– Анна, что произошло этим летом?
Судя по голосу, Джесс задавала этот вопрос не в первый раз, но я в первый раз услышала. По крайней мере, комбинация этих слов наконец-то отпечаталась в моем мозгу, занятом мыслями о солнце и сахаре, а не о холодной и битком набитой школьной столовой.
Я отпихнула ее руку. Коготочки Джесс, как я нежно называла ее ногти, выкрашены в ярко-оранжевый: все еще цепляется за оттенки лета. Она драматично встряхнула запястьем, будто какая-то гадалка, и коротко усмехнулась.
Не обращая внимания на раздраженный оттенок ее смешка, я прикинулась равнодушной и полностью поглощенной отделением зефирок от хлопьев, похожих на кусочки картона.
– О чем ты? – спросила я, выставляя синие луны рядом с красными воздушными шариками.
Когда нас разделяло несколько штатов, мне было просто ускользнуть от ее до ужаса безошибочной интуиции, но сейчас Джесс обратила на меня все свое внимание. Ее поджатые губы выражали скептицизм.
Это был лишь вопрос времени – когда она увидит правду, которую я тщательно скрываю под маской спокойствия, но я не хотела, чтобы это произошло в такой толпе, и пыталась отдалить неизбежное.
Никто не помнит, как мы с Джесс познакомились. Может, наши мамы вращались в тесных родительских кругах, или мы встретились в детском саду, или где-то еще. Но она была убеждена, что тут вмешалась судьба, а не ее папа, сбежавший с секретаршей, из-за чего Джесс и ее мама были вынуждены переехать в маленький съемный домик в одном из жилых массивов прямо за нашей школой.
Я почти все свободное время проводила рядом с ней, кроме тех летних дней, когда она ездила к бабушке и дедушке во Флориду. Мы так срослись с эмоциями и событиями в жизни друг друга, что, клянусь, могли бы участвовать в шоу в стиле молодоженов и выиграть. Я знала все: откуда у нее новый синяк и как она провалила экзамен. В прошлом году она выступала с речью на похоронах моей двоюродной бабушки. Я была рядом, когда она совершила каминг-аут перед родителями. Она обнимала меня, когда я плакала после того, как меня бросили на катке в шестом классе. И, разумеется, мы всегда обедали вместе.
Из-за того что мы пережили столько горестей и радостей, каждый раз, когда я что-то скрывала, в ее мозгу включалась большая мигающая лампочка.
Я почувствовала, как Джесс изучает меня, и робко встретила ее взгляд, готовясь к нападению. Она потянула за сережки-кольца – это было мерзко, но в то же время стало как бы предупреждением, что сейчас я получу по ушам. Я распустила волосы, скрывая их.
– Меня не было почти три месяца, Анна. Три месяца! Да, я была занята карточными играми со стариками в какой-то глуши и познанием истинного смысла безответной любви. Но я слала тебе миллиард сообщений, молила рассказать сплетни или прислать по почте тупой предмет, которым можно нанести травму, чтобы избавить меня от этой дыры, где невыносимая влажность и жара за тридцать градусов. И знаешь, что я получила? От лучшей во всем мире подруги? Пару очень скучных новостей о каком-то тупом благотворительном вечере и твоем репетиторстве.
Джесс наклонилась вперед, упираясь локтями в серую ламинированную столешницу, и я увидела веснушки, пробивавшиеся через тональник.
У нее дернулась челюсть, из-за чего я съежилась. После всех этих лет у меня так и не развился иммунитет против ее способности выводить меня на эмоции. Как-то я сказала Джесс, что у нее большой потенциал: если захочет, наверняка сможет запугать ко всем чертям агента ФБР или подрабатывать криминальным авторитетом.
Ее поведение переменилось в сторону безразличия. И наблюдая, как она небрежно ковыряет хлеб от своего сэндвича, я поняла, что у меня неприятности.
Джесс подперла ладонью подбородок.
– Вот мне интересно, почему Джереми Блейк – ну, знаешь, тот мачо-баскетболист, известный хулиган и лучший друг твоего брата – проводит большую перемену, не обращая внимания на губы Ким Паттерсон. Которые сегодня особенно пухлые. Черт возьми, надо спросить, чем она пользуется. – Джесс вновь посмотрела мне в глаза. – В общем, последние полчаса он пялится на твой затылок и отмахивается от всех, кто пытается с ним заговорить. И я хочу знать почему.
Разумеется, я знала почему. Но вместо того чтобы ответить, запихнула в рот огромный кусок и начала медленно жевать, с трудом пытаясь держать рот закрытым.
Я забила на то, что Джереми сел в двух столиках от нас, когда Джесс утащила меня за этот, и не поддалась порыву обернуться и посмотреть на него. Так мне стало бы еще хуже, чем сейчас.
Как хорошо, что мои густые каштановые волосы защищали меня – хотя бы в психологическом смысле! Я пригладила их от корней до неподстриженных кончиков.
– Они расстались какое-то время назад, – пояснила я, прежде чем откусить еще. – Ким Паттерсон милая, терпеливая и добрая, но слишком приставучая и ветреная для Джереми.
Джесс сузила глаза, но плечи ее чуть-чуть расслабились, а значит, интерес перевесил агрессию.
– Да?
В моей памяти всплыло, как Джереми рассказывал о своих отношениях с ней так же, как объяснял все подряд, – небрежно, но откровенно. Я уже наслушалась парней в школе, когда они хвастались, с какими девочками встречались и как их бросали, – они рассказывали это даже тем, к кому испытывали интерес, просто из какой-то мачистской привычки. Но не Джереми. Его способность быть честным без капли бессердечия была восхитительна. И если уж говорить откровенно, это была одна из моих любимых черт в нем.
Несмотря ни на что, я улыбнулась, вспоминая, как его пальцы играли с моими, пока на кухне витали запахи завтрака и свежеиспеченного печенья.
– Он сказал, что это один из тех случаев, когда люди просто не подходят друг другу. – Воспоминание об этих словах как будто осталось за тысячу километров отсюда.
– И когда же он это сказал? – как бы невзначай спросила Джесс.
Я замолчала, внезапно потеряв аппетит.
– Этим летом, – ответила я.
И захлопнула рот, мягко напоминая себе, что если скажу слишком много разом, то все это выплеснется наружу – вместе со слезами. Я встала, отодвигая остатки обеда, и медленно пересела дальше по скамье.
Джесс взглянула на меня, потом на Джереми, и снова на меня.
– Так вы что же…
– Разговаривали.
– Разговаривали, – медленно повторила Джесс. – С каких пор ты разговариваешь с Джереми Блейком на такие темы?
Я сглотнула, проклиная себя за то, что не рассказала ей обо всем в сообщении или не позвонила, когда она приземлилась вчера вечером.
Зазвонил звонок – бесячие, высокие, резкие звуки, длившиеся слишком долго. Мой новый любимый звук.
Я подскочила и стащила с подноса Джесс морковку, пока ее не постигла кончина в мусорном ведре. Джесс перевесила сумочку на бедро и стала рыться в ней в поисках пудреницы, чтобы проверить помаду, нанесенную с утра. Она никогда не верила моим словам о том, что отлично выглядит, – мол, мнению о «естественной красоте» не место в беседе о топовой косметике.
Я медленно шла, не сводя глаз с Джесс, которая проверяла в распечатанном расписании, где будет следующий урок. Остальные хлынули прочь из столовой. Я потеряла Джереми. Так легче не думать о нем и о том, где он сейчас, хоть одну секунду, но облегчение контрастировало с нервозностью и надеждой, что он появится рядом и возьмет меня за руку.
– Послушай, Анна, ты расскажешь мне, что происходит, – сказала Джесс, хватая меня за локоть и ускоряя шаг. – Но мне надо валить на цокольный этаж на тригонометрию.
Я только кивнула и пошла на следующий урок.
– Это еще не конец, – крикнула Джесс из-за угла.
Отчасти я надеялась, что она права.