Бар «Пьяный боцман» выглядел так, как я его себе представлял. Дверь из цветного стекла казалась ярким бельмом на фоне серого здания. Бегающие огоньки в виде подошв обуви громадного размера над вывеской изображали нормальную походку до двери и зигзагообразную – от нее. Я вошел и уселся так, чтобы видеть дверь и весь зал – в левом уголке за двухместным столиком.
– Чего прикажете? – спросил меня подошедший официант не слишком приветливым голосом. При этом он смотрел в сторону компании подгулявших моряков, одетых в синюю форму. Это была, судя по их одежде, команда с торгового судна, занимающегося доставкой древесины на эту отдаленную планету.
– Деревяшки? По слухам, ребята не из числа мирных выпивох, – сказал я официанту, кивая в их сторону. Моя осведомленность, говорящая о том, что я местный, а не какой-нибудь там залетный вояджер, смягчила его взгляд, который он наконец-то обратил на мою персону. А когда я попросил коктейль «Моя Марита», самый дорогой, его взгляд стал почти дружеским.
Мы с Иваром всегда встречались в подобных заведениях, на какой бы планете это не происходило. В таких местах можно было чувствовать себя в безопасности. Во-первых, потому, что в районе, прилегающем к портам, полиция, а уж тем более разведка, не совали свой нос, справедливо опасаясь конфликтов и с местными жителями, которые их на дух не переносили, и с задиристыми моряками. Музыка в стиле хох-панч создавала впечатление уединенности – хотя народу здесь хватало, ее фон был достаточным, чтобы свободно разговаривать, не боясь, что тебя слышат за соседним столиком. А бегающие по стенам цветные огоньки так искажали лица сидящих в полутемном зале людей, что мама родная не признает. Я сидел, потягивал коктейль и ждал моего друга детства. Это была наша ежегодная встреча – с тех пор как мы покинули стены исправительного детского учреждения на Песталоцци, прошло уже несколько лет, ни один год не обходился без этой встречи, хотя нам с каждым разом было все труднее соблюдать эту традицию – Ивар стал вольным торговцем, а я закончил специальные курсы и какое-то время работал в разведке, в качестве практиканта, но потом решил, что эта работенка не по мне. Так что, когда настало время решать, остаюсь я или нет, я вдруг изумил комиссию своим отказом. Такие вещи с рук не сходят, но мне повезло – похоже, они сочли меня полным и безопасным придурком. Навыки, приобретенные во время практики, очень мне пригодились – я владею почти всеми видами оружия, хорошо знаю межгалактическую историю, могу водить любой корабль, сделать мелкий ремонт и так далее. А опыт довольно специфических путешествий обогатил меня хорошим знанием космоса. Я считал себя никому ничем не обязанным именно потому, что в детстве прошел исправительное заведение без всякого на то повода, если не считать того, что, оставшись сиротой, совершил пару мелких правонарушений. Но в то время законы были куда как более строгими, чем сейчас, шли войны, и никто не хотел усыновлять сирот. Нас было на Песталоцци две сотни отчаянных парней и девчонок, и с нами хорошо поработали, но из меня вытравить любовь к свободе менторам не удалось – эта любовь сидела у меня в печенках, и я в конце концов стал тем, кем стал.
Карилла вовсе не была сироткой, вроде нас – ее папочка служил в военной разведке. Это я узнал уже потом, когда сам там очутился, а тогда мы считали Камиллу такой же, как и мы. За что она туда попала, я не знаю. Это был последний год нашего там пребывания, и она прошла ускоренный исправительный курс, по-видимому, успешный с точки зрения воспитателей. То, что ее папаша был шишкой в разведке, сильно охладило мое чувство к ней. Она ничего так и не поняла, когда я отказался работать с ней в Организации. Я до сих пор вспоминаю, как она ударила меня по щеке и плюнула в лицо, когда узнала о моем отказе. Она расценила это как предательство по отношению к нашей, видите ли, любви.
Я вытянул ноги под столиком – усталость после перелета давала себя знать – и незаметно потянулся, растягивая мышцы. Ивар задерживался, и это начинало тревожить. В последнее время мне казалось, что меня пасут, как какую-то овечку каждый раз, когда я прилетал на эту планету, заменившую мне Землю. У меня остро развито чувство преследования, иногда я думаю, что эта чувствительность и была причиной приглашения на работу, от которой я сумел отвертеться. Больше всего бесило то, что никаких преследователей обнаружить не удавалось, как я ни старался, хотя иногда волосы на макушке вставали торчком от направленного мне в спину внимания.
Она подошла сбоку, когда, после очередной короткой паузы музыка снова загремела – это была чрезмерно накрашенная блондинка с очаровательной мушкой на верхней губе и фосфорцирующими веками – последний вопль местной моды.
– Потанцуем, морячок? – сказала она, наклонившись так, что груди едва не вывалились из платья. Я только собирался вежливо послать ее подальше и подбирал подходящие случаю слова, как она шепнула мне, все так же призывно улыбаясь:
– У меня для тебя записка, морской козел.
На колени мне упал комок газеты, который я мигом подобрал, после чего, пылая вполне оправданной жаждой реванша за “козла”, сказал:
– Мне пора идти, а то бы с удовольствием отделал тебя, козочка.
И быстро сунул ей пол-палладия, чтобы ее труды не пропали даром, или чтобы она не вздумала обидеться и позвать своего сутенера. Убедившись, что красотка пристроилась к какому-то алкашу, я поднялся и направился в туалет, где развернул комок бумаги. В нем оказалась записка от Ивара – это его рука, хотя буквы были, словно строй межпланетных десантников на завершении ежегодной встречи – вкривь и вкось. Ивар просил меня прибыть как можно скорее в госпиталь в двенадцатом районе. Я тихо присвистнул, сдвинув на затылок морскую шапочку. Кажется, мой друг попал в переделку. Случайно взглянув в зеркало, я содрогнулся от своего вида. Там стоял высокий, немного обрюзгший моряк с излишне крепкой шеей, толстыми щеками и крепким пузом. Длинные рукава скрывали кисти рук. Мы с Иваром затеяли эту игру сначала как развлечение – не могли не покуражиться, отыскивая друг друга в переполненных барах. А потом мне стало казаться, что так намного безопаснее. Не знаю, чего опасался Ивар, но мне тоже нравилось заметать следы на случай того, если кто-то за мной послеживает. Я уже собирался выбросить клочок газеты, как вдруг название заметки привлекло мое внимание: «Новые слухи о ледии. Ледий – правда или вымысел?» и рядом: «Транспортное происшествие в двенадцатом районе». Я быстро пробежал тот кусок текста, который оставался, но узнал немного. Перевернув на всякий случай газетный обрывок, я разочарованно вздохнул: там были только фотографии разыскиваемых космопиратов. Один из них поместился целиком – никогда, встреть я этого человека, не принял бы его за бандита. “Молст”, – была подписана фотография, сумма вознаграждения за поимку, кажется, не превысила бы мой среднемесячный заработок, вздумай я подсчитать его. Эти господа из международного отдела не слишком щедры, да и волна охоты на космопиратов уже прошла – сейчас они мало кого интересовали.
В туалет вошел, пошатываясь, какой-то забулдыга, и я быстро ретировался. В зале прибавилось народу, и моя блондинка уже сидела на коленях у мичмана в синей форме. Пошатываясь, я пошел к стойке бара, но тут увидел их. Эти парни явно не были моряками или околопортовой швалью – неприметно одетые, они, тем не менее, отличались хорошо тренированным видом. Я попятился назад и свернул в узенький коридорчик, откуда посмотрел в висящее зеркало, которое прекрасно отражало зальчик. Парней было четверо, они стояли кучкой и оглядывали посетителей. Ко мне пристроился вышедший из туалета забулдыга. Он сказал, кивнув на зеркало:
– Ты не от них прячешься?
– А ты? – парировал я.
Мы одновременно усмехнулись. Тем временем в зале включили верхний свет, и я понял, что пора сматываться и очень профессионально исчез от греха подальше. Пара поворотов, запасной вход, который пока не обложили, и вот я уже на улице. Уже стемнело, фонари в этом районе считаются избыточной тратой энергии, так что никто не видел, как я скользнул в темный проулок, параллельный улице, ведущей в соседний ярко освещенный район, и в последней тени какого-то нежилого дома быстро снял с себя морской китель и бросил его в стоящий рядом вонючий бачок. Туда же отправился парик, наклейка шрама, пластиковые накладки для щек, накладная бычья шея, и накладной живот. Так что на свет электрический вышел не тот, кто подходил под определение козла, пусть даже морского, а тот, каким и был я, Таррел Борк – молодой человек с блестящими волосами цвета конопли, ясными глазами и мужественным подбородком – дипломированный космопилот, гордость и надежда космических романтиков. Правда, последние, если они и остались на этом свете, об этом пока ни сном ни духом не ведали. Спустя четверть часа я неторопливо подошел к своему флаеру на стоянке, поигрывая ключами, чтобы охрана не вздумала проверить меня на содержание алкоголя, хотя то пойло, которое я пил в таверне, алкоголем-то можно было назвать, только если разыграется воображение.
Никто меня не остановил, я взлетел и взял курс на двенадцатый район. Найти госпиталь не составило труда благодаря световому знаку на его крыше. При посадке флаер слегка тряхнуло, но мысль о том, что его надо бы сдать на профилактический осмотр, вытеснили нахлынувшие тревожные предчувствия относительно здоровья моего друга. Я нашел его в покое, который мне указала электронная справочная, эта палата располагалась на втором этаже – одноместный, но шикарный номер, если можно так выразиться, состоящий из двух комнат как минимум – куда-то вели еще две двери, я догадался, что это туалет и ванная или что-то в этом роде. Однако мой дружок Рост в последний год весьма преуспел, если его банковский счет позволял лечение в таком госпитале. Эта мысль, мелькнувшая в моей голове, тут же была вытеснена бурей чувств, ибо более печального зрелища, чем то, которое открылось моим глазам, я не видел. Ивар лежал на спине, перебинтованный с головы до ног, с торчащими отовсюду трубками, с подключенными аппаратами.
Откуда-то возникла палатная сестра и сделала ему укол, после чего исчезла. Ивар Рост открыл глаза и уставился на меня, явно не узнавая, и прошло не меньше минуты, прежде чем я с облегчением услышал, как его губы произнесли мое имя.
Я наклонился к нему и спросил:
– Ив, дружище, что с тобой приключилось?
Его пересохшие, потрескавшиеся губы дрогнули, он с трудом растянул их в усмешке, мало напоминавшей прежнюю, лицо перекосилось от боли. Кончиком языка Ивар провел по губам, прокашлялся. Наконец он смог говорить.
– Рост, ты пришел один?
– Один. Хвост пытался отрасти, но я его отрубил.
– Это ненадолго.
Ивар закашлялся, я отвел глаза. Не потому, что был деликатен, а чтобы не выдать чувства, охватившие меня при виде этого счастливчика, попавшего в переделку. Ивар повел глазами в сторону приоткрытой двери палаты. Я понял, и прикрыл ее. Наклонился к нему.
– Говори тихо, здесь небезопасно. Чем я могу помочь тебе?
– Лети на Колонго, – прошептал мой друг.
– Колонго? Что это?
– Планета Магического Круга. Да, он существует. Если я сдохну, сам или меня прикончат, все мое имущество перейдет к тебе, я давно так решил. Во имя нашей дружбы, Тар. Возьми мою карту у медсестры, которая сейчас придет, и вперед. Мой корабль в доке… Ключ… И прости…
Он все еще кашлял, когда в палату вошла медсестра. Она была очень хорошенькой и молоденькой, и я прямо ощутил то, что их связало. Эта пресловутая любовь, за которой все гонятся. Что ж, иногда она оказывается полезной, эта штука, в которую я не верю.
– Вам пора уходить, – сказала девушка, протягивая мне карту Таррела – синюю пластиковую, с круглым отверстием по центру, размером почти с мою ладонь. – Торопитесь, а то скоро выходы перекроют. Не знаю, кого будут ловить в этот раз, у нас такое часто бывает.
Она наклонилась над Иваром, что-то поправляя в трубках. Похоже, Рост отключился, истратив на разговор со мной запас энергии.
– У него оплачено лечение? – спросил я.
– Да, иначе он бы ушел в нижнее отделение. Идите же, иначе мне влетит за то, что я вас пустила. У него не было разрешения на посещения.
На площадке для флаеров несколько рабочих смотрели вниз, что-то оживленно обсуждая. Я подошел к парапету и тоже глянул вниз. Там из полицейского авто выскочило три человека, они бросились к входу в госпиталь. Я понял, что надо уносить ноги, пока их не обломали.
Я взял курс на космодром. Перерегистрация прошла без осложнений. Красавец-кораблик сиял металлической обшивкой, мигал иллюминатором, и улыбнулся мне открытым люком, пока служащий сверял маршрутный лист.
– Я получил рейдер в дар, но не знаю некоторых вещей, – как можно наивнее сказал я парню.
– Например? – он поднял голову и посмотрел на меня как на придурка.
– Например, как задать курс и куда полетит этот подарочек.
– В бортовом компьютере есть вся нужная вам информация. Счастливого пути, – он протянул мне карту.
Пять минут спустя я взлетел, оставив гостеприимную планету с ее портовой швалью, пьяными боцманами и хорошенькими медсестрами. А также с теми подлецами, которым удалось таки выследить моего осторожного друга и упрятать его в госпиталь. Надо полагать, мой камуфляж под спившегося боцмана, который я употребил просто для того, чтобы разыграть Ивара при встрече, спас меня от подобной участи. Или даже худшей, ведь таких денег, каких стоило лечение в клинике космопилотов, у меня не было.
Найдя в компьютере базу данных, я обнаружил скрытую папку с названием того места, куда мой друг направил меня. Он знал, чем взять, на каких струнах сыграть, чтобы я как зачарованный помчался на другой конец Вселенной. И этих слов было немало. Во-первых: Магический Сектор. Из нашего детского фольклора , из костров на пустыре, ночных побегов к Скалам Безмолвия, одной тоненькой, но прочной нитью связала нас тайна, которую мы поклялись раскрыть. Мы – четыре друга: я, Ивар, Криспи и Мартин. Ее поведал Ивару под страшным секретом пацан, умерший на Песталоцци. Это был худой мальчишка, страдавший от кучи болезней. К сожалению, он погиб, но не от них, а просто его нашли разбившимся под скалой. Но перед гибелью или самоубийством он рассказал что-то Ивару. А Ивар предпочел не открывать мне тайну, ведь он поклялся молчать, так он сказал. Но кое-что вылетело у него изо рта, прежде чем он его закрыл.
Это были слова: Магический Сектор существует, Рост!
И вот теперь я мог, наконец, сказать себе то, чего не осмеливался говорить с тех пор, как впервые это название поразило меня своей простотой и непонятностью: Магический Сектор есть! Он существует! Можно поздравить себя с тем, что темная тень обиды на Ивара начала рассеиваться, ведь он наконец откроет мне тайну планет этого участка Космоса. Может быть, я даже останусь там, на одной из них. Потому что попасть туда может не каждый, а только тот, у кого есть допуск в виде карты, переданной мне Иваром. А чтобы получить ее, он наверняка выложил кучу палладиев. И там меня никто не найдет, даже Карилла. Кстати, не она ли следит за мной?
––
Отец, я пишу это тебе, чтобы ты наконец понял, как ты ошибся во мне. Знаю, что Служба Посторонних Контактов передаст тебе мое послание рано или поздно. Все, что я делаю, это не для того, чтобы выжить в Новом Мире, стать кем-то значимым. Моя цель – Большой Космос, мой путь – Путь Галактики. Исправительная колония, куда меня по ошибке или злому умыслу запихнули на пять лет, сделала свое дело: я стал другим. На Песталоцци было много исправившихся, но были и такие, кто не вернулся оттуда. Но не хочу об этом. Потом.