…– Ну как, получилось?
– Да. Вот пироги и хлеб.
Ещё тёплые ковриги ароматных, хрустящих булок с яйцом, мясом, капустой и картошкой легли на расстеленный мешок, разом заполонив всё вокруг неповторимым духом выпечки. Сверху Виктор выложил пять здоровенных караваев ржаного хлеба, столько же добавил Миша.
– Ром, собирай людей, будем кушать.
Голодные глаза подошедших женщин весело засверкали. Да, такой пир нам предстоит впервые за последние три дня.
Пока оголодавший народ приступил к трапезе, мы с Виктором отошли в сторону.
– Что полицаи, не догадались?
Витя лишь довольно усмехнулся:
– Ты здорово придумал с отцом Николаем. После того, как вы «заперли» его дома и «попытались поджечь», никто в администрации даже мысли не допускает, что батюшка надумает помогать партизанам. Так что старушки смогли принести хлеб с пирогами открыто.
Хорошие бабульки, правильные. С ходу сообразили, что к чему, да ещё и людей уговорили в церковь хлеба напечь, в милость Богу. Полицаи унюхать хлебный дух смогли, а предъявить им нечего: в Храм несут, на панихиду, да батюшке на прокорм. Отец Николай себя поставил жёстко, с «бобиками» не знается, да и немцы к нему с большим уважением. Так что наших оборотней на литургии не видать, с лишними расспросами не лезут. А к бабкам? Да что с них взять, они в дом Божий пришли молиться. Тем более, что среди прихожан, принёсших хлеб, многие не имеют родственников в отряде. Не придерёшься.
Вы-то как здесь, обживаетесь?
– Да хреновато. Вы гусиный жир, мёд с самогоном принесли? Чистые тряпки?
– Сколько смогли.
– Ну, вот теперь, может, и полегчает. Двое раненых преставились, третьего лихорадит. Раны обрабатывать надо, таблетки нужны. А обрабатывать практически нечем, бинты немецкие кончились. Только отваром брусничным поим… Сейчас первача махнёт, раны жиром обмажем, перебинтуем, может, и отойдёт.
– С едой-то что?
– Да что? Мы запасы егеря неплохо подъели, а собрать перед засадой много не получилось, другие были заботы. Силки мы, как пришли, все осмотрели и сняли, чтобы себя не обнаружить. Мясо засолили остатками соли, сейчас вялим, пока не трогаем. Запас крупы уже кончился, орехи тоже. Грибы, сушёная ягода, немного дикого мёду – вот и весь рацион. С ягодой и мёдом чай, с грибами и крупой варим похлёбку, орехи в закуску. Для раненых бульон с мясом птицы.
Судя по всему, нам здесь надолго придётся осесть.
– Тут ты прав. Немцы крепко зашевелились. Гауптман Фогель нашему батюшке хвалился, что стянули два батальона пехоты, собрали всех полицаев. Будут прочёсывать лес, летуны обещали поддержку. То ли «Хеншели», то ли «Арадо». Даже артиллерия будет, миномётчиков за собой тянут. Готов к такому повороту?
– Если обнаружат, продержимся от силы полчаса. Но большего и не надо. Место для заимки Лёха правильное выбрал. Непроходимые буреломы, чаща. Сюда дороги-то никто до него не знал. И сейчас вряд ли кто найдёт. Опять же, «вход», по которому мы прошли и который в теории могут обнаружить немцы, – ты сам видел. Узкое горло, его двумя пулемётами удержать несложно будет. Против мин, правда, особо не навоюешь…
Егерь у нас был предусмотрительный парень. Выход ведёт на болота, там он гать проложил, опять же, только он её знал. Так что если нас Гансы обнаружат, то полчаса продержаться, чтобы люди ушли, мы сможем.
Но не должны. Когда от засады сюда двигались, всю махру полицаев и немецкий табак высыпали, собаки след не возьмут. Опять же, огонь лишний раз не разводим, пищу готовим только в землянке, топим по-чёрному. Запах далеко не разносится. Из лагеря никого не выпускаем.
Пусть ищут. Больше недели, максимум двух, два батальона здесь не продержат. На фронте нужнее.
Мой товарищ лишь недоверчиво хмыкнул.
– Ты уверен?
– Не на сто процентов, но на фронте люди действительно нужнее. Сам подумай, у немцев таких сил под рукой здесь не было, значит, стянули из других районов, возможно, сняли с эшелонов. Не дадут им здесь столько времени ошиваться без результата.
– Дай Бог. Что с людьми, нашёл замену?
– Ну… Двое крепких мужиков есть. Глеб и Михаил. Тёзка медведя вон, кстати, землю выносит из свежей землянки. И силой, и статью в дальнего родственника, Михал Потапыча, да и характером… Если разобраться, не такой уж и дальний. Сильный мужик, немцев ненавидит крепко, у него семья при бомбёжке пропала. Хотел сам к нам в отряд, тут-то его полицаи и взяли. А Глеба ты в дозоре видел. Ничем особым не примечателен, обычный мужик, явно не герой. Может и отсиделся бы в сторонке, да судьба выбора не оставила. Ну ничего, у меня в отряде он в себя рано или поздно поверит, осмелеет. Если, конечно, жив останется.
Опять же, в случае чего я могу рассчитывать на Романа. Он в армии служил в тридцатых, с «дягтерёвым» обращаться умеет.
– Это тот, что ли, колченогий?
– Ну и что? Он травму на железке получил, тормозной башмак при накатывании состава в ногу вылетел. Так ему с пулемётом при случае не бегать придётся. В армии сержантом был, младший командир. Обстоятельный, сообразительный, крепкий. Я его начальником тылового отряда поставлю, будет баб охранять, да с едой что-то порешает. Я, как немцы успокоятся, всех боевых в другой лагерь выведу.
– Ну, хорошо. А старики?
– А что старики? Оба имеют боевой опыт, и по германской, и по гражданской. Из трёхлинеек поддержать смогут, хоть глаза и видят хреновато. Но ведь в поле и жук мясо.
– А с молодым? Что с рукой? Воспаление сильное?
– Вчера вечером в сознание пришёл. Воспаление спадает, да только тяжело он этот удар судьбы принял. Не ест, поят силком.
– А поговорить с ним ты не пробовал?
– А что говорить? Пацан руку потерял, уже не боец.
Виктор внимательно посмотрел мне в глаза.
– Ты хочешь стать по-настоящему хорошим командиром? Пока ты им не являешься. Ведь хороший командир просто обязан беречь и ценить людей. Сейчас же они для тебя расходный материал, что в корне неправильно. Учти, жизнь мальчишки на тебе, и тебе за него отвечать перед Богом.
Слова Виктора запали мне в душу. Он уже ушёл, а я всё думал над тем, как смогу вернуть Лёньку. Долго думал.
– Ань, пойди-ка сюда!
Невысокая крепенькая девушка лет восемнадцати, с довольно простыми чертами лица, но в то же время с тёплыми живыми глазами и, что уж скрывать, довольно складной фигурой оказалась единственной красивой женщиной в отряде. Она как магнит притягивает взгляды мужчин.
И это ещё одна причина увести бойцов в другой лагерь: бабе среди воюющих мужиков места нет. Не о том думать будут. Да и мне, честно говоря, спокойней.
– Да, Никита Александрович, что вы хотели?
И голос хоть и не особо мелодичный, но звонкий, приятный. А улыбка…
– Ань, что там Леонид? Кушал?
– Нет, отказывается, – неподдельно грустно ответила девушка, – не ест уже второй день. Вообще ничего. Если так продолжится… Даже не знаю, что и думать.
– Понял.
Мальчишка лежит в единственной деревянной времянке на импровизированном лежаке из наваленных еловых лап, сверху накрытых трофейной курткой. Отвёрнулся, делает вид, что спит.
– Леонид.
Мой тихий призыв не нашёл отклика, но лёгкая дрожь плеч выдала парня.
– Леонид!
На повышение голоса парень реагирует. Сел, развернувшись ко мне лицом. Смотрит вниз, лицо тёмное. На щеках отчётливо различимы следы от ручейков слёз.
– ВСТАТЬ!!!
На мой окрик перепуганно разворачиваются ухаживающие за ранеными женщины. Кто-то из особо сердобольных заохал. Ну конечно, жалейте его, жалейте, чтобы парень окончательно погас.
– Боец партизанского отряда Михайлов, почему вы сразу не встаёте, когда с вами разговаривает старший по званию?
Лицо пацана надо видеть. Точнее, глаза, в которых застыла боль вперемешку с ужасом. Боль понятна, а ужас от того, что я разговариваю с ним, увечным, в таком тоне и что-то требую. Неужели я ничего не понимаю?!
– Боец Михайлов, вы чего-то не поняли? Почему вы не участвовали в разворачивании лагеря? Думаете, ваша помощь была не нужна? У нас не хватает людей, а вы отлёживаетесь.
Парень снова задрожал, в глазах показались слёзы, первые капли которых уже побежали вниз.
– Или вы думаете, что я не способен понять вашей ситуации? Так вот, вы ошибаетесь. Я прекрасно понимаю сложившуюся ситуацию. Понимаю, что идёт война. Что гибнут люди. Что враг, который УЖЕ захватил часть нашей земли, позволяет себе истреблять гражданское население. И чтобы его остановить там, далеко-далеко на востоке, мы здесь должны делать всё от себя зависящее. А именно – пускать поезда под откос. Враг будет мстить, будет убивать заложников, а мы будем их отбивать. Будем наносить ответные удары. И для этого мне нужны люди. Посмотри, много ты видишь мужчин в лагере?
Лёня невольно направил взгляд в сторону открытого прохода, затем коротко отрицательно кивнул.
– Вот именно. Их не только немного, их практически нет. А ты – мужчина. И мне всё равно, что у тебя осталась одна рука. Ты можешь сжимать в ней гранату или нож, можешь придерживать пулемётную ленту, можешь стрелять из пистолета. Ты можешь кучу всего и одной рукой.
Да, ты не полноценный боец, в рейды я тебя уже не возьму. Но ты ведь не думал, что я включу в отряд вот этих людей?! Вот этих баб, вон ту девчонку, старика? Нет, конечно. Для гражданских будет создана отдельная база. Но ведь кто-то же должен будет их охранять?
И кто-то должен быть связным между двумя лагерями. А если немцы и полицаи найдут лагерь – кто-то должен будет их задержать! Хоть и ценой своей жизни.
Вот этим человеком ты и будешь. И если ты за всю свою оставшуюся жизнь убьёшь хотя бы одного немца с одной рукой, так чем ты будешь хуже тех, кто погиб с обеими, не остановив ни одного врага?
Лёня, пойми. Жизнь не закончилась, ты жив! Заражения не началось, а это большая удача. У тебя есть родители?
Парень лишь коротко кивнул, снова опустив глаза.
– Так неужели ты думаешь, что твои родные были бы счастливее, если бы узнали, что ты погиб? Глупый! Вот что самое страшное, что самое необратимое – смерть! Там, за чертой, обратного хода не будет. И поверь, любой из них, ушедших, был бы рад с тобой поменяться. Так что прежде, чем думать о том, что ты потерял, подумай о том, что у тебя осталось. А для родителей – хоть без рук и без ног, для них ты всегда останешься любимым сыном. Уйти сознательно, не в бою, а так – это предательство. И для родителей, и для нас!
На окончании фразы я вновь добавил металла в голос. Пусть не раскисает, он действительно нужен мне как боец.
– И последнее. Я бы понял тебя, если бы тебя ранили в пах. Вот тут да, для мужчины уже жизнь не мила. Ни одной девки…
– Вы думаете, на меня хоть кто-нибудь теперь посмотрит?
Я позволил себе лёгкую улыбку, впрочем, практически сразу стерев её с лица.
– Я задам тебе один вопрос, который уже задавал. Посмотри по сторонам. Ты видишь много мужчин? Нет? А знаешь почему? Потому что идёт ВОЙНА. Потому что мужики на ней гибнут тысячами каждый день. И ты уже принял в ней участие, ты выжил в бою с сильным противником, ты был тяжело ранен, но рана не воспалилась. Ты получил возможность и моральное право ВЫЖИТЬ.
А ведь война кончится. Когда-нибудь. Ты представляешь, насколько баб будет больше, чем мужиков? Нет? А теперь представь.
Это жестоко и несправедливо, как и сама война. Она отнимает любимых, отнимает сыновей, женихов, отцов, мужей… Но это кончится. Люди с новой силой захотят жить, любить, рожать… И ты думаешь, что не найдётся женщины, которая будет рада принять в дом мужика? Да что там рука! Сколько с фронта покалеченными вернутся! И им будут рады, ведь многие не вернутся ВООБЩЕ. А с целой рукой, да с двумя ногами, а главное, – тем, что болтается между ними, не пропадёшь, слово тебе даю.
Вот тут я позволил себе широко улыбнуться. Но и мальчишка наконец-то ответил несмелой улыбкой.
– На пирожок с курицей. Съешь медленно, тщательно пережёвывая каждый кусочек. Еды у нас немного, так что кушай не спеша, лучше насытишься. Тебе нужны силы, силы чтобы выжить. Будет ещё одно задание, но вначале выполни первое.
Мальчишка начал жевать. Ох, сколько усилий ему потребовалось, чтобы не заглотнуть ковригу разом! Но парень справился с собой.
– Держи. Это пистолет «люгер», под патрон 9 мм. Сильная штука на ближнем расстоянии. Теперь это твоё штатное боевое оружие. Твоя задача – освоить его в совершенстве. Смотри и запоминай, показываю один раз.
Дальше я наглядно продемонстрировал, как можно зарядить и разрядить пистолет, взвести на боевой взвод одной рукой, зажав его или между коленями, или в подмышечной впадине.
– Как наработаешь этот навык, приступай к тренировкам по правильному прицеливанию. Учись подолгу удерживать пистолет в руке, чтобы его вес стал «родным». Пробуй отжиматься, чтобы укрепить руку.
Как целиться: необходимо свести мушку с прорезью прицела в одну линию и навести их на цель; стрелять желательно в корпус. Пистолет будет дёргать при стрельбе, так что целься чуть ниже того места, куда хочешь попасть. Если твой противник движется вправо или влево, бери упреждение в половину человеческой фигуры. За спусковой крючок тяни плавно. Понял?
– Так точно!
– Вот и молодец. Приступай к занятиям.