Отшельник, воин, человек книжного знания, многодетный отец, бессребреник, лётчик-испытатель, монах. Такие редкие нынче типы, один их вид вызывает скучающую гримасу: ну да, бывает.
Мимо них проходят с чувством некоторого стыда: поскорей бы отвязаться, а то вдруг попросит взаймы.
«Ты заметил, у него что-то такое с лицом? – Что? – Да не знаю… Что-то такое…»
Обладатели прекрасных лиц, сногсшибательных улыбок – они другие.
У них не 32, а 44 зуба, порой встречаются особи, у которых до 76 зубов.
Когда они улыбаются – в комнате словно загорается лампа на 200 ватт.
Боги социальных сетей, короли уличной журналистики, ведущие шоу «Полезай за мной в замочную скважину» («Это не так стыдно, как тебе казалось»), предвыборные напёрсточники, сардонические молодые мужчины, придумавшие слово «совок» и слово «рашка» (никто у них никак не спросит, а что они такого придумали ещё), завсегдатаи клубов для не таких, как все (можно грубей: не для таких, как это быдло с их прокисшими на кухнях жёнами), неспешные люди со своими богами – а их боги не чета нашим, потому что придумали фейсбук, как заработать миллиард и ни с кем не поделиться, другие «модные темы».
Они могут позволить себе прожить пять лет в Индии, потом вернуться и сказать: ну что, всё копошитесь, жуки земляные?
Им, вы не представляете, в duty free уже скучно – что там можно купить?
У них есть свои писатели – один про чапаевские грибы, другой про великосветских сыщиков, третий про сахарных опричников.
У них есть свои причуды, которые дороже наших чудес.
Они скучают на вершине пищевой цепочки.
Любая девушка мечтает продолжить их род, но у них уже имеется жена в Лондоне, кроме того, они всё чаще размножаются почкованием. Когда им попадает в руки девушка (глаза как у ошарашенного инопланетянина, губы как летние ягоды, волосы пахнут морем, из моря за этими волосами стремятся выйти Пойседон, Одиссей, 33 богатыря, ноги не кончаются никогда, как самый увлекательный в мире сериал), – так вот, когда им попадает в руки такая девушка, они долго ворочают её с места на место – не появилось ли на ней что-то, не знаю, новое… да нет, всё как и было… всё уже было. Скучно. Сделай мне как-нибудь вот так. Нет, всё равно скучно.
В их жизни всё уже случилось.
Это у нас не было ничего.
Вы не найдёте себя в журнале GQ. Вы не прочтёте о себе в журнале Maxim.
Чувствуете, какая между нами пропасть?
Мы разбегаемся и прыгаем, чтобы попасть туда, к ним. Падаем вниз без звука. Внизу, на самом дне, нас уже миллионы, от нас остались только кости и брызги, но мы не унываем. Может, всё-таки допрыгнем?
И-э-эх, р-раз!..
Эти летучие бурлаки ждут своего Репина.
Русский человек, сделай нам на прощанье ручкой, когда разбежишься в свой последний прыжок.
Россия – страна огромная, как самая дремучая сказка, страна, рядом с которой любое ура-патриотическое кино смотрится как глупая шутка, страна, которая стесняется своего роста на балу карликов («Смотрите, смотрите, какая уродина! Нет бы отрезала себе обе ноги – была бы похожа на нормальную!»), страна, которая начинается здесь, в темноте, и кончается под самым солнцем, – эта страна, пора признать, выбрала себе неправильную элиту.
Наша аристократия – самозванцы.
Все они сверлят этой стране грудную клетку, извлекая оттуда всякую всячину (при этом ругаются: «Какой запах от неё, чувствуешь? Как от дохлой коровы») – алмазы, уголь, кровь, нефть, печёнку, селезёнку.
Иногда кто-то окликает их: «Э, куда потащил?». «Да ладно, – отвечают. – Там ещё полно всего!»
Чтоб не цедить по чарочке, проткнули в боку у страны дыру, оттуда хлещет непрестанно – одни пьют, другие купаются, третьи наполняют и грузят бочки, четвёртые запускают в создавшейся луже свои яхты, пятые сделали там джакузи.
На одной из конечностей страны сидит китаец, или японец, так сразу и не разберёшь, улыбчиво спрашивает: я вот посюда отрежу? отрежу ведь?
Да отрежешь, отрежешь. Подожди, сейчас все лягут спать, и отрежешь. Какой нетерпеливый.
«А это что у вас такое растёт? С листьями, в коре? Можно возьму в аренду?» – спрашивает он, кто-то из них двоих.
А вот в аренду возьми прямо сейчас. В аренду – это ничего. Мы сами тут тоже на всё оформили аренду, не успеваем освоить. Летишь на самолёте и печалишься – всё стоит неосвоенное.
Теперь-то мы знаем, нам только недавно объяснили – в России всегда было нехорошо: царь в бороде, соломенные крыши, бьётся в тесной печурке огонь, Стенька Разин, огурцы солёные, капуста кислая, лёд без виски, эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги да степной бурьян.
Пора наводить порядок в этом бардаке, причёсывать космы, стричь когти. Возвращаться в человеческий вид.
Нам забыли сказать, что Россия тысячу лет непрестанно росла и пухла как на дрожжах, Россию сами все звали в гости и говорили: бери всё, это твоё, теперь будет наше, иногда, впрочем, не звали, но это, как Хармс писал, ничаво, это ничаво, зато Россия расползалась так, что полезла в космос, кроме того, ей было дело до всех мировых океанов и льдов – она везде запускала свои подлодки, свои самолёты, свои атомоходы, свои спутники.
На фоне России нецивилизованной – Россия цивилизованная какая-то дура в бигудях. Её сдержанно похваливают, она шмыгает носом.
Это невыносимо видеть.
В России приживаются только аскеза и труд.
Всё остальное – от лукавого.
Здесь, говорим мы, бродят, шепчут о своём, смотрят на восход отшельник, воин, человек книжного знания, многодетный отец, бессребреник, лётчик-испытатель, монах.
Здесь доблесть – воинская служба, смирение и пост.
Насилие, сказал один умный человек, земля ему пухом, происходит там, где не было вовремя совершено усилие.
Если мы совершим над собой усилие и сменим новоявленную элиту на ту, которая здесь всегда была и которой здесь место, – мы избежим насилия.
Но мы усилия не желаем.
Нам говорят: «Да ладно, хватит занудствовать, люди отдыхают, – если сам не умеешь так – не завидуй».
Я и не так умею. Мы умеем так отдыхать, что их золотые яхты, белые дороги и розовые куклы померкнут на нашем фоне. Мы умеем разжигать такие костры, через которые вы не перепрыгнете.
«Ну так отдыхай, – говорят нам. – Люди отдыхают и, кстати, не только отдыхают, но и делом заняты, платят налоги, без них вообще была бы труба. Не мешай им работать и отдыхать – они же тебе не мешают… А?»
Они мне мешают.