Надя неуклюже садится на высокий стул. Неумело ставит ноги на перекладину.
– Как на насесте, – вздыхает она, растерянно оглядываясь по сторонам. Но других сидячих мест у меня на кухне не предусмотрено. И по функционалу это больше гостиная. Ем я здесь редко, чаще гостей принимаю. Хотя кто ко мне заходит?
Кирсанов и Блинников. Иногда дочки приезжают. Но это скорее по великим праздникам.
Из большой плетеной корзины с крышкой набираю крупные корнеплоды. Мать присылает мне картошку и соленья! Боится, чтобы я с голоду не помер. Вот зачем, спрашивается? Дома я и раньше почти не питался. Ел где придется. Солдат спит, служба идет. Это и обеда касается.
Исподволь наблюдаю за Надеждой. Подложив ладони под подбородок, девчонка осматривает кухню осторожным взглядом. На лице крупными буквами читается настороженность. Ни тревоги, ни страха. Просто девчонка следит за ситуацией и себя в обиду не даст. Да никто и не обижает. Я, конечно, мало соображал, когда забирал ее из Шанска. Но ни о чем не жалею.
Лишний раз стараюсь не пялится на щедрое Надино декольте и притягательные изгибы. А то порвет от желания. Опускаю взгляд ниже, на кусок настоящего оникса, приспособленного под барную стойку. Подарок Крепсов на новоселье. По белой молочной глади струятся золотые прожилки, словно подсвечивая изнутри теплый камень. И снова глазею на тонкие пальцы, скользящие по ножке бокала. Надя задумчиво крутит его в руках. Но к вину так и не прикоснулась.
– Оно не отравлено, – замечаю насмешливо. Я еще хорошеньких женщин не травил.
– Померкло, погасло вино в бокале. Минутный порыв говорить пропал, – грустно напевает Надежда.
А у меня глаза лезут на лоб. Твою ж мать! Стопроцентное попадание. Так не бывает.
На автомате тянусь к кнопкам на пульте управления. Включаю музыку. Тихо и проникновенно поет Владимир Семенович про нужные ноты и души, покрытые коркою льда.
– Моя любимая, – улыбается Надя и безотчетно тянется к бокалу с вином. Делает маленький глоточек и, словно набравшись сил, выдыхает.
– Вам в Шанск возвращаться нельзя. Там вас точно арестуют.
– Это еще за что? – усмехаюсь весело.
– Украл меня, – тут же следует ответ. – Хотя сейчас если в розыск подадут, то тебя и здесь арестуют.
– А ты такая персона значимая, что тебя вот так сразу искать кинутся? – улыбаюсь довольно. И совершенно неожиданно понимаю, что мне нравится подначивать Надежду. Она умненькая. Смелая, решительная. Настоящая боевая подруга.
– Наверняка твой дружбан попытается замять дело. Но Морозов все равно докопается до истины. И выпрет его из полиции. А то и посадит… Как оборотня в погонах.
– Да ну?
– Ну да! – фыркает как ежик девчонка и добавляет строго: – Сумка моя где, товарищ бандит?
– В машине осталась, – вздыхаю я и уже тянусь к сотовому. – Сейчас принесут.
– Принесут? – удивляется Надежда. Даже глазами наивно хлопает.
– Да. Кто-нибудь из охраны сейчас доставит, – повторяю как для неразумной. И тут же отправляю сообщение на пост.
– А ваш мини-поселок охраняется? – смотрит изумленно.
– Конечно!
– А зачем? За свои шкуры боитесь?
– Мы ничего не боимся, девочка, – кидаю на гостью снисходительный взгляд. – Но так спокойнее.
Усевшись напротив, напрочь забываю о недочищенной картошке. Беззастенчиво разглядываю Надежду. Будто стараюсь впечатать ее образ в память.
Да фиг вам! Он уже там впечатан с первой минуты встречи. Маленький носик пуговкой, румяные щеки и чуть раскосые глаза под ворохом ресниц, если, конечно, они не нарощенные.
– Полиция все равно войдет, сколько охраны ни поставь. Это только от ваших подельников… – сердито замечает Надя, явно стесняясь моего внимания. А я ничего с собой поделать не могу. Жру взглядом и остановиться не могу. Так бы смотрел и смотрел.
– Погоди, – рыкаю изумленно. – Каких подельников? Ты о чем?
Надежда закашливается, поперхнувшись вином.
– Все! Я молчу. Отпусти меня, пожалуйста! – затыкает рот рукой. – Я ничего не знаю.
В два шага оказываюсь рядом. Опираюсь о спинку стула, с обеих сторон отрезая девчонке путь к побегу. Надежда вздрагивает от страха. Даже зрачки расширяются.
Нет, не на такой эффект я рассчитывал.
– Надя, – убираю с лица лишние прядки. – Посмотри на меня. Я не причиню тебя зла.
Легонько касаюсь пальцами тонкой шеи. Кожа нежная, гладкая. Одна рука бежит вниз, а другую кладу на затылок. Притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в губы злым поцелуем.
Хочу я ее. С первой минуты как увидел, хочу.
В груди взрывается плотина напряжения. Надины кулаки не в счет. Она стучит по моему плечу, требуя остановиться. А сама языком такие фортеля выписывает.
Не отрываясь от сладких губ, подхватываю девчонку под бедра.
– Девочка моя, малышечка… – на всех парах пру в спальню.
И Надежда моя не противится. Обняв меня за плечи, трется всем телом.
Вот и хорошо… Мне как раз такая жаркая и нужна.
Ввалившись в спальню, вместе с девчонкой падаю на застеленную кровать.
– Давай, милая, – прошу, стаскивая с плеча тонкую бретельку красного сарафана. – Давай сейчас…
– Вот ты наглый, – охает Надежда, позволяя опустить с одного плеча дурацкую бретельку. Тут же подцепляю пальцем вторую.
Но хлопает дверь…
– Ярослав Андреевич! Сумку куда положить? – раздается из коридора голос охранника. И словно бьет по голове кувалдой. Твою ж мать, как же не вовремя!
– В коридоре на подоконник поставь, – приказываю я, снова склоняясь над Надей.
Но момент уже упущен. Девчонка, будто очнувшись, смотрит на меня зло. И вывернувшись из-под моего захвата, подскакивает на ноги. Бежит в коридор за своей сумкой, чтоб ее черти съели. Поднявшись, спешу следом. А то еще улетит моя птичка певчая.
– Кому ты пишешь? – заглядываю через плечо. Хотя и так понятно. На аватарке какой-то мужик.
– Морозову, – роняет она на автомате. А потом, спохватившись, прикусывает язык.
– Кто это?
– Мэр Шанска.
– А к тебе он каким боком?
– Я работаю у него.
– В мэрии? – Одна моя бровь ползет вверх. Вот в жизни не поверю.
– Нет, – категорично мотает головой Надежда.
– Ну понятно, – хмыкаю я. Похоже, девчонка не скрывает своих пристрастий.
– Что тебе понятно? – поднимает на меня глазищи.
Сглатываю ком, застрявший в горле. Как слепой веду пальцами по лбу, по глазам, по щекам. Словно пытаюсь наощупь запомнить, как выглядит эта женщина. Она нужна мне. Зачем? Почему? Потом разберемся. Главное, я не могу ее отпустить.
– Выходи за меня замуж, Надя, – выдыхаю порывисто. – Ты не пожалеешь… Всем тебя обеспечу. Сделаю порядочной женщиной…
– Наверное, предложение неплохое, – жалостливо улыбается она, прислоняясь спиной к стене. И даже чуть сползает немного. – Меня еще никто не звал замуж. Но я не могу, – плачет навзрыд.
– Почему? – спрашиваю обалдело. Прижимаю девчонку к себе. Глажу по волосам, по спине, по заднице. И проклинаю придурашливого охранника, так не вовремя принесшего сумку.
– Не могу и все. Это как себя предать. У меня же папа – подводник, дед с бабушкой всю жизнь на заводе пропахали. Они не поймут…
– Что именно? – цежу, теряя терпение. Значит, на панели стоять – это нормально, а за меня замуж выйти – недостойно. Так, что ли?
– Я вроде не бандит, не жулик, – тупо бубню в маленькое Надино ушко. – Женат был дважды. Но это не считается.
– А как же твои махинации с криптой? – выпаливает Надежда, утирая слезы. – Дудков сказал, что ты известный аферист. Поэтому тебя в полицию привезли, а не в больницу.
– Кто? – обалдело смотрю на девочонку. – Что за хрень?
Чуть сильнее сжимаю плечи. Трясу несильно.
– Да я боевой офицер. Полковник «Секиры». Какая крипта на фиг? – цежу, с трудом подбирая слова. А заметив ужас на Надином лице, сбавляю обороты. – Я же тебе сразу представился.
– Вот именно, – вздыхает Надежда. – Ярослав Андреевич Лунин – известный мошенник.
– А это ты видела? – оторвавшись от женского тела, дергаю наплечную сумку, висящую на вешалке. Рывком тяну к себе. Но ремешок цепляется за крючки. И бронзовое дерево с золотыми листиками и старой курткой вместо плодов падает прямо на недавно уложенный кафель. Сначала слышится грохот и треск, а затем по огромному квадрату итальянской черной плитки разлетается гадская паутина трещин.
Плевать! Сейчас главное доказать Надежде. Объяснить.
Но она в ужасе прикрывает лицо руками и молчит. Плохой знак.
– Вот, смотри, – протягиваю ей красную ксиву.
Надежда осторожно берет книжечку из моих рук. Внимательно вчитывается в каждое слово.
– Но это и подделать можно? – замечает с опаской. Смотрит растерянно и недоверчиво.
Блин! Блинский блин! Почему я в свои сорок должен доказывать кому-то непреложные факты. Не верит. И не надо!
Кулаки сжимаются сами собой. Главное, не заорать и не испугать девчонку.
Может, действительно отпустить? Пусть катится в свой Шанск и дальше торгует собой? Пусть снова сидит в ИВС, если нравится. А я всегда могу найти другую. Нормальную. Без пули в башке… Зачем вообще мне именно эта женщина?
Но… я ее хочу. На остальное плевать.
– А это, – схватив за руку, тащу в комнату, заставленную коробками. Сразу же нахожу портфель с документами, на ходу вспоминая пароль от кодового замка. Выуживаю из черного кожаного нутра диплом об окончании военного училища, коробочки с орденами и медалями. – Это тоже я подделал? – рычу хрипло. – А это? – протягиваю приказ о присвоении звания.
До генерала, как Бек, я не дослужился. Но и стать полковником в сорокет неплохо.
– Ой, – тихонечко скулит Надежда. – Но Дудков четко назвал твою фамилию. И ты потом повторил…
– Точно?
– Ага, – поспешно кивает она.
– Я уточню у Лешего… У Мельникова, в смысле, – замечаю осторожно. Выходит, девчонка и не виновата. Какая-то путаница приключилась. Но по любому надо разобраться. Если какая-то сволочь прикинулась мною, найду и откручу все, что открутится. – Теперь выйдешь за меня? – повторяю вопрос.
– Я, наверное, не достойна за такого заслуженного человека замуж выходить. Ты и лучше найдешь, – возвращает ордена Надежда.
«Да не хочу я никого другого! Я тебя хочу! – силюсь не заорать в голос. – Мне плевать на твое прошлое, на твоих гадских друзей. Как же тебе объяснить, глупая?»
Но не могу подобрать нужных слов. В голове сплошная каша. Ни одной годной мысли.
– Не начинай, – морщусь довольно. – Пойдем лучше картошку жарить. У меня еще грибы соленые есть. Мать сама собирает и солит… А потом поговорим, ладно?