В автобусе ехали молча, отвернувшись каждый к своему окну. Антона душила обида. Пипеткина, своя в доску Пипеткина, не поверила ему в такой малости! Разозлилась на совершенно деловой поцелуй какой-то Октонии, которую он и видел-то в первый и последний раз в жизни! Особенно обидно было потому, что Светка могла, но даже не подумала прибегнуть к своей силе, чтобы узнать истину.
Не менее унылы были и мысли Угоши. К тому же ее ужасно раздражала необходимость сотрудничать с Антоном.
Ближе всех к истине, как ни странно, оказался Волчок. Не сомневаясь, что его друзья немного сошли с ума, он решил не обращать внимания на их взаимную неприязнь и полностью отдаться делу спасения леса, в котором водятся такие вкуснопахнущие зайцы, как Цок. Дальше в своих размышлениях Волчок не продвинулся. Огромный, грузный, он занимал большую часть прохода, поэтому всю дорогу ему приходилось поджимать то лапы, то хвост, дабы не пострадать от ботинок какого-нибудь дачника. Это постоянно отвлекало и не способствовало глубоким философским изысканиям.
Только у городского автовокзала Угоша оторвалась от окна и бросила куда-то в сторону:
– Круглов, если хочешь быть в курсе моих действий, звони Ларисе Савельевой на домашний.
– Жаль, что у нас есть только один лес, нуждающийся в помощи, – проворчал достаточно громко Волчок. – Было бы два, вы бы и при деле находились, и не ссорились.
Ни Угоша, ни Антон даже не шелохнулись. Но хороший энергетический подзатыльник, от которого у Волчка шерсть встала дыбом, лучше любых слов подсказал ему, что не стоит бередить своим волчьим носом чужие раны.
Антон шел по шумным городским улицам, с интересом оглядываясь по сторонам. Недели, проведенные в лесу, подарили его глазам остроту, утерянную от ежедневного созерцания одного и того же пейзажа – похожих друг на друга проспектов, домов, машин. Наверное, так мог бы себя чувствовать Робинзон Крузо, вернувшись после одиноких приключений к цивилизованной жизни.
К тому же у кикимор Антон успел многому научиться. И эти знания теперь теснились в голове, намекая, подсказывая, нашептывая… Ну вот, например, мог ли он еще недавно предположить, что каждая улица в его родном городе имеет свой собственный запах? Или что проходить мимо детского сада много приятнее, чем мимо больницы?
Он, как антенна, принимал чужие радость, страх, боль. Без чьей-либо помощи мог внушить всем встречным людям и собакам, особенно собакам, что огромный дикий волк, который идет рядом и скалит зубы, на самом деле симпатичный домашний песик. Только очень и очень большой.
Еще на подходе к собственной пятиэтажке Антон почувствовал, что дома никого нет, и огорчился. Маму он не видел уже почти три недели. После аккуратненького Угошиного внушения та была уверена, что ее сын отправился поваляться на галечном крымском пляже и вернется только к началу учебного года.
На всякий случай Антон несколько раз надавил на кнопку звонка.
– Чего шумишь? – спросил Волчок. – Там никого нет.
– Да знаю я, знаю… Интересно, куда она могла деться?
– Куда, я тебе не отвечу, но, что давно – это точно. Ты разве не чувствуешь?
– Нет. Пока не научился. Волчок, а как давно ее нет?
– Да, пожалуй, уже с неделю, – принюхался волк. – След совсем остыл.
Антон растерялся. Куда пропала мама? И ключ… Уезжая из дому, он не взял ключа.
Пока он в растерянности созерцал собственную дверь, лязгнул замок, и в коридор выглянула соседка тетя Маша.
– Ой, а я слышу, к Кругловым кто-то пришел. Антончик, это ты?
– Дух отца Гамлета, – щегольнул Волчок подслушанной где-то фразой. За что ощутимо получил по уху.
– И собачка твоя с тобой!
– Ма-а-ленькая такая, – продолжил упражняться в юморе Волчок, не слишком опечаленный Антоновыми шлепками.
– Теть Маша, я тут вернулся раньше времени. А где мама?
– Так она, как тебя в Крым отправила, в Родионовку, к сестре, подалась. На весь отпуск. Чтоб той с огородом помочь. Да и повеселей им вдвоем будет. А ты-то почему вернулся? Случилось что?
– Что со мной может случиться? Надоело на солнце вялиться…
– Оно так. И зачем все на это море рвутся?! То ли дело наша речка, – согласилась соседка. – Ой, а ключ-то! Ключ!
– Что ключ?
– Так мама твоя мне на всяк случай ключ от квартиры оставила. И цветы поливать наказала.
– Давайте его мне! – обрадовался Антон. Проблема решалась – лучше не придумать. Пустая квартира – как раз то, что сейчас нужно.
– Кажется, нам повезло, – разумно заметил Волчок и, обнюхав порог, первым вошел в отпертую дверь.
– Ларис, Ларис, это я, открой! – нетерпеливой скороговоркой прошептала Угоша и поскребла прямо напротив носа прильнувшей к дверному глазку подруги. В квартире ахнули, дверь распахнулась, явив выпученные глаза и удивленно поднятые брови Ларисы Савельевой.
– Светочка!!! Это правда ты?
– Я, я!
– Вернулась! – Лестничная площадка огласилась звонким «ура», и уже в следующее мгновение любимая подруга была втянута в комнату, обнята и отстранена на удобное для разглядывания расстояние. – Какая ты загоревшая!
– Ты тоже ничего себе. А где Вера Семеновна?
– Она в магазин пошла. Должна уже вернуться.
– А папа? Он приехал?
– Приехал и снова уехал, – чуть погрустнела Лариса. – Теперь в Германию. На все лето. Обещали отпуск дать, а тут какие-то важные дела возникли. В общем, ты опять с ним не познакомишься. Ой, я так по тебе соскучилась!
– Я тоже, – Угоша тяжело вздохнула, и это заставило Ларису взглянуть на подругу повнимательнее.
– Чувствую, что-то случилось. Глаза на мокром месте были. Уши и когти росли. Так?
– Так… – Кикимора посмотрела на свои руки, поправила волосы. – А что, еще заметно?
– Немножко. Для тех, кто знает. Ты давай-ка, пока мамы нет, рассказывай!
– Сейчас… Ты скажи, только честно, мне можно у тебя пожить? Вера Семеновна не будет против? Не хочу ее заклятиями дурить.
Лариса пожала плечами:
– Глупый вопрос. Сколько угодно! Мама тебя любит. Уже несколько раз вспоминала.
Угоша доковыляла до своего любимого кресла, села на краешек, и… слезы, сдерживаемые там, здесь хлынули ручьем.
– О-о-о, как все серьезно! – Лариса обняла подругу за плечи. – Кончай воду лить. Рассказывай, что произошло.
– Я не знаю, с чего начинать, – всхлипнула кикимора.
– С самого главного.
– Главное – все! Ларис, я с Антоном навсегда поссорилась. А еще у нас собираются лес спилить, чтобы свалку устроить. Я поэтому и вернулась раньше времени.
– Подожди, ничего не пойму. Круглов собирается сделать из какого-то леса свалку, и ты с ним из-за этого навсегда поссорилась?
– Да нет же! Нет! Он к свалке не имеет никакого отношения. Ее какие-то неизвестные люди задумали устроить в лесу возле моего болота. Им плевать на то, что погибнет много животных и все растения. Но есть еще кое-что, чего они не знают или не хотят знать. Озеро, которое расположено посреди этого леса, соединяется с очень большой подземной рекой. А река идет прямо в городское водохранилище. Представляешь, что будет, если из твоего крана польется вода со свалки?!
– Воду чистят… – растерянно произнесла Лариса первое, что пришло в голову.
– Столько дряни никто не очистит. Поэтому мы вернулись. Я и… Круглов. Будем пытаться найти тех, кто собирается уничтожить лес. Надо убедить их не делать этого. Правда, я пока не знаю, как и кого искать. Ларис, ты будешь мне помогать?
– Конечно, Светочка! Ты еще спрашиваешь! Только не плачь. Вместе мы обязательно придумаем что-нибудь простое и правильное. А Антон, он что говорит?
– Он… он… – Угоша заревела с новой силой.
Лариса на этот раз предоставила слезам возможность вылиться, потом посмотрела в красные глаза подруги, кивнула. Поняв кивок правильно, Угоша продолжила:
– Ларис, мы очень хорошо учились у Гарпины, гуляли, по ягоды ходили, разговаривали… А вчера я пошла в лес и увидела, как Антон целуется с Октонией.
Лариса ахнула:
– Не верю! Может, тебе показалось?!
– Если бы! Он не просто целовался – про любовь на весь лес орал, как идиот. Думал, наверное, что его никто, кроме этой дуры, не слышит.
– А кто эта Октония?
– Кикимора из дальнего леса. Глупая и ленивая. Почти ничего не умеет. Даже Гарпина с ней справиться не может. Зато вредности – выше крыши. Не понимаю, как Антон мог в нее влюбиться?
Лариса в задумчивости потерла лоб.
– Слушай, а если она на него как-то подействовала? Вашим волшебством. Приворотом каким-нибудь.
– Не получается. Понимаешь, мы с Кругловым успели у Гарпины пройти полный курс по распознаванию чужих воздействий и защите от них. Он хорошо учился. Не могла его такая неумеха, как Октония, своей воле подчинить. Просто, Лариска, он меня нисколечко не любит…
– Стоп! Не реветь! – скомандовала Лариса, и Угоша, готовая выдать очередную порцию слез, только горько улыбнулась.
– Ладно, не буду… Раз Антон такой, то и рыдать по нему незачем. Надо лес спасать!
– Умничка. Про Круглова пока не думай. Думай про лес. Как ты его собираешься спасать?
– Хотелось бы знать… Наверное, надо найти тех людей, ну хозяев свалки. И поговорить с ними, объяснить, что ее ни за что нельзя там делать.
– Ты считаешь, они послушают? – с сомнением покачала головой Лариса. – Да они с тобой и разговаривать не захотят!
– Если не захотят, тогда я сделаю так, что они о ней просто забудут, – раздумчиво проговорила Угоша, одновременно взвешивая обе идеи. – Знаешь, пожалуй, говорить с ними и не стоит. Забыли и забыли себе, а? Навсегда!
– А ты такое сможешь? Навсегда – это все-таки очень круто.
– Пока я могу на время. Но Гарпина – это наша с Кругловым наставница – научит, как сделать навсегда.
В замке лязгнул ключ, послышался шелест пакетов и женский голос, бормочущий какую-то веселую песенку, и через минуту в комнату заглянула Вера Семеновна:
– Ларисик, как ты тут?
– Здрасьте! – вскочила Угоша.
– Мам! К нам Светка приехала! – тут же, не давая опомниться, сообщила Лариса, надеясь, что мама успела достаточно сильно полюбить Пипеткину, чтобы не задаваться вопросами о ее появлении у них дома.
– Светочка! Как я рада! Мы с Ларисой каждый день о тебе вспоминали, – воскликнула Вера Семеновна.
Угоша обняла подошедшую к креслу Веру Семеновну, радостно чмокнула в щеку.
– Я тоже о вас очень-очень часто вспоминала. Можно мне еще немного у вас пожить?
– Конечно, живи! И Лариса рада будет. Вы же с ней такие хорошие подруги! А что, мамочка твоя опять уехала?
– Уехала. Вам огромный привет передавала, – слукавила Угоша, вынужденная поддерживать выдуманную год назад историю об однокласснице, отдавшей дочь на попечение своей любимой подруге Вере Савельевой. Ложь была подкреплена таким мощным заклятием, что, судя по реакции Веры Семеновны, оно не рассеялось и поныне.
– Спасибо, Светочка! Ты располагайся, где что – помнишь. С Ларочкой пока поболтайте, а я тем временем обед приготовлю.
Вера Семеновна еще раз обняла «дочь подруги» и уплыла на кухню. Едва она скрылась, заверещал телефон. Лариса нехотя подняла трубку.
– Савельева, привет!
Лариса расплылась в широченной улыбке.
– Кто это? Антон? – заметив радость на лице подруги, быстро спросила Угоша. Лариса кивнула.
– Привет, Антончик! Ты из дома звонишь?
– Да. Тебе Пипеткина все успела рассказать?
– Да уж…
– И про то, что мы теперь как кошка с собакой?
– Ага. А кто из вас двоих собака? Я их больше люблю.
– Из троих. Собакой можешь считать Волчка. А вообще-то я по делу звоню.
– Он с тобой! – обрадовалась Лариса. – Да, эту собаку я люблю больше всех. Так ему можешь и передать. А насчет дела… Мы пока только думаем.
– У меня идеи появились… Если Пипеткина не заерепенится – она же у нас с характером, вбила себе в голову какую-то чушь и верит в нее – тогда приходите ко мне. Мама в селе, у сестры. Квартира свободна.
– Светка, у Антона толковые идеи! – глянула на подругу Лариса. – Что ему ответить?
– Скажи, что мы идем к нему, – вздохнула Угоша. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось видеть Антона Круглова. И его же – Антона Круглова – она хотела видеть больше всего.
Антон, встретивший девочек у порога, выглядел совершенно спокойным. Но хорошо знавшая его Лариса поняла, что это – всего лишь маска. Пропустив Угошу в комнату, она тихонько шепнула: «Круглов, не раскисай! И не сдавайся!»
Нет, раскисать Антон не собирался. По крайне мере сейчас.
– Мы пока с Волчком домой шли, у меня пара мыслей проскочила. Хочу поделиться, – сказал он, стараясь не глядеть на кикимору.
– Мы тебя внимательно слушаем, – рассматривая потолок, ответила Угоша.
– Замечательно. Идея первая. Заставить отказаться от свалки – дело серьезное. Этим должны заниматься взрослые. Но не кто попало, а те, кого мы хорошо знаем. В ком уверены, что они не испугаются, не бросят.
– И еще чтобы их нельзя было подкупить! – добавила Лариса.
– Правильно! Я думаю, прежде всего о свалке надо рассказать нашей классной.
– Нина Олеговна уехала на все лето, – сообщила Лариса. – Мой папа мог бы, но он в командировке в Германии. А мама… У нее характер неподходящий.
– И у моей неподходящий, – вздохнул Антон. – Папа с нами давно не живет… А если директору школы рассказать?! Она вроде бы ничего…
– Уехала!
– Слушай, Ларис, у нас что, весь город разъехался?!
– Как обычно. Лето же!
– Ладно, тогда рассказываю про вторую идею. Я, пока с Волчком домой шел, одну штуку интересную заметил. Оказывается, после заклятия на волка не обращают внимания только те собаки, которые рядом. А на дальних оно не действует.
– Твое заклятие не действует, – уточнила Угоша.
– Да, мое заклятие не действует, – таким же нудным тоном подтвердил Антон. И, не сдержавшись, добавил ехидно, с нажимом: – Оно у меня не такое сильное, не такое талантливое, не такое совершенное, как твое.
Угоша вспыхнула.
– Ну, ну, дальше рассказывай! – поспешно вклинилась в перебранку Лариса, понимая, что еще чуть-чуть, и им со Светкой придется убираться восвояси.
Антон, поймав ее умоляющий взгляд, продолжил:
– И я подумал… Что, если это заклятие вообще снять? Тогда все городские собаки увидят на своей территории волка. Настоящего, пахнущего лесом. Врага! А он им еще и подыграет. Повоет немного, порычит.
– И меня сожрут с потрохами, – в тон другу продолжил Волчок. На его реплику никто не обратил внимания.
– Зачем это надо? – спросила с недоумением Угоша.
– А вот для чего. Пипеткина, ты помнишь, как Цок…
– Это еще кто? – перебила Лариса.
– Зайчонок. Он о свалке сообщил. Так вот, Цок обмолвился, что от человека, который приходил в лес, воняло собакой. Помнишь?
– Мне об этом неизвестно.
– Наверное, мы тогда только с Волчком были…
– Ладно, теперь я услышала. Дальше что?
– Дальше – сопоставляй! Мы пускаем по городу Волчка без всякой защиты, он на себя, как на наживку, собирает свору городских собак, большущую свору, и…
– И вы у них спрашиваете, знают ли они человека, который приходил тогда в лес! – воскликнула, обрадовавшись своей догадливости, Лариса.
– Или хотя бы собаку этого человека, – задумчиво добавила Угоша. – Хорошая идея. Только я пока не представляю, как мы псам все это объясним.
Антон обернулся, взял со стола небольшой кулечек, свернутый из газетной бумаги.
– Проще простого. У меня кроссовки с рифленой подошвой. Пару кусков земли я наковырял. Дадим собачкам понюхать, а дальше… В общем, дальше понятно.
– Ладно, принимается, – кивнула Угоша.
– Нет, нет! Подождите! Быстрые какие! А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я быть живой наживкой и нестись по всему городу со сворой на хвосте?
– Ну, Волчочек, ну, лапушка! – обняла волка Угоша. – Все так хорошо получается! А ты умница, ты бегаешь быстрее всех этих собак. Они по городу, как мухи по стеклу, ползают. У них гиподинамия. А ты у нас зверь лесной, опытный, сильный и очень красивый!
– Уговаривай-уговаривай, – закатил глаза Волчок. – Мне это нравится. Можешь заодно спинку почесать. Кстати, ты не забыла, что я женился? У меня дома жена молодая, и скоро волчата появятся. Кто их кормить будет, если меня собаки съедят?
– Да что ты заладил: съедят, съедят! Ты сам кого хочешь скушаешь… Ладно, Волчок, не ломай комедию, – приструнила друга Угоша. – Ты удерешь от любой собаки. Приведи свору ко мне, я шепну пару нужных слов, и – свободен.
– Исключительно для тебя, Уг, исключительно для тебя! – рыкнул Волчок, зевнул и лег, прикрыв лапой нос.