Он ехал в маршрутном автобусе, не отводя взгляда от полей и перелесков, мелькавших за окном. Блудный сын… Сколько же прошло времени с тех пор, как он, молодым лысеньким новобранцем, в гурьбе таких же, направлялся на прохождение срочной службы? Пятнадцать?… Да какой там!.. Уже девятнадцать лет прошло. Он ужаснулся скорости течения времени. А как вчера все было! Хотя, если оглянуться, сколько всего после этого «вчера» произошло – на две жизни хватит. Он давно уже не тот бритый юнец в мешковато висящей форме.
Какой-то пожилой мужчина, сидящий напротив, внимательно разглядывал его, но, наткнувшись на колючий взгляд, непроизвольно отвел глаза. Да, мало кто выдерживал его взгляд. Иногда ему доводилось одним этим взглядом вгонять своего противника в ступор или в паническое бегство, а то и откинуть от себя. Так их учили, и он овладел этим искусством в совершенстве, потому что те, кто не научился, уже давно под землей парят кости… Если было, кому их похоронить.
Автобус проехал мост через небольшую речушку, и на горке появился белый указатель – «Духовщина».
– Ну, вот я и дома, – сказал он вслух. Правда, дом – это там, где тебя ждут. А его никто не ждал. Мать умерла еще лет десять назад, когда он жарился где-то в Центральной Африке, выясняя отношения с умниками из бактериологических лабораторий, и узнал о случившемся только через полгода, а сестра выскочила замуж и укатила в областной центр. Узнает ли она своего непутевого младшего братишку?
Автобус остановился на автовокзале. Какое громкое название для одноэтажного домика, похожего на избушку на курьих ножках, сбежавшую от Бабы-яги на подработку в город, к людям. В его городе все небольшое. Только железнодорожный вокзал отличался – не было его отродясь в этом городе. Огромный пустырь на месте, отведенном под его запланированное, но отмененное, строительство. Это, пожалуй, единственное что-то большое в маленьком городке. Не рентабельно, говорили, тянуть сюда ветку. Да и трудно назвать городом место, в котором проживает всего-то полторы тысячи человек. А вот ведь, расщедрилась когда-то императрица Екатерина и сделала подарок своему возлюбленному. Негоже, чтобы первый фаворит императрицы князь Потемкин в деревне родился. Город! Мужчина ухмыльнулся посетившей его мысли. Он все равно любил свою Родину. Этот маленький городок с красивым и звучным названием Духовщина. Куда бы ни закидывала майора судьба, как бы ему не было плохо – он знал, что когда-нибудь вернется домой: в свой маленький городок, в небольшую бревенчатую хату возле чистого пруда, где полно уток и гогочущих гусей. Он был в этом уверен. Может, только эта уверенность, если разобраться, его и спасала. Не поворачивается язык называть свою работу войной. Задания – так они и называли свои командировки, поскольку направлены они были именно на то, чтобы не допустить эту самую войну. Майор, специалист по выживанию, вооружению и рукопашному бою, позывной «Леший» – только теперь все с добавкой: в отставке. В отставке для командования, но не для себя.
Закинув сумку на плечо, тренированным в длительных переходах шагом, он направился по привычной, выученной еще в детстве, дорожке. Никто не узнавал в статном поджаром мужчине с мускулистой атлетической фигурой того сорванца, от которого стонали учителя и соседи. Хотя нет… вон тетка Маня, соседка, у которой он воровал в детстве огурцы, наливает воду из колонки. Загляделась на прохожего, да и забыла, что ведро-то уже полное – льется через край.
– Здравствуйте, тетя Маня, – мужчина перекинул увесистую сумку на другое плечо и слегка поклонился женщине.
– Лёшка, ты, што ль? – женщина слеповато прищурилась, разглядывая собеседника.
– Я, теть Мань, я.
Он, конечно, понимал, что от того Лёшки, которого она помнила, уже ничего не осталось. И будь зрение у нее чуть получше, вряд ли она его бы узнала.
– Ой, радость-то какая! А мамка-то твоя не дожила. Померла, горемычная, подруга моя! – запричитала старая женщина. – А Лизка-то мне ключи оставила, как знала. Пойдем, я тебе хату открою, – забыв про воду, тетя Маня посеменила в дом, продолжая причитать. – А мы вот с Егоркой живем. Внучека прислали мне на каникулы. Такой пострелец, прямо как ты в детстве.
Легко подняв полное ведро, мужчина направился за соседкой. «Да, постарела тетя Маня, а какая статная и красивая была. Мужики рядом с ней просто млели. Куда что делось? Хата ее только не изменилась. Хотя нет – постарела вместе с хозяйкой: веранда покосилась, кровля на ладан дышит (надо бы подправить), да глазастый паренек лет семи уставился с любопытством на незнакомца».
Алексей взял у женщины ключи и зашел в соседний двор, пообещав, что вечером придет порассказать, как жил, где был.
Вот где время остановилось. Ничего не изменилось. Он помнил тут каждую дощечку и гвоздик. Детская память самая цепкая. Открыв ключом массивный навесной замок, с осторожностью вошел в дом, но засмотрелся и стукнулся головой о косяк. «Да-а. Родные пенаты не изменились, а он слегка подрос». Улыбнувшись, майор бросил сумку на пороге.
– Ну вот, теперь я точно дома, – он огляделся, и устало сел стул. Раньше Алексей никогда не чувствовал себя таким уставшим. Словно все то, что накопилось в нем за эти девятнадцать лет, разом навалилось, придавив могучее тело.
В памяти всплывали эпизоды из его беззаботного детства: всегда строгая и деловитая сестра, казавшаяся тогда ужасно взрослой, мама – добрая и справедливая. Наверное, дом, признав своего заблудившегося где-то хозяина, радостно напоминал таким способом о себе: «Вспомни, хозяин: ты тут жил, рос – я очень рад тебе».
Он не заметил, как в думках и воспоминаниях пролетело время. Из этого состояния его вывела тетка Маня. Она стояла на пороге, вся растрепанная и взволнованная.
– Да, теть Мань, сейчас подойду, задумался я что-то, – Алексей привстал, но заметил, что соседка как-то не в себе.
– Лёшенька, по телевизору сказали, что война сейчас начнется. Повторили много раз, а потом все выключилось. И света нет.
Майор пощелкал выключателем. Да, электричества действительно не было.
– А что точно сказали? И кто?
– Штаб гражданской обороны. Сказали, что это не учебная тревога. И что-то про радиационное заражение, – женщина с трудом произнесла незнакомое ей словосочетание. – И что укрыться надо.
– Теть Мань, сидите дома, я схожу в райисполком или что там у вас сейчас… мэрию, и все разузнаю. Может это учения какие, не заходитесь так.
– Как же, сказали ведь, что не учения… – соседка собралась уже пустить слезу.
– Всё, отставить сопли! – строгий командный голос привел женщину в чувство. – Сказал же, все разузнаю. Идите к Егорке и ждите меня.
Возле мэрии, рядом с памятником знаменитому земляку князю Потемкину, собралась уже приличная толпа. Народ галдел, обмениваясь услышанной, а скорее надуманной информацией.
– Да атомная станция рванула. Наша, Смоленская. Помните, как в Чернобыле? Вот и наша так. Потому и объявили.
– Да, ты чё? До нее километров двести! А свет-то тогда чего вырубился? Учения это!
– Вот поэтому и вырубился, что электростанция.
– Балаболка ты, Трофим. Услышал звон… Не все так просто. Связи ведь тоже никакой нет. Вон, мэр выходил – нет, говорит, связи.
Услышанное все меньше и меньше нравилось Алексею. Все его нутро протестовало, а опыт, раскладывая информацию по полочкам, уже давно подсказал ему правильный ответ, и этот вывод ему очень не нравился.
С окраины города, там, где дорога, извиваясь серой асфальтовый лентой, бежала в сторону областного центра, на огромной скорости несся полицейский «бобик». Резко затормозив перед самой толпой, он остановился, как вкопанный, подняв клубы пыли. Из машины выскочил молодой сержант и безумным, ничего не видящим вокруг себя взглядом окинул присутствующих.
– Взрыв… «Гриб» над Смоленском. Я сам видел с холма в Савино…
– Какой гриб? Ты толком расскажи…
– Он там что, грибы собирал? – Народ роптал, требуя объяснений.
Алексей развернулся и быстрым шагом пошел назад. Надо взять документы – и обратно в мэрию. Все стало понятно. Не зря судьба распорядилась так, чтобы он оказался здесь. И это хорошо, что он дома. Надо очень много успеть сделать, чтобы выжить. Ведь выживать – это его профессия. Он выживет сам и научит этому своих земляков. А все вместе они – сила. Теперь он не сомневался, что его маленькая Духовщина – настоящий город.