Ночка выдалась безлунная, тьма вокруг – хоть глаз выколи. В самый раз для обтяпывания темных делишек. Или совершения вылазок в расположение вражеских войск. Здесь, правда, не вражеский тыл, а мирно спящий Зубурук, уже полсотни лет как вошедший в состав Руоссии, но в данном конкретном случае темнота играла на руку трем военным, тащившим тяжелые тюки за пределы постоялого двора.
– Твою же ж мать!
Ивасов оступился и едва не оказался придавленным своим же тюком.
– Тихо, – прошипел Алекс. – Ставьте здесь и топайте за остальным. Я покараулю.
Когда унтеры ушли за второй партией груза, лейтенант вытащил часы и попытался разглядеть положение стрелок. Бесполезно. Часы Алекс вернул в карман, огляделся и негромко позвал.
– Шохад! Шохад, ты где?
– Я здесь, офицер.
Караванщик неожиданно отозвался из-за спины лейтенанта, как оказалось, он стоял буквально в пяти шагах. Алекс едва удержал палец на спусковом крючке.
– В следующий раз за спину мне не заходи, могу и пальнуть.
– Хорошо не буду, – согласился Шохад.
Алекс опустил «гранд».
– Что с верблюдами?
– Я купил семерых, как ты и сказал. Они здесь в загоне.
– Веди их сюда.
Караванщик растворился в ночи бесшумно, как и появился. Спустя пару минут притопали оба унтера, сгибавшиеся под тяжестью тюков с продовольствием и инструментом.
– Сейчас Шохад пригонит верблюдов, и тронемся.
Однако все оказалось вовсе не так быстро, с распределением вьюков по массе и погрузкой в темноте провозились больше часа. Еще больше, почти два, потратили на заполнение всех бурдюков у колодца на окраине Зубурука. Следующие две недели им предстояло существовать в автономном режиме. Когда красноватый рассвет залил восточную часть горизонта, верблюды успели отойти от города верст на десять.
К полудню, когда начали попадаться первые песчаные участки, Шохад сообщил Алексу:
– Здесь мы свернем с дороги.
Лейтенант молча кивнул. С оружием у них было совсем плохо. На четверых – два револьвера, офицерская пехотная сабля и два солдатских тесака. Отныне их основным оружием стала незаметность, а защитой – необозримые пространства песка. Верблюды двинулись в пустыню вслед за бактрианом Шохада. Лейтенант чуть отстал и поравнялся с верблюдом Фелонова.
– Следи за ним, чтобы не сбежал, особенно ночью. На дороге мы могли идти хотя бы по компасу, а сейчас полностью зависим от него.
– Не волнуйтесь, господин лейтенант, – заверил его унтер, – не сбежит. Глаз с него не спустим.
Ивасов молча кивнул – все понял.
Первый день запомнился только тем, что из-за бессонной ночи хотелось спать, и все потихоньку клевали носами в такт верблюжьим шагам. А вокруг расстилалось бескрайнее песчаное море, в котором изредка попадались отдельные островки глины или камня. Какие-либо ориентиры на местности отсутствовали, уже на второй день Алекс понятия не имел, куда они движутся. И только по тому, что солнце вставало слева, а садилось по правую руку, можно было предположить, что их экспедиция еще удаляется от Зубурука на юг, а не возвращается обратно. Полученную у полковника Жимайло карту пришлось сдать обратно, но насколько лейтенант помнил, они сейчас двигались в самый центр большого белого пятна к востоку от караванной тропы.
В полдень третьего дня Ивасов заметил солнечный отблеск над одним из глинистых холмов справа по ходу движения.
– Смотрите, что это там блестит?
В указанном унтером направлении уставились все, кроме Шохада. Похоже, караванщик заметил этот блеск раньше всех, но не придал ему значения. Не иначе это какое-то природное явление, но откуда оно на вершине холма?
– Шохад, что это такое?
– Мертвая голова, – все так же, не поворачивая головы, ответил караванщик.
– Мертвая голова?
Гохарец пожал плечами. Алекс сообразил, что ему просто не хватает словарного запаса, чтобы объяснить это явление.
– Если хочешь увидеть все сам, офицер, то мы можем подъехать ближе.
– Поехали, – принял решение лейтенант.
«Мертвой головой» оказался старый, выбеленный песком и временем человеческий череп. Кто-то вкопал в вершину холма кривую, но прочную палку, и закрепил на ней чью-то бывшую голову.
– Что за дикий народ? – возмутился Фелонов. – Надо будет закопать.
– Не трогай, – негромко, но очень твердо произнес Шохад, – это знак.
– Знак чего? – заинтересовался Алекс.
– Мертвую голову видно издалека, – пояснил караванщик, – если заблудишься, надо дойти до нее, а потом идти в ту сторону, куда она смотрит, там будет вода.
– А куда смотрит эта голова?
Для караванщика ответ был очевиден.
– На Габат.
Лейтенант, проверив направление по компасу, лишний раз убедился в квалификации караванщика. Гохарец тронул своего верблюда, остальные потянулись за ним. Мерно покачиваясь в седле, лейтенант сообразил, что из всех черепов, человеческий – самый округлый. Он равномерно отражает солнечный свет и, действительно, заметен издалека. У руоссийцев череп – это знак смерти, а здесь в пустыне – жизни.
В полдень четвертого дня членам экспедиции впервые пришлось увидеть, как засуетился их такой невозмутимый караванщик. Шохад вдруг привстал в седле, вглядываясь куда-то вдаль. Алекс тоже посмотрел в том же направлении, но ничего необычного не заметил. Тем временем гохарец резко свернул вправо и погнал своего бактриана к глинистому гребню.
– Езжайте за мной.
– Что случилось? – забеспокоился лейтенант.
– Песчаная буря!
Чистейшее голубое небо, без единого облачка, безжалостно палящее полуденное солнце. Дневное марево, ни малейшего дуновения ветерка. Абсолютная тишина, исчезли буквально все шорохи и звуки. Какая тут к черту песчаная буря? Но не доверять караванщику причин тоже не было, до сих пор он их еще ни разу не подвел. Лейтенант и оба унтера поспешили вслед за ним.
Шохад заехал за глиняный гребень и положил своего верблюда. Кинулся к подъехавшему Алексу.
– Прячьтесь за гребень, кладите верблюдов.
Лейтенант слез с лежащего верблюда.
– Шохад, ты уверен, что будет буря?
– Да. И нам надо поторопиться, если хотим выжить. Смотри сам, офицер.
Караванщик подвел лейтенанта к гребню и указал на небольшое темное пятнышко в южной части горизонта. Алекс достал бинокль и взглянул вооруженным взглядом на это природное явление. И оно ему не понравилось. В основном тем, что довольно быстро приближалось. Солнце потускнело, светило заволокла мутная пелена.
– Снимайте вьюки, прячьте воду!
Осознавшие приближение серьезной опасности военные шустро выполняли указания караванщика. Черная, неотвратимо приближающаяся с юга полоса всерьез пугала впервые увидевших ее руоссийцев. К тому времени ветер резко усилился, первые песчинки начали сечь кожу на лице и руках.
– Держите при себе фляги с водой, неизвестно, сколько продлится буря! Накройтесь кошмами и привалитесь к боку верблюда, ни в коем случае не высовывайтесь, – продолжал инструктировать руоссийцев Шохад.
Алекс не утерпел, до последнего следил за приближением серо-оранжевой стены песка. И только когда все вокруг накрыла серая пелена, а видимость упала до пары саженей, он нырнул под свою кошму. И буквально в ту же секунду он ощутил весомый удар песка и ветра даже сквозь толстую кошму.
Даже под кошмой было жутко. Снаружи свистел, стонал и завывал ветер, все остальные звуки исчезли. На зубах скрипел песок, пыль сушила носоглотку, но дышать еще можно было. Температура существенно выросла, даже по сравнению с дневной жарой. Стала тяжелеть голова, и Алекс начал опасаться потерять сознание. Возникло беспокойство за товарищей, не засыпало ли их песком, не задохнулись ли.
За этими переживаниями лейтенант не заметил, в какой момент буря начала стихать. Когда он, наконец, рискнул поднять голову и, стряхнув налетевший сверху песок, выглянуть наружу, то не узнал местности. Ложбину за гребнем, в которой они прятались, наполовину занесло песком. Из песка торчали горбы и головы верблюдов. Лейтенант взглянул на часы, буря длилась всего около полутора часов. Странно, ему показалось, что времени с начала бури прошло как минимум раз в пять больше.
А вот и Шохад, чтоб он был здоров.
– Ты жив, офицер?
– Как видишь.
Алекс окончательно выбрался наружу и выдернул кошму. К счастью, все люди и животные остались живы. Каким-то образом, мелкая песчаная пыль проникла сквозь войлок и одежду, лица у всех были серыми, а тела зудели от пробившихся сквозь войлок и одежду мельчайших песчинок. Кроме того, буря буквально высосала у всех силы, будто они не прятались, а шли навстречу ветру. Не хватало сил даже просто стоять. Одна мысль о том, что сейчас придется откапывать вьюки и грузить их на верблюдов, лишала сил окончательно. Поэтому, когда караванщик начал поднимать верблюдов из песка, лейтенант только рукой махнул.
– Не спеши, останемся здесь до завтрашнего утра.
Шохад торопить руоссийцев не стал, понимал состояние после впервые пережитого, даже поддержать пытался. Весьма своеобразно пытался.
– Это была слабая буря. Лет десять назад наш караван попал в бурю, которая длилась три дня и три ночи. Тогда погибла треть верблюдов и половина людей. Даже нашли не всех.
К вечеру они не спеша откопали свое занесенное песком имущество. На пятый день пути они тронулись, ежеминутно ожидая встречи с Сервом. Вожделенный город мог быть обнаружен в любой момент. Люди начали вертеть головами, пытаясь найти цель своей экспедиции, но пока безрезультатно.
Шохад неожиданно остановил своего верблюда, едва взобравшись на гребень очередного бархана, и внимательно осмотрелся вокруг. Алекс остановил своего бактриана рядом.
– Что-то случилось?
– Серв не может быть так далеко, надо вернуться назад.
– Может, надо было идти со стороны Сфагана?
– Если Серв существует, то мы его найдем, – безапелляционно заявил Шохад и развернул своего бактриана.
«Мне бы твою уверенность», – подумал Алекс, поворачивая верблюда вслед за караванщиком. Обратно они двинулись под небольшим углом к своим же следам и через несколько минут уже потеряли их цепочку из вида. Опять только песчаные барханы, с изредка возвышающимися над ними глинистыми холмами или скальными выходами. Незадолго до заката они повернули еще раз, караванщик заявил, что город не может быть так близко к Габату.
– А мы так не заблудимся? – забеспокоился лейтенант.
Алекс мог назвать азимут, ведущий обратно к людям, лишь очень приблизительно, но понятия не имел, сколько верст им придется пройти в этом направлении.
– Не бойся, офицер, если хочешь, я приведу вас в Габат к полудню послезавтрашнего дня.
– Да я не боюсь, только умереть от жажды в этой чертовой пустыне не хочется.
Алекс снял с ремня фляжку, открутил крышку, набрал в рот воды, потом маленькими глоточками проглотил. На лбу моментально возникла испарина, тут же обратившаяся в капельки пота. Караванщику хотелось сделать то же самое, но он сдержался. Шохад тронул свое верблюда, остальные потянулись за ним.
Ближе к вечеру, когда красноватый солнечный диск почти коснулся линии горизонта, они повернули еще раз, но до ночи так ничего и не нашли. Пришлось останавливаться на ночевку.
Утром караванщик опять неожиданно остановился, как только они тронулись в путь. Его верблюд едва успел взобраться на первый бархан.
– Мы опять заехали слишком далеко?
– Нет, – покачал головой Шохад, – мы его нашли.
– Где? – Алекс энергично закрутил головой, пытаясь разглядеть развалины города, но вокруг расстилался только привычный пустынный пейзаж.
Караванщик молча указал на торчащий из песка плоский глиняный холм, внешне ничем не отличающийся от своих собратьев. Ну, разве что размером.
На этот же факт обратил внимание и Шохад. Кроме того, он заметил еще один момент.
– Он слишком большой и слишком ровный.
Лейтенант достал бинокль и рассмотрел холм еще раз. Пришлось признать правоту караванщика, но до конца он еще не был убежден, сильно мешали неровные наносы песка, сбивавшие с толку. Окончательно разрешить все сомнения могло только непосредственное обследование самого холма с помощью предусмотрительно взятых с собой лопат.
– Поехали, посмотрим.
Вблизи сомнения только усилились, ну не могла эта оплывшая глина быть творением человеческих рук! Алекс выбрал занесенную песком седловину.
– Копайте здесь! А я осмотрюсь вокруг.
Пока оба унтера, поплевав на руки, вгрызались лопатами в песчаный нанос, лейтенант обошел холм по периметру. Здесь его ждал сюрприз, основание холма, действительно, представляло собой почти правильный квадрат со стороной около сотни саженей. В природе таких правильных геометрических форм не бывает, не терпит она прямых линий.
В одном месте, там, где песок обнажил глину на большую глубину, Алекс заметил странный камень с подозрительно гладкой поверхностью. Не поленившись, он спустился вниз и поднял его. Камень оказался обломком керамики, на котором еще сохранился черный геометрический орнамент, порывшись в песке, он нашел еще несколько обломков поменьше с тем же орнаментом. Подобрав находки, офицер поспешил наверх.
Пока он ходил, унтеры совместными усилиями успели углубиться почти на полсажени, песок в седловине был хоть и сухим, но достаточно плотным, слежавшимся. Подойдя к раскопу, лейтенант поинтересовался:
– Как успехи?
– Пока только песок.
– А я кое-что нашел, – похвалился офицер.
Найденная керамика была тщательно рассмотрена и изучена.
– Судя по толщине и ровности стенок, делали на гончарном круге, потом обжигали в печи, – высказал свое мнение Фелонов.
Алекс повернулся к до сих пор молчавшему Шохаду.
– Такую керамику где-нибудь в Гохаре сейчас делают?
Караванщик покрутил обломки в руках и кивнул.
– Да, почти такую. Ее давно делают.
Значит, эта обожженная глина могла пролежать здесь и пять лет, и пятьдесят, и пятьсот. Но, по крайней мере, люди здесь точно бывали. А что им делать в этом безводном гибельном месте в паре дней пути от караванной тропы?
– Продолжайте копать.
К полудню, когда раскоп углубился вниз почти на сажень, а становившаяся невыносимой жара грозила прервать работу, лопата Ивасова брякнула о камень. Несколько минут интенсивной работы, и из песка появилась кладка из грубо отесанных камней, скрепленных каким-то раствором. Алекс поковырял раствор ножом, тот легко крошился и высыпался из щели между камнями.
– Ну что же, похоже, мы, действительно, нашли Серв.
Вот только находка эта большого энтузиазма не вызывала. Начать надо с того, что площади сто на сто саженей для пяти тысяч человек будет явно маловато. И для трех тысяч тоже. Хотя можно допустить, что это только городская крепость, а основная часть населения проживала за ее пределами.
Хуже было другое. Алекс ожидал увидеть пусть и разрушенные, но остатки каменной крепости, а не холм оплывшей глины. Но камень в пустыне добыть и перевезти весьма затратно. Поэтому крепость построили из глинобитных кирпичей, обожженных на солнце. А это весьма непрочный и недолговечный материал. И время его не пощадило. И как теперь вчетвером докопаться до похороненных под метровым слоем глины сервских колодцев? Особенно не зная, где именно они находятся. Тут целому саперному батальону работы не на одну неделю. А где взять воду для солдат на все это время? Получался замкнутый круг.
– Ладно, заканчивайте эти раскопки.
Унтеры с облегчением выбрались из раскопа. Создавшееся положение они понимали не хуже офицера.
– И что дальше делать будем?
– Не знаю, – пожал плечами Алекс, – пока отдыхайте, потом еще раз осмотримся, подумаем, может, чего полезного и надумаем. А я пока Шохада поспрашиваю, он местные условия лучше нас знает.
Шохад нашелся у подножия холма, когда-то бывшего городом-крепостью Сервом. Пока руоссийцы азартно ковыряли песок на холме, он выбрал место для лагеря, укрывавшее от возможной песчаной бури и большую часть дня от палящих лучей солнца. Сейчас караванщик снимал с верблюдов бурдюки с водой и прятал их в тень.
– Думаешь, мы здесь надолго?
– Пока не найдем воду.
– А если ее здесь нет?
– Здесь есть вода. И мы ее найдем.
Получив столь уверенное заявление, Алекс на несколько мгновений опешил, но потом начал догадываться о причинах.
– Шохад, ты что-то знаешь.
– Знаю, офицер.
– Тогда давай выкладывай, не томи.
Сделав знак следовать за собой, караванщик поднялся на вершину песчаного бархана, раскинувшегося у подножия бывшей крепости.
– Смотри сам, офицер, это – тропа, которая ведет к Сфагану. Вот она делает поворот и дальше идет к Габату.
Когда знаешь, что искать, то и найти не трудно. Следы прямых ложбин, под углом пересекавшие песчаные волны барханов, он разглядел без труда. Вот теперь он начал догадываться, что ему хотел показать Шохад.
– Тропа проходит за пределами города!