Седьмой сон Веры Павловны.
«В Начале было начало. И Начало было Началом Начала. И не было Конца, ибо Начало было.
И в Начале Начал было брошено Семя, и взошло Оно, потому что было брошено там. И выросла Ель. И было в ней тридцать футов и тридцать три дюйма. И камни валялись кругом.
И была грязь кругом непролазная. И носился Дух над целебной грязью. И были крылья его белые. И увидел он Ель посреди пустоты. И росли на ней Сладкие Шишки.
И скатал Дух ком из грязи и сказал: «Сделаю человеков!». И выполнил он свою угрозу – и слепил. И слепил Человека видом смрадного и дал ему имя Анцуп. И вдул в него жизнь. И задышал Анцуп, и открыл слезящиеся и смрадные глаза свои. И была в них пустота великая. И стал озираться Анцуп, не увидя духа, и затомился, видя, что никого кругом нет, прозрел.
И возопил.
И возопив, попросил Анцуп женщину у Духа, которого не видел.
«Дай мне!» – закричал он, потрясая.
И сказал дух: «Ладно! Держи! Назад не приму только! Знай! Всё!»
И обрадовался Анцуп.
И скатал Дух комок грязи и сляпал из него женщину великую, под стать Анцупе. И назвал её Ездрою. И вдул в неё жизнь. И отошли они вдвоём, скучая и не отблагодарив Духа.
И не было никого вокруг, и попросили они себе всякого зверья и животных, и послал им Бог птиц, львов, тараканов и кольчатых червей.
И был День.
И была Ночь.
На следующий же день нашёл Анцуп Ель и показал её Ездре. И нашла она ель обширной, а шишки сладкими.
Но сказал Дух: «Нельзя! Не поднимется рука Человека на древо и шишки к нему, ибо наказание будет от Змея, которым обовью вас».
И отошли они и бродили вокруг. И сказала Ездра: «Томлюсь! Не будет нам лада без шишек! А Дух не узнает, если язык не подведёт!»
И послала Анцупа за шишками.
И пришёл Анцуп к древу и увидел Змея двухголового, ростом тридцать вершков, хранившего древо. И был полон он ядом, как амфора вином. И сказал ему Змей: «Сорви сладкую шишечку и дай Ездре! Томится она! Не всё вам в грязи жить! Сорви! Не бойся! Никто не видит!»
И влез Анцуп высоко и сорвал три Сладкие Шишки, висевшие на ветке перед ним смирно.
И полыхнуло кругом, и Дух Мардуфа явил свой разгневанный лик и вырвал две шишки у обалдевшего Анцупа. Но вырвался Анцуп и убежал. И прибежал он к жаждущей Ездре и раскрошил шишку. И съели они её жадно, как алчущие, оглядываясь по сторонам.
И узрел разгневанный Бог Мардуфа сие, и разверз дыру в небе, и возопил. И возопив, сдул Анцупа и Ездру на берег. И упали они на землю. И озирались кругом. И пошли плодиться и размножаться. И грехами были полны, как сосуд канифолью.
И размножился род их страшно, и всякие люди стали бродить по болотам, вороша гнилую осоку. И тяжко им доставался хлеб и муравьиные яйца. Попросили они Бога Мардуфу помочь им и заступиться за них. И помог им Бог Мардуфа, и истребил всех, кто не спрятался. Но спрятался Анцуп и Ездру камнем укрыл. И вышли они потом и снова размножились, несмотря ни на что ещё сильнее. И дети их были красные, чёрные и жёлтые, в струпьях и цыпках.
И удивился Бог Мардуфа, видя удивление изумлённого Анцупа.
«Почему так?» – спросил он, – Дети твои и Ездры – разные цветом. Почему так? Отчего? Ответь!»
И не ответил ему Анцупа, потому что не знал сего. Но задумался потом и думал год, не просыхая.
Видя, что затомился он, слетели к нему ангелы белые, и отвлекли его от думы. И увидел он ангелов, поймал одного и принёс показать Ездре, а Ездра нянчила дитё в плетёном кульке. И дала она ангела младенцу, и схватил младенец ангела и голову ему откусил и съел.
Бог Мардуфа так разгневался, что громыхать не стал, но бросил камни большие с горы и жёлтых детей придавил всех. И плакали Анцуп и Ездра, а об ангеле забыли.
Видя такие горести, решил Анцуп примириться с Мардуфой и отнёс ему колоду мёда. А в колоде домотканой сонные пчёлы сидели. Открыл Бог Мардуфа колоду и хотел мёд лизать. Но пчёлы проснулись, бросились на него, и язык его искусали. И на год замолчал Бог Мардуфа. И не стал больше Бог Мардуфа дело иметь с Анцупом и Ездрой, потому что не стал.
И там пришёл к нему Сатана, обратившись Плешивым Опоссумом, и совращал его морской рыбой и перепелиными яйцами. Но отбросил он рыбу и перепелиные яйца. И сказал: «У меня есть своя рыба и свои яйца!»
И Сатана пришёл к нему опять в образе человеческом, говоря: «Ты ли не говорил и не вещал, а я вот молчу! Ты ли не обмочился, узрев, а я вот молчу! Или?»
И не выдержал, и кинулся на него Бог Мардуфа, обидевшись на пасынка своего. И раздрал ему покровы и пасть. И бились они день и ночь, и день и ночь, снова день, и снова ночь. И не было никого, кто не ужаснулся бы их виду, и не было никого. И окончив битву и отирая пот, сказал Бог Мардуфа, обидевшись за пасынка своего: «Я ли не Бог Мардуфа, и не я ли поверг врага и не я ли? Или не я?
Тогда воины Салах-Малах-Чох-Аладдина вскочили на верных боевых бегемотов числом до трёхсот двадцати трёх тысяч и, проскакав триста стадий резвым фессалонийским галопом, показались над Ендизонской лощиной в сиянии уходящего восточного солнца. И увидели их враги и обмочились от ужаса. И враги их ополоумели и обмочились. И были мокры. Боевые бегемоты ринулись вниз со скал и передавили всех, кто не хотел сдаться на милость победителей, ибо так повелел Бог Мардуфа. Ибо он так повелел. Ибо так было так!
Атака трёногих коней произвела опустошительное действие в стане одноглазых синкопов. Челюсть Самсона, одолженная им у осла, косила врагов направо и налево, сея смерть и разрушение. Иерехон пал вместе с иерехонской трубой и замолкла труба, и Иерехон пал. И челюсть Самсона пала, и Самсон пал. И город отдали на разграбление, и грабили его все, кому ни лень, тридцать три дня и три ночи.
Один солдат лежал рядом со своей головой и спрашивал всех, где его голова. И не было сказано ему.
И сказано было ему: «Ты, чох! Встань и иди в город! Не лежи тут абы как! Там ты найдёшь жлобов таких же, как ты! И найдя их, скажи им так: «Изюм!» И они узнают тебя! И познай их! Скажи им: «Изюм!» И они. А ты их. Только верь сказанному!
И прилипла голова к телу, и зашевелилось оно.
И возжаждал он города и его соблазнов. И ушёл. И оставил свой дом ради соблазнов сих. Мать и отца своего. Он.
И подошёл он и увидел надпись на стене дома, где звенели китайские горшки: «Здесь был Савл». И возрадовался всем сердцем и узнал радость великую и обмочился струёю.
Итак, сподобившись, начинаем.
Не надо смеяться над сирыми Назареями, повторяющими уроки.
День первый. Первое число. Сначала был Хаос, и тьма над всем миром. И ничего не было вокруг. Квадратный круг. И были только глаза поверх всего. Но тьма ушла и пришёл свет. И родился человек среди других людей. Это всё слова, но так было.
Епус Давин и Хряк Навалия, пророки народа пастухов и негоциантов, наши лучшие друзья по переписке, перед вами. Двое балетно разошлись по сцене с треском в обтянутых цирковых рейтузах. Шак! Шак! Шак! Фа! Люфт! Местечко! Фу!
Святые, не брезгавшие своими дочерьми. Юг. Жаркий темперамент. Притяжение луны. Пещера. Коптит-то как! Надо побыстрее – на свежий воздух.
«Отфа! Блюди!»
Всё остаётся людям. Но не всем!
Бананы зари, соль небес, хлеб волн, сало земли.
– Мать! Хочу написать библию для своего величайшего народа пастухов и воинов, я сумею, несмотря на коз и козни!
– Учится, учиться, учиться, сынок! Всё не так-то просто, как кажется на первый ляд!
– Хочется библии, а то всё пока анекдоты! Сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви. О чём нам пели великие предки?
– А как же кифара, на которой ты обещал выучиться дяде Ойлу?
– Ну её, эту… кифару к… матери, зачем мне… кифара, когда у меня деньги появились? А вот библию написать – это дело! Большую, красивую! Чтобы все её тысячу лет читали и в каждое слово вдумывались, вламывались, как бараны перед ежовыми воротами. Или новыми рукавицами! Хочу! Мать! Что? В лом?
– Не буду тебе перечить, сынок, хотя… кто знает, кто знает! Вон майор Хлебушек всё мечтал пропукать Лунную сонату, все над ним смеялись и не верили, а он содеял! К цели надо идти напролом! Как буревестник! Сквозь тернии к звёздам! Как оба Павлика! Как шли Белый, Чёрный, Горький и Бедный. Но все деяния начинались у них с обливания холодной водкой.
И корабль плывёт. Кто на лодке смолёной живёт? Я Мышка – квакушка, Я – Лягушка-норушка, Я – Лисичка – сестричка! А это я – Синяя Борода, граф Чемберлен!
Из тьмы веков вышел волосатый человек именем Клюв, который родил Фора.
Фор по делам службы покинул Сдохию и уехал в Египет.
Там он усыновил Сора, который родил Пинга Колченогого.
Пинг был бесплоден, но родил Попла Опана.
Попл в трудах родил Тропаря Безъязыкого, мать которого дважды умерла в родах.
Тропарь родил Муна от наложницы Скудели, но восстал.
Мун родил Карачуна, но всуе чурался его.
Карачун покинул Египет и родил Адольфа в Венеции, потрясателя вагин.
Адольф родил Изруля, но не возжелал его блага.
Исруль, хоть был бесплоден, всё-таки родил Амалика Гунявого, с которым воевал на кухне скалкой.
Амалик родил Хину-попрошайку.
Хина была бездетна, но в 97 лет родила Моло, истребителя горчичного порошка и лука.
Моло сочетался с Евой фон Браун и родил Шарона Заикатого.
И пошло.
И пошло.
И поехало. Глаза разбегаются.
А вот и наша команда, десять анурейских негритят, которые потрясли мир, все как на подбор – гвардия небес, Светлая Сотня.
Поймали эту рыбу на блясну.
– Товагищ! А ведь какие кагошие пи… юки гастут! Кагошие!
Вслушайтесь в музыку имён!
Моркар, граф Нортумбрии.
Сефард, граф Презумпции.
Комар, барон Белонезии.
Каркофал из Микен.
Ухти-Тухти, Прачка-Ман… ка.
Моисей Тикоглаз,
Матфей Праздношат,
Самсон Шурупник,
Иона Труповоз,
Лазарь Живилоу-Шустрилоу.
Волос Жабослон,
Фуфел Задрочка,
Дуфа Сокамерник,
Прыговёрт Ассизский,
Марк Возноситель,
Фантасмагор Нильский,
Дэвид Мартиролог,
Иуда Стрелочник,
Каркофал Другой,
Ивен Краситель,
Две Марии На Выбор: Лампадница и Мандолина,
(Что печёшь, старая, не блины ли?)
Иоанн Собутыльник,
Варавва Сокамерник,
Пилат Тупоконечник,
Шитфингер.
Какой ты расы, сынок, инопланетянин?
Туф Навозник,
Сом Дерьмокуч,
Эва Моторная,
Самсон Жук.
Бесс Амемуччо.
Маза Дофола.
Юдифь Сторублёвница.
И ещё сорок сороков таких же козлов.
А вот и наши подползли, со снизками гранат:
Композиторы
Сэм Скрягин
И Шон Зумершваль,
Сандро из Багета,
Воители:
Вон де Голь
И Ганс фон Плебс,
А также:
Ефалий Колобрат,
Ямалий Каловрат,
Евлудий Компромат,
Евдадий Монсерат,
Дадудий Голомат,
Засунтий Дарощат.
Член Сблызновского Губреввоенсовета Дэвид Членовис.
Дэл Терминатор.
Фил Бэтмен.
Нол Бэдвум. Как ты сюда попал, гнида???
Все святые, как на подбор. Пробы некуда ставить. Ткни – посыпется!
Далее – сухой текст, выжимки из хроник:
Антон Некст,
Магон Рекст,
Дадон Секст – австрийские римляне, славная когорта. Последний призыв беллетристики. Вспомни и повтори клич мамаевых сотников, идущих на Европу с миссионерскими и просветительскими поползновениями. Братья славяне пути торят в незнаемое.
Одиног.
Двуор.
Торн.
Чур.
Пасть.
Шерг.
Сомн.
Семн.
Дов.
Додинг.
Адольф.
А эти куда?
Аяп Культяп преступный абортист.
Бебе Шизман – германский плутократ.
Веве Кактус – восточный кастрат.
Олег О'Фрейн.
Королева Англии Алевтина II Пышная. Дай им жару под Аль-Аламейном!
Иван …ёв – надежда родины, опять не состоялась.
А эти кто? Обеих полов самозванцы.
Ивен Салотапус.
Иванко Вздуевич.
Пани Бздешич.
Взятко Мздуевич.
Гейко Изгоевич.
Туна Младич.
Слава Потич.
Мира Хотич.
Длина Вставич.
Вшистко Еднич.
Пся Кревич
и Дора Фурич собственною своею персоною.
Весь политический и культурный синклит анклава в полном составе списка.
Равняйсь!
Здесь были представлены несколько незабываемых женщин с полным набором причиндалов:
Нелли Однодыркина,
Пэт Фрикциони – Вторая (Разумеется, гермафродит-расстрига),
Пола Подставляльски,
Молли Внутряева.
Нолли Завиткова.
Таис Опискина.
Полина Цельс.
Три богатырши – ноги ширше.
Далее. Не все ещё вошли в иконостас.
Настасья Подстилаевская-Куляева,
Сюзи Шкворни, в прошлом фотограф – мачтовик, т-т-т-т-тайная поклонница Лени Рифеншталь,
Софи Агдамовна Смяткина, победительница конкурса вечных неунывных девственниц.
Ксантиппа Ромуальдовна Гаремнина, оу!
Зора Федориновна Евнухер.
Норма Патрикеевна Воткнутрони, славянка
Джудит Фаровна Ейвдулит, тоже.
Мери Тосибовна Апгрейдух, само собой.
Дэзи Ибикусовна Самос.
Молли Турксибовна Ноль.
Флора Бисквитовна Эхма.
Манна Моисеевна Дрань.
Евхаристия Петровна Спарит.
Тирада Андреевна Безымянная.
Береника Моционовна Антропогенная.
И наконец долгожданная Соси Губкина, розовая и жаркая, как подовая французская булка. Они входили в нашу жизнь, как входят все святые – маршем, с дырками на коленках.
Разные весовые категории.
Моника против Хиллари.
Толстушка против дурнушки.
Правда против хитрости.
Секарий против викария.
Викинг против петинга.
Дон Кихот против Робинзона Крузо.
Оспа против поросячьей чумки.
Галактика против Вселенной.
СШШШШШША против ССССССССССР.
Далее:
Фрэнк Моудиллоу.
Хью Вагин.
Брехнольд Трепт.
Наладчик Билли Током.
Джон Клешневик и Болт Овноед.
Квартет «Баззлз» из шести человек в полном составе.
Ион Матсуддинович Слюни.
Ледяная Лили Марлен, верная подруга солдата.
А вот и он.
Назарет из Иисуса, брат заики-Христозопулоса.
Один Уда и два Неуда из Кариот. Королевская гвардия. Крепкие пристебаи. На них можно положиться, если в кошельке пусто, и жизни не жалко. Верные друзья. Положись на них и спи уже спокойно, тебе уже не проснуться.
С кипарисовым стеком в деснице он пришёл их крестить, и не было ни одного некрещёного по всей округе Елионской. Но однажды вечером святой стек сломался в руке его и выпал из его десницы, и видя, что он стал слаб, и видя то, они бросились на него, как волки алчущие и позорные, видя, что он стал безоружен, и порвали ему пасть, видя его и раздрали его. Но не до конца.
Но вырвался он и убежал от конца своего, и как койот скрывался семь лет в пустыне и диких акридах, питаясь мокридами и диким воском и обращая взоры к небу с молитвой о чудо-оружии. И возжаждал он и возопил. И наоборот.
И услышал он тимпаны Бога Мардуфы и решил.
И вернулся он в долину, где текли молочные реки в кисейных берегах. И встретился ему рыбак именем Петер. Он гулял в обносках по берегу Генисаретского озера и икал. Пульс его едва прощупывался.
Святой Петер глаголил так: «Нам нужны гаражи. Нам нужны гаражи – храмы, гаражи – квартиры, гаражи – больницы, гаражи – магазины». Хохмач. Говорил как бы всерьёз, а на самом деле он знал тут всему цену!
Трафальгарский насест. Его нашли в чебуреках. Увенчанным рогами и скрижальками.
Ему встретился неунывный Хорст Вессель, попиравший стогны сапогами и субботней молитвой.
И сказал он им: «Вы, вышибалы и столпники, чрез вас речётся речённое! Вам я принёс манную кашу и гвозди! Ешьте! Остальное решит собор. А пока споём!».
Они шли по грешной земле так, как идут герои с выигранного дела, с сознанием выполненного долга и чувством собственного попранного величия, четверо, неразлучные друзья, четыре танкиста, мушкетёр и собака. Шестеро одного не ждут! Дюжина без одного ущербна! Семьдесят семь идут гусиным шагом, горланя свои святые песни и перекрикивая христовых зануд. Чудо! Двести отстали, но их отсутствия уже никто не заметил. Загребущие лапы до земли. Пыль до небес. Брови углом. Ковбои истины. Терминаторы правды. Заступники народные. Робин Гуды полустанков. Пророки проулков и тупичков. Хайль!
С ума сойти можно! Они шли один за другим и говорили одно и то же: «Вертеп науки, кузница кадров. Кузница науки. Вертеп. Кузница. Веркуз. Кузнеп. Вертица. Куртеп.»
Земля содрогалась в родовых муках, когда они проходили мимо. Лава клокотала в раскалённых жерлах скороварок. Чайники вскипали сами собой. Кровельное железо срывалось с черепичных крыш. Ухал филин на завалинке. Благовест плыл ниоткуда в – никуда. Моросс.
А потом восстал из праха Евлудий Параносский, изойдя могильной пылью. Грозился сказать правду в матку.
Это тоже был учёный божьим промыслом, прожектёр, неистовый инквизитор истины, конкистадор правды, обериут в душе.
– Цимес мед компот, – сказал отец Евлудий, облизываясь змеиным языком, опрокидывая трёхлитровую банку с останками недельного огуречного рассола, в котором плавал загнутый буквой Z зелёный зародыш. Надо было вытеснить образовавшийся за ночь вторичный алкоголь новоявленным эликсиром правды.
Мохнатый шмель, длинный и тощий в своей классической епатрирхихиальности.
Мир снова замутился и стал калейдоскопическим.
Тут он совсем с катушек свихнулся ну и запустил в дифракцию интерференцией. Все шкафы с соляной кислотой и адской серой обвалил на первозданную, рождающуюся в муках землю. Книги летели, как птицы. Рождалась жизнь из формул и огрызков недоеденного белка. Но кто перший – курица или яйца.
– Слава мира кончается в унитазе. Аминь! Аминь! Аминь!
Трижды возвёл и возгласил.
В катакомбной церкви, так он называл свою не по годам узенькую комнатку, причащалось солнце, и плясала весенняя пыль. Дополнительным блюдом присутствовала вполне приличная кровать. Всё вполне благочинно. Битое стекло не в счёт. Не будет преувеличением сказать, что его воображение постоянно сотрясалось картинками с изображением слона, залезающего хоботом под подол бенедектинской монахини, но то, что это без сомнения был человек с очень богатым воображением, не подлежит сомнению.
– Усилимся во чреслах, братия! Отрешимся и обрящемся! – взгремел его ломкий сырой голос, как казалось уже готовый заглохнуть в коматозной немоте и блевотинном молчании. Трепанги замерли в глубинах океанов. Элвис Пресли заплакал в колыбели на негритянский манер.
Он шёл по улице чем-то крайне взволнованный и разговаривал сам с собой всё громче в захлёб.
Первое послание велосипедиста фелассоникийцам! Цитирую!
– Братья и сестры, как говорит мой заочный друг отец Архиелимон! Пастырь Сутенерий, сверхархидиакон Брюхий Отвислон и каноник Бутылий Пузыревский подтверждают мою абсолютную правоту. Присоединяются к истине Святой Половинус и новобращённые святители Том и Джерри. Возвысимся и возгремим над чадами нашими! Для слова моего нет преград! Придите и возьмите! Идите и покайтесь! Покайтесь или удите, сук-ки! Йов возвещает инцест! Амен! Сук-ки!
Крест вылетел из его рук и проломил череп старушке.
– Блаженны феллатствующие и куннилингствующие, ибо их всуе… Удите, сук-ки! Или покайтесь! Покайтесь или удите, сук-ки! Суки! Суки! Суки! Человек умирает в безверии! Добро, твари, не вода, чтобы его просто так лить в ваши бездонные глотки! Катакомбы несут нам счастие неугасимое, неизреченное, хлеб днесь. А пиво-завтра и навсегда! Суки! Всё так дивно замышлялось, так хорошо начиналось, абы как шло, а чем завершилось? Крахом! Евлун был сразу поставлен в известность. Но ничего не предпринимал, пока тиара не заплесневела на корню. Паки таки! Сучьё! Вам ли я ли? Яливамли? Ешьте вафли! Не я вам! Не вам ли? Не я ли вам? С вами язык сломаешь! Сук-ки! В панамах и трусах вошли в храм пополудни, скверня моё богомильство!»
Отрезав яйца всем моим врагам
И перерезав глотки конкурентов,
Бросаюсь, о любовь, к твоим ногам,
Мой добрый друг,
Мой дон де Носиме-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-н-т-е!
спел божественный Евлудий довольно пародированным голосом, вспомнив, как выглядывали из окон обеспокоенные соглядатаи, услышав громовой голос встреченного им по дороге писателя Громобоя, довольно шабутного малого без царя в голове, с пулей в башке, с холодными руками и раскалённым добела сердцем. В общем – стукача и существо малоприятное во всех отношениях. Вспомнить-то вспомнил, а зафиксировать не мог. Всё сразу же и навсегда вылетело из головы. Солдатки будут не на шутку рады радёшеньки. Навсегда забудут мой адрес в управе. Сейчас все такие. Кто не стукач, пусть бросит в него краеугольный камень!
И по водам пойдём, и посуху, удивляя и радуя. Ты, Сандро, будешь клёкотом благовествовать, мелочью бренчать. Учись играть на шарманке! Пять тысяч дней рыбалил на Генисарете, хочу отведать я трески простой, чтобы в итоге, мудр, как чьи-то дети, отправиться к Варравве на постой!
После чего святой смахнул пыль с обгрызанной крысами инкунабулы и отворил тяжёлую обложку, на которой среди коричневых ангелов горели слова огненным кадмием: «Древняя Лаурентия и Поздняя Сан Репа». «Хроники».
Хроники были отпетыми. Исправить их уже не представлялось возможным.
Шли страницы, нечитанные и читанные по диагонали, вдоль и поперёк.
Главы.
«Величие Сан Репы».
«Рассказ о магической фиге».
«Цирк Вилипутов».
«Ветчинный король».
«Дон Окорок».
«Великий отстриг».
«Ярило Чудотворец и святой Педрик».
«Фред и наложницы».
«Трипенгундозный Эспандер».
«Выпотрошенный Джек Пот».
«Белые чернила».
Двенадцать глав. Две главы оказались зашифрованы на «Энигме». Администрация города обращалась по этому поводу к адмиралу Рёдеру, но ответа не получила.
Книга Чудес. Закрыв её, можно было, не вставая с кровати, пойти по тверди вод и ощутить вкус копчёного индюка на растресканных устах. Но надо было вращать ключик и заводить волшебную книгу.
Цитирование её бесполезно, но надобно.
«…Кибеллы молочко. Яд молочая, а король – свинья. Таков удел искусства. Есть копилка, куда я буду сыпать перец и фасоль и фиги…»
«…Я млел конечно и думал: вот бы её пощупать, она и сама была бы рада…»
«…Он убил её своими доводами наповал: «Да, рожа кривовата, как противень, да, уши мясистые и оттопыренные, да, широкие скулы, но как вы смеете говорить, что я некрасив?..»
«…Полицейский Керкальдюа ударил головой в гигантскую бочку, и из неё на спящий город хлынуло прокисшее яблочное сусло…»
«…Инфицированный руками своей нечистоплотной падчерицы, он стал чихать кровавым поносом и вопреки уверениям врачей, склонных в данном случае к оптимистическому сценарию, в конце концов, отдал богу душу в окружении буйной толпы родственников, озабоченный грядущим наследием…»
«Дофин Мюнхаузен двинул тогда на гору Сион и вымолил там для своего народа, что полагалось ему. Сырники и гренки. Но маловато пока».
«…Сердце Мортионы разрывалось от горя, она не находила себе места на земле и после чересчур скромных похорон поклялась семье найти безответственного виновника такого несчастья. По её мнению главным козлом опущения оказался коварный Пилон Езус – итальянский врач-идеалист, пребывавший в преступном предубеждении…»
«…Один Монсоло Хлюст хранил отменное присутствие духа…»
«Есть другой вопрос мировой политики, вопрос вопросов, и звучит он так: как залезть под юбку к Кондолизе? Как? Как залезть к ней под юбку, если она носит штаны? Как? И есть ли у Кондолизы под юбкой чего, кроме электроники и чипа?»
«В Нусекву приехало светило «Скотланд Ярда, Фред Фиксони».
Но к делу! Довольно развлекать любезномудрых читателей лепетом милым, пора и за дело браться, рукава сучить! А то читатель так и не поймёт, что это была шутка, и только теперь мы переходим к делу.
Сны Анны Павловны по боку. Жизнь на пороге! Вперёд!