Николай проснулся, словно из омута вынырнул. Вокруг царила темнота, он посмотрел в окно и увидел звёздные россыпи, над лесом висела полная, огромная луна, заливая жемчужным светом широкий луг и озёрную гладь.
Кое-как поднявшись, он спустил с кровати ноги и прикрыл глаза, потому что всё вокруг него вдруг завертелось. Подождав, когда в голове проясниться, Николай оглядел комнату. На столе стояла кружка с водой, и он выпил всю, потом заглянул в крынку, там был отвар каких-то трав, он выпил и его.
Сил прибавилось, в голове прояснилось, и Николай стал думать о том, что же с ним произошло, и где он оказался…
«Наверное, я умер, – думал он, – Этот человек, похожий на медведя, убил меня… и теперь мне всё мерещиться. Остяк мне рассказывал, легенда есть у них про Арка, человека-медведя, который хранит этот край…И теперь, после смерти, он наказывает меня…»
Николай немного озяб, в окно веяло утренней прохладой с озера, за лесом небо уже светлело, гасли звёзды – с востока катился рассвет. Звонко запел горластый петух, и Николай удивился – вот же, и на том свете есть петухи да куры, надо же, диво какое.
В доме послышались шаги и в комнату вошла Марья. Увидела сидящего у окна Николая, она заулыбалась.
– Ну, гляжу сдюжил ты, Николай. Отступила болезнь, теперь силы набираться будешь.
– Марья, благодарствуй за заботу. Кабы не ты, и вовсе худо мне пришлось. Только скажи ты мне Бога ради… где я? Я помер и попал на тот свет? Почему… ведь была зима, я провалился под лёд… и оказался здесь, где лето…
– Давай-ка, ложись сперва, окутайся. Ты слаб ещё, нельзя тебе. Не знаю, как тебе ответить, – покачала головой Марья, – Ты себя чувствуешь мёртвым?
– Н… нет… я не знаю… но как же… лето?
– Лето, – согласилась Марья, – Ирвил пожалела тебя. Брата своего не послушала, bАркыная тоже упросила, оставить тебя в живых, а он ведь убить тебя хочет. И сейчас не смирил гнев… да разве можно такое простить? Прав он – всё тебе дадено было, благоволил тебе Ирбис, гор и тайги хозяин, а ты чёрным злом ему отплатил. Зверя стал бить без счёту и нужды, хотя дано тебе было, сколько надобно, и удача была при тебе. Потому и пришёл на заимку к тебе шатун, рассердил ты хозяина неблагодарностью своей, да алчностью – всё тебе было мало. Всё у тебя и забрали, всю добычу – в науку. А потом и вовсе зло тебя обуяло… Анийян убил, и сыночка её… Им ведь своя жизнь назначена была, а ты решил, что можешь вершить – кого жизни лишать.
– И… что теперь со мной будет?
– Не знаю… я и сама здесь оказалась… свои у меня грехи. Только после, когда меня отпустили, не захотела я возвращаться. И мне позволили здесь остаться, теперь вот тебя выхаживаю… Может и ты не захочешь обратно.
– Как же, у меня там Катерина… как она без меня? Я только… дом у нас новый, свадьбу играть собрались.
– Ладно, что судить-рядить. Не тебе теперь своей судьбой распоряжаться, и коли позволят искупить да вернуться – так тому и быть.
– Я не знал… что это люди… медведица та, – пробормотал Николай, – Охотник тем и кормится, испокон веков так пошло! За что же меня-то?
– Вот в том и дело – когда поймёшь, за что, тогда может и вернёшься. Видать, судьба такая у тебя, и не дано людям знать, что боги им уготовали.
Пришло утро, Николай вышел из комнаты, где провёл в болезни невесть сколько времени, и осмотрелся. Лежал он в небольшой светёлке, а сам дом был большим, с высоким потолком и большой расписной печью. Широкий дубовый стол, гладкий, был покрыт льняной дорожкой, на которой стоял медный самовар. Всё как у людей, вот только одно – угла красного с образами, как у всех добрых людей – в избе не было.
Марья указала ему на стоявшую у края стола кружку, рядом лежала краюха хлеба. Николай почувствовал голод, и вмиг всё съел и выпил. Молоко было парным, вкусным, давало силы и напомнило Николаю его далёкое детство, когда родители были ещё живы, и матушка доила добрую и спокойную Белуху…
– Марья, давай работы какой, – сказал Николай, – Не зря ж ты меня выхаживала, пора и мне за добро отплатить.
– Баню поди затопи, тебе отпариться надо, – улыбнулась Марья, – Повезло тебе, Николай, что цел-невредим остался… мороз, он никого не щадит.
Николай оглядел двор. Ничего приметного в нём и не было – двор как двор, позади дома огород посажен, куры ходят, всё как в обычной деревне, в какой двор ни загляни. И баня была обычная, принялся Николай воду носить, печку затопил, руки-то соскучились по работе. Потом присмотрел, что ещё во дворе мужицкого догляду требует, всё переделал.
К вечеру во двор прибежали двое парнишков, черноглазых и крепеньких, словно боровички, увидев Николая во дворе, притихли, и поглядывали на него с опаской, прокрались к крыльцу и шмыгнули в дом, где Марья управлялась у печи, налаживая горшки в печь.
Николай приглядел в амбаре кое-какой инструмент в ящике, достал оттуда короткий, порядком уже сточенный ножик, потом подобрал в дровнике пару деревяшек. Резать-то его научили, дядька у него был мастер на это дело, в семье которого Николай после смерти родителей жил. Поколдовал над деревяшками недолго, и появились тут же коник небольшой, и медведь, чуть поболе. После пошёл Николай в дом, знакомиться.
– Ну вот, уже и баня поспела, – сказал он Марье, мальчишки сидели у стола и пили молоко, а увидав его присмирели, притаились.
– Ну, пострелята, допивайте, сейчас вас сперва отпарю, после и Николай наш пойдёт, – Марья ласкового погладила мальчишек по головам, – Ему опосля хвори надобно косточки отпарить. Ну, Николай, вот погляди, это мои ребята, Василёк и Федюнька.
– Нате-ко, вот вам по игрушке сладил, – сказал Николай и улыбнулся, увидев, как заблестели ребячьи глаза, – опосля получше сделаю, пока-то по-быстрому вот сострогал.
– Благодарствуй, дяденька, – сказал робко Василёк, он был постарше, – Как ладно ты умеешь, вот бы и мне так научиться.
– Ну, было бы старанье, коли захочешь, так я тебя и научу, – сказал Николай, мир да лад между ними был установлен.
После бани, когда все в благостном настроении сидели у самовара, Марья рассказывала мальчишкам сказку, а те клевали носами.
– Умаялись за день, пострелята. Ну, подите спать, – Марья отправила ребят, а сама налила себе чай в блюдце.
День угасал за лесом, с востока шла на деревню ночь, устилая небосвод синим покровом и зажигая одну за одной бусины звёзд.
– Это твои что ли? – спросил Николай, кивая на светёлку, куда мальчишки ушли.
– Ну, теперь мои. Отец ихний по весне пропал, рыбалил на большой воде, да сгинул, потонул видать. А зимой мать не уследила, с устатку заснула, самой ведь всё приходилось теперь делать, вот по дрова в лес сама пошла, вернулась уставши сильно. А ночью печка угар дала, вот и… теперь я им и за мать, и за отца.
Заснул Николай быстро, и спал в ту ночь без сновидений, а рано утром, когда рассвет только занялся, тронула его Марья за плечо, склонившись над ним:
– Вставай, Николай. Нынче пора дело справлять, коли ты решишься… Аркынай скоро придёт за тобой.
Николай поднялся, беспокойно стало на сердце, что ему предстоит сделать, какое наказание ему назначат за содеянное?