Мы сидим у Рози в саду. Он куда более ухожен, чем мой. Заборчик выкрашен в желтый цвет, и по деревянным планкам карабкаются красные розы и фиолетовые цветы, которые я даже не знаю, как называются. Стройными рядами выстроились кусты томатов. Прежде чем усесться за круглый плетеный столик, Рози сообщила мне, что прямо сейчас у нее на участке растет двадцать сортов томатов. Двадцать! Я-то думала, что есть обычные помидоры и помидорки черри. А их, оказывается, существует тысячи сортов. Рози призналась мне, что мечтает однажды поехать в томатное турне по Италии и посетить тамошние плантации.
На столике кофейник в соломенной оплетке, несколько чашек и поднос с пшеничными булочками, обсыпанными маком (из Буллхольменской пекарни), а еще мисочка с творожным сыром и банка ежевичного джема. Позавтракать я еще не успела, поэтому с благодарностью беру булочку, разрезаю ее пополам хлебным ножом и принимаюсь намазывать сыром и джемом.
– Очень признателен вам за то, что нашли время поговорить со мной, – произносит сидящий напротив меня Адам.
Я улыбаюсь ему и жадно откусываю кусок от бутерброда. Боже, как вкусно!
После того как мы с Рози заявились на пристань и я рассказала, что видела Каролину этой ночью, было решено, что через полчасика он заглянет к своей маме на участок. Вполне достаточно времени для того, чтобы Рози успела сварить кофе и собрать на стол.
Должна сказать, что я была немало удивлена тем, что эти двое – мать и сын. Во всяком случае, по своей манере одеваться они больше смахивали на людей, выросших в двух совершенно разных мирах. Сынок как будто выпал из какого-нибудь рекламного ролика с Джорджем Клуни, матушка же выглядела так, словно ее подобрали на распродаже «Гудрун Шоден»[4]. Но стоило немного послушать их разговор, как можно было уловить похожую скрипучесть в голосе. И заметить одинаково большие, с любопытством глядящие на мир глаза.
– И так, мама упомянула, что вы только что переехали? – спрашивает Адам.
– Да, точно, – говорю я. – Только вчера сюда приехала.
– Вчера? Ясно. Сожалею, что Буллхольмен не сумел предложить вам ничего лучше. Чужая смерть – плохое начало… Потому что обычно здесь очень спокойно.
– Ну, как сказать, – фыркает Рози за его спиной.
– Я говорю в общем, мама. И кстати, не могла бы ты быть столь любезна и оставить нас ненадолго, чтобы мы могли спокойно поговорить?
Рози обиженно поджала губы.
– Разумеется. Ведь я всего-навсего сдала тебе с рук на руки ценного свидетеля. И приготовила завтрак. А теперь только мешаюсь под ногами.
Она взяла со стола чашку кофе и с обиженным видом поплелась к домику. Адам улыбнулся.
– Вы должны ее извинить. Моя мама лидер по БУЧВ.
– БУЧВ?
– Боязнь упустить что-то важное. Ну, вы, наверное, знаете, это когда человек постоянно боится не оказаться в нужном месте в нужное время.
– Ага. Понимаю. Но если честно, сама я предпочла бы оказаться в стороне от случившегося.
Адам повел головой.
– Понимаю. Смерть никогда не бывает приятной.
– И все-таки вы регулярно сталкиваетесь с ней?
– Гм-м. Должно быть, плохой попался консультант по трудоустройству в школе. Надо было делать ставку на создание мобильных приложений. По крайней мере, сколотил бы себе состояние.
Я засмеялась и глотнула кофе. Полицейский с чувством юмора. Я-то думала, что полицейские только и делают, что попивают в одиночку виски у темной барной стойки, а при виде свежего трупа смачно тянут: «Фу-ты, черт». Но Адам совершенно не вписывался в этот образ. И к тому же на нем костюм. Я-то думала, что полицейские всегда носят форму.
– Ясно, – говорю я. – Так вы, значит… полицейский? Только без полицейской одежды?
Он улыбается. А у меня в голове возникает заманчивая картинка… И тут же внутри что-то екает. Без полицейской одежды. Я же именно так сказала, верно? Я ведь не сказала без одежды? Я испуганно сглатываю. Адам снял свой темно-синий пиджак, повесил его на спинку стула и теперь сидит в одной ослепительно-белой рубашке. Из нагрудного кармана свешиваются солнечные очки на дужке. Верхняя пуговица рубашки расстегнута. Одна половинка воротничка отогнулась в сторону, чуть обнажая коричневую от загара грудь, но я стараюсь туда не смотреть.
– Я в основном руковожу делами из конторы, поэтому так одет. – Он окидывает взглядом свой прикид, потом пожимает плечами. – И я там уже восемь лет, так что они, наверное, начали привыкать к моему… стилю.
– Понимаю. У вас интересная работа?
– Иногда очень интересная. А порой сплошные бумажки.
– Это когда люди не умирают, да?
– Точно. Тогда все летит в тартарары. Вообще же самые частые преступления здесь, в шхерах, – это кражи и крушение судов. И неважно, что говорит по этому поводу мама.
– ХА-ХА!
Я смеюсь преувеличенным, нервным смехом. Отчасти потому, что Адам в моей голове по-прежнему остается без костюма, а отчасти потому, что волнуюсь.
За всю мою жизнь я еще ни разу не сидела так близко к полицейскому. Ведь он здесь только для того, чтобы взять свидетельские показания, верно? Не то чтобы у меня были поводы для беспокойства… Но ведь у каждого есть свои скелеты в шкафу, так ведь? Например, когда мне было одиннадцать, я сперла из супермаркета упаковку теста для имбирного печенья. В те годы я обожала тесто даже больше, чем само печенье. Еще как-то раз я выбросила счета за радио, а потом утверждала, что не получала их. А однажды я даже отправила выдуманную жалобу в «Эстреллу» – якобы я нашла в их упаковке с сырными чипсами дохлого жука, и спустя неделю к моему порогу доставили тридцать упаковок чипсов. И хотя мне было очень стыдно, я все их съела. А однажды…
– А вы сами-то кем работаете? – интересуется Адам. – Силла…
– Сторм. Силла Сторм. Я журналистка.
Кажется, эта новость его малость позабавила. Он положил на стол между нами маленький диктофон.
– Хм. Вот оно как. Значит, вы в какой-то мере тоже расследованиями занимаетесь?
– Да, можно и так сказать. Но в основном любовные истории и скандальные разводы.
– А в какой газете?
– «Шанс». Вот уж не знаю, знакома ли она вам…
– А, ну да. «Шанс». Лежит в каждой парикмахерской на столе, верно?
– ХА-ХА! Точно!
Боже мой, успокойся.
– Если бы не парикмахерские, мы бы уже давно закрылись, – сострила я.
Он улыбается. Интересно, сколько ему лет. Скорее всего, он на несколько лет старше меня. Волосы черные, как патока, и зачесаны назад в стиле пятидесятых. И сам он больше смахивает на комиссара полиции из какого-нибудь детектива 50-х годов. Среди полицейских Наки он, должно быть, выделяется, как флакон «Аква ди Парма» среди дезодорантов от Axe.
– Но сейчас я перешла на полставки, – говорю я. – Летом буду работать отсюда.
– Звучит здорово, Силла.
– М-м. Надеюсь на это.
Мне всегда казалось, что стоит чужому человеку произнести твое имя, как в теле зарождается особое чувство. Есть в этом моменте что-то волшебное. Особенно когда это делает мужчина. Мужчина твоего возраста. Который в придачу расследует убийства в темно-синем деловом костюме.
– Как насчет того, чтобы перейти к делу? – спрашивает Адам.
– Да, точно. К делу. Об убийстве.
Адам вскидывает на меня глаза. Внезапно его взгляд обретает серьезность.
– Кто вам сказал, что речь идет об убийстве?
– Иначе мы бы здесь не сидели, верно?
Он ненадолго замолкает. Потом откашливается.
– Давайте поговорим о Каролине Аксен.
И совершенно другого рода ощущения появляются, когда кто-то упоминает при тебе имя человека, который только что расстался с жизнью.
Я рассказала Адаму о том, что произошло ночью. В каком часу проснулась, что услышала, каким путем двинулась по проселочной дороге и что увидела. Рассказала все, что смогла вспомнить, несмотря на то, что случившееся больше похоже на сон. Ее белая одежда, белокурые волосы и то, как она кричала парню по имени Бенжи, чтобы он оставил ее в покое. По ходу моего рассказа Адам делал пометки в своем крохотном блокноте. Закончив, я схватила еще одну булочку из корзинки. После дачи свидетельских показаний чувствуешь зверский голод.
– У вас есть какие-нибудь зацепки? – спрашиваю я Адама.
– Зацепки?
Ой-ой. Какой глупый вопрос. Я пробую улыбнуться как можно более беззаботно, что, возможно, не совсем вяжется с «Ита-а-ак, вы знаете, кто ее убил?».
– На данный момент я не могу разглашать подробности. Мы даже в прессу еще не сообщили. Но…
Видно, что он колеблется.
– Мы арестовали одного человека, это верно.
Я откусываю от булочки и тут же понимаю, о ком идет речь. В голове всплывает картинка. Кепка козырьком назад и сигарета в руке. Сваливающиеся с задницы джинсы. И как он бежал за ней, размахивая руками, двигаясь в своей раскованной подростковой манере.
– Бойфренд? – спрашиваю я.
Адам не отвечает, только молча делает пометки в своем блокноте.
– Какой-то там Бенжи, да?
Адам удивленно смотрит на меня.
– Вы знаете этого молодого человека?
– Просто она называла его Бенжи. Должно быть, его полное имя Бенжамин.
– Я буду очень вам благодарен, если вы не станете рассказывать о нем своим знакомым. Сейчас не могу ничего подтвердить или опровергнуть.
Я кивнула. Наверное, это очень трудно – быть полицейским. Даже нельзя толком поговорить с родными и близкими о том, что случилось за день. Как журналист желтой прессы я работаю несколько иначе. Две тысячи слов через час! Как материальчик, подходит? Черт возьми, дедлайн есть дедлайн!
– А вы знаете… когда Каролина умерла?
– Это станет известно после вскрытия. Во всяком случае, мы ждем отчета экспертов. Но в последний раз она была замечена вчера около половины двенадцатого.
– Кем же?
– Вами, Силла.
Адам серьезно смотрит на меня. Кусок булки чуть не застревает у меня в горле.
– Погодите-ка… выходит, я последняя, кто видел ее в живых?
– Насколько я знаю, да.
Адам ненадолго замолкает и делает глоток кофе.
– И вы, выходит, думаете, что виновен ее бойфренд?
– Выходит…
– К сожалению, такое сплошь и рядом бывает, что самое очевидное объяснение оказывается верным, – восклицает Рози за моей спиной.
Она вернулась и теперь пытается надеть солнечные очки, на которые она, судя по вывернутым дужкам, не раз садилась. Как, скажите на милость, эта женщина может приходиться матерью тому мужчине, что сидит напротив меня?
– Мама…
– Я просто говорю, что я думаю, Адам, – продолжает Рози. – Я не полицейский, мне не нужно держать язык за зубами, подтверждать или опровергать. Силла видела, как они кричали друг на друга. Возможно, Каролина и Бенжамин…
– Прошу, никаких имен!
– Прости, возможно, Х и Y имели бурные отношения! А то, что мужчины бывают иногда жестокими, вовсе никакая не новость. И неважно, сколько им лет. Или ты не согласен?
Адам вздыхает. А мне на долю секунды вспомнился Данне. Это просто неслыханная удача, что в итоге он вызвал фургон для перевозки вещей и в один прекрасный день просто покинул меня, а не стал привязывать к моей ноге полную канистру и сбрасывать меня в какой-нибудь из стокгольмских водоемов. Я мысленно представила себе вчерашнюю юную пару. Я стояла чуть в стороне. Могла ли я что-нибудь сделать? Должна ли я была вмешаться? И помогло бы мое вмешательство избежать убийства?
При этой мысли у меня в горле встает большой комок.
Адам бросает взгляд на свой мобильный.
– Ладно, мне пора возвращаться на континент. «Серебряная стрела» отходит от берега через четверть часа. Мне нужно кое с кем встретиться.
– С семьей Бенж… бойфренда? – спрашиваю я.
Адам бросает на меня веселый взгляд.
– А вы любопытны, Силла Сторм.
– Вы уже разговаривали с семьей Каролины?
Адам кивнул и встал из-за стола.
– Не самые приятные моменты в моей работе.
– Понимаю.
– Но как бы то ни было – рад знакомству, Силла.
Он протянул мне руку, и я, поднявшись, пожала ее. И тут же отметила, какая большая у него ладонь – моя ладошка утонула в ней, как в хоккейной перчатке.
– Думаю, мы еще увидимся. И спасибо за свидетельские показания. Они действительно очень ценны. Вот моя визитная карточка на случай, если еще что-нибудь вспомните.
Я кивнула и взяла карточку.
– И удачи на садовом участке.
– Спасибо. Похоже, она мне понадобится.
Адам допил последние капли кофе из своей чашки с таким видом, словно это субботняя текила, после чего сообщил маме, что ему пора уезжать. Рози подошла к нему, поцеловала в щеку и попросила как можно скорее возвращаться обратно.
– И было бы, конечно, куда приятнее, если бы ты навестил нас просто так, без трупа за пазухой.
– Буду стараться, мама.
Адам стремительным шагом прошел через сад, отворил скрипучую калитку и, помахав нам рукой на прощание, зашагал по дороге к гавани. Вскоре густые кусты и деревья скрыли его из виду. Рози опустилась на освободившийся стул. Какое-то время мы молча сидели друг напротив друга.
Слегка нервозная атмосфера допроса покинула сад, и остались только щебет птиц и шелест ветра в листве.
– Какой милый у вас сын, – произношу я наконец.
– Да, настоящее сокровище. Думает, что я слишком много сую свой нос куда не надо. Но ведь у него такая увлекательная работа! – Рози мечтательно качает головой, и длинные сережки в ее ушах покачиваются в такт, поблескивая в солнечном свете. – Если учесть, что сама я всю жизнь простояла за рыбным прилавком.
– Что, никаких убийств, да? – поддеваю ее я.
– Самое большое зверство, с которым приходилось иметь дело, это резать лососину.
Я смеюсь и почесываю взмокшую шею. Денек выдался жаркий, и теперь уже нет никаких сомнений, что лето официально вступило в свои права. Пришло, чтобы остаться.
– Еще кофе? – спрашивает Рози.
– Спасибо, с удовольствием.
Мы еще долго сидим в саду. Я и моя новая соседка по Буллхольменскому дачному поселку. Пьем кофе, едим еще по булочке с ежевичным вареньем, болтаем и просто наслаждаемся жизнью с мыслью о том, что это явно не та вещь, которую можно воспринимать как данность. Больше всего я рада тому, что мне не приходится быть одной после того, что случилось на острове.
Я только что дала мои первые в жизни свидетельские показания. Честно скажу – никогда не думала, что мне придется делать нечто подобное. Я едва не краснею, когда думаю о том, что сказал мне Адам. А вы любопытны. И он, без сомнения, прав. Я действительно очень любопытна. Это моя работа. И потом я должна признать, что это так интересно – всякие там интриги. Драмы. В «Шансе» есть рубрика, посвященная криминальным событиям прошлого, чаще всего из истории Англии 80-х годов. Ее ведет у нас шведско-финский фрилансер Марга. И я всегда с бьющимся сердцем читаю ее статьи. Наверное, потому, что она очень захватывающе пишет. Но иметь такую работу как у Адама – по-настоящему расследовать преступления – на такое я бы никогда не отважилась. Уф-ф.
А как же тогда ему удается, спрашиваю я себя. Что вообще заставляет человека стать полицейским? Все дело во врожденном чувстве справедливости? Или желании помогать? Или это такой способ дать выход живущему внутри тебя искателю приключений? А возможно, все дело лишь в его плечах. У него ужасно широкие плечи. О боже, я рассуждаю, как мои любимые героини дамских романов, из-за которых Закке постоянно насмехается надо мной. Но серьезно: если у человека такие широкие плечи, то, быть может, полицейский или пожарный – это единственные подходящие для него профессии? Потому что, на мой взгляд, это чистое расточительство – посылать таких типчиков на работу, скажем, в Пенсионный фонд.
Я фыркаю и вдруг замечаю, что Рози пристально глядит на меня.
– Над чем ты смеешься?
– Что? Да нет, ни над чем.
Я быстро встряхиваю головой, чтобы перевести мысли в другое русло. Нельзя сидеть рядом с Рози и думать о плечах. Я должна думать о том, что сейчас действительно важно – о Каролине.
Пока я пила кофе, в голове всплыла еще одна картинка. Ее тело, как оно медленно колышется под водой, словно морской призрак. Еще я думаю о Бенжамине. Как он прямо сейчас сидит в полицейском участке Наки, подозреваемый в том, что утопил ее. Тот парень в кепке, которого я видела ночью. Совершенно обычный юноша девятнадцати лет. Наверняка такой же, как и все остальные в его возрасте. Любит музыку, играет в футбол и ржет над неприличными шутками в компании своих приятелей. А когда не спится, бесцельно бродит по просторам «Ютуба».
А потом я думаю о том, как Каролина оставила его ночью, там, на дороге. И как вместо того, чтобы последовать за ней, он направился обратно к гостинице. Совершенно в другую сторону.