Флер сна постепенно таял, возвращая меня в реальность, и я нехотя открыла глаза. В комнате царил полумрак, рассекаемый лишь узкими полосками света из-за плотно задернутых штор. Около моей кровати неподвижно стояли две маленькие темные фигуры, закутанные в черные мантии. Я вскрикнула, запоздало осознав, что это наши младшенькие сорванцы – Марнемир и Бригитта.
– Гер, ты чего это орешь? – спросил братец, выглядя при этом искренне удивленным.
– А вы чего у моей кровати столбачите, как два изваяния? – задала я им встречный вопрос.
– Мы шли мимо твоей комнаты и в приоткрытую дверь услышали, как ты разговариваешь на непонятном языке, – пояснила Бригитта. – Мы решили зайти и спросить, что за тарабарщину ты несешь.
– Да, вдруг ты какую-нибудь бяку вызываешь из Нижнего мира, чтобы она покусала твоего бывшего, – добавил Марнемир.
– Или заговор читаешь для привлечения приличных кавалеров, – предположила Бригитта.
– Или, наоборот, отворот для неприличных, вроде Виэля с Дарэном, – вновь выступил Марнемир.
– Так, достаточно! – цыкнула я на них. – Разошлись с утра, фантазеры! Вы чего эти балахоны черные напялили?
– Мы играли в черных магов-некромантов, совершающих жертвоприношения, – пояснила Бри.
– За такие игры можно и от мамы с папой выхватить, – пригрозила я.
– Риск – дело благородное, – пафосно провозгласил брат.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского! – поддержала его сестра.
– Ладно, демоны мои верные, – усмехнулась я. – Что я там говорила-то во сне?
– Так непонятно, мы же сказали, – пожал плечами братец. – Но нам стало слишком любопытно… Искушение было столь велико…
– Даже не сомневаюсь, – перебила я его, еле сдерживая смех.
– И мы все записали на листочке, – закончил он свою мысль.
– Транскрипцией на нашем языке, – добавила Бригитта и протянула мне сложенный пополам пергамент для письма, на котором торопливо детской рукой были нацарапаны алфавитом эсфирани совершенно незнакомые мне слова. Еще не факт, что они правильно услышаны и записаны.
– И что это? – спросили близнецы в один голос.
– Без понятия, – призналась я, оторвавшись от загадочных строчек.
– Но это ведь не древний язык, на котором вы с подругами в боевой трансформации общаетесь?
– Нет, не он.
– Как странно, – сказала сестра. – А что тебе снилось, хоть помнишь?
На минуту я задумалась. Память упрямо прятала цельную картину, но в этот раз я запомнила хотя бы обрывки сновидения – пир, разгоряченная танцующая толпа, и я играла для этой толпы на тальхарпе. А потом берег холодного моря, тихо падающий снег, легкий морозец, щипавший за щеки, и разговор с кем-то, чьего лица я опять не помнила. Как и самого разговора.
Близнецам рассказала только о пире.
– А это может быть связано с силой Триумвирата или воспоминаниями Иллинторна? – спросила Бригитта.
– Нет. Точно нет. И рядом не стояло. Видения, связанные с Триумвиратом, посещают нас троих одновременно. А когда я болтала во сне по пути домой, то Эмилия сидела как ни в чем не бывало.
– Что-то давненько не объявлялся Иллинторн в вашем сознании. Почти больше года никаких видений.
– Мне порой кажется, что это затишье перед бурей, – ответила я сестре. – Но хочется думать, что все обойдется.
Воцарилось минутное молчание, пока мы все невольно задумались над сказанным.
– Значит, дело в тебе, – заключил Марнемир.
– Знать бы еще, что это за дело такое и чем оно мне грозит, – подумала я вслух.
– Может быть, ничем таким не грозит, – промолвила Бригитта, сев со мной рядом на кровати, и брат последовал за ней. – Может, это вообще воспоминания из твоей прошлой жизни прорываются.
– Точно! – воскликнул Марнемир. – Зуб даю, это оно самое!
– Вы же знаете прекрасно, что мы не помним свои прошлые жизни. Таков закон Мироздания. И я не исключение. Чтобы переродиться, душа должна сначала познать забвение.
– Сестрица, тебе ли не знать, что границы возможностей Триумвирата неизвестны никому? – возразил мне брат. – Так что я лично даже не удивлюсь, если благодаря магии Триумвирата ты можешь видеть некоторые эпизоды своих прошлых жизней. Это же круто!
– Не знаю даже, – ответила я брату. – В некоторых случаях чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Мало ли, что там у меня в прошлом было. Блаженно неведение.
Маленькие часики на прикроватном столике, украшенные традиционными рунами, показывали половину двенадцатого дня. Помнится мне, что сегодня в полдень мы ждали на обед Свенельда с его семьей.
– Свен с девчонками еще не приехал?
– Нет, – ответили близнецы в один голос.
– Что планируешь делать с запиской? – задала мне вопрос сестра.
– Пока ничего. Пусть лежит у меня. Я предпочитаю решать все дела и проблемы по мере их поступления. Вся эта моя болтовня во сне, безусловно, занятная, но сейчас у меня есть дела и поважней. Потом поговорю об этом с папой или дедушкой как с главными спецами по древним языкам в нашей семье. А сегодня у меня – девичник лучшей подруги!
– Повеселитесь там на славу, – пожелала мне Бригитта. – Забудь про этого болвана Дарэна.
– Я так понимаю, что все наше семейство уже в курсе моего расставания с ним?
– Естественно! А ты сомневалась? – снова в один голос подтвердили брат с сестрой.
– Мама даже успела уже порталом сходить на пару часиков в Сноугард и обсудить это с бабушкой и дедушкой. А там у них, кажется, и тетя Лагерта в гостях была. Ну и Свен стопроцентно расскажет Элинн, – сообщила мне Бригитта. – Да и Лагерта по-любому уже рассказала все дяде Ингемару.
– О Боги-и-и! – взвыла я, представляя эти масштабы.
– Да-да. Кости этому Дарэну в нашей семье перемыли основательно, – сказал Марнемир, зловеще улыбаясь. – Готов поспорить, что у лорда Эйвилла с утра уже горят уши. Папа, конечно, очень кипятился по поводу его поступка и даже грозился, что направит их семье официальную ноту протеста – обвинение Дарэна в неподобающем поведении…
– О нет…
– Не волнуйся, Фрея уговорила его этого не делать, – успокоила меня Бастет, зайдя в комнату и прыгнув ко мне на постель. – Сказала, что время – самый лучший судья. И я с ней в этой ситуации согласна. Тем более что между вами и так накопилось слишком много недопонимания и дело верно шло к расставанию. Случилось то, что должно было случиться.
– Какого только демона он анитари мне вручил? – задалась я вопросом в который раз.
– Ну, ты же сама не раз сетовала, что он до ужаса ревнив, даже в тех ситуациях, где это было совершенно неуместно. Хотя, как выяснилось, у самого лапки нечисты по этой части, – рассуждала моя питомица.
– А точнее, не лапки, а…
– Марнемир! – перебила я брата, посмотрев на него с укором.
– Ой, да ладно! Я десять лет уже как Марнемир. И я взрослый! И все знаю про отношения!
В ответ на это заявление я лишь засмеялась и покачала головой.
– Возможно, с помощью анитари он надеялся сильнее тебя привязать. Пока сам смотрел по сторонам. Идио-о-от… – промолвила Бастет, сладко и широко зевая.
– Слушайте, давайте перевернем эту страницу моей жизни и будем идти дальше, – высказалась я, поднявшись с постели. – Анитари ему рано утром еще отправилось. Вместе с пояснением почему. А то вдруг он ничего не понял, с него станется.
– Не переживай, сестренка, – сказала Бригитта. – И на твоей улице остановится экипаж с прекрасным, знатным, благородным лордом.
– Спасибо, милая, но что-то лордов пока не хочется. Ни знатных, ни благородных, никаких. На данный момент мое разочарование перевешивает желание вообще смотреть в чью-то сторону.
Близнецы картинно вздохнули, переглянувшись, пока я шла в сторону ванной комнаты.
– Ах да! – я обернулась, глядя на брата с сестрой. – Зная вас, предупреждаю сразу – не вздумайте пакостить Дарэну! Поняли?
В ответ мне снова прозвучал картинный вздох.
– Смотрите у меня! – пригрозила я им и закрыла за собой дверь в ванную.
Близнецы ушли, напоследок крикнув, что будут ждать меня в столовой. Когда я вышла из ванной через пятнадцать минут, на письменном столе в углублении для портальных писем лежал небольшой конверт с сургучной печатью.
– Герб семьи этого козла Эйвилла, я уже посмотрела, – пояснила мне Бастет еще до того, как я, раздвинув шторы, подошла к столу.
– Интересно, что он тут написал, – сказала я своей питомице и открыла конверт.
Что ж, лорд, раздери демоны, Эйвилл оказался до безобразия краток. «Извини, что так вышло. Наверное, стоило расставить все точки над i еще до этой свадьбы, но я не решался».
– Вот подлец, – промолвила Бастет, злобно фыркнув. – Расстаться он не решался, зато какую-то девицу зажать в темном углу смелости хватило. Кстати, интересно, что это за леди такая легкомысленная? Весьма рискованный поступок для собственной репутации.
– Да тролль ее знает, вообще плевать.
Злость на Дарэна, едва успокоившись, снова поднялась во мне жгучей удушливой волной. Сделав медленный вдох и выдох, я смяла письмо в руке и обратила его взглядом в пепел без всяких заклинаний.
– Чтоб тебе это все бумерангом вернулось, сволочь ты похотливая! – прошипела я сквозь зубы, вытирая салфеткой остатки пепла с рук.
Едва мне стоило это произнести, как в комнату тихонько постучались.
– Входите! – крикнула я как можно более беззаботным тоном, заранее зная, кто сейчас ко мне зайдет.
И я не ошиблась. В комнату вошли родители. Меня тут же посетило дежавю. Когда мы расстались с Виэлем, они точно так же приходили ко мне поговорить о случившемся и о моих чувствах, делились моментами жизни, когда они были в том же возрасте, что и я сейчас, рассказывали истории своей первой любви и вспоминали, как тогда разрыв казался концом света. Именно тогда, видя их переживания, я поняла, что измена Виэля больней ударила даже не по мне, а по маме с папой. Было ясно, что они снова переживают за меня, как любые нормальные родители, но мне не хотелось их расстраивать.
– Принцесса, мы с мамой хотели бы тут с тобой поговорить о том, что случилось на этой свадьбе, – начал папа. – Нас очень огорчило поведение Дарэна, хоть мы не знаем всех деталей этой истории, я, будь моя воля как отца, оторвал бы ему…
– Йоанн! – перебила его мама укоризненным тоном.
– Да понял я уже! – воскликнул папа. – Герда, ты точно не желаешь послать его семье официальную ноту протеста? Ведь тогда семье Ардэн мы писали…
– Нет, пап, не стоит. Пусть это останется на совести Дарэна. Все же с Виэлем мы чуть не стали женихом и невестой, да и он не подавал тогда признаков, что чем-то недоволен в нашем союзе. Так что его поступок тогда действительно стал ножом в спину. С Дарэном мы ссорились часто в последнее время из-за его беспочвенной ревности, и мысли о расставании меня посещали не раз. Возможно, этого эпизода на свадьбе и не случилось бы, если б я оказалась смелее и вернула ему анитари, не дожидаясь таких вот выпадов. Так что никаких протестов высылать не нужно.
– Однако это не умаляет моего отцовского негодования, – недовольно промолвил папа.
– И моего материнского тоже, – добавила мама.
Я вкратце пересказала злоключения вчерашнего свадебного вечера. В случае с Виэлем поначалу мне было трудно сдерживать свои эмоции. Поступок Дарэна хоть и задел мое самолюбие, но в груди уже не жгло, как это было в первый раз. Я теперь уже так не влюблялась без оглядки, как это было с Виэлем, и будто подсознательно ждала, что вот-вот меня обманут.
– Дорогие мои, не стоит беспокоиться за меня, – попыталась успокоить родителей. – Со мной правда все в порядке.
– Ты прекрасно знаешь, что мы с мамой всегда будем переживать за тебя! – возразил папа. – По-другому быть не может. Мы всегда будем переживать за Свенельда, тебя, Марнемира с Бригиттой. Настанет время, и ты поймешь нас. Когда у тебя появляется ребенок, твое сердце уже навсегда бьется в нем. И его неудачи ты воспринимаешь как свои. И сердцу твоему всегда больно и горько, когда ты видишь слезы своего ребенка. Мне хотелось бы, чтоб твой избранник относился к тебе так же бережно, как я.
– И чтобы он смотрел на тебя, как на меня смотрит твой папа даже спустя сотни лет, – продолжила мама.
– Ох, мои дорогие, боюсь, что в таком случае дорожка моей жизни идет прямо к воротам монастыря.
– Это ж еще почему? – удивилась мама.
– Потому что такого мужчины не существует в природе. Никто не будет любить меня так же, как вы.
– А вот и неправда! – возразила мне мама. – Никогда не суди всех мужчин по двум встретившимся на твоем пути остолопам.
– Я полностью солидарен с тобой, моя дорогая, – сказал папа, поцеловав маме руку. – И вообще, не забывай, наша северная принцесса, ты у нас самая красивая, остроумная, обаятельная и привлекательная девочка на свете. И закидоны некоторых обалдуев, которые не умеют держать в узде свои… свой… ну в общем, ты поняла, еще не повод себя обесценивать и считать неполноценной.
– Мам, пап, я вас так люблю! – и я порывисто обняла родителей.
– А мы тебя любим, цветочек ты наш, – ответила мама, и эти объятия вновь стали самым лучшим подорожником для моей души.
К обеду я спустилась уже в приподнятом настроении. Столовую заливал солнечный свет через большие панорамные окна. Ветер колыхал занавески, принося с собой звуки прибоя и крики чаек с моря. Вся наша семья, которая сегодня была в полном сборе, неспешно накрывала обед. Со стороны сада слышался детский смех и скрип качелей. В середине обеденного стола, накрытого белой накрахмаленной скатертью с кружевами, в высокой, прозрачной, как горная река, вазе стоял букет из моих любимых нежно-пастельных лирелий с распустившимися сиренево-розовыми, белыми и пудровыми бутонами. Росли они на лугах в горах Восточной и Северной империи и у нас считались редкостью. Мне с детства нравился их тонкий, ненавязчивый, сладковато-свежий аромат, и даже мой парфюм содержал в себе нотки любимых цветов.
– Это дедушка для тебя принес букет, – сказал Свенельд, зайдя в столовую с большой хлебной корзинкой. – Они с бабушкой пришли порталом минут десять назад. И дядя Ингемар с Лагертой только что прибыли. Так что сегодня мы обедаем в более чем полном составе.
– А Регина где они забыли?
– Он сегодня дежурит в горах, – ответил Свен.
Обстановка за обедом царила легкая и непринужденная, как и всегда. Никто не упоминал о Дарэне и этой злосчастной свадьбе. Все дружненько делали вид, словно ничего не произошло, и спрашивали меня о чем угодно, только не о случившемся вчера, и за это я была благодарна своей семье. Однако совсем уйти от обсуждения минувшего вечера не удалось, поскольку Лаира, младшая дочь Свенельда, наклонившись к Бригитте, громким шепотом спросила: «Ты слышала, что Джеран вчера убегал от барана, а потом сражался с напавшим на него индюком на скотном дворе какого-то трактира?» Сказанное ею услышали все, и бабушка с дедом изумленно переглянулись, подавляя смешки.
– Ох, Джеран, Джеран! Кажется, что приключения находят его сами. У нашего гения математики осеннее обострение? – промолвил дедушка, с улыбкой поглядывая в сторону Элинн.
– Это уж точно, – ответила та со смехом. – Воспаление поисковика приключений. Ну не может мой дорогой брат жить спокойно. Все-таки гениальность – тяжелое бремя.
– Я так понял, что именно этот самый поисковик и пострадал в неравной схватке с обитателями скотного двора, – заявил папа, сдерживая смех.
Многоголосый гром хохота сотряс столовую.
– Кстати говоря, его лучший друг с поры студенчества вернулся в столицу, – вспомнил Свенельд.
– О-о-о, ну все, – протянул дед, качая головой, – держись, южная столица! Два мэтра суетологии выходят на дело! Спасайся, кто может!
Смех деда тут же поддержали остальные.
– Кстати, слышал новость? Эрик Нордвинд собирается поселиться в Альтарре, – сообщил Свен папе, когда все успокоились и перешли к чаю.
– Это тот, который делал украшения для Герды? – спросила мама.
– Он самый, – ответил Свен. – Прожил около трехсот лет в Петербурге, несколько раз служил в Балтийском флоте. А тут вдруг – оп! И решил перебраться к нам. Внезапно так.
– Свободные леди высшего света уже взволнованы, – с улыбкой промолвила Элинн. – Правда, ходят слухи, что он переезжает сюда ради прекрасной леди, личность которой остается неизвестной. Что еще может заставить мужчину сорваться и покинуть давно облюбованное место?
– А что же, этот лорд Нордвинд, судя по фамилии, один из наших, выходец из северян Эсфира? – поинтересовался дедушка у Свена.
– В прошлом Эрик был старшим сыном ярла. Лет восемьсот назад жил на территории современной Швеции. А потом там случилась какая-то трагедия, не знаю деталей, и он стал вампиром. У него остался младший брат Вальгард, тоже вампир. Живет со своей семьей в Северной империи.
– Да ты что! – удивился дедушка. Вальгард Нордвинд… Нет, это имя я не слышал. А ты, Марта? – обратился он к бабушке.
– И я не знаю такого лорда, – ответила бабушка.
– Их усадьба находится в княжестве Торндхольм. Город не помню, – пояснил папа.
– Далековато от нас, – заключил дедушка. – Поэтому я не слышал раньше об этой семье.
Дальше я уже не слушала, о чем они говорили, задумавшись о предстоящей учебной неделе в Академии. Мне было совершенно неинтересно, зачем и почему этот лорд Нордвинд приезжает в нашу столицу, кто он такой и что из себя представляет. Но стоит отдать должное его ювелирному мастерству и филигранной работе – венец и серьги, сделанные его руками, вмиг стали одним из любимых комплектов в моей коллекции драгоценностей и даже заинтересовали супругу императора. Увидев меня на балу по случаю моего двадцатого дня рождения, она пришла в восторг и попросила контакты этого лорда у Свенельда.
Уже стоя в прихожей в традиционном простом белом платье для девичника с рунической вышивкой и надевая плащ, я вдруг услышала тихий, низкий, вибрирующий гул. Оглянулась в поисках его источника и поняла, что этот звук шел словно отовсюду. Было что-то в этом гуле тревожное и зловещее, что не давало отмахнуться от него, как от назойливой мухи, и воспринимать как белый шум.
– Бастет, ты это слышишь? – спросила свою питомицу.
– Что слышу? Пение птиц?
– Нет. Гул.
– Гул? – Бастет пришла в замешательство. – Нет. Еще раз тебе говорю, никакого гула я не слышу. Только пение птиц и шум прибоя. На море сегодня бриз. Дети в гостиной с настольной игрой сидят. Фрея с Элинн играют в четыре руки на рояле. Если сосредоточиться, то могу услышать, как хлопают по столу игральные карты у мужчин. Это все. Никакого постороннего гула.
А я его слышала. Как и все те звуки, о которых говорила моя кошка. Может, прибой не так отчетливо, слух у меня все же не сверхчувствительный, а самый обычный. А гул все нарастал, но при этом оставался таким же низким, монотонным и не перекрывал другие звуки.
– Герда, по-моему, тебе надо было еще поспать, – промолвила Бастет, внимательно глядя на меня своими круглыми ярко-зелеными глазищами.
Меня посетила мысль позвать кого-то из гостиной, но тут я поняла, что гул прекратился. Причем непонятно, в какой момент это произошло.
– Ну что, еще гудит? – спросила у меня Бастет.
– Уже нет.
– То у тебя в голове от усталости гудит после вчерашнего вечера, – заявила она, усмехнувшись. – Уж больно он был насыщенный.
– Да. Видимо, мне нужен абсолютный отдых в эти выходные. Кажется, я действительно устала. То практика с тренировками, то семинары, то репетиции в театре. А потом хочется в город сходить, когда свободное время выпадает.
– Значит, завтра, ты сидишь дома и отсыпаешься по полной программе. Чтоб ничего у тебя в голове не гудело. И никаких маханий мечом со Свеном или Йоанном!
– Слушаю и повинуюсь! – пошутила я и, погладив свою кошку, вышла на улицу под яркие лучи осеннего солнца.
Все эти сны и непонятный гул ясно давали понять одно – у меня накопилась усталость и организм требует отдыха. Все же я маг, и у меня нет той выносливости, как у вампиров и оборотней или даже эльфов. Хотя именно сны наводили меня на мысль, что дело все же не в усталости, но думать об этом сейчас не хотелось.
Вся наша девчоночья компания сначала собралась у дома Эмилии, где она встречала нас у порога. По старинной традиции девичник начался с выхода невесты, одетой в красное платье, из дома к экипажу, и ей полагалось пройти под большим рушником с красными рунами, который держали подруги. Этот обряд издревле олицетворял прощание с девичеством. Затем мы поехали в парк Эриналлин для прогулки с эмберотипом и там же раздавали прохожим маленькие сладкие подарочки – чтобы у будущих молодоженов жизнь была «сладкой». Вдоволь нагулявшись по парку, мы отправились в модный столичный салон красоты, где при виде белых банных накидок и разноцветных стеклянных баночек, скляночек и флакончиков с разнообразными скрабами, масочками, маслами и пилингами я окончательно забыла все тревоги и волнения, наслаждаясь приятной компанией в роскошной обстановке, которую смело можно было именовать женской усладой.
– Так, девчонки! Это еще не все! – торжественно провозгласила Эмилия. – Сейчас я по традиции, как объяснила мне мама, должна и вас угостить сладким пирогом, чтобы разделить с вами свое счастье. Все верно я запомнила?
– Да!
– А после пирога у нас знаете что?
– И что же? – спросили мы чуть ли не в один голос.
Эмилия торжествующе улыбнулась, шутливо поиграв бровями:
– А дальше после сауны нас ждут молочные ванны, массаж и обертывание! И даже это еще не все!
Радостно гомоня, вся наша дружная компания принялась поднимать бокалы, провожая девичью фамилию невесты и предвкушая предстоящий вечер в салоне красоты. Какая девушка не мечтает о таком отдыхе? Возвращались домой мы поздно, румяные и довольные. Мое настроение поднялось на недосягаемую высоту, и все неприятности были позабыты.
Глядя в глаза этому моральному уроду, я испытывал лишь отвращение и неукротимое желание свернуть ему шею. Он что-то бессвязно лепетал, умоляя его отпустить и уверяя, что раскаивается в содеянном.
– Заткнись! Мне надоело слушать твое жалкое блеяние, – выплюнул я ему в лицо. – Врешь как дышишь! Ни о чем ты не сожалеешь, урод, и если б мы тебя не выследили, ты бы еще убил, и не раз! Тебе это в наслаждение, признайся уже! Ты упиваешься своей властью над чужой жизнью. Ты, мразь, достоин самой мучительной смерти, какая только может быть.
– Например, из него можно сделать «кровавого орла», как во времена викингов, – вкрадчиво промолвила Ольга, обманчиво игриво постучав пальцами по плечу убийцы, который сейчас трясся, как кролик перед удавом. – Во всяком случае, так гласят легенды. Эрик, а ты бы смог это исполнить?
– Легко, – ответил я, зловеще улыбаясь и упиваясь страхом этого нелюдя, убившего двух молоденьких девчонок.
На самом деле, этот вид казни на моей исторической родине не практиковался в те времена, когда я родился, потому что тогда христианство уже прочно вошло в нашу жизнь, вытеснив большую часть языческих элементов. Но убийце это было неизвестно, и, едва услышав о жуткой казни времен викингов, он побелел как полотно.
– Тебе просто повезло, что у нас мало времени и мы спешим. Так что…
Едва он открыл рот, чтобы снова что-то сказать, я схватил его за шею, резко дернув в сторону. Всего одно молниеносное движение. Раздался противный хруст, и тело безвольным мешком упало на землю.
– Стоило его дольше помучить, – сказал Стефан, равнодушно разглядывая бездыханного убийцу. – Чтобы он прочувствовал хоть долю того, что испытали его жертвы.
– Стоило, – согласился я с ним. – Но вы сами сказали, что у вас сегодня вечером запланирован поход в Мариинский театр и давно куплены билеты.
– Мой любимый балет «Ромео и Джульетта» на музыку Сергея Прокофьева, – проворковала Ольга, кокетливо обняв Стефана.
– Ну вот. Я не мог допустить, чтоб вы опоздали на прекрасное культурное мероприятие.
– А куда девать это? – поинтересовался Стефан, носком туфли слегка пнув тело маньяка.
– Да это не вопрос! Раз! – я шепнул заклинание огня. – Два! – сделал пасс. – Три! – щелкнул пальцами.
Тело тут же оказалось в плену магического огня, за минуту превратившего его в пепел, который тут же разнесло ветром по тротуару.
– Вот и все. Был маньяк. И нет маньяка. Ибо нечего в таком великолепном городе водиться всякой дряни, – сказал я и посмотрел на своих созданных. – Смотрите, чтобы следили за городом, когда я уеду! И помогали ему в случае чего избавляться от вот таких…
– Эрик, может быть, все-таки останешься, а? – с надеждой спросила у меня Оля, продолжая обнимать Стефана, который кивнул в знак согласия с супругой.
– Нет, дети мои. Мне пора двигаться вперед. Я слишком долго сидел на месте. Не переживайте за меня, я нигде не пропаду. А уж тем более на Эсфире.
Обернувшись птицами, мы покинули парк. Дома меня ожидало послание с Эсфира от агента по недвижимости: он предлагал посмотреть у одного незнакомого мне лорда усадьбу с трехэтажным особняком в северном стиле. «Ну, наконец-то подходящий вариант!» – подумал я, разглядывая несколько снимков особняка с прилегающей территорией. От меня требовалось согласиться посмотреть и назначить время. Главное, чтобы усадьба оказалась столь же прекрасной, как и ее снимки. «Да хоть завтра утром. Если этот дом – то, что нужно, переезжаю немедля», – сказал я вслух самому себе.
Сердце мое уже стремилось и рвалось в столицу Южной империи. Прости меня, любимый Петербург. Прости меня, я не останусь.