В историографии российского марксизма имя Льва Троцкого неизменно ассоциируется с двумя знаменитыми политическими лозунгами – «перманентная революция» и «социализм в отдельной стране». Обычно Троцкого изображают убежденным интернационалистом, который отверг идею Сталина об изолированном социалистическом государстве, полагая, что русская революция станет «перманентной» как в России, так и за рубежом. Внутри страны революция должна была запустить процесс перехода от феодальной монархии непосредственно к социализму, минуя промежуточную стадию буржуазного капитализма. На международной арене она должна была сопровождаться рядом политических переворотов по всей Европе и в конечном итоге привести к созданию международного социалистического сообщества. Исаак Дойчер, биограф Троцкого, считал источником его противоречий со Сталиным идею о том, что если революция не вырвется за пределы России, ей будет суждено погибнуть. Поскольку Россия была слишком отсталой и экономически неразвитой страной, она не могла построить социализм собственными силами. Обсуждая теорию перманентной революции, Дойчер отмечал: «Промышленная неразвитость и отсталость России … станут непреодолимым препятствием на пути построения социалистической экономики. Эти препятствия можно сломать и преодолеть только с помощью социалистического Запада»1. Того же мнения придерживался и Джордж Лихтхайм. Он утверждал, что, по мнению Троцкого, Россия «могла только подать сигнал. Главную задачу должна была выполнить Европа»2. То же самое имел в виду и Роберт В. Дэниелс, когда писал, что социалистический режим существовать в одной только России не мог. Для того, чтобы он окреп, требовалось получить доступ к индустриальным ресурсам социалистической Европы3.
Несмотря на кажущееся отсутствие разногласий между историками, спор Троцкого со Сталиным оставляет много нерешенных вопросов. Доктрину о социализме в одной стране Сталин впервые четко сформулировал в конце 1924 года. Троцкий высказался по этому поводу лишь спустя два года, т. е. в конце 1926 года. Между тем Зиновьев и Каменев, бывшие союзники Сталина, публично выразили сомнение в том, что в основу его новой теории были положены общепризнанные ленинские доктрины. В работах и публичных выступлениях Троцкого, относящихся к тому времени, не имелось никаких указаний на то, что он разделял их опасения. На самом деле, первоначально он был готов поддержать Сталина, а не оппозицию Зиновьева. Но ведь позиция Троцкого всегда выглядела полностью однозначной. Как же тогда объяснить проявленную им нерешительность в этом вопросе? Почему Троцкий выступил в защиту оппонентов Сталина лишь после их полного поражения? И, наконец, почему он, не разработав никакой конкретной программы, а лишь выразив надежду на мировую революцию, решил, что его политический союз с Зиновьевым может оказаться эффективным?
Недавно Алек Ноув выдвинул гипотезу о том, что неопределенность позиции Троцкого была, возможно, обусловлена его отношением к насильственной коллективизации сельского хозяйства. Основной целью создания колхозов было изъятие из сельского хозяйства ресурсов, необходимых для выполнения программы скорейшей индустриализации. Нет повода сомневаться в том, что Троцкий с энтузиазмом относился к идее быстрого промышленного роста, однако в то же время он полагал, что широкомасштабное развитие социалистического сельского хозяйства потребует такой степени механизации, которую России в ближайшие годы достичь не удастся. В результате, по мнению Ноува, единственной альтернативой оставалось надежда на то, что промышленное развитие России будет финансироваться более развитыми западными странами, в которых победит социализм4.
Достоинство гипотезы Ноува состоит в том, что акцент в ней делается не на общие теоретические постулаты, а на практические вопросы. Кроме того, Ноув отмечает еще ряд фактов, свидетельствующих о непоследовательности позиции Троцкого. Хотя Троцкий, по всей вероятности, пришел к твердому мнению о невозможности полноценного построения социализма до того момента, как произойдет мировая революция, именно он и его единомышленники были наиболее убежденными сторонниками идеи о постоянном росте капиталовложений в промышленность. Из этого можно сделать один из двух выводов: либо позиция Троцкого действительно была непоследовательной, либо историкам не удалось предложить адекватной трактовки, поскольку неправильной была сама постановка вопросов.
Цель данной работы – доказать, что верным является второй вывод. Главный вопрос для Троцкого состоял не в том, сможет ли Россия построить социализм до того, как произойдет мировая революция, а в том, каким образом создавать оптимальную систему планирования с учетом разделения труда – как на тот момент, так и в будущем. До сегодняшнего дня взгляды Троцкого на экономическую политику Советского Союза не были подробно изучены и не рассматривались в контексте проблемы изоляции России от капиталистической Европы. Анализ этих вопросов показывает, что можно говорить о двух периодах, в течение которых проблема изоляции приобретала решающее политическое и экономическое значение.
Первый период приходится на 1920 – начало 1921 года, т. е. на период военного коммунизма. К этому времени большевики уже поняли, что, вопреки их ожиданиям, скорая победа мировой революции не столь неизбежна. Если сравнить выступления различных партийных лидеров, то можно увидеть, что попытки определить роль России в контексте окружающего ее враждебного капиталистического мира привели к формированию двух более или менее отчетливых точек зрения. Хотя между их приверженцами имелись несущественные разногласия, они могут быть разделены на две группы – сторонников изоляции и сторонников интеграции. Сторонники изоляции, как следует из самого термина, рассматривали Россию отдельно от мировой экономики. Сторонники интеграции, напротив, полагали, что, несмотря на создание в стране политической системы нового образца, Россия так или иначе должна восстановить утраченные позиции в мире.
Если бы позиция Троцкого в период военного коммунизма полностью укладывалась в рамки традиционно понимаемой теории перманентной революции, то он присоединился бы к сторонникам интеграции. За неимением лучшей альтернативы он вполне мог бы принять широко распространенную точку зрения о том, что необходимо использовать все возможности для получения помощи из-за границы, включая восстановление международной торговли и даже финансирование, получаемое из капиталистической Европы. Однако этого не случилось, и в действительности Троцкий стал главным теоретиком экономической изоляции. Он сознавал, что революция в Европе как минимум откладывается, но при этом надеялся, что с помощью последовательно проводимой политики военного коммунизма можно будет совершить непосредственный переход к социализму, построив его в одной стране. Историческая дискуссия между Лениным и Троцким, которая состоялась в 1920–1921 годах, касалась роли профсоюзов в социалистическом обществе. Эта дискуссия началась после выдвинутых Троцким весьма специфических предложений относительно трудовых отношений; эти предложения явились отражением его взглядов по поводу изоляции России. Хотя внешне эта дискуссия выглядела как обмен противоположными мнениями о роли России на мировой арене в целом, фактически эти разногласия вылились в одно из первых обсуждений проблемы о возможности построения социализма в одной стране, что проявилось в более отчетливой форме несколько позже. Таким образом, внимательный анализ этого раннего периода советской истории исключительно важен для понимания конфликта, позднее возникшего между Троцким и Сталиным.
Дебаты середины 1920-х годов по сути были очень близки дискуссиям, посвященным проблеме перехода от военного коммунизма к НЭПу. Однако в течение разделявшего их периода произошли резкие изменения в позициях Троцкого и его оппонентов. Взгляды Троцкого пошли вразрез с официальной «линией партии». К 1925 году он полностью отказался от своих прежних убеждений и превратился в одного из наиболее последовательных сторонников политики интеграции. Однако Сталин и Бухарин, возглавившие партию после смерти Ленина, все чаще говорили о том, что индустриализация означает независимость России от Запада. Таким образом, была готова почва для дебатов, в которых Троцкий потерпел полное поражение и в результате был изгнан из страны.
Причины такой резкой смены взглядов оппонентов заслуживают внимательного рассмотрения. Они свидетельствуют о том, что вражда Троцкого со Сталиным и Бухариным лишь косвенным образом была связана с теорией перманентной революции. Более того, Троцкий, вопреки часто звучащему мнению, и не настаивал на том, что собственно строительство социализма может начаться лишь после того, как произойдет мировая революция. И, конечно, он не предрекал, что России будет суждена стагнация в том случае, если в Европе не произойдут социалистические преобразования. Напротив, подобно сторонникам идеи интеграции периода военного коммунизма, он выступал за расширение торговых связей с Западом и максимальное увеличение иностранных инвестиций.
Троцкий возражал не столько против идеи социализма в одной стране, сколько против концепции Сталина о социализме в отдельной стране. Он утверждал, что стагнация может возникнуть в случае целенаправленного стремления создать отрезанное от всего мира замкнутое хозяйство; автаркия, по его мнению, неизбежно приведет к катастрофе. Необъяснимая на первый взгляд непоследовательность политических взглядов Троцкого связана именно с этими фундаментальными разногласиями по поводу экономической политики. Более глубокое рассмотрение истинного значения теории перманентной революции поможет доказать правомочность этого вывода.
Впервые в наиболее полном виде теория перманентной революции была изложена Троцким в работе «Итоги и перспективы», написанной в 1905–1906 годах. В этой работе был сделан вывод о том, что поскольку Россия была наименее развитой из европейских стран, социалистическая революция с гораздо большей вероятностью должна была начаться именно здесь, а не в западных промышленно развитых государствах. Первый этап революции, т. е. замена феодального самодержавия на более демократическую форму правления, не будет продолжительным. После короткой передышки революционный процесс вновь наберет силу и выльется в захват власти пролетариатом. Поскольку К. Маркс в 1848 году предрекал подобный сценарий развития событий для Германии, эти рассуждения Троцкого более или менее укладывались в рамки ортодоксальных марксистских взглядов. Однако в последующие годы большинство марксистов делали попытки определить степень «готовности» различных стран к социализму на основе так называемых «уровней» экономического развития. Подобный анализ мог привести к мысли о том, что отсталость России предопределяла для нее единственный путь – полномасштабную буржуазную революцию. Однако большинство теоретиков вносили поправки в эту точку зрения, допуская, что в Европе одновременно может произойти ряд политических переворотов.
Троцкий полагал, что этот псевдонаучный интерес к абстрактным уровням развития являлся лишь «безнадежным формализмом». К. Маркс действительно отмечал связь между промышленным развитием страны и возможностью захвата власти пролетариатом, однако он никак не предполагал, что это его «исторически-относительное» замечание станет «сверхисторической (supra historique) теоремой»3. Исторический путь России был уникален, и поэтому критерии, подходящие для описания других стран, для нее были неприемлемы. Дореволюционная российская промышленность финансировалась в основном западным капиталом. Вместе с финансированием европейские инвестиции принесли в Россию самые современные методы организации производства, в результате чего Россия перепрыгнула через фазу раннего капитализма. Не менее важное влияние зарубежные инвестиции оказывали и на политику. Европейские инвесторы, стремясь получить прибыль, не имели ни желания, ни возможности выступать в роли политической оппозиции внутри России. Следовательно, буржуазный либерализм в России был гораздо менее развит, чем в других европейских странах. В то же время российская промышленность отличалась неестественно высоким уровнем концентрации, и поэтому забастовки могли с легкостью ее парализовать. Пролетариат был сильнее, чем можно было предположить, исходя из его численного состава, и гораздо более сплоченным, чем пролетариат в Германии или в Англии в сопоставимый период. Учитывая все эти факторы, Троцкий пришел к выводу, что попытка установить формальную связь между удельным весом промышленности в народном хозяйстве и диктатурой пролетариата «представляет собою предрассудок упрощенного до крайности “экономического материализма”»6.
В главе под названием «Предпосылки социализма», полемизируя с историком Н. А. Рожковым, он продолжал развивать эту точку зрения. Рожков утверждал, что считать страну «готовой» к социализму можно только при выполнении следующих условий: 1) крупная промышленность должна практически полностью стать главным сектором промышленности; 2) крупнейшие промышленные предприятия должны быть организованы на кооперативной основе; з) преобладающее большинство населения должно стать убежденными социалистами. Комментируя такую строго традиционную трактовку, Троцкий сравнил Рожкова с Марксом образца 1848 года. В частности, он отметил: «Поистине, Маркс 1848 года – это утопический младенец перед лицом многих нынешних безошибочных автоматов марксизма!»7.
Троцкий считал, что Рожков отошел от революционного марксизма, поскольку не смог понять, что вышеупомянутые процессы взаимозависимы, что они обусловливают и ограничивают друг друга. Задолго до того, как эти процессы смогут достигнуть своего «математического предела», они «качественно переродятся и в своей сложной комбинации создадут то, что мы понимаем под именем социальной революции»[242]. Рожков необоснованно повысил требования к экономическим условиям социализма, и Троцкий попытался сформулировать их более реалистичным образом. Он заявил, что, во-первых, социализм возможен «лишь при условии такого развития производительных сил, которое делает крупное предприятие более производительным, чем мелкое»[243]. Во-вторых, в стране должен сформироваться пролетариат, осознающий свою классовую принадлежность. Однако в связи с этим Троцкий добавил, что «предопределять, какую часть всего населения должен составить пролетариат к моменту завладения государственной властью, значит заниматься бесплодной работой»8. И, наконец, он отметил, что рабочий класс должен установить свою политическую диктатуру. По его мнению, в России присутствовали все предпосылки, кроме третьей.
Троцкому необходимо было упомянуть эти чрезмерно формализованные политические условия хотя бы для того, чтобы показать, насколько обманчивой была их внешняя простота. Для того, чтобы доказать, что создание рабочего правительства вполне реалистично, Троцкому пришлось отказаться от такого анализа ситуации, при котором акцент делался на трудностях, связанных с недостаточной развитостью российской экономики. Он не думал, что переход к новым общественным отношениям произойдет мгновенно. На самом деле он предполагал, что национализация начнется с крупных промышленных предприятий, а затем будет постепенно продолжаться. Троцкий считал, что социализм нельзя создать с помощью нескольких декретов. Тем не менее он прогнозировал, что «социалистическая политика рабочего класса натолкнется на политические препятствия гораздо раньше, чем упрется в техническую отсталость страны»9.
По мнению Троцкого, главная угроза пролетарскому режиму состояла в том, что численно превосходящие пролетариат классы могут создать враждебный ему альянс. Меры, призванные защитить сельский пролетариат, могли привести к конфликту большей части крестьянства с интеллигенцией, с одной стороны, и правительством рабочих – с другой. Кроме того, капиталисты в ответ на законы о безработице и введение восьмичасового рабочего дня могли прибегнуть к локауту[244]. Таким образом, вполне реальной становилась перспектива появления контрреволюционной коалиции, сформированной различными классами. В свою очередь, из этих опасений следовал знаменитый вывод о том, что если русская революция не перерастет в мировую, то она погибнет. В связи с этим Троцкий писал: «Предоставленный своим собственным силам рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции, с судьбой социалистической революции в Европе»10.
Экономическое развитие России в большой степени осуществлялось за счет иностранного капитала. Уже один этот факт казался Троцкому залогом того, что как по экономическим, так и по политическим причинам революционный процесс должен распространиться за пределы России. Он предполагал, что социалистическое правительство сразу же откажется от уплаты царских долгов и приступит к национализации экономики. Последствия такой политики окажутся катастрофичными для стран, кредитовавших Россию, особенно для Франции. «Можно не сомневаться, – писал Троцкий, – что финансовый кризис, который наступит в результате банкротства России, непосредственно повторится во Франции в форме острого политического кризиса, который сможет завершиться лишь после перехода власти в руки пролетариата». Если австрийская и германская монархии и попытались бы задушить пролетарскую Россию с целью не допустить распространения революции, то тем самым Вильгельм II и Франц Иосиф вынудили бы рабочих своих стран начать революцию. Так или иначе, революционные настроения мгновенно перекинулись бы на ведущие европейские державы. Если бы западные пролетарии оказали России военную и политическую поддержку, то угрозы контрреволюции можно было бы избежать, а новый социалистический режим был бы надежно защищен. В этом случае вполне был бы оправдан амбициозный план Троцкого по захвату власти, который, как тогда казалось, был несколько преждевременным. Здесь можно было бы привести множество цитат Троцкого, доказывающих, что еще до 1917 года, например, в 1906 году, он неоднократно говорил о необходимости непосредственной поддержки России, на государственном уровне, западными рабочими. Однако в работе «Итоги и перспективы» внешнюю поддержку он уже рассматривал как фактор политического баланса, призванный компенсировать количественное меньшинство рабочего класса в России.
Таким образом, теория перманентной революции не годилась для экономических дебатов середины 1920-х годов по двум причинам. Во-первых, эта теория рассматривала способы захвата и удержания политической власти, а не практические проблемы построения социалистического государства. Во-вторых, с ее помощью обосновывалась неизбежность мировой революции. Если бы Троцкий сделал особый акцент на технической отсталости, то это противоречило бы основной идее его теории. Если бы он доказывал невозможность построения социализма в одной стране, то это было бы логически излишним. Троцкий этим и не занимался. Он утверждал только то, что Россия была готова к революции и что поддержка пролетариев из западных стран смогла бы устранить угрозу контрреволюции.
Однако в 1930 году, уже после высылки из страны, Троцкий заявил, что он предугадал ошибки Сталина и что сам никогда не говорил, будто в условиях отсутствия процесса мировой революции Россия «созрела» для социализма. Во введении к работе «Перманентная революция» он заново описал события периода до 1917 года в форме следующего диалога: «Но неужели же вы считаете, – возражали мне десятки раз Сталины, Рыковы, и все прочие Молотовы 1905–1917 гг., – что Россия созрела для социалистической революции? На это я неизменно отвечал: нет, этого я не считаю. Но мировое хозяйство в целом и, прежде всего европейское, вполне созрело для социалистической революции. Приведет ли диктатура пролетариата в России к социализму или нет – каким темпом и через какие этапы – это зависит от судьбы европейского и мирового капитализма»11. Поскольку в работе «Итоги и перспективы» говорилось, хотя и неявно, что, возможно, рабочему правительству и придется прибегнуть к внешней поддержке, то приведенное выше утверждение можно считать до некоторой степени правдоподобным. В ином случае его нужно было бы причислить к фальсификациям, изготовленным в целях антисталинской пропаганды.
Хотя замысел самой ранней теоретической работы Троцкого был неправильно понят, в ней содержались важные идеи, которые позднее послужили причиной его конфликта со Сталиным. В этой работе Россия изображалась как страна, окруженная экономически превосходящими противниками, перед которой стояли две альтернативы: либо погибнуть, «либо в своем развитии обгонять развитие экономических отношений и поглощать гораздо больше жизненных соков, чем это могло бы иметь место при изолированном развитии»12. Политика индустриального протекционизма и поддержка зарубежного капитала, создав искусственный стимул для экономического развития, доказали, что история не всегда движется по предначертанному пути, в слепом повиновении объективным законам. Министры финансов царского правительства продемонстрировали, что «государство – величайшее средство организации, дезорганизации и реорганизации социальных отношений»13. Троцкий пытался показать, что социалистическое государство будет существовать в рамках такой же исторической модели. Он утверждал, что правительство рабочих «сможет и будет полагаться не только на национальные производительные силы, но и на интернациональную технику»14. Если под словом «техника» понимать «технологию», то, по мнению Троцкого, пришлось бы сделать вывод о том, что Россия должна продолжать импортировать «ноу-хау» и техническое оборудование. Когда Троцкий, наконец, осознал, что международную торговлю следует рассматривать не как политическую, а как экономическую проблему, у него начались разногласия со Сталиным по поводу идеи экономической изоляции. Если рассматривать «Итоги и перспективы» под этим углом зрения, то можно было бы утверждать, что в данной работе имеются некоторые намеки на бессмысленность попыток создать самодостаточную экономику; однако в ней не отрицается возможность построения социализма в одной стране, хотя именно это и приписывалась Троцкому для создания политического мифа.
Тот факт, что этот миф стал восприниматься как реальность, целиком и полностью лежит на совести Сталина. Настаивая на вымысле о том, что Троцкий и раньше, и теперь открыто отвергал идею о социализме в одной стране, Сталин стремился доказать, что его потерпевший поражение противник всегда был нерешительным меньшевиком, примазавшимся к революции и не верившим в будущее России. В результате взгляды Троцкого по поводу социализма в одной стране получили неверную трактовку в работах целого поколения троцкистов, а также советских исследователей. Этот политический миф жив и сегодня. Ранние работы Троцкого, находившиеся в тени его теории перманентной революции, не были изучены. Наиболее важными для двух главных периодов деятельности Троцкого, рассматриваемых в данной работе, являются его ранние работы, в которых развивалась теория империализма.
Размышляя о том, в каких отношениях будет находиться Россия с европейскими странами, большевики в первую очередь пытались сделать прогнозы по поводу будущего экономического развития капиталистических стран. Считалось, что возможность для России вступать в успешные торговые отношения и получать потенциальную выгоду путем тех или иных уступок будет непосредственно определяться экономической ситуацией во враждебном капиталистическом лагере. В работе «Итоги и перспективы» Троцкий высказал предположение, что для России будет выгоден импорт зарубежного оборудования. Что же касается потенциальных уступок, то эта проблема рассматривалась в его теории империализма, в которой Троцкий пытался определить реальные возможности европейских стран и степень их готовности продолжать поставлять в Россию необходимые товары. В этом отношении теория империализма могла помочь понять, на какие уступки готово пойти молодое социалистическое правительство.
Основное влияние на Троцкого в этом вопросе оказал немецкий марксист Александр Израилевич Гельфанд (Парвус), с которым он находился в тесном контакте в 1905 году. В начале века, во время полемики с ревизионистами, Парвус защищал теорию десятилетних бизнес-циклов К. Маркса от нападок Эдуарда Бернштейна. В результате мнение о том, что эта теория утратила свое значение, было признано неверным, поскольку Бернштейн не учел фактор развития международного капитализма. Парвус утверждал, что с наступлением периода империализма кризис приобрел мировой размах. Периодические потрясения в капиталистической экономике были неизбежны. Система частного присвоения результатов производства привела к неразрешимой проблеме: капитализм не мог обеспечить рынки сбыта для всего объема произведенной продукции. Обнаружилась тенденция к постоянному перепроизводству товаров, что, в свою очередь, привело к невероятным темпам роста международной торговли. При этом рушились искусственно созданные политические барьеры между национальными государствами, которые оказывались во все большей зависимости друг от друга. Капиталистические страны, в которых сокращалась заработная плата рабочих и тем самым сужался рынок, вступали в империалистическую стадию развития и безрассудно бросались на поиски источников спроса за границей. Как заметил Парвус, капиталисты «стараются вышибить друг друга из рынков, и конфликты их, когда другие средства исчерпаны, неизбежно ведут к мировым войнам»13.
Хотя Троцкий находился с Парвусом в тесных отношениях, он смог полностью осознать проблемы национальных государств и международной экономики лишь после того, как в 1907 году он уехал из России и поселился в Вене. В январе 1909 года, находясь под сильным впечатлением от анархии, наступившей на Балканах, он писал, что обеспечить там условия «для могущественного развития производительных сил» можно будет только путем создания федерации, подобно той, какая существует в Швейцарии или в США16. Это предложение было вариацией на тему прозвучавшего ранее призыва Парвуса об образовании Соединенных Штатов Европы. Позднее, летом 1910 года, провал Софийского Пан-Славянского конгресса заставил Троцкого написать, что «единственный выход из национально-государственного хаоса и кровавой бестолочи балканской жизни»17 заключается в создании общего рынка.
Окончательным подтверждением правильности взглядов Парвуса явилось начало Первой мировой войны. Троцкий пришел к выводу, что причиной войны была неспособность враждующих сторон найти рынки для реализации совокупного национального продукта. С этого времени все комментарии Троцкого по поводу империализма начинались с замечания о том, что международная торговля сделала национальные государства ненужными как экономически, так и исторически. Расцвет монополий, появление промышленных картелей, создание международных финансовых объединений, стремительное расширение экспорта капитала – все эти черты империализма отбрасывались на второстепенные позиции по сравнению с присущей капитализму диспропорцией между объемом выпускаемой продукции и эффективным спросом. В своей статье, опубликованной 31 октября 1914 года, Троцкий открыто назвал одной из причин войны тот факт, что производительные силы восстали против ограничений, устанавливаемых национальными государствами. По мере развития мировой экономики происходит «крушение национального государства как самостоятельной хозяйственной арены»18. Каждое капиталистическое государство по определению втягивалось в конкурентную борьбу за рынки, из чего следовало, что «дальнейшее развитие мирового хозяйства на капиталистических основах означает непрерывную борьбу мировых держав за переделы одной и той же земной поверхности как объекта капиталистической эксплуатации»19.
С этой точки зрения призывы к войне в конечном итоге были бесполезны. В результате войны отдельные страны могли бы увеличить имеющиеся рынки, однако это не спасло бы капиталистическую систему в целом. Кроме того, индустриализация колоний быстро привела бы к углублению кризиса. В статье «Нация и хозяйство» Троцкий обобщил свои аргументы следующим образом: «Поскольку капиталистическому развитию становилось тесно в рамках государства, это последнее дополнялось аннексиями и колониальными пристройками. Борьба из-за колоний, т.-е. попрание экономической и национальной независимости отсталых стран, составляла главное содержание внешней политики так называемого национального государства. Соревнование из-за колоний привело к борьбе капиталистических государств между собою. Производительным силам окончательно стало тесно в рамках государства. … Место замкнутого национального государства должна будет неизбежно занять широкая демократическая федерация передовых государств на основе устранения всяких таможенных перегородок»20.
По мнению Троцкого, международная социалистическая экономика смогла бы повысить покупательную способность рабочего класса и тем самым разрешить главное противоречие капитализма. Он полагал, что «империализм представляет капиталистически-хищное выражение прогрессивной тенденции экономического развития: построить человеческое хозяйство в мировых размерах, освободив ее от стесняющих оков нации и государства»21. В феврале 1915 года Троцкий утверждал, что «демократическое объединение Европы, создание Европейских Соединенных Штатов, есть та единственная политическая форма, в которой пролетариат может дать разрешение непримиримому противоречию между современными производительными силами и национальной ограниченностью государственной организации»22.
Все европейские страны к этому времени уже достигли высокого уровня экономического развития, и перед каждой из них стояла одна и та же дилемма. Учитывая этот факт, Троцкий предположил, что процесс социалистической революции начнется в европейских странах приблизительно в одно и то же время. Если же события начнут развиваться по маловероятному сценарию и революционный процесс в течение некоторого времени будет происходить только в одной стране, то может возникнуть серьезная угроза военного подавления социализма. Этого Троцкий опасался больше всего. Уже в июне 1917 года, то есть спустя всего лишь три месяца после падения царского дома Романовых, он переиздал свою раннюю статью, в которой говорилось о том, что революция может начаться и победить только в том случае, если она произойдет в различных европейских странах. «Если революция будет замкнута национальными границами, то она будет обречена на провал»23, – писал Троцкий. Английский, французский и итальянский милитаризм являлись для российских рабочих не меньшим врагами, чем германские армии. Если бы европейский пролетариат потерпел поражение, то, согласно теории империализма Троцкого, Россия превратилась бы в колонию той или иной страны-победительницы.
В годы военного коммунизма Троцкий занял позицию изоляционизма вследствие усилившихся опасений по поводу непосредственной колонизации России. В работе «Итоги и перспективы» он наглядно показал, что по своей природе международная торговля и зарубежные инвестиции должны способствовать экономическому росту. В соответствии со своей теорией империализма национальным государствам он предрекал экономический крах. Похоже, и в том, и в другом случае он имел в виду, что социалистическая экономика в отдельной стране может привести к историческому регрессу. Основная проблема состояла в том, что проведенный Троцким анализ империализма позволял сделать весьма противоречивые выводы. В принципе, торговля и импорт капитала могли бы ускорить экономический рост, однако теперь они рассматривались Троцким как главные инструменты империалистической эксплуатации. Продолжение конкуренции между капиталистическими странами означало, что Европа не сможет удовлетворить экономические требования России. По мнению Троцкого, если на Западе не произойдет пролетарская революция, Европа будет обречена на состояние «перманентной войны», и весь европейский континент превратится в кладбище24. Он считал, что если кошмар империалистического ада приведет к продолжительному подавлению рабочего класса, то Запад неизбежно придет к загниванию, упадку и к новому варварству23. Прежде чем буржуазные милитаристы приведут свои страны к окончательному краху, они, забыв на какое-то время о существующих различиях, могут объединиться, выступить единым фронтом и уничтожить социалистическую Россию. Контакт с Западом будет означать конец социалистической независимости.
Ленин подошел к изучению империализма с менее абстрактных, но зато с более практических и более эмпирических позиций, чем Троцкий. В то время как Троцкого больше интересовала универсальная проблема довоенного перепроизводства, Ленин полагал, что между капиталистическими странами существует больше различий, чем сходств. Отличительной чертой капитализма являлась неравномерность его развития. По словам Ленина, «равномерного развития отдельных предприятий, трестов, отраслей промышленности, стран при капитализме быть не может»26. Учитывая проблему неравномерности, он не хотел связывать будущее русской революции с перспективами одновременной в разных странах мировой революции. Хотя ранее Ленин, так же как и Троцкий, использовал лозунг о создании Соединенных Штатов Европы, теперь он сделал вывод о том, что этот призыв Троцкого может создать совершенно противоположный эффект. Ставя перед собой невыполнимые задачи, можно охладить революционный пыл. Не исключено, что революция будет происходить рывками и в течение какого-то времени ограничится рамками одной страны. Как заметил Ленин, «возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране»27.
Ленин размышлял в терминах настоящего и ближайшего будущего, а Троцкий пытался провести анализ целой исторической эпохи. Троцкий не настаивал, что революция в европейских странах должна произойти одновременно. Он, однако, был убежден, что европейский капитализм уже подготовил почву для создания социалистического строя, который охватит весь европейский континент. Отвечая Ленину, он утверждал, что проблема «неравномерности развития» имеет преходящий характер: «Что капиталистическое развитие в разных странах неравномерно, это совершенно бесспорное соображение. Но самая эта неравномерность весьма неравномерна. Уровень капитализма Англии, Австрии, Германии или Франции неодинаков. Но по сравнению с Африкой и Азией, все эти страны представляют капиталистическую “Европу”, созревшую для социальной революции»28.
По мнению Троцкого, вопрос о том, когда конкретно и каким образом произойдет революция, решился бы, по крайней мере частично, сам собой с течением времени. Однако более глубокий анализ империализма, проведенный Лениным, содержал в себе источник дальнейших противоречий. По сути, выводы Ленина радикально отличались от взглядов Троцкого в одном вопросе: Ленин допускал некоторое восстановление экономики капиталистических стран. Возможно, считал он, ряд империалистических держав обогатится в результате войны. Уже существующая неравномерность экономического развития может усилиться и приобрести иные пропорции. В результате может наступить более длительный, чем ожидал Троцкий, период нестабильного послевоенного равновесия. В этом случае, согласно теории Ленина, Россия сможет получить некоторую выгоду от восстановления экономических отношений со странами-победительницами. Самой естественной формой таких отношений могла бы стать торговля. Однако Ленин приписывал зависимости империализма от экспорта капитала еще большее значение, чем Троцкий. Он отмечал, что на завершающей стадии развития капитализма «вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение»29. По мнению Ленина, можно было ожидать, что победившие страны, стремясь сохранить высокую норму прибыли и приобрести доступ к импорту дешевых материалов, продолжат политику зарубежных инвестиций. С его точки зрения, было бы совершенно оправданно производить обмен российских природных ресурсов на капитал и оборудование. В конце концов, Троцкий начал открыто выражать свое несогласие с подобными выводами, и тогда его разрыв с Лениным стал неизбежным.
Причина несогласия Троцкого с теорией Ленина коренилась в том, что он не смог найти для себя однозначного ответа на вопрос, был ли Запад источником потенциальной поддержки России или ее злейшим врагом. По этому поводу в «Итогах и перспективах» и в теории империализма Троцкий делал совершенно разные выводы. Его собственный взгляд на историю и марксистская теория вступали здесь в противоречие. Такую двойственность своих взглядов Троцкий смог преодолеть лишь к 1925 году. Именно в это время он внес существенные поправки в теорию империализма в связи с тем, что революция в европейских странах так и не началась, а капиталистическая экономика постепенно восстанавливалась. В результате Троцкий полностью перешел с позиций изоляционизма на платформу теории интеграции. Теперь он рассматривал народное хозяйство России с точки зрения несоответствия между национальными государствами и развитием производительных сил. К этому времени его политические противники прониклись идеей полного изоляционизма. В последующих главах эта параллельная смена позиций будет рассматриваться на фоне наиболее важных событий того периода. Выяснение вопроса о том, каким образом большевики пытались использовать теоретический марксизм в качестве основы для создания жизнеспособной экономической политики, позволит по-новому взглянуть на политическую борьбу 1920-х годов.
1 Deutscher I. The Prophet Armed. N.Y., 1965. P. 158.
2 Lichtheim G. Marxism, An Historical and Critical Study. N.Y., 1963. P. 342.
3 Daniels R.V. The Conscience of the Revolution. Cambridge, Mass., 1965. P. 37–38.
4 Preobrazhensky E. The New Economics. Introduction by A. Nove. L., 1965. P. XII–XIII.
5 Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы. Движущие силы революцию. М.: Советский мир, 1919. С. 35.
6 Там же. С. 35.
7 Там же. С. 54.
8 Там же. С. 62.
9 Там же. С. 11.
10 Там же. С. 80.
11 Троцкий Л.Д. Перманентная революция. Берлин: Гранит, 1930. С. 11. См. также: Троцкий Л.Д. Перманентная революция: [сб.] М.: АСТ, 2005. С. 307.
12 Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы. Движущие силы революции. М.: Советский мир, 1919. С. 13.
13 Там же. С. 34.
14 Там же. С. 68.
15 Парвус. Россия и революция. СПб.: Изд-во Глаголева, [1906]. С. 88–89.
16 Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. VI. М., Л.: Госиздат, 1926. С. 10. Далее это издание цитируется как «Соч.» с указанием тома и страниц. – Прим. научн. ред.
17 Там же. С. 38–39.
18 Троцкий Л.Д. Война и революция. Т. 1. С. 79.
19 Там же. С. 80.
20 Троцкий Л.Д. Нация и хозяйство // Наше слово. 1915. 9 июля.
21 Троцкий Л.Д. Война и революция. Т. 1. С. 170.
22 Наше слово. 1915. 23 февраля.
23 Троцкий Л.Д. Соч. Т. III. Ч. 1. С. 88.
24 Троцкий Л.Д. Война и революция. Т. 1. С. 146.
25 Троцкий Л.Д. Как вооружалась революция. В 3-х т. М.: Высший военный редакционный совет, 1923–1925. Т. 1. С. 41.
26 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 417.
27 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 374.
28 Троцкий Л.Д. Соч. Т. III. Ч. 1. С. 89–90.
29 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27 С. 386–387.
В начале Первой мировой войны Российская империя оказалась практически в полной экономической блокаде. Германские войска отрезали Россию от Европы. Единственными территориями, где могла осуществляться прямая связь с союзниками, оставались удаленные от центра страны порты: Владивосток на Тихом океане и Архангельск на Белом море. Российское правительство не было готово к войне и поэтому не смогло предотвратить неуклонное ухудшение экономической ситуации. Армии катастрофически не хватало транспортных средств, поэтому часто возникали перебои с поставками. К 1916 положение стало настолько тяжелым, что порой перевозки военных и гражданских грузов полностью прекращались. Наряду с сокращением поставок потребительских товаров для крестьян наблюдалось резкое сокращение поставок хлеба в города. Такая ситуация вызывала голодные бунты и забастовки рабочих. Когда в марте 1917 года на смену монархии пришло Временное правительство, положение дел резко ухудшилось.
В ноябре 1917 года власть захватили большевики. Ленин и его соратники действовали исходя из иллюзорной надежды на мировой пролетариат и на собственные силы, и были убеждены, что при необходимости смогут найти правильные политические решения. Начавшись с наивной веры в то, что социализм каким-то образом сам собой расцветет на обломках капитализма, революция из разгула анархии вскоре превратилась в систему деспотического экономического контроля. Гражданская война продолжала расширять пропасть между классическими идеалами социализма и реальными экономическими задачами. Менее чем за два года появилась модель экономической организации, которая во многих отношениях явилась прототипом сталинских пятилетних планов 1930-х годов. По иронии судьбы, главным создателем этой системы был Троцкий.
В течение первых лет советской власти взгляды партийного руководства отличались большой наивностью, что было вполне объяснимо. В теории Маркса не имелось никаких конкретных указаний по поводу создания нового строя. За несколько месяцев, непосредственно предшествовавших революции, Ленин набросал ряд предложений, которые представляли собой лишь поверхностные замечания и вряд ли могли претендовать на продуманную модель социалистического общества. В список возможных мероприятий Ленин включил слияние и, возможно, национализацию банков, национализацию существующих промышленных синдикатов, принудительное объединение крупных независимых предприятий и обязательное вступление граждан в потребительские общества. Земельный вопрос, один из главных вопросов революции, был решен в результате принятия программы, предложенной левыми эсерами. Таким образом, post facto были закреплены результаты, достигнутые в ходе крестьянских восстаний.
Трудности, которые приходилось преодолевать новому правительству, частично были обусловлены партийной пропагандой. В августе 1917 года Ленин в работе «Государство и революция» заявил, что управление современным обществом и экономикой сводится к выполнению задач учета и контроля, которые «упрощены капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок». «Организуем крупное производство, – писал Ленин, – сами мы, рабочие»1. Соответственно, когда рабочие взяли в свои руки предприятия, они думали, что популярный лозунг о контроле со стороны рабочих предполагает передачу предприятий в их собственность. Появилось множество независимых предприятий, подчинявшихся исключительно рабочему контролю, что приводило все к большему ухудшению ситуации в промышленности.
Ленин признал необходимость полной национализации промышленности лишь весной 1918 года. Ранее он предполагал, что страна в своем развитии должна пройти промежуточный этап, который он называл «государственный капитализм». По мнению Ленина, система «государственного капитализма» будет отдаленно напоминать германскую экономику периода войны. За контроль над производством продукции и далее будут отвечать владельцы заводов и их управляющие. Они должны будут обеспечивать выполнение таких общих требований, как, например, соблюдение восьмичасового рабочего дня. Фабрично-заводские комитеты и народные комиссары будут вправе потребовать с владельцев предприятий финансовые отчеты. Высшим органом административного управления должен был стать Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ)[245]. Этот громоздкий управленческий аппарат был создан в декабре 1917 года. После срыва переговоров с крупнейшими промышленниками Ленин убедился, что в руки частного капитала не может быть передана даже часть полномочий. 28 июня 1918 года практически вся промышленность была, наконец, национализирована[246]. Однако по крайней мере одна из главных причин принятия такого решения не имела никакого отношения к экономике. Формальный акт национализации являлся гарантией того, что юридические права на российскую собственность не перейдут в руки германских граждан, права собственности которых были практически закреплены в дополнительном протоколе к тексту Брест-Литовского мирного договора.
В течение большей части этого периода Троцкий проводил мирные переговоры. В марте 1918 года он был назначен народным комиссаром по военным делам и председателем Высшего военного совета. На новом посту в наследство ему досталась опасная для страны ситуация. В июле, когда левые эсеры предприняли попытку свержения большевиков, охрану правительства обеспечивал лишь один военный отряд. В Сибири готовились к выступлению контрреволюционеры, основную военную силу которых составляли чехословацкие военнопленные. Ощущалась острая необходимость в восстановлении военной дисциплины, и для организационного руководства над процессом создания Красной Армии Троцкий привлек бывших царских офицеров.
Яркий отпечаток на экономические взгляды Троцкого наложила его деятельность в качестве наркома по военным делам. В марте 1918 года он предупреждал, что анархия представляла самую главную угрозу для выживания революции. Он призывал к работе, дисциплине и порядку и утверждал, что «в политическом, в революционном, в военном смысле советский режим непобедим, но он может споткнуться о свою неспособность справиться с творческими, организационными задачами»2. Одновременно с экспериментом в армии Троцкий предложил использовать буржуазных специалистов и в народном хозяйстве. Их следовало привлекать к процессу восстановления промышленности и к администрированию на добровольной основе, а при необходимости – на принудительной. По его мнению, созданные на предприятиях фабрично-заводские комитеты и выборные комиссии со временем уступят место квалифицированным инженерам и техническим специалистам. Революция, как он считал, должна без всяких колебаний привлекать «народный национальный капитал», который уже был вложен в опытных буржуазных специалистов3. Рабочие должны ощущать себя солдатами, постоянно помнить о своем трудовом долге и трудовой чести. Если исчерпаны все другие средства, то для того, чтобы дисциплинировать нерадивых рабочих, необходимо создавать трудовые суды. В манере, больше подходящей для военного командира, он рисовал картину слаженно функционирующего чиновничьего аппарата: «Теперь мы должны быть точны и расчетливы, как хорошие бухгалтера. Нам должно быть точно известно, какое у нас имущество, сколько сырья, зерна, какие орудия производства, сколько рабочих рук и каких именно специальностей, и все это должно расположиться, как клавиши на рояле, чтобы каждый хозяйственный инструмент действовал так же правильно, как действуют клавиши; чтобы, например, в случае необходимости, в любой момент можно было передвинуть определенное количество металлистов из одного места в другое»4.
В выступлениях Троцкого призывы к дисциплине впервые зазвучали в 1918 году, т. е. в то время, когда в целом стал наблюдаться отказ от принятия коллективных решений и от иных форм радикальной демократии. Ленин неоднократно подчеркивал необходимость единоначалия на производстве и более эффективного учета и контроля. Хотя некоторые из тех, кто называл себя левыми коммунистами, например, Н. Бухарин, К. Радек, Н. Осинский, В. Смирнов и другие, возражали Ленину и утверждали, что попытки восстановить трудовую дисциплину такими революционными методами могут оттолкнуть рабочих, поддерживаемая ими идея коллективного контроля вскоре полностью себя дискредитировала. В начале 1918 года к решению этого вопроса подключились профсоюзные организации, которые ограничили сферу деятельности фабрично-заводских комитетов. Ленин считал необходимым умерить пыл профсоюзных организаций, стремящихся к независимости, поэтому он заявил: «Профессиональные союзы становятся и должны стать государственными организациями, на которые в первую очередь ложится ответственность за реорганизацию всей хозяйственной жизни на началах социализма»3. Но Ленин был дальновидным политиком и понимал, что нельзя допускать излишнего нажима на организованные рабочие массы. В новой Программе партии, принятой весной 1919 года, предусматривалось, что «профсоюзы должны притти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством как единым хозяйственным целым»6. Эта противоречивая уступка профсоюзам была пустой формальностью. К концу 1919 года, в самый разгар гражданской войны, когда начался настоящий голод, партийные руководители полностью забыли о квази-синдикалистских идеях, высказанных в книге «Государство и революция». Однако когда появилась перспектива возврата к более спокойной жизни, идеи уравнительности вновь оказались востребованными.
Хотя поначалу партийным руководителям и удалось добиться определенных успехов на трудовом фронте, это не устраняло угрозу из-за рубежа. Даже в апреле 1918 года мнение Троцкого о перспективах выживания социалистической России оставалось практически таким же, каким оно было до начала революции. Он полагал, что если в Западной Европе капитализм сохранится, то для России мирные условия окажутся «в десять раз хуже», чем те, которые были достигнуты в Бресте. Он писал: «Русская революция и европейский империализм не могут жить друг с другом рядом в течение долгого времени. Мы сейчас существуем потому, что немецкая буржуазия ведет кровавую тяжбу с английской и французской буржуазией. Япония тягается с Америкой, и поэтому у нее руки пока что связаны. Вот почему мы держимся. Как только хищники заключат мир, они все обратятся против нас, и тогда Германия вместе с Англией и Америкой распластают тело России на части. … Тогда нам гибель»7.
Формирование буржуазного «единого фронта» произошло еще до завершения военных действий. К августу 1918 года часть территории России оккупировали не только германские, но и британские, французские, японские и американские войска. Ближе к концу года, когда в Европе подходил к концу процесс мирного урегулирования, Троцкий пришел к мнению, что только германская революция может сорвать реакционные планы Антанты, поскольку появится шанс создать военно-политический альянс между осажденной Россией и Германией8. Тогда можно будет менять немецкое железнодорожное оборудование на российский хлеб[247]. Тем самым начнет создаваться основа для будущих Соединенных Штатов Европы. Однако в ноябре, когда пала династия Гогенцоллернов, к власти пришли Эберт и умеренные социал-демократы. Перспективы начала революции в Европе были коренным образом пересмотрены. Троцкому пришлось признать, что «может пройти еще несколько лет или, может быть месяцев, если дела пойдут хорошо»9.
Вскоре стало понятно, что даже столь умеренный оптимизм был чрезмерным. В январе 1919 года, после неудавшегося восстания спартаковцев в Берлине, левые радикальные группировки были разгромлены. В апреле была разгромлена Баварская советская республика. К концу лета та же судьба постигла Венгерскую советскую республику. Российская дипломатическая миссия в Берлине была закрыта, а германские войска, находившиеся на территории России, получили приказ начать военную интервенцию. Америка, в течение 1919 года посылавшая гуманитарную помощь главным державам Европы, в целях борьбы против распространения большевизма всеми силами пыталась не допустить падения правительства германских умеренных социал-демократов во главе с Эбертом. Американский представитель Буллит предостерегал, что в противном случае «остальная Европа больше не сможет противостоять распространению заразы»10. Весной 1919 года кольцо блокады, которым Германия окружила Россию, сменилось кордоном стран Антанты. Троцкий с сожалением писал: «Диктатура русского рабочего класса сможет окончательно упрочиться и развернуться в подлинное всестороннее социалистическое строительство только с того момента, когда европейский рабочий класс освободит нас от экономического и особенно военного гнета европейской буржуазии и, свергнув ее, придет нам на помощь своей организацией и своей техникой»11. Однако Россия ждать больше не могла. Пришло время для коренного пересмотра ситуации. В работе «Итоги и перспективы», так же как и в своей теории империализма, Троцкий дал неверный прогноз событий в Европе. В равной степени беспочвенными оказались его опасения по поводу широкого распространения крестьянской контрреволюции. Крестьяне, успокоенные перераспределением земли, предпочли режим большевиков возвращению помещиков. Белая армия лишилась народной поддержки и, несмотря на оказываемую ей помощь союзников, скоро была вынуждена отступить. Москва и Петроград успешно оборонялись от наступления врагов. В последние недели 1919 года решающие сражения Гражданской войны закончились победой, в основном благодаря умелому военному руководству Троцкого. Все бóльшую важность вновь стали приобретать проблемы организации экономики.
По мере того, как необходимость заниматься решением военных вопросов отходила на второй план, Троцкий все чаще обращался к проблемам восстановления народного хозяйства. Он, как и Ленин, был убежден, что так называемый германский «военный социализм» представлял собой организационную модель, которую можно использовать и в российских условиях12. Ленин с самого начала считал, что для России подходит форма германского «государственного капитализма». Троцкого больше интересовала существовавшая в Германии система мобилизации трудовых ресурсов. Согласно этой системе, к совместной работе с государственными чиновниками привлекались германские промышленники и представители профсоюзов, что должно было обеспечивать равномерное распределение трудовых ресурсов. Взяв эту модель за образец, Троцкий в декабре 1919 года вынес на обсуждение Центрального Комитета партии ряд конкретных предложений, целью которых было создание системы всеобщей мобилизации труда, аналогичной призыву на военную службу.
Прежде чем перейти к рассмотрению предложений Троцкого, необходимо отметить, что идея обязательной трудовой повинности не была новой для России. Временное правительство Керенского уже пыталось создать подобную систему по германскому образцу. Еще в июне 1917 года в Петрограде большевики приняли резолюцию, в которой говорилось об обязательной трудовой повинности. К концу 1918 года были предприняты первые шаги по воплощению этой резолюции в жизнь. Было объявлено о мобилизации технических работников. Трудовая повинность каждого российского гражданина в возрасте от 16 до 50 лет была закреплена законом. В январе 1919 года была также объявлена мобилизация специалистов в области сельского хозяйства, железнодорожных служащих, работников водного транспорта и сотрудников центральных организаций13. В ноябре 1919 года к исполнению трудовой повинности были привлечены крестьяне. Они должны были предоставлять топливо, лошадей, повозки и сани для транспортировки важных грузов14. С учетом последующих событий, уместно отметить, что предложения Троцкого явились логическим завершением принятия ряда некоординированных мер. К началу 1920 года он оказывал огромное влияние на принятие решений благодаря своему авторитету, заработанному в результате блестяще организованной обороны Петрограда. Такому талантливому помощнику Ленин был готов предоставить, хотя бы на некоторое время, неограниченные полномочия.
Троцкий прекрасно понимал, что прежде чем заниматься восстановлением народного хозяйства, необходимо четко организовать демобилизацию Красной Армии. Однако в то время единственным эффективным механизмом в стране являлся военный бюрократический аппарат, и Троцкому не хотелось, чтобы с наступлением мира этот аппарат потерял контроль над этими огромными людскими ресурсами. В качестве альтернативы он предложил передавать военным подразделениям все больше полномочий по управлению экономической жизнью страны.
Гражданские экономические органы он рекомендовал организовывать таким образом, чтобы они территориально соответствовали аналогичным воинским подразделениям. На смену сверхцентрализованному и бессистемному контролю над экономикой, который до этого осуществлял ВСНХ, должны были придти военная дисциплина и аккуратность13. Перед военным руководством была поставлена задача по подготовке и проведению дальнейшей регистрации трудовых ресурсов в масштабе страны. В результате для всего трудоспособного населения каждого региона можно было предусмотреть рабочие места в соответствии с квалификацией работников. Декабрьские тезисы Троцкого, в которых был закреплен перенос принципов армейской дисциплины на уникальную по своему характеру организацию экономического управления, обозначили новый драматический виток революции. Политика военного коммунизма достигла наивысшей точки своего развития, когда непосредственная военная угроза уже отступила и когда полным ходом шла подготовка к замене Красной Армии на регулярную милицию.
Жесткие требования, которые предъявлялись к экономике на завершающем этапе периода Военного коммунизма, были непосредственно связаны с амбициозными предложениями Троцкого, провозглашенными им в декабрьских тезисах. Было очевидно, что составление проработанного экономического плана восстановления народного хозяйства откладывается на неопределенное время, однако Троцкий настаивал на незамедлительном составлении проекта «небольшого» плана, предусматривающего потребности в трудовых ресурсах ограниченного количества приоритетных отраслей промышленности. Еще до конца декабря 1919 года были разработаны планы по сбору необходимых данных. В том же месяце была создана Комиссия по всеобщей трудовой повинности, которую возглавил Троцкий. Хотя нарком по военным делам прекрасно понимал, что благодаря недавним успехам на военном фронте ситуация несколько разрядилась и население успокоилось, он не мог остановиться и прекратить командовать. По его мнению, «переход к режиму трудовой повинности должен неизбежно поддерживаться мерами принудительного характера, то есть в последнем счете вооруженной силой пролетарского государства»16. В декрете, принятом Советом народных комиссаров объявлялось, что к рабочим, которые пренебрегают выполнением трудовых обязанностей, должны применяться дисциплинарные меры. Планировалось создать штрафные трудовые части; в исключительных случаях особо злостные нарушители трудовой дисциплины могли предстать перед судом революционного трибунала17. Чтобы продемонстрировать солидарность партийных руководителей по этим вопросам, в газете «Правда» от 5 февраля 1920 года было опубликовано официальное заявление, в котором разъяснялась необходимость подобных мер[248].
Предполагалось, что при мобилизации трудовых ресурсов самым внимательным образом будут учитываться навыки и квалификация рабочих, а также потребности в рабочей силе. Воинские подразделения, прекратившие участие в военных действиях, планировалось превратить в «трудовые армии». Они должны были заняться заготовкой продовольствия и топлива, строительством железных дорог и выполнением других работ, над которыми несложно было осуществлять контроль. Крестьяне должны были периодически отбывать трудовую повинность, выполняя аналогичные задания под контролем местных трудовых комитетов и военной администрации. Одна из первых трудовых армий была сформирована на Украине под непосредственным руководством Сталина. Преобразование воинских подразделений в структуры трудовой армии, по сути, означало отсрочку демобилизации. Эти меры вряд бы привели к организованному и решительному противодействию со стороны крестьян, однако трудовая мобилизация промышленного пролетариата могла вызвать серьезные проблемы и обострить ситуацию.
Теоретически, целью революции было освобождение рабочих. Однако декабрьские тезисы выглядели жалкой пародией на прежние лозунги партии: роль профсоюзов фактически сводилась на нет, поскольку им гарантировалось лишь участие в консультациях по уточнению деталей новой политики. После ряда дискуссий Центральный Комитет попытался внести исправления в окончательный вариант тезисов. Перед профсоюзами была поставлена конкретная задача – оказывать «влияние» на квалифицированных рабочих. С целью обеспечения «железной трудовой дисциплины» было решено расширить штат сотрудников, занимающихся вопросами трудовой мобилизации. Было рекомендовано ввести повсеместно трудовые книжки, которые лишь кое-где начинали заводить после 1919 года. В резолюции, принятой в конце января, предписывалось создавать трудовые суды. В тех случаях, когда в наиболее важных отраслях промышленности профсоюзы не могли наладить должную трудовую дисциплину, предусматривалось проведение «формальной милитаризации»18.
Безразличное отношение Троцкого к судьбе профсоюзов грозило в будущем обернуться серьезными проблемами. Выступая 24 января 1920 года, он выразил свое мнение по поводу роли профсоюзов следующим образом: «Поскольку дело касается квалифицированных рабочих, тут, как я говорил, первая основная задача выпадает на долю профсоюзов. Только там, где методы профсоюза недостаточны, необходим какой-то другой дополнительный аппарат и – в частности – метод принуждения, ибо трудовая повинность предполагает, что государство имеет право сказать квалифицированному рабочему, который сидит в селе и занимается какими-нибудь починочными работами: “Ты обязан отсюда сняться и отправиться в Сормово или на Коломенский завод, ибо ты там нужен”»19.
В равной степени неосмотрительными были его формулировки в докладе на собрании членов Екатеринбургской организации РКП (б) 25 февраля 1920 года. Он утверждал, что в государстве рабочих нет места «тред-юнионистской» политике, которая сводится к проведению переговоров и забастовок, ведущих к нарушению трудовой дисциплины. Такая политика и не нужна, считал он, поскольку у государства нет иной задачи, кроме защиты интересов рабочего класса20. В течение некоторого времени Ленин придерживался аналогичных взглядов и заявлял, что задачу восстановления экономики «надо решить военными средствами, с полной беспощадностью, с полным подавлением всех остальных интересов»21. Неудивительно, что руководители профсоюзов не проявляли энтузиазма по поводу такой постановки вопроса. Они считали, что Троцкий стремится создать «новую аракчеевщину». По их мнению, используемые тогда методы организации труда очень напоминали попытки Аракчеева, военного министра периода правления Александра I, использовать не занятых военными действиями подразделения армии в качестве сельскохозяйственных работников22.
Троцкий понимал, что эти мероприятия идут вразрез с его прежними чаяниями. Он, тем не менее, утверждал: «Мы страдаем не от коммунизма, а потому, что начатки коммунизма переплетаются у нас остатками капитализма»23. Выход из этой ситуации был только один – стремление к проведению последовательной политики коммунистического строительства. Однако для этого нужен план, а составление плана зависело от трудовой мобилизации. В своем выступлении на заседании Московского комитета РКП (б), состоявшемся 6 января 1920 года, он разъяснял ситуацию следующим образом: «Этот несколько карикатурный период в развитии нашего хозяйства неизбежен. Это переход от разрушения капитализма к социалистическому хозяйству в тягчайших условиях»24.
Конечно, одним из факторов, создававших столь тяжелое положение для России, являлась полная экономическая изоляция страны от Европы. Если бы Россия находилась в более благоприятной ситуации, то перспектива изоляции не казалась бы такой ужасающей. Однако к 1920 году экономика России уже больше чем пять лет существовала в условиях войны. В течение длительного времени в промышленности происходил износ основных фондов без их последующего восстановления: железные дороги перестали функционировать; угольные шахты были затоплены; в городах ощущались негативные последствия голода. Огромное количество фабрик остановило производство по причине отсутствия запасных деталей, невозможности осуществлять ремонт оборудования, а также из-за нехватки сырья. Развитие промышленности в целом тормозилось, по всей вероятности, в связи с недостатком капитала. Помимо этого, значительное количество оборудования не использовалось только из-за неудовлетворительной организации производственного процесса. В результате состояние основных фондов казалось более плачевным, чем было на самом деле. Таким образом, рекомендации Троцкого, по сути, сводились к замене основных фондов трудовыми ресурсами. Для того чтобы надлежащим образом организовать огромные человеческие ресурсы России, требовался жесткий контроль. В городах процветали прогулы рабочих без уважительной причины. Крестьяне, которых привлекли к промышленному производству в годы войны, теперь возвращались в деревню в поисках земли и пропитания. Заводские рабочие, многие из которых еще не полностью утратили связь с деревней, также пополняли число уезжавших из города.
В разгар этой неразберихи Троцкий в одиночку бросился в бой за то, чтобы доказать тщетность надежд на помощь из-за рубежа. 6 января 1920 года на заседании Московского комитета РКП (б) он заявил, что вскоре возникнет проблема, связанная со все усиливающимся дефицитом жизненно важного технического оборудования. Он считал, что в ситуации экономической дезорганизации и нехватки капитала невозможно обойтись без трудовой мобилизации: «Вся суть в том, что мы надлежащего технического оборудования в ближайший период создать не сможем. Может быть, удастся вывезти из Америки паровозы и пр., но на это полагаться нельзя. Мы должны говорить о том, что мы можем сделать в стране в эпоху незаконченной блокады». В завершение, Троцкий сделал вывод о том, что «все сводится к живой силе внутри страны. Другого рычага, при помощи которого мы могли бы сохранить наше хозяйственное положение, нет»23.
Вскоре после выступления на заседании Московского комитета РКП (б), 12 января 1920 года, Троцкий сделал доклад на партийной секции ВЦСПС, в котором он, в частности, заявил: «Если бы мы могли выписать от немцев и англичан сразу 2.000 паровозов, машин, мастеров, и техников, получить сырье и продовольствие, то в наше экономическое положение вторгся бы новый фактор, который чрезвычайно улучшил бы положение». Однако после этих пустых фантазий ему пришлось перейти к более реалистичной оценке ситуации: «Рычаг для изменения положения лежит не в моментальном и чрезвычайном получении всяких даров из-за границы, а в общественном факторе. Этот фактор есть организация рабочей силы»26. Завершая свое выступление, Троцкий подвел итог: «Нужно учиться опыту проведения трудовой повинности в самом широком масштабе, ибо именно потому, что наше техническое оборудование износилось, сельскохозяйственный инвентарь приходит в упадок, нам приходится все более возмещать все недостатки живой человеческой силой, применением трудовой мобилизации»27.
Менее чем через две недели Троцкий выступил на III съезде советов народного хозяйства, где высказал похожие мысли. Вследствие революции, Первой мировой и гражданской войн, техническое оборудование России понесло колоссальный ущерб. Европа и Америка собираются поставлять лишь небольшое количество машин. Основным рычагом экономики, по его мнению, должна стать «вдвойне и втройне рабочая сила, в первую голову квалифицированный промышленно-индустриальный пролетариат и затем широкие ресурсы сырой рабочей силы», которые можно привлекать в деревне28.
Окончательный вариант декабрьских тезисов был утвержден 22 января 1920 года Центральным Комитетом. В последней редакции тезисов для обоснования привлечения армии к решению экономических проблем и для подкрепления выводов о необходимости введения политики трудовой мобилизации использовались прежние аргументы. Во втором пункте тезисов говорилось следующее: «Рассчитывать на получение извне в ближайшем будущем и в значительном количестве машин, угля и квалифицированных рабочих нет оснований – не только по причине блокады, относительно дальнейшей судьбы которой сейчас нельзя с полной уверенностью делать никаких предсказаний, но и по причине крайнего хозяйственного истощения Западной Европы»29. В третьем и девятом пунктах тезисов Троцкий, в свете идеи об изоляции, вновь сделал вывод о том, что в процессе восстановления экономики Россия должна рассчитывать главным образом на собственные трудовые ресурсы.
16 января 1920 года, когда предложения Троцкого уже были приняты, Верховный совет Антанты принял решение официально отменить блокаду и разрешить частную торговлю с Россией через кооперативы. Таким образом, в неустойчивой ситуации, в которой пребывала российская экономика, открывались новые горизонты. Ленин воспринял это как надежду на незамедлительную помощь. Он усмотрел в решении Верховного совета возможность реального восстановления нормальных международных отношений и импорта машин30. Хотя в реакции Ленина скорее отразилась его надежда на подобное развитие событий, а не серьезная оценка международной ситуации, в ней проявился один очень важный момент. Хотя в целом Ленин и поддержал планы Троцкого, он не был согласен с лежащими в их основе аргументами.
В очередной раз проявилась различное отношение Ленина и Троцкого к теории империализма, правда, теперь в новом и совершенно неожиданном контексте. Троцкий, не разделявший оптимизма Ленина, опасался, что империализм, которому не удалось победить революцию с помощью интервенции, будет стремиться задушить ее экономически. В феврале 1920 года он писал, что если экономические контакты с Европой возобновятся к тому моменту, когда в России полным ходом будет идти восстановление экономики, это вполне может оказать положительный эффект на строительство социализма. Однако Троцкий не исключал возможности и для другого развития событий: «При дальнейшем нашем хозяйственном упадке условия будут диктовать нам мировые купцы, располагающие товарными запасами. Тем или другим путем они низведут нас на положение закабаленной колониальной страны»31. Он считал, что Англия и Франция хотят превратить рабочих России в колониальных рабов, и что голодающая страна не сможет выстоять перед напором англо-французского капитала32.
И все же Троцкий соглашался с Лениным в том, что необходимо предпринимать попытки закупки зарубежного оборудования. В связи с этим он предложил прибегнуть к использованию остатков золотых резервов страны. Он полагал, что таким образом удастся сорвать неофициально введенную Антантой золотую блокаду. Троцкий допускал, что Франция и Англия, возможно, будут вынуждены принять российские золотые слитки для стабилизации собственных неустойчивых валют. Россия же, со своей стороны, вскоре может отказаться от использования драгоценных металлов в качестве денег: «Мы переходим к коммунистическому строю; деньги у нас все более и более теряют свое значение»33.
Такая противоречивая реакция свидетельствовала о неуверенности Троцкого. С одной стороны, он не мог полностью отказаться от надежды на то, что экономическая блокада закончится. Однако, с другой стороны, он весьма скептически оценивал потенциальные выгоды от прекращения блокады. Он был твердо убежден, что если в капиталистических странах не произойдет пролетарская революция, то Европе суждено оказаться в хаосе послевоенной разрухи, которая будет усугубляться периодически наступающими кризисами. Экономическая изоляция России de facto, по всей вероятности, продолжится независимо от решения Верховного совета Антанты. Ни Франция, ни Англия, скорее всего не будут в состоянии обеспечить Россию необходимым ей оборудованием, поскольку они достаточно ослаблены собственными экономическими проблемами. В этом отношении, как считал Троцкий, необоснованные надежды были бы «чистейшей утопией»; Россия должна делать ставку только на собственные силы34. Неоправданный оптимизм может ослабить решимость рабочего класса в то время, когда ему предстоят великие жертвы и свершения. Троцкий утверждал, что Антанту не следует воспринимать как «силу зла» или как «силу добра»; к ней следует относиться безразлично. Обещания Антанты ничего не стоят до тех пор, пока она не начнет экспорт средств производства. И, наконец, самое главное: рабочие должны понять современную стратегию капитализма. Россия – бедная и голодная страна. Спекулируя на человеческом несчастье в обмен на «фунт чая и банку консервированного молока»35, капиталисты станут выдвигать неприемлемые условия. Если отбросить риторику, то можно сказать, что Троцкий, по-видимому, опасался, что Россия попадет в ловушку, пытаясь решить взаимосвязанные вопросы отказа от выплаты долгов и национализации. Эти опасения были вполне обоснованны. Французское правительство намеревалось увязать возобновление торговых отношений с Россией с урегулированием вопросов о существующих государственных долгах и возмещении конфискованной собственности. Троцкий был убежден, что если для улучшения продовольственной ситуации пришлось бы поставить на карту судьбу социализма, то России было бы лучше продержаться самостоятельно до тех пор, пока она не сможет вести переговоры с позиций силы. Его непреклонная позиция по этому вопросу была обусловлена тем, что он в корне неверно трактовал мнение партии. Если ранее он это даже не осознавал, то дискуссия на IX съезде партии расставила все по своим местам.
Съезд начался в атмосфере всеобщей растерянности[249]. Ушла в прошлое бравада прежних дней, когда Бухарин призывал к революционной войне против капитализма, а Троцкий собирал пролетариат в поход против Белой армии. Делегаты съезда хотели услышать слова одобрения и утешения и надеялись, что, наконец, наступит передышка. Однако Троцкий игнорировал признаки открытого недовольства и отказывался верить, что пролетариат утратил волю. Он утверждал, что место каждого павшего борца революции будет занято тысячами новых борцов, которые будет обладать классовым самосознанием, закаленным революцией. «Это – самый драгоценный плод нашей Октябрьской революции и залог ее дальнейших успехов»36, – незадолго до этого говорил Троцкий на партийном заседании в Москве[250]. На тот момент России удалось совершить невозможное, и Троцкий надеялся еще на одно чудо.
Троцкому было поручено выступить с официальным докладом Центрального Комитета по вопросам экономической политики. В начале своей речи он в общих чертах обрисовал свой весьма краткий четырехэтапный план перехода к социализму. План был на удивление простым, и в этом отношении вполне соответствовал экономическим предпосылкам социализма, приведенным Троцким в работе «Итоги и перспективы». По сути, план сводился к последовательному восстановлению транспорта, топливно-добывающей промышленности и машиностроения37. Обсуждая вопросы международной торговли, Троцкий отметил, что импорт должен ограничиваться только промышленными товарами и что нельзя идти на уступки современной потребительской психологии. В работе «Терроризм и коммунизм», написанной в то же время, он в очередной раз подтвердил свое безразличное отношение к потребителю, заявив следующее: «Мы отдадим часть нашего сырья в обмен на паровозы или на другие необходимые машины, но никак не в обмен на одежду, обувь или колониальные товары: у нас на очереди стоят не предметы потребления, а орудия транспорта и производства»38.
Коснувшись вопросов труда, Троцкий разъяснил необходимость введения на заводах военной дисциплины. В зависимости от того, где будет наблюдаться кризис, квалифицированные промышленные рабочие должны перебрасываться с одного предприятия на другое. В предложенной им резолюции съезда содержался призыв к «планомерной, систематической, настойчивой и суровой борьбе с трудовым дезертирством, в частности – путем публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационный лагерь»39. Профсоюзам отводилась роль организатора трудовой мобилизации, имеющего «такие права по отношению к своим членам, какими раньше пользовалась только военная организация»40. Иными словами, профсоюзы должны были «иметь возможность и способность и право распределять, группировать, прикреплять отдельные группы, отдельные категории рабочих и отдельных пролетариев к тому месту, где они нужны государству, социализму, а не отдельным рабочим или отдельным группам»41.
Позиции Ленина и Троцкого были очень схожими. В своем выступлении при открытии съезда Ленин поддержал идею о возможности использования насильственных методов в целях осуществления программы трудовой повинности, отметив, что ни одна революция не может обойтись без насилия. Он считал, что для развития экономики в мирное время потребуется такая же железная дисциплина, которая была обязательна во время войны42. Несмотря на то, что и Ленин, и Троцкий делали особый акцент на принуждении, оба они прекрасно понимали, что меры наказания следует сочетать с материальным стимулированием. При этом среди рабочих необходимо популяризировать факт существования таких материальных поощрений, как премии и надбавки к заработным платам. Товары широкого потребления и, в частности, продукты питания не должны распределяться поровну. В первую очередь их должны получать работники наиболее важных отраслей промышленности, лучших предприятий отдельных отраслей, а также самые передовые и сознательные рабочие. Именно в это время таких рабочих стали называть новым термином «ударник», а их выдающиеся достижения – «ударничеством».
Поскольку IX съезд партии был первым съездом, состоявшимся в мирное время, то принятые на нем решения могли повлиять на выбор курса будущей экономической политики. Поэтому неудивительно, что в выступлениях делегатов обнаружилось несколько противоположных точек зрения на дальнейшее строительство социализма. Многим делегатам, настаивавшим на необходимости продолжать использовать демократический опыт, накопленный в 1917–1918 гг., претили диктаторские настроения Ленина и Троцкого. Выступая от лица недавно созданной фракции демократического централизма (децистов), Осинский утверждал, что революция стоит перед угрозой столкновения гражданской и военной культур. Он предрекал, что военная культура вскоре распространится и на политику. По его словам, «красные губернаторы» возьмут под контроль советы и скатятся к реакции43. Новыми названиями не удастся замаскировать возврат к старому порядку.
В русле традиционных взглядов левых коммунистов Осинский с особым пылом набросился на систему ударничества. Он высказал свои опасения, что нарком по военным делам старается превратить экономику в военную машину. Вне всякого сомнения, с помощью ударничества можно было добиться положительных результатов, но только при условии избирательного подхода. Осинский полагал, что невозможно одновременно в каждой слабой точке сконцентрировать и без того скудные ресурсы. Более того, ударные успехи на нескольких особо приоритетных предприятиях, по его словам, зависели от повсеместной созидательной добровольной инициативы, что, в свою очередь, предполагало коллективное управление. Отметив абсурдность использования армии в качестве экономической структуры, Осинский потребовал перевода трудовых армий под гражданский контроль44. Обсуждая вопрос о профсоюзах, децисты подвергли критике любые попытки ускорить процесс так называемого «огосударствления» организованного труда путем принятия административных декретов. Выступивший от той же фракции Сапронов резко осудил Троцкого за попытку заменить существующие партийные комитеты политическими отделами, созданными по образцу армейских политотделов43.
Не менее жесткая критика прозвучала в докладе известного историка марксизма Рязанова. Он со всем пылом выступил против признания идентичности интересов профсоюзов и государства, о котором говорил Троцкий. Рязанов утверждал, что неверно поставленный акцент на неравенстве в оплате труда неизбежно приведет к созданию новой трудовой аристократии героев-рабочих46