Мистер Роудс помолчал, словно раздумывая, с чего начать, и, прикурив очередную сигарету, приступил к своему нелегкому рассказу:
– Моя дочь Элизабет с детства мечтала работать в газете. Она всегда хотела быть собственным корреспондентом крупного издания в какой-нибудь экзотической стране. И успела побывать повсюду: от Африки и Индонезии до Латинской Америки. Она знала несколько языков, в том числе испанский. Особенно давно она хотела побывать в Москве, где, по ее мнению, было довольно интересно. Она прибыла в Россию в качестве собственного корреспондента «Чикаго трибюн» примерно восемь месяцев назад. Нужно сказать, что поначалу дела шли неплохо. Ей нравилась новая работа, новые друзья.
– Простите, – вмешался Дронго, – откуда вы знаете, что ей все нравилось? Неужели она вам звонила?
– Да, – кивнул Роудс, – не удивляйтесь. Мы выходцы из Джорджии, и хотя сейчас и живем в Чикаго, тем не менее сохранили достаточно патриархальные отношения. Моя дочь обязательно хотя бы раз в неделю звонит нам, чтобы узнать, как мы себя чувствуем, и рассказать о себе. Вернее, звонила…
«Патриархальная семья, – подумал Дронго, – все-таки разные цивилизации до сих пор еще не оформились в единое человеческое пространство». Он считал для себя обязательным звонить своим родителям почти каждый день, и если он не звонил два-три дня, это было уже чрезвычайным событием. А находясь в родном городе, он посещал родителей почти ежедневно. Но его родители не были выходцами из Джорджии.
– Она проработала всего около двух месяцев. Последний раз позвонила нам в субботу. Я так точно помню, потому что был день рождения моей супруги. Элизабет позвонила и поздравила мать. А через несколько дней нам позвонили и сообщили о ее смерти.
Роудс потушил смятую сигарету и потянулся за новой.
– С этого момента рассказывайте подробнее, – попросил Дронго, – как все это было. Кто вам позвонил, что сообщил, когда именно вы узнали о смерти дочери?
– Нам позвонили двадцать второго числа. Был тяжелый день, с самого раннего утра у меня уже было какое-то недоброе предчувствие. И вдруг этот звонок ко мне в офис. Секретарь доложила мне, что звонят из Москвы. Я взял трубку, посчитав, что это Элизабет, и услышал чужой мужской голос.
«Мистер Роудс?» – спросил меня этот мужчина.
«Да», – ответил я, уже не ожидая ничего хорошего от звонка.
«Я говорю с вами по поручению американского посла в Москве мистера Пиккеринга. Я обязан сообщить вам скорбную весть».
«Что случилось?»
«Ваша дочь, мистер Роудс. Она погибла два дня назад. В автомобильной катастрофе. Примите наши соболезнования, сэр…»
Что дипломат говорил потом, я уже не помнил. Все поплыло перед глазами. Кажется, на мгновение я даже потерял сознание. Только услышав следующие слова, я пришел в себя.
«Мы хотели бы знать, какие будут пожелания вашей семьи, мистер Роудс. В настоящее время мы готовим документы для отправки тела в Чикаго. Если вы не распорядитесь как-то иначе».
«Я вылетаю в Москву, – довольно невежливо перебил я дипломата, – вылетаю немедленно».
И действительно вылетел уже через несколько часов, успев на российский самолет, отправлявшийся из Чикаго. В Москве меня встречали представители посольства. Я сразу попросил отвезти меня в морг. Что они и сделали. Там я увидел мою девочку…
Роудс замолчал, отвернувшись, словно заново переживая все, что с ним произошло. Дронго протянул руку к бутылке, плеснул ему еще коньяка. И терпеливо ждал, пока гость заговорит.
– Спасибо, – оценил его тактичность Роудс, – кажется, я уже лучше справляюсь с этим, чем раньше.
Я ее, конечно, сразу опознал, хотя голова была разбита. Потом словно в тумане подписывал какие-то бумаги, разговаривал с представителями московской прокуратуры и нашего посольства. Вечером меня отвезли в отель, где я переночевал. На следующее утро меня повезли на квартиру, которую снимала Элизабет. Нужно было собрать ее личные вещи, которых оказалось не так много, лишь два чемодана и сумка. Она не очень любила роскошные платья, предпочитая ходить в джинсах и куртках. Мы забрали ее личный компьютер, ее бумаги, документы, дискеты. Сотрудники посольства объяснили, что я могу требовать подробной описи всего того, что было внесено в протокол во время обыска, но я отказался. Нам помогала Магда, подруга Элизабет, с которой они вместе снимали эту квартиру.
– Она тоже приехала из США?
– Нет, она приехала из Англии. Была корреспондентом радио. У нее мать, по-моему, итальянка. Но они были знакомы с Элизабет достаточно давно, пожалуй, несколько лет. Вот они и решили жить вместе.
Дронго кивнул, но не стал ничего больше уточнять, и его гость продолжал свой нелегкий рассказ:
– Я успел побывать на том месте, где разбилась машина Элизабет. Это был довольно крутой поворот, в который она не вписалась и врезалась в грузовик. Откровенно говоря, место там действительно сложное, и вполне можно было не вписаться в поворот, тем более что в день аварии шел довольно сильный дождь.
Дронго внимательно слушал.
– Автомобиль, который арендовала Элизабет, был разбит почти полностью, и мне пришлось еще оплатить его стоимость. Я почти не встречался с представителями прокуратуры и полиции, простите, в России, кажется, полицейских называют милицией. Только один раз, перед самым отъездом, встретился с молодым человеком, который передал мне папку с заключением экспертов и официальным заключением московской прокуратуры. После этого вылетел в Америку, куда привез тело нашей Элизабет.
Роудс снова замолчал, но молчание на этот раз не затянулось, просто он раздавил очередную сигарету и потянулся за новой.
– Больше рассказывать, собственно, нечего. Мы похоронили Элизабет в Джорджии, в Даблине, рядом с моими родителями. Я бы не стал никогда больше приезжать в эту страну, если бы не одно обстоятельство.
Дронго смотрел на своего гостя и по-прежнему ничего не спрашивал.
Роудс достал из папки, которую принес с собой, лист бумаги.
– Это официальное заключение о смерти Элизабет. Вы ведь можете прочесть его сами. Оно написано по-русски.
Дронго внимательно прочел заключение медицинских экспертов и акт вскрытия патологоанатомов. Потом посмотрел на гостя.
– Ваша дочь злоупотребляла спиртным? – спросил он.
– Вот-вот, – оживился Роудс, – все дело как раз в этом. Вы тоже обратили внимание на этот странный факт. Эксперты утверждают, что у нее в крови обнаружили достаточное количество алкоголя. Мне это показалось очень подозрительным.
– Почему?
Роудс помедлил, затем все-таки сказал:
– Дело в том, что Элизабет не могла выпить такого количества спиртного. Она вообще не притрагивалась к алкоголю. У нее с детства была аллергия на алкоголь. Вы меня понимаете?
Дронго посмотрел на листы бумаги, которые все еще держал в руках. Затем осторожно положил их на столик перед собой.
– Это серьезно, – сказал он, – это очень серьезно, мистер Роудс. Кажется, вы уже убедили меня в том, что этим делом обязательно следует заняться. Но почему вы сразу приехали ко мне? Было бы логичнее, если бы вы обратились с подобным запросом к следователям и экспертам, которые выдали заключение.
– Я уже обращался, – кивнул Роудс, – примерно месяца три назад я обратил внимание на это несоответствие. И сразу позвонил в Москву, в наше посольство. Через две недели получил официальный ответ из московской прокуратуры. Они уверяли меня, что ошибки не могло быть, Элизабет действительно управляла автомобилем в нетрезвом виде. Тогда мне пришлось бросить все свои дела и снова приехать в Москву.
– И вам никто не поверил, – понял Дронго, тихо переспросив своего гостя.
Тот кивнул.
– Вот именно, мне просто никто не верил. Даже когда я предъявлял заключение лечащих врачей Элизабет, московские следователи смеялись и говорили мне, что в их стране даже убежденные трезвенники со временем становятся поклонниками Бахуса. Но я-то знал, что Элизабет не могла пить ни при каких обстоятельствах.
– Тем не менее вы настаивали на новом расследовании? – уточнил Дронго.
– Да, конечно. Они провели еще одну экспертизу, решили проверить все на месте и доказали мне, что на этом повороте даже абсолютно трезвый человек мог врезаться в грузовик. Собственно, это я видел и сам. После чего дело было закрыто официально и мне повторно выдали справку.
Роудс снова замолчал. Даже рассказывать о столь трагических обстоятельствах было для него чрезвычайно тяжело. Затем он поднял рюмку и сделал несколько маленьких глотков. И лишь поставив рюмку на столик, продолжил свою нелегкую историю. Дронго обратил внимание, что пришедшая с ним молодая женщина смотрит не столько с сочувствием на своего патрона, сколько с явным любопытством на самого Дронго. Ее черты начинали раздражать Дронго, привыкшего полагаться на свою память. В этот раз она его подводила. Он никак не мог вспомнить, где раньше видел эту молодую женщину.
– Я вернулся в Америку, – продолжал Роудс, – и решился на эксгумацию трупа. Скрыв от своей семьи, настоял на подобной процедуре, и уже наши американские эксперты-патологоанатомы исследовали тело Элизабет. Должен сказать, что самого меня в этот момент там не было. Я бы просто не смог во второй раз наблюдать за всем этим… В общем, наши эксперты подтвердили все мои опасения. Элизабет не была пьяна. Хотя после ее смерти прошло несколько месяцев, тем не менее специалисты исследовали ее костные ткани и пришли к однозначному выводу. Но более того… Они посчитали, что смерть не могла наступить в результате удара автомобиля, смерть Элизабет наступила от удушья.
Дронго еще раз взглянул на листы бумаги, подписанные экспертами. «Нужно будет в первую очередь обратиться к этим экспертам, – подумал он. – Очень интересно, что они не заметили явного убийства и нашли не существующий в крови алкоголь. Для любого патологоанатома такая ошибка просто невозможна».
– После этого я снова прилетел в Москву, – продолжал Роудс, – мы, южане, любим справедливость. Мне хотелось узнать, кто мог убить мою девочку и почему он за это не отвечает? Я пошел на прием в прокуратуру республики. Принял меня заместитель прокурора России. Он любезно меня выслушал, пообещал принять меры. Я показал ему экспертные заключения российских и американских экспертов, указал на явное несоответствие смерти моей девочки официальному заключению. Он твердо пообещал, что дело будет проверено. Но с тех пор прошел уже целый месяц. Когда я, позвонив, поинтересовался, что именно происходит, мне сказали, что следователь занимается моим делом, но ничего конкретного они пока сообщить не могут. Целый месяц они не могли просто проверить показания экспертов, узнать, почему те дали такое некомпетентное заключение. И вы хотите, чтобы я поверил в российское правосудие? В их следователей и прокуроров? Мой прадед охранял свои земли с винтовкой в руках. Он учил моего отца, что в жизни важно самому решать свои проблемы. Поэтому я не собираюсь больше никого ни о чем просить. Я достаточно состоятельный человек, чтобы нанять частного детектива, надеюсь, вас не обижает это выражение. Я понимал, что американский детектив здесь ничего не сделает. Россия слишком специфическая страна, со своими характерными особенностями, чтобы в ней мог добиться успеха иностранец. Я искал такого человека, как вы, Дронго, пока из Нью-Йорка не позвонил мой знакомый и не порекомендовал мне обратиться к Пьеру Дюнуа.
Роудс чуть отдышался после долгой речи и продолжил:
– Я готов оплатить любые издержки, которые появятся в ходе расследования. Меня интересуют только два вопроса. Кто и почему это сделал? Пока я не получу ответа на оба вопроса, я не успокоюсь. Вы согласны помочь мне в этом деле?
Дронго взглянул на сидевшего перед ним человека. В его глазах были огромное, безмерное горе и капля надежды. Он смотрел на Дронго и ждал его согласия. Нет страшнее горя, чем горе человека, потерявшего своего ребенка. Дронго заметил, как дрожит правая рука Роудса, как дергается его щека.
– Да, – сказал он, – я согласен. Мне понадобятся копии всех имеющихся у вас документов. И ваше полное доверие, сенатор.