Прошедший день принес кое-какие результаты.
Несколько часов назад полковнику Мишину доложили о том, что у деревни Матюшино, там, где год назад проходила первая линия обороны, в добротной, в четыре накатов землянке обнаружили оставшихся десять диверсантов. На предложение сдаться они открыли очень плотный огонь. Но когда стало ясно, что боеприпасов у парашютистов предостаточно и что просто так они не сдадутся, было решено, дабы не терять бойцов, закидать их гранатами.
Командиру группы и радисту каким-то неведомым образом удалось просочиться из района десантирования через выставленные кордоны.
Еще три диверсанта были обнаружены в сорок третьем квадрате, двоих из которых пришлось уничтожить, а третьего удалось взять в плен. Из этого же места была передана радиограмма. Как объяснил командир радиопеленгаторного пункта лейтенант связи Никонов, расшифровать радиосообщение пока не удалось, но, судя по манере передачи, это был радист, отправивший два первых сообщения. Лейтенант, позвонивший ему в отдел, отметил, что в этот раз шифрограмма оказалась значительно сложнее – в ней был применен алгоритм, не использовавшийся ранее. Следовало заполучить определенный материал, чтобы заняться дешифрованием.
Полковник Мишин едва сдержал крепкое словцо, вертевшееся на кончике языка, и только сдержанно попросил ускорить дешифровку всех радиоперехватов. Лейтенант посетовал, что катастрофически не хватает людей, особенно опытных криптологов, но со своей стороны личный состав сделает все возможное, чтобы ускорить работу.
На том и порешили.
Еще через полчаса в указанный район прибыла оперативно-разыскная группа, которая, надо отдать ей должное, установила место проведения радиосеанса. Был проведен следственный эксперимент, в результате которого было определено точное место выхода радиосообщения в эфир, а также в допустимых возможностях воспроизведены условия передачи. Как следовало из выясненных обстоятельств, агентов было двое – один радист, а другой, по-видимому, командир группы. Радиопередача велась близ разбитой землянки, где год назад шел бой с немцами. В подтверждение первоначальной версии нашли окурок, точно так же примятый и надкушенный, как и в первом случае. Под слоем глины в землянке были обнаружены два скелета с истлевшей красноармейской формой; вот только жаль, что удостоверений личности при бойцах не оказалось.
Так и похоронили бедолаг в братской могиле.
В прифронтовой полосе оставалось двое диверсантов, которых следовало взять непременно живыми. Вот только бы знать, в какую сторону они направились. Ориентировки с их описанием были разосланы по всему фронту, в каждое подразделение СМЕРШа, по всем контрольно-пропускным пунктам; их словесные портреты находились в кармане каждого контрразведчика, однако последние два часа прошли в безрезультатном ожидании.
Полковник Мишин составил сообщение. Перечитав его, еще раз немного подправил.
«Совершенно секретно. Начальнику Главного управления контрразведки СМЕРШ. В ночь на 2 августа близ села Покровское была сброшена группа немецких парашютистов в количестве пятнадцати человек. Двенадцать диверсантов, оказав ожесточенное сопротивление, были уничтожены. Один – захвачен в плен и в настоящее время дает признательные показания. Двум другим – командиру группы и радисту – удалось скрыться. В настоящее время ведутся их поиски. Задание немецкой группы состояло в том, чтобы уничтожить два железнодорожных моста на пути Вязьма – Москва. А также провести диверсию против высшего командного состава Тридцатой армии. Начальник контрразведки СМЕРШ Тридцатой армии полковник Мишин».
Валерий Николаевич прошел в шифровальный отдел, начальником которого была миловидная двадцатипятилетняя капитан Коргина, и, протянув ей текст, сказал:
– Нужно срочно отправить.
– Насколько срочно, товарищ полковник? – уточнила девушка. – Сейчас на очереди у нас еще три шифрограммы. И все срочные!
– Шифрограмма идет начальнику Главного управления контрразведки СМЕРШ.
– Я лично займусь шифрованием, товарищ полковник, – заверила хорошенькая капитан. – И немедленно отправлю.
– Теперь я спокоен, – отозвался Валерий Николаевич, невольно улыбнувшись. На красивую женщину всегда приятно смотреть.
Женщина, постукивая каблуками, заторопилась в отдел. Не удержавшись, Мишин посмотрел ей вслед и тотчас столкнулся с ее насмешливым взглядом. Невольно смутившись, полковник шагнул к выходу.
Весь текущий день Иван Александрович провел в депо – лично подбирал подходящий паровоз, подыскивал нужные вагоны, а когда эшелон был собран, отдал распоряжение подполковнику Кузьмичеву, занимавшемуся железнодорожными перевозками, обустроить купе самым подобающим образом, и с группой офицеров вылетел в Гжатск – в скромный провинциальный городишко, в котором приходилось бывать еще до войны.
В аэропорту, как и было обговорено, встречали без излишеств, всего-то две машины – для него самого и сопровождавших офицеров. И, петляя между развалинами, покатили осматривать подходящий дом. Помнится, Гжатск украшала церковь Иконы Божией Матери Казанской. Теперь на ее месте – груда побитых кирпичей. Да и сам город, освобожденный всего лишь четыре месяца назад силами пятой армии Западного фронта, выглядел весьма уныло, был основательно разбит, уцелели лишь частные строения, да и то лишь те, что стояли на окраине. В городе лишь женщины и ребятня. Всех мужчин забрали на войну. Встречались лишь солдатики, прибывшие в отпуска после госпиталей или на короткую побывку.
Ночлег для Сталина Серов присмотрел в пригороде, иначе, «объект номер один» – небольшое одноэтажное здание, выкрашенное в голубой цвет с большим огородом, в котором произрастали с десяток яблонь, уже налившиеся плодами.
За Серовым, не отставая ни на шаг, топал глава местного НКВД майор Ефимцев, плотный круглый человек с добродушным лицом. Несмотря на прохладу, он без конца потел, прикладывая белоснежный платок на выпуклый, без единой морщинки лоб.
Повернувшись к Ефимцеву, Иван Александрович спросил:
– Миноискателями в доме прошлись?
– Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга, как вы и приказывали, – ответил майор, заметно распрямившись. Выглядел он немного комично, его круглый живот, неожиданно подавшийся вперед, так и грозился подвинуть Серова. – Проверили и в доме, и в огороде, ничего не нашли!
– Вот и славно! Приставить к дому охрану и никого не впускать, – распорядился Серов.
– Будет исполнено, товарищ комиссар государственной безопасности второго ранга, – затараторил Ефимцев.
– Можно покороче, просто товарищ комиссар, – выразил неудовольствие Серов.
– Слушаюсь, товарищ комиссар второго… – и тотчас осекся, заметив, как нахмурились брови Серова.
За пятнадцать лет службы майор впервые видел столь высокое начальство на расстоянии вытянутой руки. Оставалось только удивляться, чего это заместителю наркома не сидится в Москве? Какая такая нелегкая погнала его в ничем не примечательный городок, где со дня его основания (со времен Петра Первого, указавшего строить пристань на реке Гжать) не бывало человека старше полковника. Даже боязно было представить, какая персона должна была наведаться в Гжатск, если таковую встречает сам комиссар второго ранга Серов и лично подыскивает для нее дом, где бы она могла расположиться.
А комиссар второго ранга оказался невероятно дотошным в житейских делах, мелочей для него просто не существовало. Мало того что он прошелся по всему дому, так он заглянул еще и в сортир, притулившийся к боковой стенке здания. Невольно поморщившись от смрада, коротко спросил:
– Вы каким парфюмом пользуетесь?
Неожиданный вопрос застал майора врасплох. Да и место было выбрано не самое подходящее, чтобы отвечать на него. Но, собравшись с мыслями, не без гордости отвечал:
– Тройным одеколоном… Как и товарищ Сталин!
Иван Александрович невольно подавил улыбку. Сталин пользовался тройным одеколоном потому, что это был единственный парфюм, который не вызывал на его коже раздражения после бритья. Сам же Серов предпочитал одеколон фабрики «Новая Заря», который производили исключительно для высшего офицерского состава, из оставшихся запасов этилового спирта. Его невозможно было приобрести ни по карточкам, ни за деньги. А все потому, что этиловый спирт перешел в разряд стратегически важных продуктов.
– Похвально, – согласился Иван Серов. – А здесь чем пахнет, чувствуете? – И, уловив на лице майора растерянное выражение, продолжил: – Все так, дерьмом! Так вот, даю вам распоряжение… Можете воспринимать его как партийный наказ от кандидата в члены ЦК или как приказ заместителя наркома энкавэдэ – сортир переделать! И чтобы доски в нем были новые! Всю выгребную яму вычистить! И чтобы от сортира пахло не дерьмом, а духами «Красный мак»! Ты меня хорошо понял, товарищ майор? – серьезно спросил Серов.
– Так точно, товарищ член ЦК ВКП (б)! – в полный голос воскликнул Ефимцев. – Сделаем немедленно.
– Значит, все-таки по партийной, – усмехнулся Серов. – Ну-ну… Вернусь через час, проверю!
Серов проехал по городу, но ничего подходящего отыскать не сумел – всюду встречали развалины. Убедившись, что выбор сделан правильно, вернулся. Ефимцев по-прежнему потел и без конца вытирал платком лоб и щеки. Иван Александрович заглянул в наспех сооруженный сортир, пропахший свежими досками и тройным одеколоном, щедро разлитым по углам.
– Молодец, майор, сколько одеколона-то вылил?
– Четыре флакона!
– С поставленной задачей справился успешно… На повышение пойдешь!
Сразу после «объекта номер один» Иван Серов направился на железнодорожную станцию. Несмотря на царящую вокруг разруху, железнодорожный узел был в порядке и, как военный объект, находился под усиленной охраной. Патрули, невзирая на погоны, проверяли удостоверения личности у каждого, кто появлялся в поле их зрения. Такая старательность Серову понравилась.
В сопровождении заместителя и посыльного прошел к начальнику станции. В офицерском обмундировании без погон ему навстречу вышел мужчина лет сорока, крепко припадавший на правую ногу. Вид высокого начальства его не смутил. Доложил, как и следовало, по всей форме.
– Ты мне вот что скажи, есть ли на вашем железнодорожном узле брошенные немцами гранаты, снаряды, мины?
– Поблизости не будет. Вот этими руками все разминировал, – показал он на свои крепкие ладони, – я ведь из саперов. А вот на запасных путях имеются. Городок у нас небольшой, народу нехватка. Я тут разминировал с одним парнишкой, так его на днях в Красную армию призвали. А одному мне несподручно. – Постучав правой ногой, признался: – Вместо ноги у меня теперь култышка. Ну разорвет меня снарядом, кому от того станет легче? – Комиссар второго ранга промолчал. – Вот и я о том же… Где возможно, расставляю солдатиков. А на большее у меня нет ни времени, ни людей.
– Я все понял, разберемся своими силами, – ответил Серов. – Так где снаряды лежат?
Начальник станции подошел к окну и махнул в сторону дальнего полотна:
– А вон там… Около одноэтажных построек. Там у нас ремонтный цех. – Приоткрыв дверь, окликнул мужичка лет шестидесяти: – Савелий, поди сюда. – Когда тот подошел, с интересом поглядывая на представительное начальство, распорядился: – Проводи товарища комиссара к запасным путям… Ну там, где мины.