Родился в 1950 году в городе Холмске Сахалинской области.
Опубликовал:
романы «Следствие вёл аббат Жорж Паскерель» (о Жанне д’Арк), «Махно», «Инклюзивы стигмергии»;
комедийный армейский боевик «Где Люба?»;
повести «Нужен Емельян», «Кондратюк», «Прерванное интервью», «Докладная записка», «Великий бомж»;
пьесы «Операция “С Новым годом!”», «Доктор Борменталь и его пятый конверт», «Аве Мария», «Диссертация»;
множество статей, целый ряд песен к различным театральным постановкам, рассказы, фельетоны, стихотворения, в том числе цикл для детей;
две научные монографии на темы психологии и социологии.
Неоднократно занимал призовые места в различных литературных конкурсах, в том числе международных.
Имеет военные, журналистские, литературные, спортивные и ведомственные ордена и медали. Состоит в московской городской организации Союза писателей России, в Союзе журналистов и в Международной академии русской словесности, в Петровской академии наук и искусств.
Директор школы и учитель литературы Иван Иванович объявил классу:
– А сейчас давайте-ка сообща вспомним замечательное стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Бородино». Кто желает прочитать его всему классу? Можно по книге. Никто. Добровольцев нет. Ну тогда я первый начну, а вы продолжите.
Скажи-ка, дядя, ведь недаром,
Москва, спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые?
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина?
В классе заверещал чей-то мобильник. Ученик Лёня Кудряев достал его из кармана и стал громко разговаривать:
– Аллё. Кто это?
Во дворе школы с телефоном в руке стоял его приятель.
– Да я это. Ты чего, не врубился?
– А, Серёга… А ты где?
– Да здесь я, выгляни в окно.
– О! А ты чего там?
– Да математичка выгнала с урока…
– За что?
– Да… По телефону с одной тёлкой разговаривал. Слушай, а у тебя спички есть?
Иван Иванович окликнул Кудряева:
– Лёня, сейчас же спрячь телефон, не мешай вести урок!
Но Кудряев продолжал как ни в чём не бывало:
– Нет, спичек нет. У меня зажигалка.
– Ну брось мне в окно. Я курить хочу, а то уши пухнут, – говорил приятель.
– Ага, сейчас. – Кудряев влез на стол и принялся открывать окно.
– Лёня, сядь немедленно, – более строго сказал учитель.
Но Кудряев уже открыл окно.
– Лови, Серёга!
В этот момент прозвенел звонок.
– Подожди меня, Серёга! – крикнул Кудряев и рванулся к двери.
– Кудряев, звонок не для тебя, а для меня, – сказал учитель. – Остановись и дай дневник!
Но Лёни уже и след простыл.
Директор прошёл в свой кабинет, сел за стол, поднял трубку и набрал на телефоне номер.
– Алло! Пригласите, пожалуйста, Кудряеву. Алло, Кудряева? Тамара Петровна? Добрый день. Это директор школы. Придите, пожалуйста, в школу. Я не могу говорить, мне надо подготовиться к следующему уроку. Жду! – Иван Иванович опустил трубку.
А Кудряев за школой, в кустах, курил с приятелем. Прозвенел звонок. Школьники потянулись на занятия. В класс вошёл опять Иван Иванович, вечный подменщик всех учителей.
– Садитесь. Сейчас у нас по расписанию ОБЖ и основы военной службы. И нынешнее занятие мы посвятим изучению главных военных документов. А это Устав, без соблюдения которого невозможно выполнение боевой задачи, поставленной перед военнослужащими его командованием. А чтобы солдаты прониклись ответственностью, они принимают присягу, в которой клянутся защищать свою Родину. А что есть Родина? А Родина – это наша с вами страна. Мы с вами. Наши дома. Город и улицы. Родители. Могилы предков. Друзья. Подруги. Одноклассники. Братья и сёстры.
Учитель открыл журнал.
– А прочитает нам текст присяги по учебнику…
Кудряев медленно сполз под стол.
– А прочитает нам… Та-а-а-а-ак… Так-так… Вот… Лёня Кудряев. Пора исправлять двойку. Открой-ка, Лёня, учебник и… – учитель поднял глаза и посмотрел туда, где минуту назад сидел ученик. – Вот это номер. А где же Кудряев? Странно… Только что был и сплыл.
В этот момент проверещал телефон Кудряева.
– Придурок! – крикнула ученица, заглянув под стол. – Чего за ноги хватаешься?
Учитель наклонился вниз и увидел ползущего под столами Кудряева.
– Лёня, сейчас же вылезь из-под стола! Постыдись! Пожалел бы свою мать. Ведь она тебя одела в чистую одежду, а ты всю пыль собрал. А спрятаться, как следует солдату, не можешь. Телефон не отключил, вот он тебя и выдал. Никуда не годится. Через минуту тебя рассекретили. Стыдно за тебя. Так что ты сегодня заслуженно заработал красивую как лебедь двойку. Давай свой дневник.
Но Кудряев с грохотом прополз под столами и выскочил из класса.
На перемене Иван Иванович подозвал Кудряева и сказал ему:
– Леонид, я позвонил твоей матери на работу, чтобы она пришла в школу. Она, наверное, уже на подходе. Иди, встречай её и веди в кабинет.
К школе подбежала мать Лёни Кудряева. Увидала его с двумя курящими подростками.
– Лёнечка, ты что, курил?
– Нет, – ответил он.
– Не кури, а то будут ругать. А что у тебя случилось? Мне на работу звонили.
– Да директор взъелся. Три стихотворения наизусть прочитал, а ему всё мало. Давай, говорит, ещё. Никого не спрашивает, кроме меня. Я что ему – патефон или граммофон?
– Ладно, я разберусь. Ты покушал?
– Нет ещё.
– Ну тогда на-ка вот, держи, – она раскрыла сумку и протянула ему деньги, – купи себе сникерс. – И скрылась за дверью кабинета директора.
– Что с моим Лёнечкой? – спросила она с порога.
– Здравствуйте, Тамара Петровна. Ваш Леонид не умеет себя вести. Забавляется с телефоном, ползает под столами, не отвечает на вопросы, не участвует в процессе занятия. Сам не учится и другим не даёт. Когда вы объясните ему, как надо вести себя на уроках?
– Мой Лёнечка хороший. Просто он без отца растёт.
– А где же его отец?
– Неважно. Он… лётчик. То есть… Ну неважно… И Лёня, когда вырастет, станет командиром.
– Помилуйте, Тамара Петровна. Но не научившись подчиняться, не сможешь и командовать. А он просто не воспитан. Вы же им совсем не занимаетесь. Совсем.
– Он воспитан. После обеда всегда «спасибо» скажет.
– А в школе вести себя не умеет.
– Вот вы школа, вы и учите.
– Вам бы на уроках посидеть.
– Я была на прошлой неделе. Лёня сидел тише травы, ниже воды. Он самый смирный. А вы к нему придираетесь. Он вам сегодня три стихотворения рассказал, а вы ему двойку.
– Это он вам сказал? Ох-хо-хо-хо-хо… Знаете что…Сейчас у нас химия. Я прошу вас побыть у нас на уроке. Может, он хотя бы даст нормально провести занятие.
– Я не могу. Мне некогда. У меня работа. До свиданья.
На урок химии Иван Иванович пришёл, неся в руках колбу, пробирку, штатив и коробку.
– Сегодня мы будем изучать свойства кислот. Зажмём в штативе пробирку… Бросим в неё кусочек реагента… Возьмём колбу с концентрированным раствором соляной и серной кислоты. Эта смесь называется царской водкой.
– А-а-а-а-а-а-ха-ха-ха-ха! – рассмеялся Лёня. – Царская водка!
Он вынул из кармана дробинки, забросил их в рот, достал из кармана медную трубочку и выдул из неё целую очередь из дробинок. Склянка разлетелась в руках учителя. На столе пошла бурная реакция, повалил едкий пар вперемешку с дымом. В классе началась паника. Дети зажимали носы, послышались вопли, кашель и стоны. Прогремел взрыв со звоном выбитых стёкол. Всё заволокло туманом и мраком. А когда дунул ветер и смрад отнесло в сторону, перед Лёней открылось поле с военным лагерем, где строем ходили солдаты под резкие окрики офицеров в форме времён войны 1812 года.
– Выше ногу! Ещё выше! Ать-два! Ать-два! Стой! Ать-два! Кру-у-гом! Шагом марш!
Посреди плаца на стуле восседал полковник. Завидев чужого, он крикнул:
– А это что за деревенщина тут шастает? Взять его!
Солдаты бросились к Лёне. Схватили его и подвели к офицеру.
– Ты чьих холопов будешь? – спросил тот строго.
– Я-я-я… Это… Не-е-е-е-е… Это… Не-е-е-е… – замычал Лёня.
– Чего блеешь как овца? Тебя русским языком спрашивают, чей ты холоп? От-ве-е-е-чать!!!
– Я-я-я… Не-е-е-е… – продолжал мычать Кудряев.
– Ты дезертир? Рекрут? Откуда ты взялся? – допытывался сурово полковник.
– Я… Это… Из грядущего… – наконец нашёлся Лёня.
– Что за деревня? В нашей губернии такой не знаю. Как твоя фамилия?
– Кудряев. Лёня. Я из грядущего.
Солдаты расхохотались.
– Вот завирает! Из Грядущего. Ха-ха-ха! Ой, складно буровит!!! Ха-ха-ха!
– Капитан! – крикнул полковник.
– Я здесь, господин полковник! – подскочил и вытянулся молодой офицер.
– Переодеть и поставить в строй!
– Слушаюсь! Фельдфебель!
– Я тута! – отозвался фельдфебель.
– Тута-Марфута! Переодеть рекрута и поставить в строй!
– Слушаюсь, ваше благородие! Скидывай штаны! Быстро!
Тотчас Кудряева раздели. Постригли. Окатили ушатом воды. Поднесли форму. Нарядили. И толкнули в строй.
– Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Ты куда повернулся, баран? Тебе говорят: направо! Кругом! Ой, беда! – возмутился капитан. – Вот прислали бестолочь! Ложись! Ползком, вперёд!
Лёня полз, выше всех задирая зад. Офицер хлестнул его шпицрутеном.
– Ой, мамочка! – вскрикнул Лёня.
– Я тебе не мамочка, а ваше благородие, господин капитан. А ты, холопское отродье, не задирай задницу выше головы. Прижимайся к земле! Оглядывайся. Смотри, как ползёт сосед. Прижмись к земле! – и опять огрел Кудряева палкой.
– Ой, мамочка! Я жаловаться буду!
– Ниже зад! – вновь последовал удар палкой.
– Ой, мамочка. Не имеете права!
– Встать! В ученье трудно. Легко в бою. Лечь! Встать! Лечь! Встать! Фельдфебель!
– Я тут, ваше благородие!
– Та-а-к. Уже вечереет. Сейчас все бегом к реке. Помыться. Почистить, замыть одежду. И чтобы утром были все в строю как штыки. Проследи за этим новобранцем.
– Слушаюсь! Становись! Смирно! Кру-у-гом! К реке бе-е-е-е-гом!
Как только солдаты оказались у воды, они бросились купаться.
Лёня скинул одежду, спустился в воду. Огляделся. Присел и стал перебираться по отмели к кустам ракиты у другого берега. Провалился в яму. Выплыл и опять продолжил пробираться к берегу. А достигнув его, пустился наутёк.
Фельдфебель, зорко следивший за Кудряевым, крикнул:
– Догнать дезертира!
Тотчас за Лёней погнались солдаты. Они настигли его и подвели к офицеру.
– Ну что, сынок, набегался? Жизнь не малина, а служба не мёд! В сарай! На сутки!
Лёнчика отвели в полутёмный сарай со щелями, через которые пробивался ещё яркий летний закатный свет. Лёнчик плюхнулся на охапку соломы. Покрутился. Сквозь щели разглядел за дверью часового, от которого тянуло табачным дымком.
– Эй, солдат, оставь покурить.
– Не положено, – отозвался часовой.
– Ну дай хоть раз затянуться.
– Не положено.
– Да что ты заладил «не положено, не положено». Никто же не увидит. А я тебе зажигалку дам.
– Какую ещё зажигалку?
– А вот, на, держи, – Кудряев просунул в щель зажигалку.
Солдат взял зажигалку, повертел её в руке и нажал на кнопку. Вспыхнуло пламя. Солдат от неожиданности уронил зажигалку.
– Эвон кака примузия! Огниво! Ладно, на-ка, держи, только ты там поостерегись, это же склад с порохом, – и солдат просунул Лёнчику окурок.
– Ладно, не дрейфь, разберёмся, не маленькие.
Лёня опять развалился на соломе, докурил самокрутку и ловким щелчком среднего и большого пальца швырнул окурок в дальний угол сарая, откуда тотчас потянуло дымом и раздался мощный взрыв. Сарай взлетел на воздух. А когда дым рассеялся, Лёнчик ощутил себя спящим в постели. В глаза ему бил яркий утренний свет. Лёнчик повернулся с боку на бок. Но едва он успел с наслаждением вновь зажмурить глаза, как прозвучала команда:
– Рота, подъём! Выходи на зарядку.
Солдаты вскочили с коек и принялись одеваться. Только тут Кудряев увидел, что он в современной казарме. Кое-как он успел натянуть армейские штаны и надеть сапоги. Самым последним он встал в строй.
– Та-а-ак, опять Кудряев не успевает. Не хватает ему времени. Рота, отбой! Сорок пять секунд на отбой!
Солдаты вновь рванулись к постелям. Но едва успев залезть под одеяло, Лёнчик опять услыхал:
– Рота, подъём! Выходи на построение. Форма одежды – голый торс. Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Бегом марш!
Рота побежала вокруг плаца. Лёнчик незаметно отстал и, забежав за кустик, упал на траву и тотчас уснул. Сколько ему удалось проспать, он не понял, так как очнулся от лёгкого пинка под зад и дружного хохота над собой. Вокруг стояла вся рота уже одетых по полной форме солдат.
– Подъём, боец! – скомандовал сержант. – Фамилия!
– Рядовой Кудряев, – пролепетал в ответ Лёнчик.
– Нет, ещё не рядовой. Пока что ты балбес и охламон! Повтори!
– Я балбес и охламон!
– Громче! – приказал сержант.
– Я балбес и охламон!!
– Ещё громче!
– Я балбес и охламон!!!
Лёнчик очнулся от собственного крика. Огляделся и понял, что лежит на больничной койке, опутанный трубочками. Увидел свою мать.
– Ой! Лёнечка. Радость моя. Очнулся? Открывай ротик. Будем кушать кашку, – она зачерпнула из миски манку и поднесла ложку к его рту. – Давай кушай. Ложечку за маму. Ложечку за бабушку Олю. Ложечку за тётю Валю. Ложечку за тётю Галю. Скоро наш Лёня будет здоров. Он выйдет из больницы. Он пойдёт в другую школу. Он вырастет и станет большим-пребольшим командиром. И всех накажет, кто устроил пожар в классе. Наш Лёня самый, самый лучший.
В стрелковой роте его считали странным, а во взводе и вовсе долго называли блаженным, до того дня, когда политрук под видом своего дня рождения налил ему стакан водки. Миронов был после наряда и очень скоро уснул прямо за столом. Политрук обшарил его карманы и вещмешок. Нашёл записную книжку. В ней – короткое стихотворение:
Дочка, Дуся-дорогуся,
Я с победою вернусь!
Будь уверенной. И пусть
Нас с тобой покинет грусть.
Так что ты не очень хмурься
И тем более не дуйся.
Слушай деда и бабусю,
Лапка, лапочка, лапуся,
Дорогая моя Дуся!
Здесь же были и две фотокарточки. Миронов с женой. На отдельной – он с девочкой-подростком.
Алексей женился сразу после срочной службы в начале тридцатых. Жена умерла при родах. Девочку назвали Дусей. Алексей души не чаял в дочке. Но после смерти жены оставил ребёнка на попечение своих родителей и ушёл добровольцем на Халхин-Гол. Потом был недолгий период пребывания рядом с дочкой. Затем случился Маннергейм. Теперь вот Гитлер.
Миронов вечно что-то мурлыкал, напевая себе под нос. Иногда можно было наблюдать необъяснимую улыбку на его лице. Впрочем, письма он получал чаще всех и в основном написанные детской рукой его несравненной Дуси.
На фронт Алексей попал не сразу. Не отпускали его. На заводе ценили, дали бронь как специалисту, к тому же знали: вдовец, да ещё с ребёнком. Да и родители отговаривали: хватит, навоевался. Однако, как только попёр Гитлер, он сразу же начал проситься на фронт. Всякий раз ему давали от ворот поворот. Но потом махнули рукой и дали предписание явиться по месту формирования резерва. Поэтому в роту он попал аккурат только ко Ржеву, осенью сорок второго.
Обстановка тогда менялась по несколько раз в день. Рота закрепилась на коротком участке лесной дороги. Соорудили три дзота и блиндаж. Соединили их траншеей. Но тут вдруг неожиданно поступил новый приказ: оставить эту позицию и перейти на другую. Временно, до прихода другого подразделения, решено было оставить здесь Миронова с пулемётом и противотанковым ружьём – на всякий случай. Во взводе их всего было два: однозарядное Дегтярёва и пятизарядное Симонова. Ему оставили первое. Пулемёт Дегтярёва Алексей знал хорошо и стрелял отменно. А вот c противотанковым ружьём ПТРД41 дело обстояло иначе. Точнее, этот вид вооружения ему держать в руках ещё не доводилось. Правда, командир взвода проинструктировал его подробно, а на прощанье сказал: «Там, в ящике, есть печатная инструкция, так что можешь ещё почитать на досуге для закрепления материала. Хотя сомнительно, чтобы здесь появились танки. В общем, не пропадёшь. Через пару дней встретимся. Бывай».
Ночь прошла относительно спокойно, лишь доносились до него залпы и взрывы. А под утро Алексей услыхал мотоциклетный треск. Прислушался. Доносился он не из тыла. А через несколько секунд увидел: прямо на него, один за другим, шли три мотоцикла с немцами. «Видимо, разведгруппа», – сообразил Миронов. Он сначала, было, припал к пулемёту, но через секунду принял решение не мелочиться. Потянул к себе противотанковое ружьё, помня инструкцию комвзвода, зарядил, прицелился и шарахнул по головному мотоциклу. Тот подпрыгнул и, сделав кульбит, замер грудой искорёженного металла, подмяв под себя седоков. Чтобы не терять время на перезарядку, Миронов, быстро пересев за пулемёт, расправился с двумя остальными мотоциклами, так что в обратном направлении восвояси успел убраться один солдат. Поэтому Миронов не удивился, когда через полчаса показалась цепь автоматчиков. Когда первые десять-пятнадцать немцев полегли, Миронов увидел, что его пытаются обойти. Он перебежал по траншее в другой дзот и оттуда повёл огонь. Вскоре и эта атака была отбита. Через какое-то время ему пришлось бежать в правый дзот, так как нависла новая угроза обхода. И эта группа немцев полегла среди деревьев. Потом опять на левый фланг позиции, вновь направо. Потом в центр. Опять налево. Так всё утро он и мотался с одного фланга на другой, создавая у немцев ложное представление, что на противостоящей к ним позиции находится как минимум один упорный и отважный взвод красноармейцев. В полдень в небе показались «мессершмитты». Когда через час Алексей выбрался из-под земли и остатков дзота, он не узнал обстановку. Едва переведя дух и кое-как приведя позицию в положение, пригодное к бою, он с ужасом услыхал шум приближающегося танка. Судорожно отыскал противотанковое ружьё. Проверил готовность. И едва успев залечь «наизготовку», увидел это мерзкое железное чудовище уже в сотне шагов от себя. Он успел сделать выстрел. Только один. И опять удача. Танк забуксовал на перебитой гусенице и кособоко замер. Из него выбрался экипаж и, отстреливаясь, ретировался. Но Миронову и тут повезло. Немцы ушли, не причинив ему вреда.