Сизое утро первого дня лета я встречаю за рулем старенького американского внедорожника, который достался мне в наследство от отца. Когда я был маленьким, одна мысль о том, что я могу управлять подобной тачкой, казалась фантастической, а сейчас я бы с радостью отмотал время назад и уступил место водителя истинному хозяину «Доджа».
Пап, тебя не хватает до воя…
Крепче стиснув руль, делаю глубокий вдох, не позволяя эмоциям взять верх, и целенаправленно впиваюсь взглядом в мелькающие за лобовым стеклом картинки. Дорога перед глазами серой лентой петляет между буйной зеленью и скалистыми обрывами, поднимается от побережья в предгорье, где расположен пункт моего назначения – детский лагерь с трогательным названием «Синичка».
В том, как стремительно меняется пейзаж, есть что-то медитативное и отрезвляющее. Тугой узел в животе постепенно расслабляется, я ощущаю, что снова могу свободно дышать. Повинуясь внезапному порыву, выключаю радио и открываю окно. Салон заполняет свежий, немного влажный утренний воздух и звонкое щебетание птиц. Уголки губ непроизвольно приподнимаются в подобии улыбки: все-таки горы были и остаются моим местом силы. Сейчас я уверен, что приехать сюда на все лето было правильным решением.
Последние месяцы дались мне непросто. Смерть отца, смена работы, завал в университете, расставание с девушкой – если в жизни бывают черные полосы, то я пережил одну из них. Но папа всегда говорил, что наше существование – это череда оттенков. Поэтому предстоящие два месяца в горной глуши я воспринимаю с робким энтузиазмом и надеждой вырваться из затяжного пике вниз. А для этого мне нужна твердая почва под ногами, которую, я чувствую, поможет мне обрести «Синичка».
Главный плюс жизни в лагере – это стабильность. Я знаю, что буду вставать с рассветом и рано ложиться, заниматься спортом и питаться по режиму, вдыхать полной грудью свежесть, а не пыльный смог, встречу старых знакомых и, вероятно, заведу новых. И вспомню, наконец, каково это, когда горло не сдавливает воротник ненавистной рубашки, а ноги в удобных треккинговых ботинках свободно ступают по покрытой мхом и сухими ветками земле.
Как знак, что я на верном пути, на горизонте в зеленых зарослях появляется выцветший указатель «Синички». Сбросив скорость, я сворачиваю с основной трассы и через минуту езды по покрытой щебнем дорожке вижу очертания аккуратных бревенчатых домиков, проглядывающих сквозь вековые сосны и буки.
Разбуженный шумом двигателя моего «Доджа», охранник дядя Боря высовывает лохматую голову в фуражке из своей будки. В ответ на мое приветствие, он машет рукой, но ворота не открывает – суетливо сверяется со списком заявок на пропуск, и только найдя в нем мою фамилию и регистрационный номер автомобиля, нажимает на кнопку.
– Дмитрий Сергеевич у себя? – спрашиваю у дяди Бори, стоит капоту поравняться с его окошком.
– Где ж ему быть, – отвечает старичок, комично пожимая плечами. – Недавно видел его на обходе.
В этот ранний час парковка «Синички» пуста за исключением насквозь проржавевшего грузовика и старенького «Фольксвагена», который принадлежит бессменному директору лагеря. Припарковавшись, я выпрыгиваю из машины, с наслаждением разминая затекшие от долгой поездки мышцы, открываю багажник и достаю увесистую дорожную сумку. В ней мой нехитрый гардероб на сезон, который я вновь проведу в роли вожатого мальчишек из первого отряда. От мысли, что предстоящее лето уже точно станет для меня последним в «Синичке», я испытываю легкую грусть, но больше – благодарность. Это место я считал своим вторым домом с тех пор, как меня, желторотого десятилетнего пацана, впервые привез сюда отец. Кто бы мог подумать, что я задержусь здесь на годы и со временем сменю положение мальчика-гостя на статус вожатого.
Закинув сумку на плечо, я закрываю машину и иду в лагерь. Миновав парковку и фестивальную площадь, нахожу уютный домик из сруба, который много лет выполняет функцию административного здания. Коротко стучу и, услышав громкое «Войдите», распахиваю дверь в кабинет директора.
Дмитрий Сергеевич Панин руководит лагерем с тех времен, когда я еще шнурки не мог самостоятельно завязывать. Для меня он – такой же символ этого места, как песни у костра и купание в горном озере.
– Кирилл, сынок, как я рад, что ты снова с нами! – узнав меня, Панин с широкой улыбкой встает с кресла и вскидывает руки в знак приветствия.
В следующее мгновение я утопаю в медвежьих объятиях и исключительно из безграничного уважения позволяю старику по-свойски похлопать меня по спине так, что у меня сотрясаются внутренние органы.
– Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, – говорю бодро. – Я же в прошлом году обещал, что вернусь.
– Все вы обещаете, – добродушно ворчит он, покачивая седой головой. – А в итоге мы не досчитались человек десять.
– Знали же, что я вас не подведу.
– Знал, сынок, – отвечает он неожиданно мягко, и в этот момент мне кажется, глаза у него начинают подозрительно поблескивать. – Ну, да ладно. Время поговорить у нас еще будет.
Засуетившись, чтобы скрыть неожиданную сентиментальность, Панин указывает мне на стул и передает прозрачный файл с бумагами.
– Процедуру оформления ты знаешь, – деловито говорит он, потирая ладони. – Ничего не изменилось. Договор прочтешь и подпишешь, медсестре справку передашь и можешь отдыхать до десяти. У тебя четвертый отряд. Мальчишки 13-15 лет.
– Четвертый? – вскинув брови, переспрашиваю я, не сомневаясь, что ослышался. – А с первым что?
– А первый в этом году у девочек, – криво усмехается Панин.
– Но первый всегда был у меня! – растерянно бормочу я.
– Надо было раньше приезжать, чтобы отряд забрать. Сейчас уже все распределили.
От неожиданности я не сразу нахожусь, что ответить. Тупо смотрю на директора, а сам пытаюсь сложить в голове картину вероломного рейдерского захвата моего отряда. Кто еще мог притащиться сюда в такую рань? Незнакомых машин на парковке я что-то не заметил.
– Дмитрий Сергеевич, – начинаю я, даже не пытаясь скрыть недовольство. – Литвинов первый забрал?
С Мишей Литвиновым у нас долгая и бурная история соперничества, так что я не удивлюсь, если это он обработал Панина и присвоил себе первый номер.
– Не Литвинов. Он в этом году вообще не приехал, – отмахивается старик, словно не видит в случившемся ничего особенного. – Твои домики – те, что справа, с зелеными флагами, – продолжает он, протягивая мне связку ключей, и, предвосхищая мой следующий вопрос, добавляет: – Красные у первого.
От досады у меня даже зубы сводит. Узнаю, что за мудак забрал мой отряд и мои домики, в которых я собственноручно кровати в прошлом году чинил и красил пол, – закопаю. Эту подставу я воспринимаю как личное оскорбление и никому ее не спущу. А Литвинов это или нет меня сейчас мало заботит.
– Кто… – начинаю воинственно, но мой вопрос захлебывается в противном скрипящем звуке открывающейся входной двери. Несмотря на раздражение, мысленно делаю себе пометку, что на досуге нужно будет смазать здесь петли.
– Лерочка! – восклицает Дмитрий Сергеевич и на моих глазах расплывается в такой широкой улыбке, что кажется, его лицо сейчас треснет.
С любопытством поворачиваю голову, и едва сдерживаю за зубами крепкое ругательство.
На пороге кабинета стоит миниатюрная блондинка в модном спортивном костюме: яркая куртка повязана вокруг тонкой талии, футболка с надписью Wicked обтягивает аппетитную двойку с рельефно проступающими сквозь эластичную ткань сосками, а мешковатые штаны игриво сползли на бедра, подчеркивая природную хрупкость фигуры.
С трудом сглатываю, ощущая тугое движение кадыка под кожей, и впиваюсь взглядом в лицо девчонки, на котором застыло комичное выражение испуга, неверия и странной обреченности. Добро пожаловать в мой клуб, стерва, потому что я испытываю то же самое. Разве что вместо испуга у меня – слепая ярость.
Переборов первый шок, я встаю со стула. Не потому, что во мне говорит хорошее воспитание, а потому что так мне будет удобнее смотреть на девчонку сверху вниз, даже не пытаясь скрыть презрения, которое я к ней испытываю.
Сказать, что я ошарашен – значит здорово приукрасить правду. Я, твою мать, в таком шоке, что начинаю всерьез переживать за свою адекватность.
Из всех мест, из всех людей… Сука. Ну, почему сейчас?
– Извините, дядя Дима, я не знала, что вы заняты, – нервно теребя узел на куртке, произносит блондинка.
– Не переживай, Лера – добродушно ворчит Панин, очевидно не замечая возникшего в помещении напряжения. – Подходи, познакомлю тебя с твоим, так сказать, коллегой.
Девчонка делает неуверенный шаг вперед. Вижу, как отчаянно она старается сохранить невозмутимость, но ее выдает бледность, которая стремительно покрывает щеки, и растерянность в фиалковых глазах.
– Кирилл, это моя племянница Валерия Александрова. Она в этом году будет с нами работать, – Дмитрий Сергеевич бережно обнимает блондинку за плечи. – Это ей достался первый отряд.
– Здравствуй, Кирилл, – произносит она, силясь улыбнуться, но я отчетливо ощущаю скрытую нервозность, которая заставляет ее голос звучать преувеличенно бодро. – Приятно познакомиться.
– Ну что ты, Лерочка, – говорю едко, передразнивая ласковое обращение Панина, и совершенно осознанно отвергаю ее отчаянную попытку притвориться, что мы друг друга впервые видим. – Не помнишь меня разве?
Она сглатывает. В фиалковых глазах зажигается огонек паники. Это хорошо. Я хочу, чтоб она паниковала. Чтобы не смела даже думать, что я забыл прошлое.
– Так вы что же, знаете друг друга? – удивляется Дмитрий Сергеевич.
– Екатеринбург – большая деревня, – подтверждаю я, с мстительным удовольствием отмечая, как бледность щек Леры Александровой сменяется жгучим румянцем. – Лера с моим лучшим другом встречалась.
– А, ну это дело молодое! – замечает директор, с щенячьим восторгом разглядывая племянницу. – Раз вы уже знакомы, проблем не будет. Кирилл, я рассчитываю, что ты присмотришь за Лерой и поможешь ей войти в курс дела.
– Будьте в этом уверены, Дмитрий Сергеевич, – обещаю я с улыбкой, больше напоминающей звериный оскал. – С нетерпением жду возможности присмотреть за ней. Пойду устраиваться.
Пока я не наговорил ничего лишнего, хватаю ключи со стола и выхожу из кабинета. Вот тебе и родная «Синичка». Двадцать два года прожил, а такой подставы ждал от кого угодно, но только не от нее.