Казалось бы, в самой идее того, что учиться тоже надо учиться, есть элемент абсурда. Готовность к обучению дана каждому живому существу, иначе оно просто не могло бы выжить. Это, конечно, справедливо. Вот только учиться можно по-разному, и естественные решения – не всегда самые эффективные. В этой части я расскажу о том, как взрослому человеку найти в себе силы учиться, как выбрать методы обучения, подходящие лично вам, и как понять, чему именно и когда вам надо учиться. Напоминаю, что это не учебник, а я не носитель абсолютных истин. Так что, если какие-то мои мысли вызовут у вас чувство протеста и желание поспорить – это совершенно нормально. Это значит, что у нас с вами происходит диалог и, возможно, мы вместе найдем лучшее решение.
Когда родители объясняют детям, зачем надо хорошо учиться в школе, обычно они описывают два пути развития событий и предлагают сделать выбор. У разных поколений этот выбор свой. Так, нашим родителям давались возможности «стать человеком» или «идти двор убирать», а мои ровесники оказывались перед возможностью посетить дружественный Афганистан или избежать этого визита. Затем на короткое время традиция прервалась, потому что модными стали профессии бандит и проститутка, требовавшие не знаний, а природных талантов.
Но вскоре выяснилось, что эти виды деятельности для исполнителей не так прибыльны, как кажется, и очень вредны для здоровья. В моду вошли чем-то похожие, но более доходные и безопасные профессии юриста и экономиста, а альтернативой стала работа на кассе в ближайшей закусочной. С небольшими изменениями эта схема сохранилась до наших дней, разве что юристов и экономистов сменили айтишники.
Если присмотреться, принцип во все времена остается неизменным. Выбор между хорошей и плохой учебой – это выбор между хорошей и плохой жизнью, между тем, к чему ребенок стремится и чего боится. Главный мотиватор для обучения – страх, одна из базовых человеческих эмоций. В страхе как таковом, если научиться его контролировать, нет ничего постыдного: он с давних времен помогает избегать неприятностей. Побоялся среди ночи лезть в пещеру – тебя не съел саблезубый тигр. Бесстрашно зашел туда – ну извини, свои гены будущему человечеству передаст кто-нибудь потрусливее.
Тем не менее запугивание далеко не всегда приводит к желаемым результатам. Почему? Причина обычно одна – неправильно подобранная причина для страха. То, что до смерти пугает взрослого, запросто может оставить ребенка равнодушным. Приоритеты у разных людей очень отличаются, что уж говорить о разных поколениях.
Вспомним отличников, которых мы знали в школе. Если отбросить тех, кто любил учиться (есть и такие), и тех, кому учеба легко давалась, не требуя особых усилий – то есть тех, кто не нуждался в мотивации, – останутся две основные категории детей. Амбициозные, стремящиеся быть первыми, или, говоря другими словами, боящиеся быть не первыми. И те, кто боялся разочаровать старших.
Это два страха, эффективно работающие для детей младшего и среднего школьного возраста. К сожалению, первый страх свойственен лишь небольшой части детей, а второй требует такого авторитета взрослых, которого не всякий может, а главное, хочет добиться. Вызывать страх у собственного ребенка – сомнительная цель для родителей. Поэтому до старшей школы большинство детей ходит в середнячках. Они выполняют свою работу, потому что так заведено, потому что они должны ее выполнять, но не стоит ждать, что они превзойдут ваши ожидания.
А вот в старшей школе ситуация меняется. Спектр страхов постепенно расширяется. Тем более что по мере превращения из милого ребенка в гадкого подростка детишки провоцируют у старших все более резкое, агрессивное поведение.
В младших классах я был тихим и спокойным мальчиком, учившимся на четверки и пятерки, и имевшим, благодаря очкам, интеллигентный вид. Но к концу восьмого класса честно выполняющий свои обязанности учащегося Стасик превратился в непокорного юнца и круглого троечника.
Неизменными оставались только очки и тяга к книгам. В пятом классе я исчерпал возможности школьной библиотеки и направил свои усилия на районную, а к восьмому получил доступ в ее взрослую часть, что стало предметом моей немалой гордости.
К десятому классу ситуация с поведением и успеваемостью ухудшилась катастрофически. В феврале у меня выходило пять двоек в четверти. Встал вопрос о вылете из школы, об этом стало известно моей маме. Это казалось мне более ужасным, чем замаячившая перспектива вместо учебы в институте отправиться выполнять интернациональный долг. Но и бессмертным я себя уже не считал, так что два страха объединились, чтобы или съесть мою душу, или вытащить из опасного положения.
Если моя мама за что-то берется, она всегда вкладывает в дело всю имеющуюся энергию. А энергии у нее и сейчас хватает на освещение небольшого квартала. И когда мама взялась за мое обучение, мало мне не показалось.
В нашу маленькую квартиру и еще более скромный семейный бюджет ворвались репетиторы. Я был лишен всего, чего только можно было лишить десятиклассника. Главной проблемой стал домашний арест, невозможность появляться в компании. Это было особенно сильным ударом, потому что как раз тогда я приобрел желанную популярность в тусовке благодаря, как это ни странно, первому литературному опыту.
Наша с Володей Елесиным художественно-документальная книга была восторженно принята всеми десятыми классами 92-й ленинградской школы. Увы, до наших дней сохранились только первые главы, но недавно я их перечитал и понял, что мы и впрямь были хороши. И вот, вместо того, чтобы наслаждаться литературными успехами, я корпел над учебниками и заданиями от репетиторов. Появился третий страх, характерный для детей, – потеря положения среди друзей.
Особенные сложности были у меня с английским языком. И даже не столько с языком (хотя я так до сих пор его и не знаю), сколько с новой учительницей. Она заняла по отношению ко мне жесткую позицию, мои стоны и жалобы на ее предшественников, которые не смогли меня научить, были бесполезны. Любые попытки разжалобить англичанку разбивались о ее железобетонную неприступность и неготовность ставить мне тройку только за красивые глаза. Ну, может, глаза были и не самые красивые, но маме нравились.
Когда я наконец осознал, что проскочить не выйдет, то взял словарь, впервые за долгое время подготовился и выступил на уроке с почти правильным переводом. Тут небеса посветлели. Учительница, восхищенная своей педагогической мощью, сказала: «Можешь ведь, если захочешь», – и поставила мне первую четверку после череды двоек.
После этих событий я понял, что когда у тебя появляется ответ на вопрос, зачем что-то делать, то одновременно становится ясно, что и как делать.
Страх – сильнейший мотиватор. Так что если ответом на вопрос «Зачем?» является «Чтобы избежать крупных неприятностей», решение ищется гораздо быстрее. Но это только один из возможных ответов.
Страх так или иначе остается нашей движущей силой. Но обычно по мере взросления, если, конечно, человек не склонен к постоянной тревожности, он постепенно привыкает к жизни с каждым конкретным страхом. И если этот страх – единственная причина его активности, то мотивация постепенно пропадает. Необходимо новое опасение, новая мотивация.
Приключения в школе не помешали мне радостно прогуливать подготовительные курсы в Инженерно-экономическом институте имени Пальмиро Тольятти, на которые меня отправила мама. В качестве доказательств своего посещения я предъявлял ей задачи, решенные на занятиях с репетиторами.
Голь на выдумки хитра, так что имейте в виду – сотрудники тоже могут пойти на какие-то ухищрения, лишь бы избежать возможности получить новые знания.
В итоге я осознал, что карьера инженера-экономиста – не мое, и с двух попыток, после шести вступительных экзаменов вместо трех, с трудом поступил в Политех (тогда еще имени Калинина, а не Петра Великого). И уже в октябре начал постепенно игнорировать занятия. А заболев под самый Новый год и пропустив зачетную неделю, опять оказался в той же ситуации, что и год назад.
Забавно, что практически повторилась школьная история с английским, только теперь это была высшая математика. На третьей или четвертой пересдаче преподавательница сказала, что поставит мне положительную оценку, только когда я буду знать вышку лучше всех на курсе. И она сдержала слово. В итоге я сдал экзамен только 5 марта. Несложно догадаться, что до того дня большая часть моих ресурсов направлялась на изучение математики. А это не повысило мою успеваемость по остальным предметам. К сожалению, свободное владение математической наукой было необходимым, но недостаточным условием для продолжения учебы.
Стало понятно, что надо зафиксировать убыток, списать потерянный год и забрать документы из Политеха, пока не стало слишком поздно. Тем более что я уже догадывался, что энергомашиностроитель из меня примерно такой же, как экономист.
Пришлось рассказать об этом казусе маме и снова попросить ее о помощи. Я понимал, что нужно поступить в другой вуз, двух попыток у меня не будет.
Единственным моим мотивом была боязнь армии. Напомню, что тогда рассказы об ужасах военной службы в целом и за границей в частности звучали из каждого утюга. Забавно, но если бы тогда я прошел нормальное медицинское обследование, то, скорее всего, был бы избавлен от этого страха и судьба моя сложилась бы по-другому. Но поскольку по всем внешним признакам я был здоровым лбом, то обращаться к врачам в голову не приходило. В результате мне было все равно, куда поступать, лишь бы приняли и в вузе была бы военная кафедра.
В то время профориентации в ее нынешнем виде, с тестами и психологами, еще не было, а поскольку собственные предпочтения у меня отсутствовали, то я выбрал место учебы, как и многие троечники, «за компанию». Еще трое таких же умных из моего и параллельного классов собирались в Инженерно-строительный институт (ЛИСИ). Убедившись, что проходной балл составляет скромные восемь (плюс зачет по сочинению), я понял, что это мне по силам.
Так вышло, что строительство оказалось моим призванием и делом всей жизни, но тогда это было не более чем совпадением. Как в «Голом пистолете», помните? «Сегодня мы чествуем Фрэнка за освобождение нашего города от тысячного наркоторговца!» – «Ну, честно говоря, последних трех я сбил, когда дал задний ход. К счастью, они оказались наркоторговцами».
Прошло более двадцати лет, прежде чем я начал представляться как строитель по образованию и по призванию.
Поступив на сантехнический факультет, я чувствовал себя опытным студентом, ведь одного семестра Политеха вполне хватало, чтобы спокойно пройти первый курс ЛИСИ с минимальными проблемами. А разобравшись в геодезии, я даже успевал подрабатывать на изготовлении курсовиков для сокурсников за приличные деньги.
Но уже на втором курсе старые запасы знаний закончились, а мотивации не прибавилось, так что проблемы с учебой не заставили себя ждать. Я уже сжился со своими страхами и перестал обращать на них внимание, а так как общее нежелание учиться дополнилось необходимостью работать, то и проблемы только нарастали. К счастью, я уже научился решать их без привлечения мамы, обходясь упорством, друзьями и способностью пробуждать в старшем поколении родительские чувства.
Сегодня я понимаю, что мое тогдашнее нежелание учиться в первую очередь было связано с тем, что я не видел связи между обучением и благополучием, в том числе финансовым. А к работе на долгосрочную перспективу я определенно был еще не готов.
Оборотная сторона надежды на получение чего-либо – боязнь это не получить.
Я не видел удовлетворительного ответа на вопрос «Зачем?», потому что во время учебы, работая подсобным рабочим в финской строительной фирме, занимавшейся реконструкцией Пассажа, зарабатывал на порядок больше, чем любой из моих знакомых-инженеров с высшим образованием.
Но если обучение могло принести понятную пользу, силы и время на нее находились. Например, оказавшись в роли бригадира, я столкнулся с проблемой языковой коммуникации. Как вы уже поняли, мои знания английского были далеки от свободного владения языком. Хотя, если бы я владел им в совершенстве, это бы не очень помогло: финские строители не были полиглотами.
В первые дни на выручку приходило искусство пантомимы, но быстро стало ясно, что этого недостаточно. Как на старшем группы, на мне лежала ответственность за самое главное – своевременное получение нашей зарплаты. Деньги были немаленькие, опасение не получить их – сильным, так что решение надо было найти быстро.
Разумеется, выучить финский язык, и так-то непростой, мне с моими талантами было не под силу. Меня спас русско-финский разговорник, купленный на барахолке. Уже на следующий день из меня посыпались главные финские фразы: «дай закурить», «когда будут деньги» и еще несколько словосочетаний. Вскоре добавились слова, необходимые строителям, но в разговорнике почему-то отсутствующие. Несмотря на то что мой лексикон едва превышал словарь Эллочки-людоедки, вопрос коммуникаций был решен.
Любопытно, что через несколько лет, когда я уже работал в питерском Водоканале, знание основ финского еще раз мне пригодилось, когда меня направили в командировку в Финляндию. На дворе стоял 1996 год, так что это была поездка в потребительский рай. А поскольку в это время я занимался ремонтом и обстановкой однокомнатный квартиры, которую выдали молодой семье родители моей первой супруги, я с восторгом кинулся на местный рынок скупать разнообразные строительные инструменты, которые невозможно было купить за разумные деньги в тогдашней России.
И вот, гуляя с нашей небольшой группой командированных по улицам Хельсинки, я зашел в магазин электроники – и увидел там шикарную тумбу под телевизор. В то время я еще испытывал определенный пиетет к телевизору и чувствовал себя обязанным обеспечить нашему Sony комфортабельное место для жизни. Но цена тумбы, увы, превышала бюджет на нее. А коварная переводчица, которая нас сопровождала, видимо, постеснявшись торговаться, под каким-то, как ей казалось, благовидным предлогом, отказалась участвовать в переговорах с продавцом.
Я оказался перед выбором: или бесславно вернуться в Петербург без вожделенной тумбочки, или попробовать провести переговоры самостоятельно. Дискомфорт был сумасшедший, но желание обладать тумбочкой победило.
Она была мне необходима. И, видимо, финский продавец понял, что без тумбочки я из магазина не уйду. Я благодарен этому милому человеку не только за то, что он мне тогда уступил в переговорах. Он дал мне прекрасный пример того, насколько важно обучение, которое решает какую-то проблему. Не умей я считать и выражаться по-фински, не видать мне тумбы.
Конечно, работая с финнами, я учился не только языку. Едва ли я задумывался тогда над повышением своей стоимости на рынке труда, но понимал, что приобретая конкретные навыки и начиная разбираться в невиданных тогда технологиях ремонта, я обеспечу себя работой на будущее. Так и вышло – прошло еще немного времени, и я уже сам начал принимать заказы.
Уважение к руководителям (а в более широком смысле – к компании, в которой работаешь) – еще один мощный мотиватор. К сожалению, его эффективность зависит от внешних факторов. Но если компания и ее лидер заслуживают уважения и оказывают вам доверие, любому нормальному человеку захочется быть достойным этого доверия.