Едва стихли тяжелые шаги сталкера и хлопнула дверь в дом, Иван широко открыл рот и часто задышал, как собака на солнцепеке. Разве что язык не высунул для полного сходства. Он чувствовал быстрое приближение гипоксии и, как мог, пытался отсрочить ее наступление, старательно вентилируя легкие.
Иван вдруг представил, как выглядит со стороны. Лицо налилось мертвенной бледностью, словно его посыпали мукой, под кожей проступили синие веточки кровеносных сосудов. Нельзя, чтобы Бурбон увидел его таким, иначе весь план рухнет как карточный домик.
Гусев резко тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, и тут же пожалел об этом. Шею как будто сдавило сильной рукой. Воздух застрял комом в горле. Иван даже физически ощутил его этаким здоровенным клоком ваты, впитывающим в себя всю влагу из слизистой глотки и стенок гортани.
Расплата за применение «искателя» неумолимо надвигалась. Обычно он успевал нейтрализовать негативные последствия до того, как они наступали, но сегодня упустил момент. Хотя нет. Он ввел себе препарат около восьми часов назад. Концентрация метаболитов в крови еще не достигла того уровня, когда из-за общей интоксикации организма начиналась жестокая ломка. Может, сказалось недоедание последних дней? Или все дело в аномальном воздействии Зоны на его тело? Да какая, по сути, разница. Главное, он выяснил, что здесь все происходит не так, как в лабораторных условиях, а это знание дорогого стоит.
В груди появилось сильное жжение, как при изжоге. Умереть он, конечно, не умрет, но скоро наступят вялость и апатия. Ему грозит на сутки превратиться в подобие безвольного овоща, если только не принять экстренные меры.
Иван потянулся к своему рюкзаку, но тут резкий упадок сил накатил на него, как приливная волна. Мышцы тела внезапно ослабли, и Гусев повалился набок.
Поначалу он запаниковал, не зная, что теперь делать. Раньше ничего подобного не происходило, следовательно, у него не было готового алгоритма действий. Это угнетающе действовало на Ивана, ведь он привык, что в его жизни всегда все под контролем. Даже ситуация с Бурбоном была просчитана им до мельчайших подробностей и развивалась по заранее намеченному плану, пока не вмешалась эта непредвиденная случайность.
Гусев был законченным перфекционистом. Желание всегда доводить все до конца взяло в нем верх над медленно обволакивающим его липким, как паутина, страхом. Стиснув зубы, он снова попробовал дотянуться левой рукой до рюкзака, но вялая, будто лишенная костей конечность отказывалась служить ему.
– Ну же! – невнятно прохрипел Гусев, сердито сверкая глазами. На безвольном, скособоченном, как при инсульте, лице только они и были в состоянии выразить бушующие внутри него эмоции. Из уголка перекошенного рта к полу потянулась тонкая ниточка слюны. Иван заорал от переполняющей его бессильной злобы, но вместо звериного вопля из его груди вырвалось сиплое шипение, как будто воздух вышел из проколотой шины.
То ли помог этот приступ неконтролируемой ярости, то ли по другой причине, но пальцы Гусева шевельнулись. «Господи, пожалуйста, дай мне еще один шанс», – мысленно взмолился он и снова попробовал дотянуться до рюкзака. С третьей попытки ему это удалось. Превозмогая слабость, Иван дрожащими, плохо гнущимися пальцами с трудом развязал тесемки и просунул руку внутрь горловины.
Какое-то время подушечки его пальцев скользили по грубому рубчику брезентовой ткани, пока не наткнулись на холодный металл. Гусев собрал остатки воли в кулак. Хватая воздух ртом, как астматик во время приступа, он вытащил из рюкзака плоскую жестяную коробку и, дважды щелкнув замками, открыл ее.
Изнутри крышку и дно кейса выстилал похожий на губчатую резину амортизирующий материал бежевого цвета. В фигурном углублении на дне коробки лежал шприц-пистолет. Отблески стреляющего искрами костра отражались на его сверкающей хромом гладкой поверхности, равно как и в стеклах медицинских ампул-головок. Те ждали своего часа в заботливо предусмотренных на уплотнителе крышки узких и длинных ячейках. Пять штук с синей жидкостью слева (судя по пустому гнезду, одну единицу уже использовали) и шесть с раствором красного цвета справа.
Чувствуя, что задыхается, Иван вставил кончики пальцев в специальные углубления по бокам от ампулы с красным веществом. Тело по-прежнему плохо слушалось его, и ему пришлось немало постараться, чтобы извлечь прозрачную оболочку с дозой «нейтрализатора» из прорези. Кое-как освободив плоский наконечник от защитной оболочки, он вставил ампулу трясущимися руками в приемное гнездо устройства и толкнул ее вперед до характерного щелчка. После чего постарался как можно плотнее прижать головку инъектора к бедру и прямо через ткань штанов сделал себе укол.
Прошло секунд пятнадцать, прежде чем он почувствовал, как костлявая рука удушья ослабила хватку. Жжение в легких заметно ослабло. Мышцы снова стали наливаться силой.
Иван сделал глубокий вдох, радуясь ощущению свободы в груди. Ему ничего не мешало дышать, а значит, и другие негативные последствия от применения «искателя» скоро исчезнут.
Несмотря на недавно пережитые неприятности, Гусев мысленно похвалил себя за проницательность. Он оказался прав, предполагая, что в Зоне отрицательные свойства его препарата проявят себя раньше, чем на Большой земле. Единственное, с чем он не угадал, так это с периодом сокращения временного лага. Он думал, смещение хроношкалы влево на воображаемом графике произойдет максимум на полторы единицы. На деле же интервал безопасного применения препарата сократился более чем на четыре часа.
– Зато теперь знаю, над чем работать, – пробормотал Гусев, приподнимаясь на локте. Вскоре он уже по-турецки сидел на спальнике и прятал коробку с инъектором и ампулами обратно в рюкзак.
Неверный свет костра отбрасывал изломанную тень от худого нескладного тела Гусева на покрытые волдырями, с желтыми разводами потеков и черными кружевами плесени обои. Узкие полосы разрисованной в мелкий цветочек бумаги за долгие годы забвения чудом уцелели на оштукатуренных стенах давно покинутого людьми жилища. Обычно они свисали неопрятными лохмами или валялись грудами истлевшей бумаги на полу.
Иван впервые оказался за Периметром. Несмотря на это, он имел представление о состоянии заброшенной инфраструктуры. Еще во время работы в Московском институте аномальных территорий ему по долгу службы доводилось неоднократно изучать отчеты исследовательских групп об экспедициях в Зону. На приложенных к документам фотографиях и видеоматериалах было достаточно информации, чтобы старший научный сотрудник отдела работы с артефактами Иван Гусев мог детально ознакомиться как с внешним, так и с внутренним видом посещенных исследователями объектов.
Явное несоответствие увиденного им воочию со сформированными по фото- и видеоматериалам его представлениями о том, как должны выглядеть внутри стены давно покинутых людьми зданий вызвало в нем сильное ощущение тревоги. Он знал, что Зона полна так называемых психических аномалий, воздействующих на человека не на физическом, а на энергетическом уровне, так что опасения его были не беспочвенны. Быть может, один из таких деструктивов находился в этом здании или же в непосредственной близости отсюда, заставляя Гусева видеть не соответствующую реальности картинку.
Иван даже хотел поделиться своими сомнениями и тревогами с Бурбоном, едва они оказались в этом доме, но, видя, как тот спокойно ведет себя, решил положиться на его опыт и не прослыть в глазах сталкера паникером и дураком. Бурбон нужен был ему для завершения эксперимента, так что он взял себя в руки и постарался отогнать беспокойные мысли прочь. В конце концов, сохранившиеся на стенах обои не обязательно должны означать присутствие наводящей морок на людей аномалии.
С той минуты, когда они вошли в этот дом, прошло уже много времени. Гусев несколько успокоился, находясь здесь в компании Бурбона, но стоило ему оказаться в комнате одному, как прежние страхи вернулись вновь. Как знать, может, это они и спровоцировали столь раннее наступление ломки.
Пытливый ум ученого подсказал ему, как можно развеять опасения. Каким бы сильным ни был деструктив, он вряд ли способен одновременно воздействовать на разные органы чувств в одинаковом ключе. Другими словами, если глаза видят приклеенные к стенам обои, то руки уж точно почувствуют свисающие с них лохмы бумаги.
Иван встал со спальника. Организм еще не совсем восстановился после перенесенных потрясений, а потому его повело в сторону. Гусев выставил руки в стороны и шагнул вбок, удерживая равновесие. Когда головокружение прошло, он опустил руки вдоль тела и, пошатываясь, подошел к стене.
Стоя возле нее в некотором замешательстве, он помедлил, собираясь с мыслями, и приложил руку. Стена оказалась холодной и шершавой на ощупь. Сквозь тонкую бумагу обоев отчетливо прощупывались вкрапления песчинок и мелких камушков в штукатурке. Чувствуя, как растет внутреннее напряжение, Иван провел ладонью по стене наискось до угла, ожидая, что пальцы вот-вот наткнутся на неровные сгибы отклеившихся рулонов. Вопреки ожиданиям, ничего такого не произошло. Тактильные ощущения один в один соответствовали принимаемой глазом картинке.
Коротко хмыкнув, Иван взял приставленное к стене короткоствольное ружье. Бурбон хоть и сказал, что автомат ему нужен для защиты от бродящих во тьме мутантов, будет лучше, если старая отцовская двустволка, случись чего, сразу окажется под рукой. Кто знает, что за мысли бродят в Бурбоновой голове? Он тот еще наглый, жадный до денег самоуверенный тип, потому Иван и выбрал его для доведения до ума своего изобретения.
Будучи ученым до мозга костей, Гусев провел первые испытания «искателя» на себе еще там, в Москве. Результаты оказались двоякими. С одной стороны, он почувствовал скрытые от глаз артефакты, с другой, после выведения средства из организма с продуктами жизнедеятельности самочувствие испытателя резко ухудшилось. Анализ крови показал сильное падение гемоглобина и стремительный рост лейкоцитов. Гусев поначалу испугался, что у него рак, но, когда спустя неделю показатели здоровья вернулись в норму, понял, что всему виной его изобретение.
Как только стала понятна причина этих изменений, Иван разработал формулу так называемого нейтрализатора, в разы ускоряющего процесс восстановления после применения «искателя». Времени на полноценные испытания нового препарата в лабораторных условиях у Ивана не было. Так уж вышло, что МИАТ расформировали в результате оптимизации государственных расходов на образование и науку. (В условиях нескончаемых санкций правительство России искало любые возможности для бесперебойного финансирования новейших разработок ВПК, жертвуя ненужными, по его мнению, научными исследованиями.) Поэтому он забрал с собой из лаборатории все, что успел синтезировать на тот момент, и отправился в Зону.
Побочные последствия применения не проверенных по всем правилам науки препаратов могли привести если не к смерти, то к инвалидности. Гусев рассудил, что у него нет морального права так рисковать собой (недавнее происшествие еще больше утвердило его в этой мысли), а потому решил доводить до ума свои изобретения на добровольце.
Для этого ему нужен был жадный, завистливый и не особо умный тип. Почти неделю Иван крутился в баре, тратя последние деньги на выпивку, чтобы не выделяться на общем фоне. Все это время он внимательно прислушивался к чужим разговорам и приглядывался к сталкерам. В итоге он определился с выбором. Ивану оставалось лишь договориться с Бурбоном, чтобы тот взял его в качестве «отмычки», и на деле продемонстрировать действие «искателя».
Гусев со щелчком переломил двустволку. Плоские донца картонных гильз латунным блеском сверкнули в свете костра. Иван вернул стволы в боевое положение, взвел курки и потопал обратно к спальнику, на ходу размышляя, рассказать сегодня Бурбону о «нейтрализаторе» или лучше подождать до завтра.
Внезапно за его спиной раздался громкий шипящий треск. Гусев повернулся на шум, инстинктивно присев и сжимая «ИЖ-43кн» в руках. Это спасло ему жизнь. Извилистая трескучая молния промчалась над ним, с грохотом разнеся по кирпичикам простенок между окнами.
Иван не успел прийти в себя от первого шока, как еще с десяток ослепительно ярких, тугих жгутов одномоментно появились из возникшего между полом и потолком крохотного, сыплющего искрами сверкающего шарика. На этот раз обошлось без разрушений. Искрящиеся нити электрических разрядов заскользили по стенам, полу и потолку, оставляя на них черные дымящиеся пятна и разводы. Один из белых трескучих зигзагов угодил в костер, брызнув в стороны огненным фейерверком из обгорелых деревяшек. И без того пахнущий дымом от костра и озоном воздух тут же наполнился едким запахом гари и клубами поднятого взрывом пепла.
Гусеву опять стало трудно дышать, теперь уже от плавающей повсюду взвеси. Он закашлялся. На глазах выступили слезы.
Сквозь серую завесу дыма и пепла проступили очертания стремительно увеличивающегося в размерах огненного пятна. Оно возникло на месте того самого сыплющего искрами и пускающего молнии шарика, как будто реальность в этой точке пространства выгорала, словно брошенная на угли фотография. Портал открылся за доли секунды и теперь представлял собой огромный овал от пола до потолка с пылающими огнем неровными краями.
Иван впервые увидел окно в другое измерение и оцепенел, как кролик перед удавом. Немигающим взглядом он смотрел вглубь «червоточины». Там, как в театре теней, две темные фигуры плавно увеличивались в размерах на фоне плавающих внутри портала сизых клубов не то дыма, не то густого тумана, словно кто-то постепенно приближался к выходу из пространственного тоннеля.
Оглушительный грохот застал Бурбона в тот миг, когда он уже застегнул штаны и теперь скручивал крышку, собираясь глотнуть еще виски. От неожиданности сталкер даже подпрыгнул на месте, едва не выронив фляжку из рук.
– Еперный театр! Он че там, гранату взорвал, что ли?!
Сталкер не знал наверняка, была ли у «отмычки» граната, но, если судить по силе взрыва, скорее да, чем нет. Воображение живо нарисовало ему безрадостную картинку. Его новоиспеченный компаньон лежит на полу в растекающейся под ним луже крови, с оторванной взрывом кистью руки и нашпигованным осколками телом.
Бурбон забыл, что хотел промочить горло, и запихнул фляжку за пояс горлышком вниз, вместо того чтобы сунуть ее в набедренный карман штанов. В два больших прыжка он преодолел расстояние от кустов до крыльца, рванул входную дверь на себя и заскочил в дом.
Из комнаты, где они остановились на ночлег, вырывались подкрашенные красным клубы дыма, как будто там полыхал пожар. Впрочем, горелым не пахло, если не принимать во внимание идущий от костра запах, так что было непонятно, что там на самом деле происходит.
Сталкер решил, что в его отсутствие «отмычка» устроил эксперимент (в его представлении все яйцеголовые вечно что-нибудь взрывают, проводя понятные только им опыты), и от души выругался, пройдясь по родственникам Какаду аж до седьмого колена.
– Ща ты у меня получишь! Мне плевать, че ты там изобрел! – рявкнул он и кинулся в комнату, намереваясь выбить всю дурь из головы тощего. – Возомнил о себе хрен знает что! Ты ж угробить себя мог, придурок!
На самом деле Бурбон сильно перепугался и орал больше для собственной храбрости, нежели с целью напустить страха на «отмычку». Причем его больше напугал не этот неожиданный грохот и странное свечение, а то, что Какаду действительно мог погибнуть, унеся секрет своего «искателя» в могилу.
– Ох, е!..
Бурбон застыл на пороге, увидев развороченный простенок и черные разводы подпалин на полу, потолке и на стенах. Какаду стоял к нему вполоборота с ружбайкой в руках. За его спиной темнела пробоина между окнами, а в паре метров перед ним пыхал клубами дыма, как паровоз, пылающий ярким пламенем овал. Бурбон видел его со стороны, так что ему, в отличие от напарника, были хорошо заметны длинные черные протуберанцы. Эти извилистые завихрения облизывали неровные края и обратную сторону пространственного тоннеля, не то растворяясь в воздухе, не то появляясь из него и тем самым подпитывая портал.
Судя по всему, огонь был ненастоящим. Наверное, так воспринималась человеческим глазом разрушающаяся в этом месте ткань реальности, иначе как объяснить факт появления из практически адского пламени рыжеволосого парня и блондинки.
Бурбон чуть не выругался, когда их увидел. Он уже привычно махнул распальцованной рукой, собираясь сказать все, что думает по этому поводу, как вдруг раздался грохот сдвоенного выстрела.
Иван не заметил, как Бурбон ворвался в комнату. Он даже не слышал его крики, когда тот заскочил в дом и бежал по коридору. Все его внимание привлекли две будто сотканные из завитков дыма фигуры с пылающими, как угли, глазами и беспрестанно меняющимися формами. Они приближались с той стороны пространственного тоннеля и, наконец, вышли из него. От страха у Ивана пересохло во рту. Он хотел закричать, но смог лишь сипло прохрипеть: «Сгинь, нечистая!» и навскидку пальнул по ним дуплетом.
Гусев не ожидал, что у охотничьего ружья будет такая сильная отдача. Он вообще не знал, что это такое, поскольку сегодня стрелял впервые в жизни. Его отец был заядлым охотником, но привить сыну страсть к этому увлечению так и не сумел. Он даже не смог заставить его просто пострелять по банкам, не говоря уж о том, чтобы убить несчастное животное или птицу. Быть может, сумей он проявить тогда настойчивость, его сын не допустил бы сейчас непростительной ошибки, а так старая двустволка буквально встала на дыбы в его руках, как получивший шенкеля жеребец, и грохнулась на пол.
В комнате добавилось дыма. Запах гари смешался с едкой вонью сгоревшего пороха, раздражая слизистую глаз и носоглотки. Иван закашлялся. По щекам покатились слезы, возможно, как реакция на раздражитель, а может, он расстроился из-за того, что выронил «ИЖ», да еще и промазал. Заряды дроби промчались над фигурами, даже не причинив им вреда. Хотя нет, одна из них несколько уменьшилась в размерах, и над ней закружились, закручиваясь в кольца и спирали, черные тонкие завитки, появляясь из меняющей форму, клубящейся, как и все тело, головы.
Все еще кашляя, Иван наклонился за оружием и поднял его. Большим пальцем правой руки сдвинул рычаг запирания до упора вправо, с характерным щелчком «переломил» стволы и одну за другой вытащил дрожащими пальцами стреляные гильзы.
Дымящиеся картонные цилиндрики упали на пол возле облепленных грязью сильно поношенных кед. Руки Гусева тряслись, как и колени, но он все же смог нащупать патроны в кармане штормовки и перезарядить ружье. На этот раз он не промажет. Теперь он знает, что эта двустволка лягается, как старый ишак, и будет крепче держать ее.
– Ты что творишь?! – крикнул Бурбон, когда Какаду подобрал с пола двустволку, перезарядил и приготовился снова стрелять по рыжему парню с блондинкой.
Пузан не отличался пацифизмом ни в Зоне, ни на Большой земле, но стрелять по безоружным (справедливости ради, незнакомцы были не совсем без оружия; у рыжего на плече висел автомат, но он пока смотрел стволом вниз), по его мнению, был полный беспредел. Так и убить можно ненароком, а ведь из них еще не вытянули ни слова правды. Потом, когда они все расскажут: кто такие, откуда пришли и как эта штуковина работает, их можно будет отправить к Темному Сталкеру в долину вечной охоты за артефактами, а пока они нужны ему живыми.
За всю жизнь за Периметром Бурбон еще ни разу не видел действующий портал и уж тем более как из него выходят люди. Он слыхал подобные истории от других сталкеров, но, положа руку на сердце, считал их обыкновенными байками и не более того. Видимо, Зона решила сменить гнев на милость и наградить его за все пережитые здесь и за пределами проклятых земель испытания, раз свела с изобретшим уникальное средство для поиска артефактов чудиком, да еще и показала в действии одну из своих тайн.
Сталкер решил любой ценой узнать у рыжего с девкой, как пользоваться пространственным переходом. Если потребуется, он им пальцы по одному отрежет, но заставит все ему рассказать. Только бы Какаду ничего не испортил. Его первый дуплет ушел в «молоко», лишь чудом не навредив блондинке. Заряды дроби так низко пролетели у нее над головой, что она, наверное, ощутила исходящий от облака свинцовых шариков жар. Бурбон заметил, как зашевелились волосы на ее голове от пронесшейся над ними волны горячего воздуха, когда она слегка присела за миг до того, как прогрохотал выстрел. В другой раз он может и не промазать.
Бурбон открыл рот, собираясь крикнуть «отмычке», чтобы тот не вздумал стрелять (Какаду уже вскинул ружье и плотно прижал приклад к плечу, учтя печальный опыт), но буквально закаменел, как мифический воин под взглядом горгоны Медузы.
На лице и руках рыжего вдруг, ни с того ни с сего, проступили черные шевелящиеся извилины. Глаза налились чернильным глянцем и стали похожи на отшлифованные до блеска кусочки вулканического стекла. Темная, будто свитая из тончайших завитков дыма субстанция, напоминающая по форме уродливую фигуру с паучьими ногами, отделилась от его тела и, оставляя за собой черный расплывчатый шлейф, стремительно преодолела расстояние от портала до Какаду.
В непосредственной близи от новичка дымчатый призрак начал быстро превращаться в бесформенное облако. Из рыхлой клубящейся массы потянулись длинные извилистые нити. Они, словно паутина, оплетали «отмычку» слой за слоем, впитываясь в него, как вода в губку, до тех пор, пока полностью не исчезли в нем.
Все это время рыжий стоял, как истукан. Казалось, он на самом деле превратился в высеченную умелой рукой мастера статую. Его спутница тоже не шевелилась, хотя на ее лице и руках не было тех черных, повторяющих рисунок вен, разводов и глаза сохранили живой блеск.
Бурбон физически ощутил, как воздух вокруг тех двоих сгустился настолько, что его, наверное, можно было разрезать ножом. Самое страшное было в том, что область этого сгущения быстро распространилась на всю комнату. Сталкер понял это по тому, что ему вдруг стало трудно дышать. Он зашевелил губами, словно откусывая от невероятно плотного, как очень упругий поролон, воздуха большие куски. Громко сглатывая с какими-то странными щелчками в гортани, он с усилием проталкивал их в себя в надежде дать легким хоть немного кислорода.