Весь мир театр, и люди в нем актеры.
Нашему обществу присущ избыток информации при нехватке действия. Поэтому для создания нужного впечатления масс архизначимы способы подачи и трактовки действия в инфопотоке. Единение политики и драматургии усиливает близкая терминология. Действо – пьеса, действие – часть политики и театральной постановки. Действие – акт, а действующие лица – акторы в политике и актеры на сцене. Современные политологи играют роль театральных критиков, оценивая политические спектакли и толкуя зрителям перипетии сюжетов; политтехнологи разных уровней работают зазывалами и массовиками-затейниками, антрепренерами, сценаристами и режиссерами-постановщиками. Присоединимся же к ним и мы, читатель. Занавес!
На Украине премьера века – спектакль, который Старый Свет не видел уже десятки лет: последняя национально-освободительная революция Европы. Характерные ее черты – пронизанность инфопотоками, большая личная вовлеченность акторов и свобода выбора ими пути, вызванная отсутствием видимых рамок процесса и его полустихийным характером. Все это наполнило украинские события невиданной доселе медиа-драматургией, сделало их грандиозной постановкой, идущей онлайн и разительно отличающейся от приевшихся телешоу своей реальностью, динамикой кипения, запахом дыма и крови. Российское общество спектакля так долго питалось симулякрами (политической борьбы, демократии, научно-технического развития, гражданского общества, национальных проектов, социального государства и пр.), что утратило всякую активность, мутировав в общество зрителей, общество массовки. Взбудораженное же революцией украинское общество спектакля в значительной мере стало обществом акторов, труппой. Связанные вместе тысячами нитей сообщества нашли друг друга и сцепились в вихре событий, как Инь и Ян. Вовлеченность российских «зрителей» в действо обеспечено незатухающей истерией СМИ, подъемом Крыма и Донбасса «с колен», фактором беженцев, наличием на Украине родственников и знакомых и пр. Вовлеченность в сюжет первых лиц мира связывает зрителя с ними, усиливая чувство сопричастности и делая интерес к событиям непреодолимым. Как поздний СССР бредил Санта-Барбарой и жил от серии к серии, так Россия в 2014—2015гг бредила Украиной, впитывая в себя украинские события, как губка.
Давно забыта Олимпиада, потеряно расписание матчей, заброшены компьютерные игры – Украина интереснее. Зимний боевик-стритфайтинг с элементами реконструкции и сценами массовых беспорядков сменила кровавая трагедия расстрела на Институтской, сцены революционного насилия и национальной самоорганизации сменил откровенный фарс захвата административных зданий на Востоке с прямым подражанием атрибутике Майдана. Разыгранный по нотам спектакль-спецоперация «Крымнаш» сменился комедией начала АТО, где суровые мужики на «Нивах» гоняют танки и берут в плен механизированные колонны десанта. Случился хоррор Одессы. Открытие театра военных действий добавило к списку жанров эпичную военную хронику с ракетными обстрелами, руинированием городов и сел, пленными, сбитыми самолетами, прорывами и котлами. «Боинг» привнес то, чего не хватало – бессмысленное безумие фильма-катастрофы.
Близость языка, понимание и узнавание «другого себя», общие древние архетипы (изломанные и покореженные у русских), артистизм украинцев – все это делает развертывающиеся сцены привлекательными, высокохудожественными и полными драматизма. Хроника же войн где-нибудь в Мали, Сирии и Ираке российскому зрителю скорее отвратительна, чужда и непонятна. Многие эксперты объясняют почти поголовную вовлеченность россиян в события вокруг Украины работой пропагандистской машины РФ, а мы говорим обратное: успех пропаганды вызван крайним интересом к событиям, интересом общества зрителей к обществу акторов, которому невозможно противиться.
Обыватель жадно впитывает происходящее на подмостках, вместе с искусно смонтированным видеорядом заглатывая комментарии и «аналитику» пропагандистов. На фоне довольно безликих для постсоветского населения конфликтов современности явился сонм образов и героев, раскрашивающий ход событий в свои цвета и часто дающий зрителю основания для личных переживаний и личностного восприятия конфликта. Важность таких чувств неоценима, мы знаем многих людей, чья поддержка определенной стороны конфликта (и даже участие в нем) вызвана симпатией и доверием к персонажу. Возникает ситуация шоу «Бегущий человек» (1987) с Арнольдом Шварценеггером. Разнообразие действующих лиц поражает воображение: от Топаза и Беса до Обамы и Путина, от Кургиняна и Макаревича до Порошенко и Меркель. Драматургия революционной войны интересна тем, что кто угодно может оказаться где угодно. Политзек Белецкий командует легендарным полком «Азов», украинская летчица и депутат Рады Савченко сидит в российской тюрьме, глава Духовного управления украинских буддистов правосек Мужчиль убит спецурой СБУ как российский диверсант. Певец Мозговой командует бригадой ЛНР «Призрак» и гибнет от рук «своих», демонический Ярош покидает ПС, работник автомойки Моторола становится героем ДНР, а царь Леонид Русского мира Гиркин уходит в зрительный зал с котиком на руках.
Классическая победившая в столице революция, распространенная и утвержденная в стране гражданской войной и интервенцией, будь-то французская, октябрьская или украинская, порождает собственный пантеон богов, героев, титанов и чудовищ, противостоящих друг другу. Поначалу эта мифология несерьезна и бессистемна, но со временем мифы систематизируются и являют нам Миф, который сам становится системообразующим. Вспомним мифологию Древней Греции, которая стала объединяющей культурной базой для всех греческих (и не только) племен Эллады. Гений Александра Македонского состоял не только в военном искусстве, его политический талант выразился в мастерском создании и тиражировании «образа врага» в лице Дария (и персов вообще) сначала в Элладе, а затем в Азии и Египте. Украина же выбрала по отношению к своему огромному сильному соседу-врагу стратегию глухой обороны. Отказ от военной экспансии ясен, но отказ от экспансии смыслов необъясним. Лучшая иллюстрация – проект возведения Великой украинской стены, что равносильно прятанью головы в песок. Еще никому не удавалось отгородиться от Орды стеною, подтверждением тому судьбы Пекина, Козельска и линии Маннергейма.
Обороной войну не выиграть, а отказаться от войны Украина уже не может. С одной стороны, несмененная элита использует войну как повод увести революционную активность масс от вопросов государственного и национального строительства на фронт и помощь ему. Тогда элиты тихо утилизируют революцию во властный передел. С другой стороны, революционная война конституирует нацию и продолжает революцию, показывая истинные лица и способности акторов, дискредитируя одних и выдвигая кандидатов в новую элиту. Именно в ходе революционной национальной войны крепнет Миф как база новой идентичности. Не секрет, что единого национального мифа Украины нет. Иконы украинского национализма в Галичине Бандера и Шухевич на Донбассе будут сочтены врагами, как донецкие Щорс и Артем во Львове. Фигура Даниила Галицкого безразлична жителям Днепропетровска и Одессы, а киевляне ориентированы скорее на мифологию Киевской Руси. Один Тарас Шевченко, как и один Гомер, не может стать конституирующим мифом, нужна сакральная война и пантеон. Нужен новый нациеобразующий миф, который родится скорее на фронте, нежели в стенах Рады. Подобно ахейцам, украинцы обрели свою Троянскую войну и уже не вправе от нее отказаться. Десять лет длилась осада Трои, и если б ахейцы смалодушничали и ушли – не было б Гомера, не состоялись бы эллины как этнокультурная общность, не было б ни Древней Греции, ни классицизма, каким мы его знаем, а значит, не было б и Европы. Вернее, она была бы иной. Какой? – вполне возможно, классикой стала бы культура Ахеменидов и их менталитет, персидские каноны. Поэтому вернемся еще раз к Александру, донесшему и закрепившему эллинский (европейский) культурный канон в глубине Азии и Египте.