Когда курс обучения был окончен, мы с Мейером, к великой нашей радости, получили четырехнедельный отпуск для поездки домой. За прошедшие годы число моих братьев и сестер выросло до десяти, а сам я настолько изменился, что родители меня еле узнали.
Возвращение «мушу», как крестьяне звали детей из нашей усадьбы, стало праздником для всей деревни. Самые уважаемые люди собрались для того, чтобы посидеть и побеседовать со мной и с Мейером, которого я уговорил погостить у нас. Вид прусских офицеров, совершенно не соответствовавший представлениям о голодающей Пруссии, вызвал у них искреннее уважение.
Матильда, моя старшая сестра, тогда готовилась к свадьбе с профессором Карлом Гимли18 из Геттингена, который оставался моим неизменным другом до самой смерти. Повзрослевшие Ганс и Фердинанд стали фермерами. Вильгельм, третий младший брат, учился в любекской школе и мечтал о торговой карьере. Еще два младших брата, Фридрих и Карл, также учились в Любеке и жили у местного торговца Фердинанда Дейхмана, младшего брата моей матери.
Намерение Вильгельма «стать деловым человеком» мне совершенно не нравилось. Я тогда вполне разделял распространенное среди прусских офицеров пренебрежение к купеческим занятиям. Кроме того, я прекрасно видел, что брат, будучи замкнутым и сложным человеком, тем не менее обладает здравым и пытливым умом. Поэтому я уговорил родителей отпустить его со мной к месту будущей службы в Магдебург, где надеялся пристроить его в местное коммерческое промышленное училище. Родители дали свое согласие, и мы забрали Вильгельма в Магдебург, где устроили его в пансионе, поскольку по установленным правилам первый год службы я должен был жить в казарме.
После года напряженной службы мы с моим другом Мейером арендовали частную квартиру, в которую переселился и 16-летний Вильгельм. Я по-отечески радовался его успехам в учебе и сам в свободное время помогал ему в освоении школьной премудрости. Я убедил его отказаться от уроков математики и сделать основной упор на изучение английского языка, что впоследствии ему весьма пригодилось. Математику же, которую в училище преподавали из рук вон плохо, мне приходилось давать ему лично, каждое утро с 5 до 6 часов. Мои старания были вознаграждены: Вильгельм сдал экзамен по этому предмету на «отлично». Кроме того, уроки эти помогали мне отвлечься от соблазнов офицерской жизни и энергично продолжать свои научные занятия.
К сожалению, жизнь наша вскоре была омрачена поступившим от отца печальным известием о сильно пошатнувшемся здоровье нашей горячо любимой матушки. 8 июля 1839 года она скончалась, оставив убитого горем отца с целой кучей малых детей на руках. Не стану описывать глубокое горе, постигшее нас в связи с этой невосполнимой потерей. Любовь к матери связывала нашу семью, и опасение огорчить ее уже само по себе часто выступало лучшим гарантом нашего хорошего поведения.
Я получил короткий отпуск для того, чтобы иметь возможность посетить отчий дом и могилу матери. Слабое здоровье отца и тревога за будущее младших членов семьи уже тогда внушали мне серьезные опасения. И они подтвердились очень скоро. Отец пережил мать всего на шесть месяцев и умер 16 января 1840 года.
После смерти родителей управление имением Менцендорф было передано братьям Гансу и Фердинанду, а для несовершеннолетних детей сиротский суд назначил опекунов. Наш дядя Дейхман, живший в Любеке, взял себе мою младшую сестру Софью, а бабушка оставила в Менцендорфе на своем попечении Вальтера и Отто.