсь это слова – шедевр Яна Вермеера Дельфтского. Картина сильно отличается от остальных его работ, но это Вермеер целиком и полностью».

«Когда мне показали этот шедевр, я не смог сдержать эмоций», – отметил Бредиус и почтительно добавил, что работа ongerept, то есть, по-голландски, девственно чистая и непорочная. Забавно, что он именно так выразился: трудно представить себе более «порочную» картину, чем «Эммаус». Это была дрянная подделка, накаляканная на старом холсте и лакированная бакелитом всего за несколько месяцев до того, как ее показали Бредиусу.

Но не один лишь Бредиус попался на крючок этой грубой мистификации – она одурачила всех специалистов по голландскому искусству. Вскоре «Христа в Эммаусе» продали роттердамскому музею Бойманс за 520 000 гульденов. В пересчете на сегодняшний курс это около 10 миллионов фунтов стерлингов. Бредиус сам пожертвовал деньги на покупку.

«Эммаус» стал главной достопримечательностью Бойманса. К нему стекались восхищенные толпы. Про него писали хвалебные отзывы. Вскоре на свет Божий выплыли еще несколько картин в том же стиле. Поскольку первую подделку признали работой великого мастера, то и остальные подделки без труда сошли за настоящие его работы. Не все приняли их за чистую монету, но, как и в случае с «Эммаусом», тех, кого надо, они одурачили. Эти картины аутентифицировались критиками, их выставляли в музеях, коллекционеры покупали их за баснословные деньги – в общем, в пересчете на сегодняшние деньги, более чем за 100 миллионов фунтов. Даже если брать только финансовую сторону вопроса, это была грандиозная подделка.

Но дело было не только в деньгах. Специалисты по голландскому искусству почитали Вермеера как одного из величайших художников всех времен и народов. Он работал в основном в 1660-х, но знаменитым стал только в конце 1800-х. Сохранилось менее 40 его работ. А теперь за несколько лет появилось с полдюжины картин его кисти. Это было крупное событие для ценителей искусства.

Это событие также должно было вызвать ряд подозрений, но этого не случилось. В чем же дело?

Не пытайтесь найти ответ в самих картинах. Если сравнить первую подделку, «Эммаус», с настоящим Вермеером, трудно понять, как она хоть кого-то обвела вокруг пальца – а уж тем более такого знатока, как Абрахам Бредиус.

Вермеер был настоящим гением. Самая известная его картина – «Девушка с жемчужной сережкой». Это наполненный светом портрет молодой женщины: соблазнительной, невинной, влюбленной и испуганной – и все это в одно и то же время. По мотивам картины был написан роман и снят фильм со Скарлетт Йоханссон в роли безымянной девушки. «Молочница» – простая домашняя сценка, которая возвышается над уровнем быта благодаря тому, как изображены детали, к примеру, медный чайник и свежеиспеченный хлеб, который так и хочется съесть. А есть еще «Женщина, читающая письмо». Она стоит, освещенная лучами из невидимого окна. Может быть, она беременна? Мы смотрим на нее в профиль: она прижимает письмо к груди, глаза опущены. Есть в этом поразительная неподвижность – чувствуешь, что она затаила дыхание, проглядывая письмо в поисках новостей. И зритель не может не затаить дыхание. Настоящий шедевр.

А «Христос в Эммаусе»? По сравнению с вышеописанными работами эта неуклюжа и статична. Нельзя даже сказать, что она похожа на второсортную подделку под Вермеера. Она вообще не похожа на Вермеера. Это не ужасная, но и не блестящая работа. Если сравнить ее с Вермеером, она выглядит уныло и грубо. И, несмотря на это, весь мир попался на удочку этой подделки и ряда других. Если бы не безрассудность и неудачливость их создателя, кто знает – может быть, мы и сегодня думали бы, что они написаны Вермеером.

В мае 1945 года в Европе закончилась война. Два представителя «Союзнической комиссии по искусству» постучались в дверь дома 321 по улице Кейзерграхт в одном из лучших районов Амстердама. Их встретил симпатичный человечек по имени Хан ван Мегерен. В юности он был знаменит как художник, но слава его долго не продержалась. Теперь он был человеком средних лет, с обмякшим подбородком и поседевшими волосами, разбогатевший благодаря торговле искусством.

Но, видимо, он неудачно подбирал клиентов, потому что члены комиссии предъявили ему нешуточное обвинение. Они считали, что ван Мегерен продал недавно обнаруженный шедевр Вермеера, «Женщину, уличенную в измене», немецкому нацисту. И не кому-нибудь, а правой руке Гитлера, Герману Герингу.

Ван Мегерена арестовали по обвинению в измене. Он яростно отрицал это, надеясь при помощи блефа вернуть себе свободу. Раньше напористость и быстрая речь выручали его в любой неприятной ситуации, но в этот раз было иначе. Прошло всего лишь несколько дней с момента его заключения под стражу, и он сломался. Он признался – но не в измене, а в преступлении, которое ошеломило и Нидерланды, и весь мир искусства.

Ван Мегерен признался, что написал не только картину, найденную у нацистов, но и «Христа в Эммаусе» и еще ряд псевдовермеерских картин. Мошенничество открылось не потому, что кто-то понял, что это подделки, а потому, что мошенник сам вывел себя на чистую воду. И его можно понять. За продажу нацистам бесценного шедевра Вермеера можно и на виселицу отправиться, а продать Герману Герингу подделку – не просто простительно, но и в каком-то смысле достойно восхищения.

Но все же – почему такая грубая подделка обманула такого эксперта, как Абрахам Бредиус? И почему книга о статистике начинается с истории, в которой нет ни одной цифры?

На оба этих вопроса ответ один: пытаясь разобраться в окружающем нас мире, следует иметь в виду, что чувства могут сыграть со знаниями дурную шутку. Когда Бредиус писал, что «не смог сдержать эмоций», он, увы, был прав. Ни в знаниях, ни в опыте ему не было равных, но ван Мегерен смекнул, как сделать так, что эти знания и опыт обернутся против Бредиуса.

Рассказ о том, как ван Мегерену удалось обмануть Бредиуса, – не просто забавный курьез из истории искусства. Он позволяет понять, почему мы покупаем ненужные вещи, выбираем неподходящих романтических партнеров и голосуем за политиков, недостойных нашего доверия. Кроме того, это объясняет, почему мы так часто верим статистическим выкладкам, которые, если призадуматься хоть на секунду, не выдержат никакой критики.

Ван Мегерен не был гениальным художником, но он интуитивно понял кое-что о природе человека: иногда нам хочется, чтобы нас обманули.

Мы еще вернемся к причине провала Абрахама Бредиуса. Пока что скажем лишь, что его исключительные познания в творчестве Вермеера послужили не достоинством, а недостатком. Увидев «Христа в Эммаусе», Бредиус испытал бурю эмоций – это-то и привело к поражению. Эта ловушка подстерегает всех и каждого.

Цель этой книги – помочь вам разобраться в статистике. Помимо всего прочего, это означает, что мне надо помочь вам разобраться в самих себе. Можно иметь глубочайшие знания по статистике и все же поверить тому, во что верить не следует, и отмахнуться от фактов, к которым лучше прислушаться. Когда вы оцениваете статистические утверждения, нужно, чтобы ваши знания дополнялись способностью контролировать эмоции.

В каких-то случаях об эмоциях беспокоиться не приходится. Допустим, я вам скажу, что расстояние от Земли до Марса – больше 50 миллионов километров. Мало кто пламенно верит в что-либо, связанное с этим расстоянием, так что вы сможете сразу начать задавать разумные вопросы.

К примеру: 50 миллионов километров – это много? (Порядочно. Это более чем в 100 раз дальше расстояния от Земли до Луны. Впрочем, другие планеты находятся на гораздо большем расстоянии). Погодите-ка, а разве Марс не находится на своей собственной орбите? А если так, не значит ли это, что расстояние между Землей и Марсом постоянно меняется? (Да, именно так. Минимальное расстояние между двумя планетами – чуть больше 55 миллионов километров, но иногда Марс отстоит от Земли на более чем 400 миллионов километров.) Поскольку это заявление не вызывает никакой эмоциональной реакции, которая могла бы сбить вас с толку, вы сразу же приступаете к процессу анализа и оценки.

Если же дело касается эмоций, то анализом и оценкой заняться сложнее, что мы и увидели в истории про курильщиков и статистику случаев рака легких. Психолог Зива Кунда пришла к похожему выводу в ходе лабораторного эксперимента. Она дала испытуемым статью, автор которой доказывал, что женщины, которые пьют кофе или иным способом потребляют кофеин, могут иметь повышенный риск образования кисты груди. Эта статья показалась убедительной большинству испытуемых. За исключением женщин, которые пьют кофе⁴.

Мы без труда находим причину отвергнуть факты, которые нам не по душе. И наоборот: если информация подтверждает то, во что мы и раньше верили, мы с меньшей вероятностью станем выискивать в ней ошибки.

Чем сильнее эмоциональная реакция, тем сложнее сохранить ясную голову. Представьте, например: врач сказал, что вы больны редкой формой рака, и посоветовал вам не читать ничего по этому поводу. А вы, допустим, проигнорировали совет врача, изучили научную литературу и узнали, что в среднем такие пациенты живут только восемь месяцев.

Именно это случилось со Стивеном Джеем Гульдом. Он был замечательным палеонтологом и автором научных работ, и было ему тогда 40 лет. В своем знаменитом эссе он писал так: «Я сидел минут 15 в полном шоке…» Можете себе представить, как он себя чувствовал. Жить осталось восемь месяцев. Жить осталось восемь месяцев. Жить осталось восемь месяцев. «Но потом, слава тебе Господи, мозг снова включился»⁵.

Когда мозг включился, Гульд понял, что ситуация, может быть, и не такая уж безнадежная. Восемь месяцев – это не максимальный срок, а срединное значение выборки, то есть половина больных живет дольше. А некоторые, может быть, и сильно дольше. У Гульда были все шансы: он был достаточно молод, рак был еще в ранней стадии, и он будет как следует лечиться.

Когда врач старался оградить своего пациента от научной литературы, он действовал из благих побуждений. Многие готовы на все что угодно, лишь бы не узнать информацию, которая может оказаться неприятной. В другом эксперименте у студентов взяли анализ крови, а потом рассказали про то, как опасен герпес. Им сказали, что кровь будут тестировать на вирус герпеса. Герпес не лечится, но с ним можно жить, и, если соблюдать ряд предосторожностей, можно избежать его передачи сексуальным партнерам. В общем, неплохо было бы знать, есть у тебя герпес или нет. И все же значительный процент испытуемых – каждый пятый человек – не только предпочли не узнавать, болеют ли они герпесом, но готовы были даже неплохо заплатить, чтобы их кровь не подвергали анализу. Они сказали исследователям, что не готовы к такому стрессу⁶.

Экономисты, специализирующиеся на поведении, называют это «эффектом страуса». К примеру, когда акции падают, инвесторы с меньшей долей вероятностью отправятся проверять свои онлайн-счета⁷. Ну не бред ли это? Если вы используете информацию о ценах акций, чтобы понять, как распоряжаться своими инвестициями, нужно интересоваться ими и в плохие времена. Если этого не делать, какой вообще смысл проверять свой счет? И какой смысл тогда постоянно проверять свой счет, когда акции растут?

Когда мы оцениваем важную для нас информацию, справиться с эмоциями бывает нелегко – не в последнюю очередь потому, что эмоции могут нас увести не в ту сторону. Гульд понял, что из-за первоначального шока он не мог как следует рассуждать, – но потом, когда забрезжил луч надежды, как он мог убедиться, что это не отрицание ситуации? Никак. Позже стало ясно, что это было не отрицание: он прожил еще 20 лет и умер по иной причине.

Я не призываю вас отказаться от эмоций и хладнокровно обрабатывать статистические данные. Для того чтобы вернее оценить ситуацию, часто достаточно просто отметить и учесть наше эмоциональное состояние. Не нужно сверхчеловеческих усилий по контролированию эмоций – нужно просто завести хорошую привычку задавать вопросы: как я себя чувствую, узнав это? Тревожусь, злюсь, боюсь? Может быть, я в отрицании и отчаянно пытаюсь опровергнуть эту информацию?

Я и сам работал над этим навыком. Несколько лет назад я перепостил график, который демонстрировал резкий рост сторонников однополых браков. Эта тема вызывает у меня интерес, и я хотел поделиться новостями. Я задержался, только чтобы проверить, что график вроде бы напечатан в уважаемой газете, – и сделал репост.

Первый ответ: «Тим, а ты посмотрел на оси?» У меня внутри все оборвалось. Посмотри я на этот график какие-нибудь лишние пять секунд, и я заметил бы, что он не верен: шкала времени была искажена, чтобы создать впечатление быстрого роста. Да, график показывал, что число сторонников однополых браков растет, но мне нужно было не репостить его, а сохранить в папочку «неправильная визуализация данных». Эмоции одержали надо мной верх.

Я и теперь делаю подобного рода ошибки – но, надеюсь, не так часто.

Я совершенно точно стал осторожнее, и теперь я чаще замечаю это поведение у других. А так вели себя очень многие в первые дни пандемии, когда полезная, на первый взгляд, информация распространялась быстрее самого вируса. Был один такой текст – им делились в соцсетях и по электронной почте, – автор которого с небывалой уверенностью объяснял, как отличить Covid-19 от простуды, вселял в людей надежду, сообщая, что в теплые дни вирус погибнет, и делился своей ошибочной теорией, что нужно избегать холодной воды, а теплая якобы убьет любой вирус. Этот пост иногда приписывали «дяде моего приятеля», иногда «руководству Стэнфордской больницы», а то и просто какому-то невинному и ни о чем не подозревающему врачу-педиатру. Что-то в нем было верно, но в целом это были домыслы и заблуждения. И все равно разумные в обычное время люди вновь и вновь репостили этот текст. Почему? Потому что они хотели помочь другим людям. Они не могли понять, что к чему, им попались на глаза вроде бы полезные советы – и им казалось, что они обязаны ими поделиться. Желание вполне естественное, намерения благие – но поступок отнюдь не разумный⁸.

Прежде чем повторять какой-бы то ни было статистический факт, я прежде всего пытаюсь понять, какие чувства он у меня вызывает. Не то чтобы этот способ работает бесперебойно, но он безвреден, а зачастую очень полезен.

В 2011 Гай Майраз, в те годы – специалист по поведенческой экономике в Оксфордском университете, – провел исследование того, как люди выдают желаемое за действительное⁹.

Майраз показал испытуемым графики, на которых цена товара то росла, то падала. На самом деле это был фрагмент из старых биржевых новостей, но Майраз говорил, что на графиках изображены недавние изменения цены зерна. Он попросил каждого участника предсказать, что будет дальше с ценами, и пообещал награду, если их пророчества сбудутся.

Но, кроме того, Майраз разделил испытуемых на две группы. Половине сказали, что они будут «фермерами», для которых рост цен на зерно означает дополнительный доход. Остальные были «пекарями», которых ждал бонус в случае, если зерно будет дешевым. Выходит, что испытуемые могли заработать дважды: сначала за правильный прогноз, а затем, если повезет, за то, что цена изменилась в соответствующую сторону. Но Мавраз обнаружил, что перспектива заработать, если им повезет, повлияла на прогноз. Фермеры надеялись, что цены на зерно вырастут, а также предсказывали, что это произойдет. Надежды и предсказания пекарей были прямо противоположны. Это классический случай принятия желаемого за действительного, когда надежда влияет на рассудок.

Экономисты Линда Бэбкок и Джордж Левенштейн провели другой эксперимент: испытуемым дали показания с реального судебного процесса об аварии с мотоциклом. Им в случайном порядке приписали роли: кто-то стал адвокатом истца (утверждавшим, что потерпевший мотоциклист должен получить за свои убытки 100 000 долларов), а кто-то – адвокатом защиты (утверждавшим, что дело надо закрыть или же значительно снизить выплаты).

Испытуемым пообещали денежное вознаграждение, если они убедительно представят дело со своей стороны и смогут добиться выгодной сделки с другой. Кроме того, им пообещали дополнительный бонус, если они верно угадают, каково было решение судьи на самом деле. Прогнозы не должны были влиять на их «роли», но и в этом случае их рассуждения напрямую зависели от их надежд¹⁰[4].

Психологи называют это «мотивированной аргументацией». Мотивированная аргументация означает, что наши взгляды на тот или иной предмет преломляются – замечаем мы это или нет – через призму нашей цели. Когда мы смотрим футбольный матч и команда противника нарушает правила, мы это замечаем, но огрехи нашей команды остаются вне поля нашего зрения. Мы с большей вероятностью заметим что-то, если мы хотим это заметить¹¹.

Возможно, самый удивительный пример этого феномена – люди, которые отрицают, что ВИЧ, вирус иммунодефицита человека, вызывает СПИД. Некоторые говорят, что и ВИЧ-то выдумка, но в любом случае такой подход означает отказ от стандартных методов лечения, которые сегодня очень эффективны. К сожалению, ряд известных сторонников этой теории подписали и себе, и своим детям смертный приговор. Но, должно быть, эти убеждения помогали им сохранить спокойствие, особенно во времена, когда лечение было менее эффективным и вызывало более серьезные побочные действия, чем сегодня. Казалось бы, эта прискорбная теория должна была уже исчезнуть с лица земли, да не тут-то было. Согласно одному опросу среди определенной группы мужчин в США, почти половина опрашиваемых считали, что ВИЧ не вызывает СПИД, и более половины – что общепринятые методы лечения приносят больше вреда, чем пользы. Ряд опросов людей, живущих со СПИДом, показал, что «отрицатели» составляют от 15 % до 20 % опрашиваемых. Такие опросы нужно проводить тщательно, с рандомизированной подборкой людей, чего в этих случаях не было, так что результаты могут быть ошибочны. Но, как бы то ни было, эта теория показывает, что большое число людей отрицают общепризнанные научные взгляды, и это ставит их жизнь под угрозу¹².

В марте 2020 года я тоже наблюдал, как люди выдают желаемое за действительное. Исследователи из Оксфорда опубликовали модель пандемии, напоминающую айсберг, лишь самая верхушка которого видна на поверхности. Согласно этой модели, есть вероятность, что коронавирус распространен гораздо шире, чем считалось, но и менее опасен. Оптимист мог вывести из этого, что худшее скоро останется позади. Среди эпидемиологов эту теорию разделяли немногие, так как подтверждений тому, что большинство людей испытывают практически незаметные симптомы, исследователи данных не находили. Вообще же одним из главных выводов работы оксфордской группы было то, что, если мы хотим докопаться до истины, нам позарез нужны более надежные данные. Но этот посыл не получил широкого распространения. Вместо этого распространились «хорошие новости», потому что именно таких новостей все мы ждали.

Принятие желаемого за действительное – не единственный, но очень популярный вид мотивированной аргументации. Наша вера основана отчасти на том, во что мы хотим верить. Человек с ВИЧ будет чувствовать себя спокойнее, веря, что вирус не вызывает СПИД и не передается при грудном вскармливании. «Фермеру» хочется правильно спрогнозировать цены на зерно, но он также хочет заработать, так что алчность искажает его прогнозы. Политическая активистка хочет, чтобы политики, которых она поддерживает, были мудрыми, остроумными и неподкупными. Факты, говорящие об обратном, она постарается проигнорировать или отвергнет.

А искусствовед, обожающий Вермеера, приходит к выводу, что перед ним не подделка, а шедевр.

Абрахам Бредиус промахнулся, потому что принял желаемое за действительное. У него было слабое место: любовь к религиозным картинам Вермеера. Таких было только две, одну из них, «Аллегорию веры», он сам и обнаружил, и она была в его коллекции. Другая картина, «Христос в доме Марфы и Марии», была единственной работой Вермеера на библейскую тему. Бредиус изучил ее в 1901 году и пришел к выводу, что это ни в коем случае не Вермеер. Другие критики с ним не согласились, и со временем все стали считать, что Бредиус ошибся, – в том числе и сам Бредиус.

Обжегшись на этой истории, Бредиус твердо решил не повторять больше своей ошибки. Он знал и любил Вермеера как никто другой и стремился реабилитировать себя, признав следующую находку шедевром Вермеера.

Кроме того, его заворожила пропасть между «Марфой и Марией», ранней картиной на библейскую тему, и более самобытными картинами, которые Вермеер написал спустя несколько лет. Что скрывалось в этой пропасти? Как хорошо было бы, если спустя все эти годы нашлась еще одна его библейская работа!

У Бредиуса была еще одна любимая теория: он считал, что в молодые годы Вермеер путешествовал по Италии и был поражен религиозными работами великого итальянского художника Караваджо. Это был чистый воды домысел: о жизни Вермеера нам мало что известно. Неясно даже, видел ли он хоть одну работу Караваджо.

Ван Мегерен прекрасно знал о гипотезах Бредиуса и создал для него ловушку: «Эммаус». «Эммаус» – большой, прекрасный холст на библейскую тему, композиция которого явно вдохновлена Караваджо, что Бредиус всегда и утверждал. Ван Мегерен добавил несколько псевдовермееровских деталей, используя живописные приемы семнадцатого века. На хлебе, который преломляет Христос, блики света написаны жирными точками белой краски, или pointillés, – точь-в-точь как на знаменитой жемчужной сережке. С годами краска затвердела и потрескалась.

У Бредиуса не было никаких сомнений, и откуда бы они взялись? Джерард Бун, подсадная утка ван Мегерена, продемонстрировал Бредиусу не просто картину: он продемонстрировал ему доказательство, что все эти годы старый искусствовед был прав. На закате своих дней он наконец нашел связующее звено. Бредиус хотел верить, и ему как эксперту не составило труда придумать аргументы в защиту этой теории.

Возьмем, скажем, эти характерные pointillé’s на хлебе: человеку непосвященному эти белые точечки покажутся неаккуратными, но Бредиусу они напомнили вермееровские блики на аппетитной буханке хлеба «Молочницы». Случайный зритель не заметил бы, что композиция напоминает Караваджо, но Бредиусу это сразу бросилась в глаза. Должно быть, он нашел и другие доказательства того, что «Эммаус» – не подделка. Например, заметил в интерьере настоящую вазу семнадцатого века. По краскам было видно, что они из семнадцатого века или около того. Ван Мегерен мастерски скопировал вермееровскую палитру. Наконец, сам холст: такой знаток, как Бредиус, идентифицировал бы подделку девятнадцатого или двадцатого века, просто посмотрев на обратную сторону картины и заметив, что холст слишком уж новый. Ван Мегерен и это учел. Свою картину он написал на холсте семнадцатого века, с которого он аккуратно соскреб верхний красочный слой, оставив подмалевок с характерными трещинками.

Был, наконец, самый простой анализ: мягкая ли краска? Если вы собираетесь создать подделку под старого мастера, имейте в виду, что полностью масляная краска высыхает через полвека. Если обмакнуть ватную палочку в чистый спирт и слегка потереть поверхность картины, на ватке может остаться краска. Если это произойдет, то картина – современная подделка. Только через несколько десятилетий краска затвердеет настолько, чтобы пройти это испытание.

В прошлом Бредиус использовал этот метод для обнаружения подделок, но краска на «Эммаусе» категорически отказывалась окрашивать вату. Это дало Бредиусу отличный повод полагать, что «Эммаус» – картина старинная и, следовательно, подлинная. Потратив несколько месяцев на химические эксперименты, ван Мегерен обнаружил гениальный прием, который и позволил ему провести Бредиуса. Фальсификатор разработал способ смешивать масляные краски семнадцатого века при помощи новейшего вещества, фенола формальдегида. Это смола, которая, если два часа подвергать ее температуре 105 °C, превращается в бакелит, одну из первых пластмасс. Так что неудивительно, что краска не поддавалась: она была пропитана пластиком.

У Бредиуса было с полдюжины неочевидных причин полагать, что «Эммаус» был написан Вермеером, и они перевесили очевидное доказательство противного: эта картина на вермееровскую вообще не похожа.

Вспомним, как странно высказался Абрахам Бредиус: «Перед нами – не побоюсь это слова – шедевр Иоганна Вермеера Дельфтского. Картина сильно отличается от остальных его работ, но это Вермеер целиком и полностью».

«Картина сильно отличается от всех его работ» – разве это не настораживает? Но старый искусствовед упорно цеплялся за веру, что перед ним – картина Вермеера, которую он искал всю жизнь, картина, которая обозначит связь между Вермеером и Караваджо. Ван Мегерен соорудил ловушку, попасть в которую мог только настоящий эксперт. А остальное уже было делом привычки выдавать желаемое за действительное.

История Абрахама Бредиуса показывает, что эксперты тоже попадаются на удочку мотивированной аргументации. В каких-то случаях их знания могут им только помешать. Как писал французский сатирик Мольер: «Ученый дурак глупее дурака неученого». А Бенджамин Франклин высказался так: «Хорошо быть человеком благоразумным: раз – и ты нашел или придумал умную причину своей блажи».

Современные социологи того же мнения: да, экспертам легче обнаружить обман, чем остальным людям, но, попади они в ловушку мотивированной аргументации, им будет легче и придумать множество причин верить тому, во что им хочется.

Недавний анализ показал, что привычка оценивать факты и аргументы, руководствуясь своими взглядами, не просто широко распространена – она также популярна и среди людей умных. Смекалка и образование вас не спасут¹⁴, а иногда могут только помешать.

Хороший пример тому – исследование, которое два политолога, Чарльз Тэйбер и Мильтон Лодж, опубликовали в 2006 году. Тэйбер и Лодж шли по стопам Кари Эдвардс и Эдварда Смита, чьи труды по политике и сомнению мы обсуждали во вступлении. Как Эдвард и Смит, они хотели изучить, как американцы аргументируют свою позицию в спорных политических вопросах. Они остановились на контроле огнестрельного оружия и положительной дискриминации[5].

Тэйбер и Лодж попросили участников эксперимента прочитать ряд аргументов «за» и «против» этих вопросов, а затем оценить сильные и слабые стороны этих аргументов. Казалось бы, прочитав доводы и той и другой стороны, люди будут не так яро отстаивать свою точку зрения. Но вышло наоборот: новая информация развела противников еще дальше. Это случилось потому, что в текстах они искали информацию, которая подтвердила бы их сложившиеся убеждения. Когда им предлагали поискать еще информации по теме, испытуемые стали искать факты, подтверждающие их взгляды. Когда их просили оценить аргумент противоположной стороны, они прилежно думали, как бы его разгромить.

Это не единственное исследование, приведшее к подобным выводам, но что любопытно в эксперименте Тэйбера и Лоджа, так это то, что знания по теме только ухудшали ситуацию[6]. Более искушенные испытуемые нашли больше фактов в защиту своей позиции. Куда удивительнее другое: они нашли меньше доказательств против их точки зрения, как будто они специально использовали свои знания, чтобы оградить себя от неприятной информации. Им легче было найти и доводы в защиту своей точки зрения, и ошибки в аргументации противника. Им было намного легче добиться того вывода, которого они хотели добиться¹⁵.

Среди доступных нам эмоций есть эмоции, играющие важную роль в политике, и эти эмоции мотивированы принадлежностью к той или иной группировке. Те, кто считает себя истинным приверженцем своей партии, хотят поступить так, как правильно. Когда мы сталкиваемся с утверждением, наша реакция формируется мгновенно – в зависимости от того, что, как нам кажется, «считают люди моего круга».

Взглянем на такое утверждение о климатическом изменении: «Деятельность человека приводит к тому, что климат на земле становится более теплым, что является значительной угрозой нашему образу жизни». Многие из нас эмоционально реагируют на такого рода заявления. Это вам не расстояние до Марса. Верить этому или же отрицать изменения климата – это часть нашей личности. Наша вера или неверие показывает, кто мы, кто наши друзья и как выглядит мир, где мы хотим жить. Если это утверждение использовать как газетный заголовок или заголовок графика, который распространят в соцсетях, он вызовет внимание и отклики – не потому, что это правда или ложь, а потому, что так уж люди об этом думают.

Сомневаетесь? А вот посмотрите на результаты опроса, проведенного Gallup в 2015 году. Исследователи обнаружили огромный разрыв между тем, насколько демократы и республиканцы переживают об изменении климата. Как это объяснить с рациональной точки зрения? Научные данные есть научные данные. Наши взгляды на вопросы климата не должны быть «правыми» и «левыми» – но все же это происходит¹⁶.

Чем образованнее люди, тем шире разрыв. Среди тех, кто не получил высшего образования, 45 % демократов и 22 % республиканцев «очень переживали» в связи с климатическими изменениями. А среди тех, кто учился в университете, результаты были такие: 50 % демократов и 8 % республиканцев. Тот же принцип мы наблюдаем и в научной осведомленности: республиканцы и демократы, которые хорошо разбираются в науке, стоят друг от друга дальше, чем те, кто мало что о ней знает¹⁷.

Если бы не эмоции, то рост числа образованных людей и доступной информации наверняка помог бы людям понять, где лежит истина, – или, по крайней мере, какая теория на сегодняшний день самая разумная. Но похоже, что, чем больше у людей информации, тем больше их несогласие по вопросам климата. Один этот факт говорит нам, как важны эмоции. Люди из кожи вон лезут, чтобы прийти к выводу, который соответствует их ценностям и убеждениям. И, как и в случае с Абрахамом Бредиусом, чем больше они знают, тем легче им достичь желанного вывода.

Одна из причин этого феномена известна в психологии как «эффект ассимиляции». Предположим, вам попалась на глаза журнальная статья о влиянии наличия законов о смертной казни нам известны. Вам эта тема интересна, вы начинаете читать и видите вот такое краткое описание исследования:

Исследователи Палмер и Крэндэлл сопоставили количество убийств в 10 парах смежных штатов с разными законами о смертной казни. В 8 случаях из 10 число убийств было выше в штате, где смертная казнь не отменена. Настоящее исследование опровергает теорию, что смертная казнь работает как сдерживающий фактор.

Что думаете? Правдоподобно или не очень?

Если вы против смертной казни, то, скорее всего, считаете, что это правдоподобно. Но если же вы сторонник смертной казни, вас могут посетить сомнения – сомнения, которые, как мы видели, сыграли решающую роль в табачном вопросе. Насколько профессионально было проведено исследование? Учитываются ли альтернативные объяснения полученных данных? Как обрабатывались данные? Короче говоря, кто эти Палмер и Крэндалл – эксперты или парочка сомнительных писак?

Ваши сомнения не заденут чувств Палмера и Крэндалла. Этих людей не существует. Их придумала команда психологов: Чарльз Лорд, ли Росс и Марк Леппер. В 1979 году Лорд, Росс и Леппер провели эксперимент, целью которого было выяснить, что происходит, когда человек думает о вопросе, представляющем для него большой интерес. Исследователи собрали группу людей, которые были ярыми сторонниками или же ярыми противниками смертной казни. Испытуемым показали результаты двух вымышленных исследований. Первое демонстрировало, что смертная казнь предотвращает тяжелые преступления, а второе, авторства мифических Палмера и Крэндалла, доказывало обратное¹⁸.

Как можно было ожидать, испытуемые склонны были отвергать исследование, если оно противоречило их драгоценным взглядам. Но Лорд и его коллеги обнаружили нечто куда более удивительное: чем больше информации предоставляли испытуемым (графики, методы исследования, комментарии других вымышленных академиков) – тем легче им было решить, что эти неприятные данные – неправда. Если сомнение – это оружие, то детали станут боеприпасами.

Когда мы сталкиваемся с фактами, которые нам не по душе, мы задаем себе вопрос: «Следует ли мне этому верить?» Зачастую чем больше деталей, тем больше возможностей найти прорехи в аргументации. А если мы видим факты, которые нам приятны, вопрос меняется: «Могу ли я этому верить?» Больше деталей – больше точек опоры для наших убеждений¹⁹.

Это может показаться вам абсурдом. Разве не стремится каждый из нас познать истину? Когда дело доходит до нас самих, безусловно, это необходимо – и печальная история отрицателей ВИЧ/СПИД показывает, что некоторые готовы приложить невероятные усилия, чтобы проигнорировать то, что им неприятно, даже если знание об этой «неприятности» могло бы спасти им жизни. Такова невероятная мощь привычки видеть желаемое вместо действительного.

Но обычно ваша жизнь не зависит от того, правы вы или нет. Зачастую неправильные заключения не причиняют нам никакого вреда, а иногда даже помогают.

Чтобы понять почему, поразмыслите над вопросом, который, по мнению большинства, не имеет «правильного» ответа: чем, с точки зрения морали, поедание коров отличается от поедания свиней и собак. Что из этого вам кажется правильным, а что нет, зависит, как правило, от вашей культуры. Мало кто станет рассуждать о логике этого явления. Лучше просто делать как все.

Куда менее очевидно, что тот же принцип работает и для вопросов, на которые есть правильный ответ. В случае с климатическими изменениями существует объективная правда, даже если мы не можем ее как следует разглядеть. Но так как вы всего лишь один человек из почти восьми миллиардов жителей нашей планеты, на природу ваши личные взгляды никак не влияют. Есть ряд исключений, например, если вы президент Китая. Но в большинстве случаев климатические изменения произойдут вне зависимости от того, что вы скажете или сделаете. С эгоистической точки зрения практическая цена заблуждения равна нулю.

Но социальные последствия ваших убеждений случатся несомненно.

Представьте, что вы фермер, выращиваете ячмень в штате Монтана. Все чаще и чаще ваш урожай погибает из-за жары и засухи. Климатические изменения влияют на вашу жизнь. Но, несмотря на это, сельские жители Монтаны консервативны, и слова «климатические изменения» несут политическую окраску. Да и вообще, что вы лично можете тут сделать?

Вот как приходится изощряться фермеру по имени Эрик Сомерфельд:

Когда Сомерфельд смотрит на свои засыхающие поля, он уверенно утверждает, что причина этому – «изменение климата». Но приди он в бар пообщаться с приятелями, он начинает говорить иначе. Он не использует запретные слова и говорит вместо них «непредсказуемая погода» и «лето все жарче и суше». Сегодня так себя ведут многие фермеры²⁰.

Если бы Сомерфельд жил в Портленде, штат Орегон, или в английском Брайтоне, он не стал бы так осторожничать за кружкой пива. Наверняка среди его друзей были бы те, которые очень серьезно относятся к климатическим изменениям. Но они, в свою очередь, не приняли бы в свой круг человека, который на каждом углу кричит о том, что климатические изменения – это китайская выдумка (как это делал Трамп).

Так что, может быть, и не стоит удивляться, что по вопросу климатических изменений между образованными американцами лежит такая пропасть. Сотни тысяч лет эволюции научили людей, что быть как все – крайне важно. Это объясняет вывод Тэйбера и Лоджа о том, что люди, знающие больше, больше рискуют попасться на удочку мотивированной ассимиляции, когда обсуждают политически острые вопросы. Чем лучше мы аргументируем позицию, которой придерживаются наши друзья, тем больше они нас будут уважать.

Движение отрицателей ВИЧ показывает, что люди даже в вопросах жизни и смерти могут цепляться за ошибочные суждения. Но куда легче уйти не в ту сторону, когда прямые последствия вашей ошибки незначительны или вовсе отсутствуют. В то же время социальные последствия «ошибки» – дело нешуточное. Этот принцип работает в случае многих спорных вопросов, ответы на которые зависят от того, приверженцем какой группы людей вы являетесь.

Трудно устоять перед искушением заключить, что мотивированная аргументация – беда, которая случается исключительно с другими людьми. Я в вопросах политики человек принципиальный, а вы – пристрастный, а он так вообще маргинал-конспиролог. Но куда разумнее признать, что все мы иногда думаем не головой, а сердцем.

Крис Де Мейер, нейролог в Королевском колледже Лондона, показывает студентам следующий текст, описывающий от лица защитника окружающей среды их столкновение с теми, кто отрицает климатические изменения

Подытожив деятельность «климатических отрицателей», можно сказать, что:

Они действуют агрессивно, тогда как мы только обороняемся.

Их действия упорядочены, как будто у них есть какой-то план.

Я считаю, что «отрицателей» можно охарактеризовать как фанатиков-конъюктурщиков. Они действуют незамедлительно и безо всяких принципов в том, что касается информации, подрывающей репутацию ученого сообщества. В то же время нет сомнений, что свою точку зрения, как бы хороша она ни была, мы не смогли донести до медиа и до обычных людей²¹.

Студенты, все как один поборники веры в климатические изменения, понимающе кивают. Они возмущены циничными и антинаучными маневрами «отрицателей». Тогда Де Мейер говорит, откуда взят этот текст. Это отнюдь не современный имейл, а почти дословная цитата из недоброй памяти меморандума директора по маркетингу табачной компании в 1968 году. Автор меморандума жалуется не на «отрицателей климата», а на «антитабачные силы», но в остальном изменений не понадобилось.

Приведу пример, который вызывает у меня сильные эмоции. Мои друзья, которые поддерживают левые взгляды и заботятся об окружающей среде, справедливо возмущаются нападками на климатологов в духе «ad hominem» [к человеку]. Вам наверняка это знакомо: якобы все данные ученые взяли из головы, потому что у них определенные политические взгляды или потому что они хотят урвать хороший правительственный грант. Проще говоря, поливать грязью не данные, а человека. Но те же самые друзья радостно используют те же приемчики, когда нужно атаковать моих собратьев-экономистов: вы, мол, взяли все данные из головы, потому что у вас определенные политические взгляды или потому что вы хотите урвать хороший правительственный грант. Я обратил на это взгляд одной неглупой знакомой. Безрезультатно. Она не могла понять, о чем я. Можно было бы назвать это «двойными стандартами», но это было бы нечестно, так как двойные стандарты предполагают преднамеренность. Нет, это происходит не нарочно. Это подсознательное когнитивное искажение, которое легко заметить в аргументации других и очень трудно – в своей собственной[7].

Наша эмоциональная реакция на статистическое или научное утверждение – тема отнюдь не второстепенная. Наши эмоции могут влиять на наши убеждения больше любой логики, да так часто и происходит. Мы можем убедить самих себя в удивительных вещах и подвергать сомнению неопровержимые факты, если дело касается наших политических взглядов, привычки пить кофе, нежелания взглянуть в лицо диагнозу ВИЧ-инфекции или любой теории, которая находит в нас эмоциональный отклик.

Но не стоит отчаиваться! Эмоции можно научиться контролировать – это часть процесса взросления. Первым делом надо эти эмоции заметить. Когда вам показывают статистику, обращайте внимание на свою реакцию. Если вы чувствуете гнев, торжество, желание отрицать – остановитесь на минутку, а затем поразмыслите. Не надо быть роботом безо всяких эмоций, но, помимо чувств, не забывайте также и мыслить.

Большинство людей не намереваются находиться в заблуждении, даже если это выгодно с точки зрения социальной ситуации. У нас есть мотивировка достигать определенных заключений, но факты – тоже не пустой звук. Миллионы людей мечтают быть кинозвездами и миллионерами или иметь иммунитет к похмельям, но очень немногие думают, что так и есть. У склонности выдавать желаемое за действительное есть свои границы.

К примеру, одно научное исследование показало, что большинство людей без труда могут отличить настоящую журналистику от фальшивок, а также полагают, что распространять следует правдивую, а не ложную информацию. Но те же самые люди, не моргнув глазом, перепостят статьи типа «Задержано свыше 500 мигрантов с поясами шахида» – просто потому, что, когда они нажали кнопочку репоста, они не остановились на секунду и не подумали. Они не спросили себя: «Правда ли это?» или «Насколько важна эта правда?» Вместо этого, гуляя по интернету в хорошо нам всем известном состоянии, когда ты ни на чем не можешь сосредоточиться, они поддались своим эмоциям и политическим взглядам. К счастью, чтобы отфильтровать ложную информацию, достаточно лишь остановиться на секунду и подумать. Это несложно. Всякий справится. Нам просто нужно завести себе такую привычку»²².

Другие исследователи выяснили, что люди, которые с большим успехом отличают настоящие новости от фальшивых, также получили высокий балл в так называемом «тесте когнитивной рефлексии»²³. Эти тесты были разработаны специалистом по поведенческой экономике Шейном Фредериком и получили известность благодаря книге Даниэля Канемана «Думай медленно… решай быстро»[8]*. Испытуемому задают вопросы вроде такого:

Бейсбольная бита с мячом стоит $1.10. Бита на доллар дороже мяча. Сколько стоит мяч?

И такого:

Площадь, покрываемая листьями кувшинок в озере, удваивается каждый день. Если все озеро они покроют за 48 дней, сколько времени уйдет на то, чтобы покрыть половину озера?[9]

Многие сначала дают неправильный ответ, однако, чтобы найти правильное решение, не нужны познания в математеки или высокий IQ. Нужно всего только остановиться на секунду и проверить ответ, который сразу приходит вам в голову. Как отмечает Шейн Фредерик, обычно, для того чтобы решить задачку, нужно просто заметить свою первоначальную ошибку²⁴.

Эти задачи устроены так, чтобы мы пришли к выводу сразу, не думая. Но точно так же работают и провокационные мемы, и речи любителей эффектных выступлений. Именно поэтому важно сохранять спокойствие. И именно поэтому те, кто хочет нас убедить, так часто хотят лишить нас спокойствия и возбудить вожделение, желание, сочувствие, гнев.

А вы не торопитесь.

Хана ван Мегерена арестовали почти сразу же после завершения немецкой оккупации. Его следовало судить и наказать за сотрудничество с нацистами.

Дела коварного мошенника в дни нацистской оккупации были лучше некуда. Он обзавелся несколькими особняками. В то время, когда жители Амстердама голодали, он постоянно затевал оргии, на которых проститутки набирали себе столько бриллиантов, сколько вздумается. Может быть, сам он и не был нацистом, но неплохо постарался, чтобы на нациста смахивать. Он дружил с нацистами и готов был прославлять нацизм до посинения.

Ван Мегерен проиллюстрировал и напечатал мерзопакостную книгу под названием «Teekeningen 1», полную сатирических антисемитских стихов и иллюстраций. И цвета, и символика были нацистские. Он не жалел никаких средств на издание этой книги, да и неудивительно, учитывая, кого он прочил себе в читатели. Копия книги была с посыльным доставлена Адольфу Гитлеру. Углем для рисования там было начертано: «Возлюбленному фюреру благодарное подношение – Хан ван Мегерен».

Эту книгу нашли в библиотеке Гитлера.

Чтобы понять, что случилось дальше, нужно понять не логику людей, а их эмоции. После пяти лет немецкой оккупации голландцев охватил стыд. История Анны Франк – лишь самая знаменитая. Огромное число евреев были депортированы из Голландии и убиты. Гораздо меньше известно, что из Голландии депортировали, в процентном соотношении, гораздо больше евреев, чем из Франции или Бельгии²⁵. Конечно же, ван Мегерен – коллаборационист. Но в послевоенное время в Голландии суды над ему подобными шли без остановки, и голландцы устали. Они отчаянно хотели вдохновляющую историю, подобно тому как Абрахам Бредиус отчаянно хотел найти Вермеера а-ля Караваджо. И снова ван Мегерен состряпал именно то, что надо: на этот раз веселую историю о хитром и смелом голландце, который дал отпор нацистам.

Люди, ведущие дело ван Мегерена, быстро стали его невольными сообщниками. Они устроили совершенно абсурдную постановку, в ходе которой он написал картину в стиле «Эммауса», таким образом «доказав», что он не предатель, а всего лишь фальсификатор. Как гласил один восторженный заголовок, «Рисует не на жизнь, а на смерть». Газеты и в Голландии, и за ее пределами не могли оторваться от истории великого трюкача.

Заседание суда походило на цирк для журналистов, верховодил которым сам харизматичный обвиняемый. Он гнул свою линию: подделки он писал только для того, чтобы доказать свое художественное мастерство и разоблачить легковерных искусствоведов. Когда судья напомнил ему, что фальшивые картины были проданы за огромные деньги, он ответил так: «Продай я их задешево, все бы догадались, что они ненастоящие». Все засмеялись. Ван Мегерен всех их околдовал. Его следовало бы считать предателем, а он переоделся в костюм патриота, чуть ли не героя. Он манипулировал эмоциями голландцев, точно так же как еще до войны манипулировал эмоциями Абрахама Бредиуса.

Эту историю про человека, который надул Геринга, проглотили не только голландцы. Обнаружилось множество людей, которые с энтузиазмом стали раздувать любопытную историю. Первые биографы ван Мегерена преподносили его как непонятого трикстера, обиженного несправедливой оценкой своих собственных работ, но готового развести оккупантов. Часто рассказывают, что Герингу в ожидании суда в Нюрнберге рассказали, как его провели, и он, «казалось, впервые понял, что в мире есть зло». Услышав этот анекдот, невозможно его не пересказать; но, как и pointillés на хлебе в «Эммаусе», эта деталь колоритна, но вымышлена.

Если бы копию «Teekeningen 1», собственноручно подписанную и подаренную Гитлеру, обнаружили до суда ван Мегерена, история про храброго маленького обманщика ушла бы в небытие. Тогда ван Мегерена вывели бы на чистую воду. Или… Или нет?

Удручающая деталь истории с «Teekeningen 1»: книгу, подаренную Гитлеру, нашли практически сразу же. «De Waarheid», газета голландского движения Сопротивления, сообщила об этом 11 июля 1945 года. Но это было неважно. Люди не хотели этого знать. Ван Мегерен отмахнулся от истины: он якобы подписал сотни копий книги, а посвящение Гитлеру, должно быть, написал кто-то другой. Сегодня он назвал бы это сообщение фейковой новостью.

Объяснение совершенно смехотворное, но ван Мегерен загипнотизировал обвинение точно так же, как и Бредиуса, отвлекая их внимание любопытными деталями и угощая их именно той историей, которой им не хватало.

В своем заключительном слове в зале суда он повторил, что сделал это не ради денег, которые принесли ему только горе. Смелое заявление: не забудьте, что, когда жители оккупированного Амстердама голодали, ван Мегерен украшал свои особняки проститутками, драгоценностями и проститутками в драгоценностях. Да какая разница: газетчики и публика проглотили эту историю как миленькие.

Ван Мегерен не отбыл и дня тюремного заключения. Он умер 30 декабря 1947 года от сердечного приступа. За несколько недель до этого был проведен опрос, который показал, что, после премьер-министра, он был самым популярным человеком во всей стране.

Если, выдавая желаемое за действительное, можно превратить плохонькую подделку в Вермеера, а подлого нациста в народного героя, то можно и сомнительную статистику превратить в веские доказательства и, наоборот, веские доказательства сделать фейковыми новостями. Но этого можно избежать. Надежда есть. Нам предстоит полное открытий путешествие, в ходе которого мы узнаем, как числа помогают нам узнавать новое о мире. И первый шаг этого пути – остановка. Когда с вами делятся новой информацией, остановитесь, подумайте, посмотрите, какие эмоции она у вас вызывает, и спросите себя, не кривите ли вы душой в попытках что-то доказать.

Когда нам попадаются на глаза статистические данные о мире и мы хотим или перепостить их, или настрочить гневное опровержение, задайте себе вопрос: «Как я себя при этом чувствую?»[10]

И делать это надо не только в своих интересах, но и в интересах общества. Мы увидели, как давление общества может повлиять на наши мысли и убеждения. Если остановиться, взять под контроль эмоции и желание показать себя ярым сторонником чего бы то ни было и постараться спокойно взвесить все факты, вы не просто будете более трезво мыслить. Вы также покажете другим, каково это – трезво мыслить. Вы можете отстаивать свою точку зрения не как приверженец политической партии, а как человек, который умеет размышлять и здраво рассуждать.

Я хочу быть примером такого человека. Вы, надеюсь, тоже.

Ван Мегерен прекрасно знал, что наши чувства формируют наши мысли. Да, быть экспертом и разбираться в технической стороне статистики важно, но это мы обсудим в следующих главах. Если мы не владеем своими эмоциями – неважно, к сомнению они нас призывают или к вере, – мы рискуем остаться с носом.