Я проспал почти десять часов и проснулся от щекочущего ноздри запаха свежесваренного кофе. Потянувшись, встал с полосатого матраса, великодушно одолженного Байкером на одну ночь, продрал глаза и снова втянул носом дурманящий аромат.
Сам Байкер в это время хозяйничал возле примуса. Из одежды на нём были камуфляжные штаны и тельник-безрукавка. Услышав мою возню, сталкер оглянулся.
– А-а, проснулся, соня, – добродушно пробурчал он в бороду и снял с подставки походной плиты шипящую сковородку. Словно заправский повар подкинул, переворачивая, подрумянившиеся со всех сторон кусочки мяса и с грохотом водрузил чугунную посудину обратно. – Скоро будет готово. Хлеб я уже пожарил. – Он кивнул на покрытый старой газетой перевёрнутый ящик. Центр импровизированного стола был занят похожей на морскую раковину тарелкой, на которой горкой лежали хрустящие тосты. – Разлей кофе по кружкам и можешь начинать.
Пока я возился с кофейником, «шеф-повар» погасил примус, выгреб деревянной лопаткой скворчащее мясо из сковородки на одноразовую тарелку. Широкий круг белого картона сразу пропитался похожими на грозовые тучи пятнами жира.
– Налетай! – Байкер взял в одну руку хрустящую корочку хлеба, пальцами другой, словно пинцетом, подцепил румяный кусочек мяса и водрузил его на тост, будто вишенку на торт.
– Откуда мясцо? – спросил я, следуя примеру проводника.
– Из Зоны, вестимо, – в тон мне ответил Байкер и с хрустом впился зубами в жареный хлеб.
Мы переглянулись и захохотали. Смеялись долго, от души, охая, вытирая выступившие слёзы и хлопая себя по бёдрам. Видимо, выпавшие на нашу долю испытания не прошли даром, и этот почти истерический смех послужил защитным клапаном, через который стравливалось избыточное давление на психику.
– Нет, а если серьёзно, – сказал я, просмеявшись. Пригубил чуть остывший кофе и захрустел кусочком тоста.
– Так никто и не шутил. Пока ты спал, я сходил на прогулку. В трёх домах отсюда тандем «жаровни» и «подкидыша» притаился. Аномалии так себе: по десятибалльной шкале паршивости – на слабенькую троечку, не больше. Ночью, после выброса, в деревню забрела парочка пучеглазок. Не знаю, что там произошло: сушильщик их спугнул или ещё кто, но одна из тварей в «жаровню» угодила – её обгоревшая туша до сих пор в аномалии тлеет, – а вот второй мутняк сдуру в «подкидыш» заскочил. Отбросило «хрюшу» прямиком на торчащую из земли арматурину. Прямо как на вертел насадило. Вот я и подумал: чего добру зря пропадать. Консервы уже опостылели, мяска свеженького хоцца, а тут оно даром валяется, бери – не хочу.
Байкер подцепил с картонки ещё один истекающий жиром кусок, сунул в рот, сказал с набитым ртом:
– Да ты ешь, ешь. Чего жевать перестал? Вполне съедобно, по вкусу на свинину похоже, да и немудрено: мутанты-то эти от них свою родословную ведут. Фонит, правда, немного, так здесь на всё счётчик реагирует. Зона, ёксель-моксель.
Он выковырял из зубов застрявший кусочек шашлыка, сплюнул в сторону и добавил:
– Здесь, паря, едой не брезгуют, какая бы она ни была. Вот не хватит сил с мутняком справиться или скопление аномалий обогнуть – тогда по-другому запоёшь. Жуй давай! После завтрака примешь ампулу антирада, раз такой нежный оказался.
– А можно я сейчас приму? – попросил я и протянул сложенную ковшиком ладонь.
Байкер несколько секунд изучал меня внимательным взглядом, потом хмыкнул, покачал головой. Обтёр жирные пальцы о тельник, полез в карман брюк и вскоре извлёк оттуда серебристую полоску блистера. Металлизированная упаковка отбрасывала блики, так что я не смог разобрать название препарата, а прочитал лишь две последние буквы: «ин». Гадать, что за средство носил с собой Байкер, я не собирался. Просто дождался, когда он выдавит на ладонь красно-белую ампулу размером с фасолину, схватил её двумя пальцами, закинул в рот и проглотил не запивая.
Видя такое дело, сталкер усмехнулся, спрятал таблетки в карман и сварганил себе ещё один бутерброд. К тому времени кофе в кружке почти остыл. Байкер допил его махом, налил ещё и продолжил завтракать. При этом он с юмором рассказывал о своих приключениях в Зоне. Причём делал это так задорно, что я вскоре весело хохотал, забыв о проникающей всюду радиации и поджидающих снаружи опасностях.
После завтрака Байкер снабдил меня подходящей для прогулок по Зоне одеждой, дал броник с давними следами от пуль, автомат, два полных, примотанных друг к другу изолентой магазина, а в довесок вручил ПМ с запасной обоймой и нож. На вопрос: с чего такая щедрость, сталкер лишь загадочно усмехнулся, надел куртку и занялся сбором своего рюкзака.
Попутно он то и дело давал мне наставления, как без приборов определять размер, форму и тип аномалий. Оказывается, эти изменённые участки местности выдавали себя либо дрожанием воздуха над ними, либо искажением линии горизонта. Легче всего невооружённым глазом фиксировались гравитационные ловушки. Они притягивали опавшие листья и прочий древесный хлам. Вихревые воронки постоянно кружились вокруг этих проявлений чуждой человеку природы, словно предупреждая о притаившейся внутри невидимой силе.
Лишь когда мы покинули убежище, я понял причину такой благотворительности и проведённого мастер-класса. Шагах в десяти от дома Байкер протянул мне наполненный мелкими камушками брезентовый мешочек с двумя широкими шлёвками на боку, оставив у себя на поясе подобный омоньер, но более скромных размеров.
– Держи. Я принимаю твоё предложение, но путешествие к центру Зоны – это не прогулка по городскому парку. Здесь всё хочет убить тебя, ты должен многое уметь и знать, чтобы элементарно выжить.
– Я способный и быстро учусь.
Сталкер кивнул, и, пока я цеплял кошель к ремню, продолжил:
– Шагай медленно, никуда не торопись, смотри внимательно по сторонам и под ноги. Если почувствуешь, что глаз «замылился», – остановись, зажмурься и поморгай, выжди пару минут, глядя то в небо, то вдаль, и только после этого снова иди. Не забывай нащупывать границы аномалий гравием. Камни не жалей, но и особо не разбрасывайся. Ну, давай. Курс вон на то дерево.
Указанный Байкером ориентир находился в конце образованного обветшалыми домами коридора. Я посмотрел на чёрный, будто обугленный ствол с кривыми, лишёнными листвы ветвями. Они были густо затянуты серой, похожей на шерсть паутиной и жутко скрипели при каждом дуновении ветра.
Дерево, вернее, то, что от него осталось, росло на территории бывшего частного владения. Забор давным-давно сгнил и целыми пролётами упал на землю. Сохранилась лишь малая часть заграждения – левее превратившегося в развалины дома. Длинная желтоватая трава так плотно оплела уцелевшие штакетины, что со стороны они казались монолитной стеной.
Мёртвое растение возвышалось в центре огромного, метров двадцати в диаметре, чёрного пятна на земле. Среди кочек сухой травы и за пределами «магического» круга белели чьи-то останки. На таком расстоянии было не разобрать, кто нашёл там последнее пристанище: мутанты или одинокие сталкеры.
Тем более контрастно с этим локальным царством смерти смотрелись шумевшие жёсткой листвой растущие неподалёку приземистые кусты и парочка старых яблонь с корявыми потрескавшимися стволами. Вместо плодов на них висели громыхающие на ветру пустые алюминиевые банки. Шум они производили довольно-таки сильный. «Странно, почему я не слышал этого скрежета вчера? – озадачился я. – Так сильно устал, что не обратил на него внимания?»
– Это я их на рассвете повесил, – пояснил Байкер, заметив выражение недоумения на моём лице. – Услышал поблизости вой «слепышей» и устроил им неприятный подарочек. Эти твари не выносят резких звуков и стараются держаться подальше от их источника. Конечно, от других мутантов это не спасёт, но я и не ставил перед собой такой цели: в Зоне проблемы решаются по мере их поступления.
Мы двинулись к мёртвому дереву. От него до окраины посёлка было ещё метров тридцать или, может, чуть больше. Заброшенное селение стояло сбоку от изогнувшегося дугой широкого шоссе, по краям которого росли высокие осокори. Их зелёные верхушки щекотали бока низко нависших над безлюдной деревушкой туч. Порой зелёные пики пропарывали сплошной серый покров неба, и тогда на изуродованную землю падал тёплый солнечный луч. Но длилось это недолго, прореха быстро затягивалась, и мир снова погружался в привычную хмарь.
По словам проводника, эта дорога вела к лагерю независимых сталкеров. Там жил и работал Диод – народный умелец с золотыми руками. К нему мы и направлялись. Мастер от бога, он мог починить любую электронную – и не только – вещь. КПК Байкера накрылся во время очередной попытки считать информацию с карты памяти моего безвременно погибшего планшета, а без всевозможных датчиков и детекторов, хранящихся внутри сталкерского гаджета, в Зону мог сунуться только сумасшедший – вывод напрашивался сам собой.
Но ещё больше, чем ремонт сломанного наладонника, моего проводника интересовала возможность скопировать скриншоты игровых локаций. Он снова упомянул об их поразительном сходстве с настоящими картами и выразил твёрдую уверенность в том, что только с их помощью мы сможем добраться до ЧАЭС. После этих слов я невольно задумался: благодаря чему (или кому?) и зачем в нашем мире появилась компьютерная трилогия и связанный с ней какой-то просто фантастический культ.
Я шёл впереди, Байкер – на шаг позади меня и чуть правее, чтобы контролировать мои действия. Сначала он советовал, куда бросать камни, но поскольку я всё делал правильно, а приютившиеся возле домов и брошенной техники аномалии и так хорошо различались на фоне частично разрушенных стен и ржавых остовов, стал молча наблюдать за мной.
Справа от мёртвого дерева едва заметно мерцала довольно большая полусфера. Её радужная поверхность время от времени покрывалась рябью, от которой по прозрачным стенкам пробегали волны.
– Обрати внимание на этот гигантский «мыльный пузырь», – затянутой в перчатку рукой Байкер показал на переливающееся в солнечном свете полушарие. Впрочем, прореха в покрывале из туч быстро затянулась, подсветивший купол аномалии лучик исчез, и границы ловушки стали незаметны. – Это «соковыжималка» – довольно редкая, но очень опасная ловушка. Она убивает не сразу, как «гравиконцентрат» или «жаровня», а постепенно, вытягивая из тебя соки. Видишь, что она сделала с деревом?
Я кивнул, вытащил из кошеля камешек, покрутил в пальцах, примеряясь, куда бы кинуть: ближе к чёрному стволу или рядом с лежащей на земле веткой. Но едва замахнулся, почувствовал медвежью хватку проводника на своём запястье.
– Не буди лихо понапрасну. «Соковыжималка» – что твоя амёба: стоит потревожить – сразу меняет границы, причём спонтанно. Никогда не знаешь, куда она выбросит ложноножки. Эти кости, – он мотнул головой в сторону белеющих в траве скелетов, – напоминание таким, как ты: смерть не любит, когда с ней играют в жмурки.
Проводник отпустил мою руку и показал на соседний дом, крышу которого проломило давно упавшее дерево. – Нам туда. Обогнём хибару, пройдём через сарай, пересечём небольшой лужок и через час выйдем на дорогу.
– А почему так долго? Тут идти-то всего ничего: махнул напрямки – и дело в шляпе.
Байкер криво усмехнулся, поправил увесистый рюкзак.
– Запомни, журналист, в Зоне прямых путей нет. Чем больше крюк, тем ближе к цели. Всё! Хорош трындеть, ёксель-моксель! Нам к обеду нужно до лагеря добраться. Слыхал я, Диод с группой сталкеров хотел к «Юпитеру» отправиться: инструменты там, детальки всякие для себя подобрать. Уйдёт – придётся неделю, если не больше, в лагере куковать, а у меня, паря, на это время другие планы. Понял? То-то. Давай, я сейчас вперёд пойду. Выйдем на дорогу – снова попрактикуешься.
Мы поменялись местами, и темп движения заметно ускорился. Оно и понятно: кто я и кто Байкер. Мне, чтобы так маршрут прокладывать, ещё учиться и учиться надо было.
За домом с проломленной крышей действительно находился сарай. Стены из красного кирпича поросли синеватым мхом, в траве валялись вырванные с мясом рамы, а в тех, которые уцелели, не осталось даже осколков. Только в чердачном окне сохранилось густо заросшее пылью стекло. На нём изнутри кто-то нарисовал хищно оскалившийся череп. Мёртвая голова смотрела на нас пустыми глазницами, и от этого взгляда по спине табунами бегали мурашки.
Байкер шёл прямо к распахнутым воротам. Ржавые, с лохмотьями зелёной масляной краски, они давно вросли в землю. Из рваных дыр пулевых отверстий торчали усеянные мелкими фиолетовыми цветами тонкие нити вьюна, чьи извилистые побеги густо оплели основы дверных полотнищ.
В тёмном чреве сарая что-то металлически блестело. Судя по характерным контурам – старый колёсный трактор. Дневной свет падал широким прямоугольником в дверной проём сарая, но не доставал до брошенной техники каких-то полметра. Зато призрачными копьями проникал сквозь отверстия в крыше и под разными углами пронзал царящие внутри сумерки, бликуя на туше стального коня. В дальнем правом углу, как раз перед проломом в стене, через который нам предстояло выйти, с треском искрил молниями приличных размеров «разрядник». Голубоватые вспышки аномалии вырывали из полумрака станину плуга с изогнутыми лепестками отвалов и прислонённую к ней решётку бороны. С острых зубьев тракторных граблей свисали пряди чего-то похожего на люминесцирующую паклю.
Байкер велел мне оставаться у ворот, а сам взял автомат наизготовку и осторожно вошёл в сарай. Встал на границе светлого прямоугольника, припал щекой к прикладу, поводил стволом «калаша» из стороны в сторону, словно сканируя помещение. Потом жестом велел мне идти за ним и, стараясь не производить лишнего шума, сделал шаг в сторону трактора.
В этот миг в кабине «беларуса» сверкнули два красных огонька. Я вскинул автомат к плечу и, не целясь, выпустил по ним очередь. Вместе с осколками лопнувшего стекла на Байкера из кабины вывалилась крыса. Крупная – размером с кошку, – она внешне мало напоминала своих нормальных сородичей. Длинный чешуйчатый хвост заканчивался пучком острых шипов, тело было начисто лишено шерсти, вместо неё кожу покрывали костяные пластины с гребнями роговых наростов. Такие же доспехи защищали морду твари с торчащими в стороны кривыми трёхгранными клыками.
Байкер чудом увернулся от прыгнувшего на него монстра, придавил его голову ботинком и нажал на спусковой крючок. «Калаш» громко загрохотал. Розовая плоть забурлила в обломках костяной брони. Крыса забилась в конвульсиях и в следующее мгновение с визгом взлетела в воздух от пинка сталкера. Описав длинную дугу, тварь плюхнулась в самый центр аномалии. «Разрядник» оглушительно затрещал, вспышкой стробоскопа осветив на миг голубоватым сиянием внутренности сарая.
– Вперёд! – прохрипел Байкер и первым кинулся к пролому в стене. На ходу сняв рюкзак, он закинул его в узкую дыру, упал на колени и на четвереньках выбрался на улицу.
Я побежал за ним, в точности повторяя его движения: скинул лямки с плеч, бросил ношу в лаз. Несколько драгоценных мгновений ушло на то, чтобы просунуть мешок в пролом: то ли мой рюкзак оказался чуть больше по размеру, то ли я попал не туда.
Когда же я полез из сарая, в чёрном пятне, обозначающем центр аномалии, сверкнули белые змеящиеся нити. Одна из зарождающихся молний быстро потянулась ко мне. Заметив опасность, Байкер схватил меня за руку, дёрнул. Набирающий силу «разрядник» только лизнул меня своим языком, но и этого хватило, чтобы нога отнялась минут на десять. Представляю, что бы со мной произошло, подзарядись аномалия ещё чуть-чуть.
Мы не стали ждать, когда моей ноге вернётся подвижность. Байкер помог мне подняться, закинуть рюкзак за спину, обхватил за пояс и повёл к шелестевшему травой лугу. Я вцепился в плечо напарника и, прыгая на одной ноге, волочил другую, даже не чувствуя, как носок ботинка запинается о торчащие из земли камни. Автомат в моей правой руке с каждой секундой наливался тяжестью, влажная от пота рукоятка скользила в ладони, но я не убирал застывший в напряжении палец со спускового крючка, в любой момент ожидая нападения мутантов.
Опасения были не напрасны. Мы только покинули деревню, как из кустов на окраине луга выскочил мутохряк-перволеток. Монстр уже успел познакомиться с людьми и знал, к чему приводят такие встречи: на шкуре виднелись следы засохшей крови и чёрные дырки пулевых отверстий. Поначалу зверь бросился к нам, но, услышав грохот выстрела, поспешил убраться в сторону.
Через несколько секунд на лугу раздалось шипение, а потом прогремел громкий хлопок: разрядившаяся аномалия подбросила мутанта в небо. На высоте десяти метров чудовищная сила раскрутила визжащего борова, послышался хруст ломаемых костей, сочащаяся из ран кровь окутала мутохряка багряной сферой. Визг перешёл в хрип, вскоре сменившийся громким бульканьем. Раскинув ноги в стороны, мёртвый мутант ещё какое-то время вращался, пока ловушка с треском не разорвала его на части.
Дождь из кровавых останков обрушился на землю. Долетело и до нас. Что-то тяжёлое ударило меня по темечку, хлопнулось в траву перед ногами.
– Да ты, паря, везучий, ёксель-моксель! – воскликнул Байкер, скидывая мою руку с плеча. – «Разрядник» тебя не берёт, мутанты в стороны шарахаются, артефакты сами с неба падают.
Он наклонился, чтобы подобрать жёлтый с красными и белыми прожилками предмет, схожий по форме с лопаточной костью.
– Это «окорок» – довольно редкий, но не уникальный артефакт. Леший за него тысячи три даст, не больше. Пойдёт в уплату твоего долга, – заявил Байкер, снимая рюкзак.
– Какого долга? – опешил я и от неожиданности встал на обе ноги. К счастью, чувствительность к моей онемевшей конечности почти вернулась, и я не грохнулся наземь, а остался стоять на месте. Правда, под кожей будто забегали тысячи агрессивных муравьёв: мышцы ноги горели, а зуд, казалось, вот-вот сведёт меня с ума.
– А ты думал, я тебе снарягу и оружие по доброте душевной подарил? – сказал Байкер, вынимая из рюкзака знакомый мне контейнер. Щёлкнув замками крышки, проводник сунул находку в свободный слот, запихал заполненное наполовину хранилище в мешок. Застегнув клапан рюкзака, закинул его за спину и, видя, что я уже свободно стою на ногах, двинулся вперёд, не предлагая помощи. – Ты мне за всё заплатишь, ёксель-моксель. Весь добытый тобой хабар пойдёт в уплату долга, а как рассчитаешься – общую прибыль пополам.
– Справедливо, – кивнул я, шагая за ним. Нога ещё зудела, и я немного её приволакивал, но идти было можно. К тому же сталкер не ускорял шаг: то ли так проявлял обо мне заботу, то ли выбирал безопасный маршрут.
Остаток пути до шоссе прошёл без приключений, если не считать огромный крюк, который мы сделали, огибая скопление аномалий вокруг оврага. Глубокий и ровный, он напоминал сделанный рукой хирурга разрез. На дне длинного углубления что-то громко булькало и вздыхало. Оттуда поднимались желтоватые испарения, и, когда ветер менял направление, доносился едкий химический запах, от которого першило в горле, а на глаза наворачивались слёзы.
Как Байкер и обещал, на шоссе мы вышли через час. Едва под ногами оказался присыпанный палой листвой растрескавшийся асфальт, я оглянулся: небольшой лужок с разбросанными там и сям кустами и деревьями; аномалии выдают себя проплешинами примятой и скрученной травы, столбами дрожащего воздуха и вихревыми воронками с кружащими в них обрывками стеблей и обломками веточек. «Хороший у меня учитель, – подумалось мне. – Уже на глаз, без приборов, могу большую часть ловушек различить!» На горизонте столпились полуразрушенные домишки и будто прощались с нами, глядя подслеповатыми глазами выбитых окон. «Расстояние-то – всего ничего, даже километра не будет, а сколько времени угрохали, – заметил я. – Да уж, с такой скоростью далеко не уйдёшь, а торопиться – себе дороже. Как говорил доморощенный стритрейсер Антоха Дружинин: “Быстро едешь – тихо несут”. Хотя в нашем случае правильнее сказать: “идёшь”, но смысл-то от этого не меняется. Разве что здесь нести некому: влетишь сдуру в какую-нибудь аномалию или на мутняка, а может, и на бандюков нарвёшься – и всё, так и останешься непогребённым на заражённой землице лежать. Потом вороны проклятые да твари всякие на обед со всей округи соберутся, косточки дочиста обглодают. И будут мои останки покоиться в этом аду, пока дождь, солнце и ветер не превратят их в пыль. Ибо в Библии давно сказано: “…прах ты и в прах возвратишься”. Аминь!»
– Эй, журналист, ты чё там, молишься, что ли? – тряхнул меня за плечо проводник.
Видимо, я произнёс последние слова вслух. «Надо же, раньше за собой такого не замечал, – смутился я. – Надо усилить контроль над мыслительными процессами, а то озвучу случайно что-нибудь из сокровенного, – потом проблем не оберёшься».
– Ты, эта, ёксель-моксель, тогда и за меня попроси, сам-то я не умею, да и не верю ни во что, если честно, – сказал Байкер и двинулся к стоящему на краю шоссе ржавому БТРу.
Я потопал за ним, внимательно глядя под ноги. За прошедшие с момента аварии тридцать лет погода и время изрядно потрепали асфальт. Во многих местах трещины превратились в большие засыпанные мусором и заросшие травой ямины. «А вот интересно, – снова задумался я. – В этой реальности четвёртый энергоблок рванул в то же время, что и у нас, или ЧАЭС вообще не взрывалась и произошёл другой катаклизм: вроде падения метеорита (а что? а вдруг?)?»
– Матёрые бродяги – особенно те, кто из первых, – на полном серьёзе говорят, мол, у Зоны свой бог, – продолжил тему Байкер. – Одни его Тёмным Сталкером кличут, другие просто Владыкой зовут. Слыхал я от них и такую байку: дескать, Монумент – это храм Тёмного Сталкера, и только истинно верующему откроется тайна возникновения Зоны, и будут ему дарованы все блага мира. А если не веришь иль верой слаб, то, прикоснувшись к храму Тёмного, душу ему свою отдашь и навеки его рабом станешь. Вот так-то.
– Занятный фольклор, – хмыкнул я и следом за Байкером сильно сдал влево, огибая похожую на муравейник кучу. «Кто его знает, что это за кучка такая, – осторожничал я. – Может, просто мусор ветром нанесло, а может, под ней мутант какой или аномалия прячется. Подойдёшь ближе, а оттуда – раз – и нежданчик выскочит». А потом спросил напарника: – И что, много таких, кто в Тёмного верит?
– Да, почитай, каждый пятый. Особо фанатичные давно уже к центру Зоны пробрались и там группировку сколотили. Говорят, все подходы к ЧАЭС заблокировали, а вокруг Саркофага так вообще несколько ярусов обороны выстроили, чтоб никого к богу своему не подпускать. Поэтому из отправившихся к станции бродяг обратно почти никто не вернулся, а те, кому это удалось, давно уже стали легендами Зоны: Семецкий, Болотный Лекарь – вчера на привале о них говорил, – Журналист вот тот же самый…
Байкер неожиданно замолчал и вдруг резко обернулся:
– Слышь, паря, а ведь кликуху тебе надо менять. В лагерь придём, сразу спросят: как звать, кто такой. А ты что им скажешь? Здравствуйте, я журналист. – Он покачал головой, скептически поджав губы. – Не выйдет. От тебя за версту салагой несёт. Какое же погоняло тебе придумать, а?
– Может, оставить то, каким целый день кличешь?
Проводник удивлённо вытаращился, даже рот приоткрыл от изумления.
– Ты же сам недавно сказал: «Слышь, паря».
– Молодец! Голова! – хлопнул меня по плечу Байкер. – Решено. Вставай на колено.
Я чуть развёл руки в стороны и вопросительно посмотрел на него.
– Делай, что говорю, – прикрикнул он, скидывая автомат с плеча. – Обряд проводить буду.
Я усмехнулся, но колено преклонил. Байкер сразу стал серьёзным. Проверил предохранитель, не перевёл ли случайно в положение стрельбы, обхватил приклад «калаша» мозолистой ладонью, коснулся стволом сначала левого, потом правого плеча со словами:
– Отныне и навсегда нарекаю тебя новым именем: Паря. Носи его с гордостью и…
– Да пребудет со мной сила, – перебил я его и улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Балбес, – добродушно пробурчал Байкер. – Ладно, и так сойдёт. Вставай, чего прохлаждаешься? – Он повесил автомат на шею, положил на него руки и стал похож на отобравшего у вьетконговца трофей американского пехотинца времён войны во Вьетнаме. Разве что с бородой и без панамы цвета хаки с засунутой под ремешок пачкой «Мальборо». – Ну, чего застыл? Иди вперёд, тренируйся безопасную дорогу искать.