Действующие лица:
Владимир Ильич Ленин – вождь мирового пролетариата.
Надежда Константиновна Крупская – его супруга.
Алексей Максимович Горький – писатель.
Оксана – девушка с пиццей.
Джон Рид (голос) – американский журналист.
Человек с пистолетом.
Обшарпанная конспиративная квартира. В центре сцены находится стол с тремя стульями, на котором стоит ваза с искусственными цветами. Сзади от него и чуть правее – видавший виды сервант, в одной из ниш которого виден скромный музыкальный центр. Рядом с ним стопкой разложены компакт-диски. Чуть левее – тахта с застиранным покрывалом, на которой лежит что-то плоское и тёмное. Между тахтой и сервантом – дверь в спальню. Слева – дверь на лестничную площадку, справа – окно, плотно задёрнутое занавеской.
Через входную дверь в квартиру заходит Крупская. Снимает плащ и беретку, вешает их на крючок. В её руках стопка газет. Она делает несколько шагов к столу, аккуратно раскладывает на нём газеты, затем усаживается на тахту и берёт в руки тёмный плоский предмет – это планшетный компьютер. Надежда Константиновна нажимает на нём какие-то иконки и погружается в чтение.
Из спальной в квартиру входит Ленин. Он в костюме-тройке и в галстуке. Владимир Ильич бодр и нетерпелив – он в предвкушении больших свершений.
Ленин: Доброе утро, Надюша!
Крупская: Доброе утро, Володя!
Ленин: Утро великого дня, Наденька! Сегодня – или никогда! (Завидев на столе газеты). Ага, свежая пресса!
Усаживается за стол, берёт в руки газету «Коммерсант» и с интересом погружается в чтение.
Крупская: Так много денег уходит на газеты, Володя!
Ленин: Угу, угу…
Крупская: Сейчас нет необходимости покупать бумажную прессу. Есть интернет.
Ленин: Да я по старинке… Не научился читать с экрана. К тому же эпоха свободного интернета миновала. Интернет сейчас – это средство контроля, учёта и промывки мозгов. Выходить в сеть крайне опасно. Помнишь, как нас обложили в Финляндии, когда я сдуру ответил на дерзкое и несправедливое письмо Плеханова?
Крупская (словно оправдываясь за то, что пользуется планшетом): Я выхожу в защищённом режиме.
Ленин: Ну конечно! Ты старый и опытный конспиратор.
Какое-то время они читают молча.
Ленин: Посмотри-ка, буржуазная пресса вполне определённо пишет, что повышение пенсионного возраста произойдёт через пару лет. Очень похоже на правду.
Крупская печально кивает головой.
Ленин: Ныне и молодому человеку сыскать работу непросто. А что они собираются делать с армией безработных стариков? Это же Тришкин кафтан: сократят бюджетные расходы на пенсии, зато тут же вылезут другие подводные камни. Моментально увеличится число инвалидов и людей, получающих пособия по безработице. Я уже не говорю про моральные последствия этого шага.
Крупская: Зато возрастёт революционная активность масс.
Ленин: Это да! Впрочем, она и так высока. Ну да всё это повышение – буржуазная теоретизация. Будем надеяться, дело до этого не дойдёт. Если, конечно, всё у нас получится.
Крупская (прочтя что-то в планшете, вскидывает руками): Мамочка родная!
Ленин: Что такое, Наденька!
Крупская вскакивает с тахты и показывает Ленину планшет.
Крупская: Посмотри, что запостил в Фейсбуке Каменев!
Ленин: Ну-ка, ну-ка!.. (Читает). «…И именно поэтому я полагаю, что моя обязанность сейчас высказаться против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания, которое было бы обречено на поражение и повлекло бы за собой самые гибельные последствия для партии, для пролетариата, для судеб революции…»
Крупская: Точно такую же запись сделал в своём аккаунте Зиновьев.
Ленин встаёт и в раздражении начинает ходить по комнате из стороны в сторону.
Ленин: Вот так, значит! Томагавк в спину революции! Подлость, граничащая с предательством! Путаны! Ночные бабочки!
Немного успокоившись, снова садится за стол.
Ленин: А-а, пустое! Ничто не способно остановить маховик истории. Да и социальные сети – помойка. Никто не воспринимает их всерьёз. Главное, чтобы это не повлияло на решимость штаба в Смольном.
Он достаёт из внутреннего кармана пиджака сотовый телефон и делает дозвон.
Ленин: Алло, Лев Давидович! Как у вас обстановка?.. Боевая!? Это хорошо! В Фейсбук заглядывали? Уже в курсе? Материтесь? А уж я-то как!.. Думаете, не повлияет?.. Ну, дай бог, как говорится… Совершенно верно! Почта, операторы сотовой связи и интернет-провайдеры – это цели первостепенной важности… Когда собираюсь прибыть сам? Ближе к ночи, Лев Давидович, ближе к ночи. Буду непременно!
Закончив разговор, Ленин убирает сотовый обратно во внутренний карман.
Крупская (глядя в планшет): Опять все те же прежние гадости! Неужели им не надоело об одном и том же?
Ленин: Что такое, душа моя? Снова штрейкбрехеры и разложенцы?
Крупская (словно сожалея о том, что потревожила мужа): Ерунда! Не стоит внимания!
Ленин (поднимаясь со стула и пересаживаясь рядом с женой на тахту): Я просто горю желанием взглянуть на эти гадости!
Крупская: Володя, право же, не стоит! Ни к чему тебе читать эти глупости. К тому же анонимные.
Ленин: Нет, вот сейчас я решительно желаю взглянуть на эти записи! Ты же знаешь, что я покоя себе не найду.
Крупская: Ну, изволь. Только не ругай меня снова за то, что я мониторю все записи о тебе в интернете.
Ленин забирает планшет и читает:
«Не верьте Ленину! Он еврей и немецкий шпион!..». Ха, каково!
Крупская: Старая, заезженная пластинка. Не обращай внимания!
Ленин: Заметь, я не просто еврей, я ещё и немецкий шпион. Это всё равно что быть сметаной в огуречном рассоле.
Владимир Ильич встаёт и, лицедействуя, обращается к публике:
– Здгаствуйте, люди добгые! Я Мойша из Бегдичева. Починяю пгимусы… Яволь, херр офицер… Нур дас райне им херцен канн айне гуте супе махен… Дас ист фантастиш!*
(*Слушаюсь, герр офицер… Только чистый сердцем может сварить хороший суп… Это фантастика! (нем.))
Крупская от души смеётся и закрывает рот ладошкой.
Крупская: Володя, тебе только в кино сниматься!
Ленин (снова усаживаясь рядом с ней на тахту): Ну а что? Вот возьму и снимусь! Превзойду славой Мозжухина, женюсь на Уме Турман, поселюсь в Голливуде и буду слать тебе циничные эсэмэски.
Крупская: А-а, ну если тебе именно такая перспектива рисуется…
Обиженно отворачивается в сторону и погружается в чтение новостей на планшете.
Ленин (словно извиняясь): Солнышко!
Крупская не реагирует.
Ленин: Котик!
Нет реакции.
Ленин: Надюша, ну ты же понимаешь, что всё это не всерьёз!?
Крупская: Да откуда мне это понимать? Я же не написала пятьдесят пять томов собрания сочинений.
Ленин: Давай остановимся на том, что будем сниматься вместе! Ты – Бонни, а я – Клайд.
Протягивает ей мизинец. Крупская в ответ протягивает свой, мизинцы переплетаются и разрываются в знак примирения.
Крупская: Не думай, что я забыла твои слова об Уме Турман. Я вовсе не отрицаю её актёрский талант, просто не понимаю, как можно быть увлечённым такой некрасивой женщиной.
Ленин: Вовсе ей не увлечён. Просто так ляпнул, для связки. Ты же знаешь, кино – это…
Крупская: Важнейшее из искусств, знаю.
Ленин: Нет, важнейшее из искусств – сделать человека по-настоящему свободной и высокоразвитой личностью. А кино – это просто поток грёз, который имеет свойство казаться порой заменителем реальности. Меня оно тоже иногда волнует, хотя и не сильно… Знаешь, какой фильм я бы снял сейчас, будь у меня соответствующее образование?
Крупская: Очень интересно!
Ленин: Фильм о человеке, который участвует в Олимпийских играх.
Крупская: И попадается на допинге? Как-то банально. И потом – слишком уж на руку западным ненавистникам России.
Ленин: Подожди, он не попадается на допинге. Пусть он вовсе будет не из России! Это фильм совсем о другом… Спортсмен не просто участвует в Олимпийских играх, он считается в них главным фаворитом на победу! Вот объявляется забег на пять тысяч метров, наш герой в нём. Флажок, выстрел, атлеты бегут по дорожкам. Наш парень сразу же выбивается в лидеры. Тысяча метров позади, две, три, четыре… Наш стайер бежит в гордом одиночестве впереди. И вот когда до финиша остаётся сто метров, или пусть даже десять, он вдруг останавливается и пропускает всех соперников вперёд. Они финишируют один за другим, а он стоит и не двигается с места. Трибуны свистят, зрители крутят пальцем у виска, а наш герой сходит с дистанции и удаляется в раздевалку. В гордом одиночестве. Потому что на самом деле победил именно он. Потому что сумел отказаться от всех этих буржуазных иллюзий – от богатства, славы, сомнительных возможностей – и остался в душе чистым человеком. И, покинув стадион, он уходит работать на завод – простым токарем, или даже дворником в жилищно-коммунальную контору. По-моему, это в высшей степени коммунистический и даже, хоть я и не люблю религиозные аллюзии, христианский сюжет.
Крупская: Володя, должна тебя разочаровать, такой фильм уже существует.
Ленин: Вот как!
Крупская: Да, он называется «Одиночество бегуна на длинную дистанцию» и снят в Великобритании.
Ленин: Вот ведь оказия! Так, может, я и смотрел его! Просто позабыл.
Крупская: Очень вероятно!
Ленин: Одиночество бегуна на длинную дистанцию… Какое замечательное название! Буквально про меня! Тут ведь что самое главное? Понять, что наша дистанция, дистанция всего человечества – не сто лет, и даже не тысячу. А намного-намного больше. И пусть кому-то кажется сейчас, что победители уже определены, что они – все эти лощёные толстосумы, владельцы миллиардов долларов и вершители судеб, что у них не может быть конкурентов. Но это иллюзия, обман! Потому что дистанция длиннее! Потому что в конечном итоге победителем выйдет не тот, кто наворовал больше денег, а тот, кто одержит верх в идейной битве. Тот, чей путь покажется человечеству наиболее достойным.
Крупская: У миллиардеров есть миллиард способов внушить человечеству превосходство собственных идей.
Ленин: Нет, Надюша, нет! Дистанция длиннее! Гораздо длиннее! На неё не хватит никаких миллиардов долларов и тонн лжи. Зерно истины всё равно пробьётся из-под навозной кучи, какой бы огромной она ни была! Правда победит! Справедливость восторжествует! У этого мира нет другого варианта, кроме как создать гармоничное общество. Рано или поздно оно будет построено! Иного не дано!
Крупская: Извини меня, но твой коммунистическо-христианский сюжет и слова про «рано или поздно» несколько настораживают. Их можно трактовать как отказ от борьбы. Зачем сражаться здесь и сейчас, если есть «рано или поздно»?
Ленин: А вот это ошибочное измышление! Только сражаясь здесь и сейчас, ни на минуту не отклоняясь от борьбы, мы в состоянии приблизить это «рано или поздно». Никогда нельзя сдаваться на волю обстоятельств и навязанного извне смирения. Только в непримиримой борьбе обретём мы счастье!
Во входную дверь стучатся. Стук особый, конспиративный: один удар, потом два, затем ещё два.
Ленин: Кто-то из наших.
Крупская: Я посмотрю.
Надежда Константиновна встаёт с тахты, приближается к входной двери и смотрит в глазок.
Крупская: Вы из страхового общества?
Слышен ответ: Нет, я из туристического агентства.
Крупская открывает дверь. В квартиру заходит усатый и долговязый Горький в длинном, почти до пят, пальто. Он без шляпы, волосы взъерошены. Горький держится за нос, из которого сочится кровь, на лице ссадина.
Ленин: Алексей Максимович, друг! Какими судьбами?
Горький, не отрывая руки от носа, целует Крупской руку, затем обнимается с Лениным.
Горький (снимая пальто): Да вот так, занесло ветрами судьбы, Владимир Ильич. Узнал, что вы в городе и не смог отказать себе в удовольствии повидаться с вами.
Ленин: Вот и замечательно! Просто даже очень замечательно! Какой неожиданный и приятный сюрприз! Только что с вами, Алексей Максимович? На вас напали?
Горький: Совершенно верно. Буквально сто метров не дошёл до вашего дома, как встретила меня компания развесёлых личностей. То ли гопники, то ли революционеры – так и не понял. Хотели снять пальто, но я не дался. Зато шляпу потерял.
Крупская: Ваша стильная широкополая шляпа!? Какая досада! Ну да хорошо, что сами живы остались.
Ленин: Чудовищно, просто чудовищно! Неужели они не поняли, кто перед ними?
Горький передаёт пальто Крупской, та вешает их на крючки у двери.
Горький: К сожалению, Владимир Ильич, а быть может и к счастью, никакого пиетета перед писателями народ не испытывает. И это правильно. Время от времени получать по морде полезно. Сразу же опускаешься с заоблачных высот на грешную землю.
Ленин: Нет, всё же это решительно недопустимо! Давайте вызовем милицию! Или как она там сейчас называется?..
Горький: Помилуйте, Владимир Ильич, какая милиция? Их уже и след простыл.
Крупская: Так может «скорую»?
Горький: И «скорую» не надо. Я в порядке. Первый раз что ли?..
Крупская: Присаживайтесь, Алексей Максимович! Я сейчас что-нибудь организую. Держите голову запрокинутой.
Крупская и Ленин усаживают Горького на тахту. Крупская торопливо уходит в соседнюю комнату. Ленин неторопливо прохаживается по комнате.
Горький: Шляпу не жалко. Рыбу жалко. Вёз вам здоровенную сардину с острова Капри. Подарок итальянских рыбаков. Нет, отобрали вместе со шляпой… Что за люди в России!
Ленин: Бросьте, Алексей Максимович, пустое! Живы – уже хорошо!
Горький: Эх, было бы их хотя бы двое… Ну трое на худой конец. Я бы показал им нижегородскую удаль! Как-никак приходилось на кулачках биться. Но так их же пятеро!
Ленин: Это гопники. Определённо гопники.
Горький: Не революционеры?
Ленин: Нет-нет. По крайней мере, пока.
Крупская возвращается с компрессом из вафельного полотенца.
Крупская: Подержите, Алексей Максимович! Там лёд.
Горький: Спасибо, Надежда Константиновна! Право же, не стоит.
Крупская: Держите, держите! Кровь надо остановить.
Горький прикладывает компресс из полотенца на нос.
Ленин: Как бы то ни было, я страшно рад видеть вас, дорогой Алексей Максимович! Ваши проникновенные замечания о современности всегда вдохновляли меня.
Горький: Да какие уж замечания, Владимир Ильич!? Всё затмевает злость и депрессия.
Ленин: Да что вы! Ай-яй-яй! Нельзя терять жизненный стержень!
Горький: Стараюсь, Владимир Ильич, но тяжело. Вокруг абсурд и коррупция. Иной раз кажется, что общество наше утратило самые элементарные очертания человеколюбия. Ради чего живём, к чему стремимся – всё погребено ворохом тщетных амбиций и алчных устремлений. Как древний Диоген, взяв фонарь, хочется бродить по улицам городов и деревень и восклицать в недоумении: «Человек! Куда же ты подевался?» И самое печальное, что никакого ответа на этот вопрос ждать не приходится. Исчез человек, растворился за экранами жидкокристаллических телевизоров и бортами разноцветных автомобилей. Погряз в ежесекундной борьбе за пропитание, в битве за материальные блага. Впору писать не романы и пьесы, а короткую эпитафию человеку.
Ленин: Так уж прямо и исчез?
Горький: Ну, если не совсем, то близок к тому. Не вижу я в современных людях того задора и желания жизни, какие были раньше. Плывут люди, словно дохлые рыбины, по течению жизни и даже не сопротивляются ему. Только и осталось веры в такие светильники разума, как вы, Владимир Ильич! Хорошо, что вы есть и светом своих идей согреваете окоченевшие чресла.
Крупская вновь уходит в соседнюю комнату.
Ленин: Как вам пишется, Алексей Максимович, что в ближайшее время выйдет?
Горький: Пишется неплохо, спасибо. Когда вокруг омертвение и вакуум, только в творчестве и находишь отдушину. А вот что касается новых книг, то в ближайшее время ничего ждать не приходится.
Ленин: Что так?
Горький: Да ведь не печатают меня больше!
Ленин: Быть того не может!
Горький: Ещё как может! Не вписываюсь в рыночные требования, знаете ли.
Ленин: Вы – и не вписываетесь?
Горький: Совершенно верно. Ходил намедни с повестью «В людях» в одно крупное московское издательство. Прочитали её, отвечают отказом. Что такое, спрашиваю, в чём дело? Слишком унылая вещь, говорят. Висельная какая-то. Позитива не хватает. Почему бы вашему герою не найти хорошую работу, например, менеджером в торговой компании, завести девушку, взять кредит в банке на автомобиль, вступить в ипотеку. А он, видите ли, всё бродит по России, да нудит, нудит. Здесь не задержится, там устроиться не может. Лох, да и только! Никому, говорят, господин Горький, не интересны такие ничтожные лузеры.
Ленин: Вот ведь как!
Горький: Да и псевдоним у вас какой-то сомнительный, добавляют. «Горький…» Словно вы оскорбить кого-то хотите. Почему бы вам не придумать новый. Например…
Ленин: Сладкий?
Горький: Другой предложили, но в том же ключе… Земляникин!
Ленин: Максим Земляникин, значит?
Горький: Да. А повесть, советуют, иначе озаглавьте: «Как я преодолел трудности». «Как» – это у них сейчас ключевое слово. И переписать её по-новому рекомендуют: чтобы всё автомобилем закончилось, ипотекой…
Ленин: Что же вы сделали?
Горький: Плюнул да ушёл!
Ленин: Это правильно! Нельзя вступать в сговор с совестью… Подождите, так если вы не публикуетесь, значит имеете стеснение в средствах! Уж не бедствуете ли?
Горький: До того пока не дошло. Держусь на старых ресурсах и зарубежных изданиях. Даже помогать стараюсь. Вот недавно отправил на собственные средства гуманитарную помощь в Новороссию.
Ленин: В Новороссию! Очень интересно! Как там дела, что люди говорят?
Горький: Простым людям тяжелее всего. И с продуктами плохо, и со всем остальным. Оголтелые украинские националисты мало того, что пошли на них войной – да правда зубы сломали – обрабатывают их психологически. Называют предателями, угрожают расправой. Но при этом в людях ощущается поразительная стойкость духа. Сделав свой выбор в пользу русской идеи, русского мира, они остаются ему верны.
Ленин: Вот видите! А вы говорите, что закончился человек. Исчез в прунах непроявленности…
Горький: Меня другое смущает. Неужели для того, чтобы человеку всякий раз возрождаться, необходимо проходить через боль и лишения?
Ленин: Это философский вопрос. Когда у одних боль и лишения, а другие живут и в ус не дуют – это да, несправедливо. А вот всему обществу через потрясения пройти порой полезно. Оно очищается и обретает иммунитет ко всякого рода сквернам.
Горький: Больно смотреть на лишения простого человека. В том же Донбассе, на Луганщине – сколько людей погибло зазря, сколько стало инвалидами…
Ленин: И никому по большому счёту нет до этого никакого дела…
Горький: Вот в том-то и беда! И что самое ужасное – не видно развязки из этого клубка противоречий. И такой выход в голове рисуется, и иной – а умом понимаешь, что всё это иллюзии. С одной стороны и новоросцы не оступятся, а с другой – и в братском украинском народе не видно той силы духа и глубинного понимания, чтобы вернуть мир и порядок.
Ленин: А вот в этом вы ошибаетесь, Алексей Максимович! Ошибаетесь в том, что выхода нет, и что мы столкнулись с неразрешимым клубком противоречий. Как раз-таки всё предельно просто. Чем сильнее растёт самосознание трудовых масс, тем более отчаянными становятся попытки буржуазии подавить или раздробить его. Оба эти приёма, подавление насилием и раздробление буржуазным влиянием, практикуются постоянно во всём мире. Всё это мы имеем сполна на Донбассе и в Луганщине – подавление насилием и раздробление буржуазным влиянием, одним из наиболее действенных и одновременно мерзопакостных методов которого является утончённый национализм. Поэтому ни в коем случае нельзя, как бы кому ни хотелось, представлять ситуации в Новороссии и в Крыму как противостояние русского и украинского. Простые люди, Алексей Максимович, сделали выбор не в пользу русского мира, и отнюдь не против мира украинского, а в пользу правды и социальной справедливости. Они не пожелали смириться с предложенной им ложью и жить в роли цирковых зверей, которые выполняют любую команду дрессировщика. Дрессировщики разъярились, направили на них орды озверевших, а точнее сказать, заблудших и потерянных людей, сознание которых полностью подчинено влиянию беспринципной олигархической буржуазии. А уж она пойдёт на любую ложь и любые преступления, лишь бы сохранить украденную у простого народа власть. Деньги, Алексей Максимович, имеют собственное сознание и, поверьте мне, оно гораздо сильнее сознания человеческого. В том и заключается мудрость жизни одновременно вместе с подвигом её, чтобы всеми силами сопротивляться сознанию бабла и сохранять в себе возвышенное человеческое сознание… При этом в Крыму и Новороссии мне отчётливо видна другая опасность. Ни в коем случае нельзя подменять влияние украинской буржуазии на воздействие буржуазии российской. Эти молодчики ничуть не лучше украинских аналогов. Цели у них, как и у любой капиталистической шушеры те же самые, что и сотни лет назад: порабощать людей и высасывать из них все соки. Может получиться так, что простой народ, восстав против одних угнетателей, запросто попадёт под влияние других. Ни в коем случае нельзя отдаваться во власть националистического угара, от которого будет тошно всем – и нашим, и не нашим. И в то же время крайне важно во весь голос ставить социальные вопросы, которые всегда и везде идут на первом месте. Я уверен, что люди, отдавшие своих голоса на референдумах в Крыму, на Донбассе и в Луганщине, желали вернуться не в капиталистическую, изуродованную противоречиями и зажравшейся буржуазией Россию, а в социально справедливое государство, идеалы которого в их сознании ещё не истреблены. И мы должны помочь им создать это государство!
Горький: Что же делать с Украиной, Владимир Ильич? Боюсь, того националистического кобеля, который разгуливает сейчас по Незалежной, уже не отмыть никакими чистящими средствами.
Ленин: Не будем ставить крест на наших украинских друзьях. Хороших и понимающих людей всегда больше, чем плохих и невежественных. Вот вы говорите про неразрешимые противоречия, а лично мне выход видится предельно чётко: надо просто-напросто вернуть Украину! Целиком и полностью! Вернуть ту прекрасную, цветущую республику, которую мы с вами знали. И, поверьте мне, всё наносное, весь этот омерзительный национализм с его буржуазными кукловодами тут же отомрёт! Лишь в едином государстве русские с украинцами обретут то вдохновляющее единство, которое необходимо нам, как воздух. При этом государство это обязано быть построенным на принципах социальной справедливости, а не на капиталистическом, рыночном насилии, которое непременно приведёт к новой раздробленности и новой крови. Не будем забывать и про другие близкие нам народы – им тоже найдётся место в этом едином социалистическом государстве. Со мной или без меня, борьба будет продолжаться всегда! И завершиться она может лишь победой! Другого не дано.
Крупская возвращается с баночкой йода и ватной палочкой начинает обрабатывать ссадину на лице Горького.
Горький: Ох, да не стоит, Надежда Константиновна!
Крупская: Ни слова! Рану нужно обработать.
Ленин: Много ездите по России, Алексей Максимович?
Горький: Меньше, чем того хотелось бы. Но и этого достаточно, чтобы прийти к неутешительным выводам.
Ленин: Опять о нём, о человеке?
Горький: О нём – и не о нём. Чудовищного расслоения достигло наше общество. И даже не в социальном плане. А в плане, я бы сказал, метафизическом.
Ленин: Метафизическом? Что вы имеете в виду?
Горький: Российский народ разделён на голосистых и безголосых. Голосистые кричат, статейки пишут, в телевизоре руками машут, а безголосые лямку тянут. Разговоришься иной раз с какой-нибудь молодой женщиной на улице. Зарплата у неё – двенадцать тысяч, работает продавцом в магазине, у мужа – пятнадцать, он водитель. Двое детей, школьного и детсадовского возраста. На одни коммунальные счета, на оплату школьного питания да содержания ребёнка в детском саду ежемесячно уходит тысяч четырнадцать. Кроме этого она умудряется детей на кружки водить да спортивные секции, тоже не бесплатные. Плюс еду на что-то покупать надо, одежду. В кинотеатре не была лет десять, в театр вообще только школьницей ходила. На юге, в Анапе, отдыхала пять лет назад – родители помогли да свекровь денег подкинула. Еле-еле концы с концами сводит… При этом далеко не дура, не ущербная, здоровая и сильная. И знаете что? Это поразительно и возмутительно одновременно, но она воспринимает свою жизнь как должное. Не ропщет, на митинги не ходит и даже осуждает тех, кто это делает. Уважает президента, исправно за него голосует. Ненавидит Америку за её санкции. Радуется присоединению Крыма, в котором ни разу не была. И таких людей – подавляющее большинство! Абсолютно подавляющее! Вот и задумаешься: что за механизмы их формируют, откуда берутся эти смирение и безропотность?
Ленин: То, что вы описали, Алексей Максимович – отнюдь не метафизическое, а самое что ни на есть социальное явление. Буржуазия взяла простой народ в подчинение, можно сказать в заложники, и заставляет его радоваться даже двенадцати тысячам в месяц. Потому что взбрыкнись – и того не будет. Апатия, подавленность, смирение – прямое следствие социального устройства нашего общества.
Горький: И всё-таки есть в этом что-то метафизическое… Вот вам другой пример. Предприниматель. Имеет магазин. Доходы не запредельные, но весьма удовлетворительные. Семья в достатке. Регулярно отдыхает за границей – те же Таиланд с Египтом, но какая ни есть всё же заграница. И что же?.. В кинотеатре точно так же десять лет не был, в театр вообще ни разу не ходил, даже в детстве. Может купить себе замечательный стильный костюм – нет, носит потёртые джинсы. Есть свободное время и возможности для занятия спортом – а он только на охоту с друзьями, где они пьяные по бутылкам стреляют. Президента не просто уважает – в майке с его физиономией ходит. Америку ненавидит люто, за Крым радуется безумно, хотя тоже в нём не был и не собирается там отдыхать – просто не престижно. Думаете, я какого-то одиночку описал? Ничего подобного! Самый что ни на есть распространённый типаж. Откуда он, по-вашему, взялся? Какие социальные течения его вывели? Почему количество в качество не переходит?
Ленин: Вы о количестве денег, дорогой Алексей Максимович? Ну, не мне вам, инженеру человеческих душ, объяснять это. Деньги ещё никого и никогда умнее не сделали. А то существо, которое вы описали, стопроцентно соответствует мелкобуржуазной прослойке, у которой свои нелепые представления о жизни и ценности её. Вы наверняка привели эти примеры не просто так, а с целью показать мне, что на современном этапе развития общества более не работают классовые законы…
Горький: Да, Владимир Ильич! Сильно сомневаюсь я в них.
Ленин: Ничего подобного, дорогой мой товарищ Горький! Классы как были, так и остались – и противоречия между ними всё так же выпуклы и зримы. Другое дело, что сейчас гораздо хитрее и изворотливее стал правящий класс, крупная олигархическая буржуазия. Она использует гораздо более пёструю плеяду социальных и психологических техник для убеждения народа в своей правоте и богоизбранности. Одна из них – образ так называемого «среднего класса», который, с одной стороны – смирение с властью миллиардеров, а с другой – психологическое возвышение над беднотой. До миллиардеров не достать – что обидно, зато ты не беднота, а ведь бедным быть стыдно, правильно? Имеешь квартиру, машину и сотовый телефон – значит, ты «средний класс», значит – ты с нами, в нашей лодке. А квартира с машиной, и уж тем более сотовый, говоря начистоту, – вообще не показатель состоятельности. Ну а что скажут буржуазные идеологи, если у тебя нет квартиры с машиной и даже сотового телефона? А вот здесь включается другая техника – психологического расплющивания. Нет – значит, сам виноват! Значит – чмо и лох! Люди деньги делают, а ты даже на машину заработать не можешь! Ненавидь себя за это и смирись со своей убогостью, потому что этот мир создан не для тебя! Вот что нашёптывают в уши простым людям дьяволы во власти. А люди слабы – к счастью, далеко не все – у них нет перед глазами идеалов и примеров человеческой стойкости, а те, что были ранее – свергнуты и унижены. Вот и остаётся лишь с физиономией буржуазного президента на футболке разгуливать, да за Крым радоваться – чтобы хоть как-то уважать самого себя. Но не надо отчаиваться, Алексей Максимович! Я вижу не только те образцы, что вы описали, но и другую категорию людей. Людей, которые не идут в пресловутый бизнес не потому, что не могут, не потому, что им ума не хватает, а по той причине, чтобы не мараться, чтобы сохранить себя в чистоте. Пусть они не посещают кинотеатры – там действительно смотреть нечего – но они набираются жизненных впечатлений и неумолимо делают выводы. Пусть они не едут отдыхать в Крым, потому что им не хватает на отдых денег, но и майки с президентом вы на них не увидите. Они, собственно говоря, и не выбирают его – они вообще на выборы не ходят. Да, они подавлены и раздроблены. Да, они угрюмы и нелюдимы. Но человек – социальное существо, никто не сможет прожить жизнь отшельником. И если в их душах зародится искра, пусть самая скромная и ветреная, но настоящая, истинная, указующая на подлинность, называющая вещи своими именами и показывающая некий путь для движения, развития – поверьте мне, они преобразятся! Они тотчас же выявят в себе самые лучшие стороны и энергично возьмутся за дело. И ещё как возьмутся!
Крупская заканчивает обработку лица Горького йодом. Тот отдаёт ей и полотенце – кровотечение прекратилось. Надежда Константиновна уносит все лекарства и принадлежности в соседнюю комнату.
Горький: Владимир Ильич, я ведь ещё по одному делу к вам пришёл.
Ленин: Да я в этом и не сомневался! Когда это вы заходили ко мне просто так, чай попить… Ну и что же за дело такое?
Горький: За интеллигенцию хочу вступиться…
Ленин: Вступиться?!… Помилуйте, Алексей Максимович, кто же её обижает? Да мы тому сразу же тёмную устроим!
Горький: Тревожные слухи ходят, напряжённые разговоры. Говоря по правде, с опаской относятся к вашим идеям учёные и творческие интеллигенты.
Ленин: Ну, с опаской – в этом ничего страшного нет. Вот я, например, тоже с опаской к дворовым собакам отношусь, хотя они безобидные создания. А опаска вашей интеллигенции, по всей видимости, берётся либо от незнания и непонимания, либо же она носит совершенно сознательный, идеологический характер. Не желают перемен ваши интеллигенты! Сытно им живётся в буржуазном болотце! Чего ещё проще – вслух возмущаться коррупцией в государстве, кривизной законов и упадком нравов, но при этом благополучно получать гонорары и подношения. Да ведь и гонорары эти с подношениями малы до безобразия, форменные подачки. Но интеллигенты и тому рады, лишь голосят на каждом углу: «Лишь бы миновала страну нашу кровь да гражданская война!»
Горький: Истинно так: лишь бы миновала страну нашу кровь!
Ленин: А вы не заметили, Алексей Максимович, сколько крови уже было пролито?! Крови совершенно безвинной. И, поверьте мне, буржуазия с радостью продолжит проливать безвинную кровь, сталкивать лбами народы и социальные слои, лишь бы удержаться у власти, лишь бы не иссяк поток хрустящих ассигнаций.
Горький: Об одном вас прошу, Владимир Ильич, не применяйте репрессии к интеллигенции!
Ленин: Алексей Максимович, оглянитесь!
Горький недоумённо вскидывает на Ленина глаза.
Ленин: Оглянитесь, оглянитесь! Не стесняйтесь!
Горький: А что там?
Ленин: Оглянитесь – и увидите!
Горький растерянно оглядывается по сторонам.
Ленин: Посмотрите внимательно, Алексей Максимович! Я как бы в подполье! О каких репрессиях вы говорите?
Горький: А-а, это… Ну да ведь это же временное явление! Уж кому как не мне знать, Владимир Ильич, что вы всё равно выйдете победителем.
Ленин: Спасибо на добром слове. Вашими бы устами да круасаны есть.
Горький: Об одном хочу вас особенно просить… Христом-богом умоляю, не расстреливайте Михалкова!
Ленин стукает себя ладонью по ноге и восклицает через смех:
– Михалкова?!… Вот ведь Горький! Не человек, а плач Ярославны!
От смеха на глазах Ленина выступают слёзы. Он достаёт из кармана брюк носовой платок и, продолжая прохаживаться по комнате, вытирает им с лица влагу.
Горький: Он талантливый режиссёр, он может пригодиться! Он фильм про вас снимет.
Ленин: Так уж и снимет! Скорее про Николая Кровавого.
Горький: И про вас снимет! Только надо ему объяснить… Показать преимущества…
Ленин: Что же это получается, Алексей Максимович! Всех расстреляем, а Михалкову лафа?
Горький, словно обидевшись, складывает руки на груди и напряжённо смотрит в сторону. Отсмеявшись и протерев насухо глаза, Ленин убирает носовой платок в карман.
Ленин: Так и быть, Алексей Максимович, не расстреляем… Но фильм должен быть в двух сериях!
Горький тяжко вздыхает.
Ленин (добродушно хлопая писателя по коленке): Алексей Максимович, вы извините мой не слишком тонкий юмор. Я же всё это любя. Просто нарадоваться не могу встрече с вами. Вот сижу, гляжу на вас и думаю: «Какой замечательный человек этот Горький! Сколько в нём силы и душевного благородства!»
Горький: И вы меня простите, Владимир Ильич! Не вовремя я со своими нелепыми просьбами…
Ленин: Ну так обняться надо! А то так и останется между нами холодок непонимания.
Ленин с Горьким поднимаются из-за стола, крепко обнимаются и три раза целуются в щёки.
Ленин: Вот это по-нашему, по-русски!
Горький: Пора мне, Владимир Ильич! А то и так вас отвлёк вас от дел неотложных. Смею заверить, что всегда останусь вашим искренним и верным другом! Моё почтение Надежде Константиновне.
Ленин: И я горжусь дружбой с вами!
Провожает Горького до дверей и помогает ему одеться. Вождь и писатель крепко пожимают друг другу руки. Горький покидает квартиру, Ленин закрывает за ним дверь.
Ленин усаживается на тахту. Из соседней комнаты входит Крупская.
Крупская: Что, ушёл уже Алексей Максимович? Хорошо поговорили?
Ленин: Хорошо. Горький в своём репертуаре: печётся о людях, взывает к гуманизму… Надюша, будь добра, поставь музыку!
Крупская подходит к серванту, где стоит музыкальный центр и начинает перебирать компакт-диски. Выбрав один, поворачивается к Ленину.
Крупская: Аппассионату?
Ленин: Нет, Джимми Хендрикса.
Надежда Константиновна берёт другой диск и заряжает его в центр. Звучит что-то из Хендрикса, например, All Along The Watchtower.
Ленин встаёт с тахты и в такт музыке начинает перемещаться по комнате, совершая странные и одновременно стильные танцевальные движения.
(Можно сделать из этой сцены полноценный танцевальный номер с участием Ленина и Крупской. Этакий яркий и необычный танец, который станет хорошим эмоциональным контрапунктом в спектакле).
Музыка заканчивается, уставший Ленин присаживается на тахту, туда же перемещается Крупская. Несколько секунд супруги с нежностью смотрят друг на друга, словно вспоминая юные годы.
У Ленина звонит сотовый телефон. Мелодией звонка установлена песня «Дубинушка» в исполнении Федора Шаляпина.
Ленин (доставая из внутреннего кармана пиджака телефон): Ленин у аппарата!… А, товарищ Свердлов! Приветствую вас! Как продвигается подготовка к революции?.. Что значит, не уверены, что она состоится? Какие слухи? Кто распространяет?.. (Повышая голос) Ленин сменил тактику?! Ленин занял выжидающую позицию?!… Что за бред? Не верьте слухам, Яков Михайлович, верьте текстам и воззваниям!… Я пишу, читаю, разжёвываю о необходимости нового этапа революции, а вы там как в танке. Никакая смена тактики не возможна в принципе!… Нет, не обращайте внимания на демарш Зиновьева и Каменева! Откладывать из-за них вековое стремление народа к свободе мы не станем… Да, подтверждаю! Категорически подтверждаю! Вчера было рано, завтра будет поздно. Промедление смерти подобно! Именно сегодня! Будьте во всеоружии, не давайте слабину ни себе, не товарищам!… Да, обязательно приеду в Смольный! Сопровождение? Ну, пришлите человека. Но только одного, больше не надо. Иначе меня сочтут за олигарха… И вам не кашлять! Всего хорошего, встретимся!
Ленин убирает телефон в карман.
Ленин: Сменить тактику, надо же!.. Надюша, нам надо поработать!
Крупская: Ты не голоден? У меня супчик там…
Ленин (игнорируя её слова): Везде шатания, разброд, неуверенность. Необходимо напомнить товарищам по партии и всему народу о том, для чего нам нужны перемены. Присаживайся за стол, записывай!
Крупская подхватывает планшет, усаживается за стол, открывает необходимую программу и ждёт. Ленин, собираясь с мыслями, ходит по сцене из стороны в сторону.
Ленин: Своеобразие последних наблюдаемых нами лет – головокружительно быстрый переход от насилия над народом к лести народу, к обманыванию его обещаниями. Кот Васька слушает да ест. Олигархи как в России, так и в бывших республиках Российской империи держат власть, охраняют прибыли капитала, ведут империалистические войны в интересах международного капитала – и отделываются посулами, декламацией, эффективными заявлениями «эффективного менеджерства». Кот Васька слушает да ест. Однако войны порождены не только злой волей хищников-капиталистов, хотя они, несомненно, только в их интересах и ведутся, только их обогащают. Войны порождены полуторавековым развитием всемирного капитала, миллиардами его нитей и связей. Нельзя выскочить из империалистических войн, нельзя добиться демократического, не насильственного мира без свержения власти капитала.
По мере того, как Владимир Ильич диктует текст, со сцены нарастает волна шума. Это звуковой коллаж, характеризующий столетие между 1917-м и 2017-м годами. Стук хронометра, передающий бег времени. Взрывы снарядов и крики умирающих людей. Голоса политиков (Сталин, Гитлер, Кеннеди, Дзэдун, Горбачёв, Ельцин, Путин). Фрагменты популярных отечественных и зарубежных песен. Звуки повседневной жизни крупного города: детские голоса, шум автомобилей. Фрагменты телевизионных передач – политических и развлекательных. Звуковая палитра нарастает и полностью поглощает собой голос Ленин. Какое-то время его вообще не слышно: размахивая руками, он диктует Крупской текст словно в немой пантомиме. Постепенно звуковая волна спадает, голос Ленин вновь становится отчётлив.
Ленин: Возьмите нефтяное дело. Пара нефтяных королей – вот кто ворочает миллиардами, занимаясь стрижкой купонов, собиранием сказочных прибылей с «дела», уже организованного фактически, технически, общественно в общегосударственных размерах, уже ведомого сотнями и тысячами рабочих и инженеров. Национализация нефтяной промышленности возможна сразу и обязательна для революционно-демократического государства, особенно когда оно переживает величайший кризис, когда надо во что бы то ни стало сберегать народный труд и увеличивать производство топлива. Понятно, что бюрократический контроль тут ничего не даст, ничего не изменит, ибо с Путиными и Медведевыми, Чайками и Голиковыми, Зюгановыми и Жириновскими нефтяные короли справятся так же легко, как справлялись они с царскими министрами. Справятся посредством оттяжек, отговорок, обещаний, прямого и косвенного подкупа буржуазной прессы – это называется «общественным мнением» – а также подкупа чиновников в старом и неприкосновенном государственном аппарате.
И снова голос Ленина накрывает звуковая волна столетия. Он вновь не слышен. Звуки, отгремев, постепенно приглушаются.
Ленин: Буржуазные писатели исписали горы бумаги, воспевая конкуренцию, частную предприимчивость и прочие великолепные доблести и прелести капиталистов. Всем ставили в вину нежелание понять значение этих доблестей и считаться с «натурой человека». А на самом деле капитализм давно заменил мелкое товарное производство, при котором конкуренция могла воспитывать предприимчивость, энергию, смелость почина, крупным фабричным производством, акционерными обществами, синдикатами и монополиями. Конкуренция при таком капитализме означает неслыханно зверское подавление предприимчивости, энергии, смелого почина массы населения, гигантского большинства его. Означает замену конкуренции финансовым мошенничеством и прислужничеством на верху социальной лестницы.
Звуковая волна усиливается и затихает.
Ленин: Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какого-либо класса. Эксплуататорским классам нужно политическое господство в интересах поддержания эксплуатации, то есть в корыстных интересах ничтожного меньшинства против громаднейшего большинства народа. Эксплуатируемым классам нужно политическое господство в интересах полного уничтожения всякой эксплуатации, то есть в интересах громаднейшего большинства народа против ничтожного меньшинства современных рабовладельцев, то есть помещиков и капиталистов.
Увеличивается и спадает звуковая волна.
Ленин: Свобода капиталистического общества всегда остаётся приблизительно такой же, какова была свобода в древних греческих республиках: свобода для рабовладельцев. Современные наёмные рабы, в силу условий капиталистической эксплуатации, остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им «не до демократии», «не до политики», что большинство населения от участия в общественно-политической жизни отстранено. Демократия для ничтожного меньшинства, демократия для богатых – вот каков демократизм капиталистического общества. Если присмотреться поближе к механизму капиталистической демократии, то мы увидим везде и повсюду, и в мелких подробностях избирательного права, и в технике представительных учреждений, и в фактических препонах праву собраний, и в чисто капиталистической организации ежедневной прессы – мы увидим ограничения да ограничения демократизма. Эти ограничения, изъятия, исключения, препоны для бедных кажутся мелкими, особенно на глаз того, кто сам никогда нужды не видал и с угнетёнными классами в их массовой жизни близок не был.
Нарастает и стихает звуковая палитра.
Ленин: Распределение продуктов не будет требовать тогда нормировки, каждый будет свободно брать по потребностям. С буржуазной точки зрения легко объявить подобное общественное устройство утопией и зубоскалить по поводу того, что социалисты обещают каждому право получать от общества любое количество трюфелей, автомобилей, пианино и сотовых телефонов. Таким зубоскальством отделывается и поныне большинство буржуазных «учёных», которые обнаруживают этим и своё невежество и свою корыстную защиту капитализма. Невежество – ибо «обещать», что высшая фаза коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило. До тех же пор, пока наступит высшая фаза коммунизма, социалисты требуют строжайшего контроля со стороны общества и со стороны государства над мерой труда и мерой потребления, но только контроль этот должен начаться с экспроприации капиталистов, с контроля рабочих за капиталистами и проводиться не государством чиновников, а государством вооруженных рабочих.
Ленин заканчивает диктовать тексты, звуки смолкают. Уставший Владимир Ильич присаживается на тахту и массирует пальцами виски. Крупская достаёт в одном из ящиков серванта тонометр. Не говоря ни слова, она снимает с Ленина пиджак, закатывает рукав и измеряет мужу давление.
Крупская: Сто сорок на девяносто.
Ленин: Нормально. Жить буду!
Крупская: Ничуть не нормально! Повышенное! Выпей таблетку.
Ленин: Не действуют на меня твои таблетки.
Не обращая внимания на это замечание, Крупская помогает мужу одеться, убирает тонометр в сервант и, пошарив в его нишах, вынимает пару хрустящих блистеров таблеток.
Ленин: Лекарства сейчас крайне некачественные. В погоне за прибылью коммерсанты придумывают новые виды и названия, которые по сути своей являются переделкой старых и хорошо известных средств. Например, все современные противопростудные новоделы – это разбодяженный парацетамол. Сам парацетамол стоит копейки и действует мгновенно, а какой-нибудь «Исцелит» – полторы тысячи за упаковку, и принимать его надо две недели, а эффект минимальный или отсутствует вовсе. Когда во главу угла поставлена коммерческая прибыль, из жизни уходят её основополагающие смыслы.
Крупская наливает из графина, стоящего на столе, воду в стакан и передаёт его Владимиру Ильичу.
Крупская (выламывая из блистера таблетку и передавая её мужу): Вот эту. (Затем выламывает другую). И вот эту.
Ленин покорно принимает лекарства, запивая их водой.
Ленин: Девальвация! Везде и во всём – девальвация! Раньше никому не приходило в голову делать мебель из опилок. Только из цельного дерева. Замечательная, прочная мебель была! Столетия стояла! А сейчас что? И на десять лет не хватает… Какой основательный, практичный был подход в строительном деле! Здания возводились воистину на века! А сейчас и полсотни лет не прошло – требуется переделка или вовсе снос… А что за безобразие этот евроремонт! Пластиковые окна и плинтусы, с которыми через месяц после установки начинаются проблемы. Подвесные потолки, смысл которых – не исправить, а закрыть проблемы. Дешёвка, которую выдают за нечто элитарное! То же самое с техникой. Какой замечательный катушечник был у меня в Швейцарии. «Грюндиг»! Чистейший, бесподобный звук! А на чём я слушаю музыку сейчас? Либо китайские штамповки (кивает на музыкальный центр в серванте), либо все эти сжатые файлы в компьютере (кивает на планшетный компьютер, что лежит на столе). Девальвация!
Крупская (снова присаживаясь за стол и забирая в руки планшет): Не говори-ка! Этот планшет я уже три раза отдавала в ремонт. Вот сломается – и что мы делать будем? Как связь держать?
Ленин: Я попрошу ЦК выделить нам новый.
Раздаётся звонок в дверь. Ленин с Крупской озабоченно переглядываются.
Крупская: Не наши.
Ленин: Ну так может и не подходить?
Крупская кивает ему, но звонок повторяется – и на этот раз он более долгий и настойчивый. Затем в дверь звонят ещё и ещё – такое ощущение, что человек, который нажимает на кнопку звонка, ни за что не собирается уходить.
Крупская наконец не выдерживает, осторожно походит к двери и спрашивает напряжённо:
– Кто там?
За дверью раздаётся девичий голос:
– Доставка пиццы!
Крупская переглядывается с Лениным – тот недоумённо пожимает плечами.
Крупская: Мы не заказывали пиццу.
Голос из-за двери: У меня ваш адрес указан.
Крупская: Вы ошиблись, мы ничего не заказывали.
Она отходит от двери, считая разговор законченным, но звонок снова пронзает пространство квартиры навязчивой трелью.
Крупская (возвращаясь к двери): Девушка, я ещё раз говорю вам: это ошибка.
Девушка (жалостливо, чуть не плача): Тётенька, меня с работы уволят, если вы не заплатите за пиццу! Я весь город на велосипеде проехала, неужели вам меня не жалко?
Крупская (поворачиваясь к Ленину): Да что ж это такое? Как от неё отвязаться?
Ленин (поднимаясь с тахты): Я поговорю с ней.
Крупская: Володя, не надо! А вдруг это провокация?
Ленин: Слишком творчески для спецслужб. Не похоже.
Подойдя к двери, он смотрит в глазок и после очередного истеричного звонка в дверь спрашивает:
– Девушка, вы из какой компании?
Девушка: «Пицца-Дрицца-Гоп-Ца-Ца». Наш девиз: «Доставляем всегда, от удовольствия не уйти». Дяденька, у меня ваш адрес стоит. Расплатитесь, пожалуйста, а то меня уволят! Я знаю, такое бывает: сначала люди сделают заказ, а потом притворяются, что не делали. Какие-то ломки у них, метания… А я здесь при чём, скажите на милость?
Ленин поворачивает замок и приоткрывает дверь. Крупская делает несколько торопливых шагов, пытаясь ему помешать, но, видя, что уже поздно, останавливается.
Девушка (заглядывая в дверь и протягивая доставочный лист): Сердобольская улица, дом 1, правильно?
Ленин: Правильно.
Девушка: Квартира 41, правильно?
Ленин: Правильно. Но четвёрка здесь как-то странно выписана. Её можно принять за девятку.
Девушка: Вы думаете, не 41, а 91?
Ленин: Вполне может быть.
Девушка: Дяденька, так ведь это совсем другой подъезд! А вдруг там то же самое скажут: мы не заказывали. Что мне тогда делать? Может, вы просто купите эту пиццу, и всё. Она вкусная, честное слово!
Ленин: Дорогая моя, но мы не заказывали пиццу! Мы как-то вообще избегаем этого блюда…
Девушка проникает в квартиру всё смелее. Её уже видно полностью – это угловатый, похожий на мальчика подросток лет шестнадцати-семнадцати. Она в оранжевой кепке, на которой изображена смеющаяся пицца и оранжевой жилетке, надетой поверх куртки.
Девушка: А вот вы попробуйте хотя бы раз – зуб даю, не пожалеете! Честно-пречестно! У нас знаете какие известные люди пиццу заказывают?! У-у-у, вы и не поверите! Я как-то раз принесла пиццу в гостиницу самому Стасу Михайлову. У него там дым коромыслом, какие-то тёлки полуголые, он сам навеселе, но радовался как ребёнок. Даже двести рублей мне на чай дал. Представляете?
Ленин: Может быть, вы всё же попробуете обратиться в квартиру 91?
Девушка начинает плакать.
Девушка: Неужели вам меня не жалко, дяденька? У вас-то всё есть, вы упакованы, все дела, из-за куска хлеба страдать не приходится, а я знаете через что прошла, чтобы эту работу получить!? А у нас ужас как строго! Один сбой – и давай до свидания. На что я жить буду, дяденька?
Ленин: Хорошо, сколько стоит ваша пицца?
Девушка: Пятьсот рублей. Всего.
Ленин достаёт из внутреннего кармана костюма бумажник и вынимает из него пятисотрублёвую купюру.
Девушка: А на чай? Разве вы не довольны качеством обслуживания?
Ленин: На чай – это сколько?
Девушка: Как минимум пятьдесят. А лучше сто. До вас добираться – ой-ёй-ёй, врагу не пожелаешь.
Ленин достаёт ещё сто рублей.
Ленин: Спасибо, всего хорошего.
Девушка передаёт ему коробку с пиццей, Ленин хочет закрыть за ней дверь, но она вдруг останавливается.
Девушка: Дяденька, а вы точно будете эту пиццу кушать?
Ленин: Какая вам разница? Я же расплатился за неё.
Девушка: Расплатились, да, но я тут подумала, а вдруг вы это чисто из жалости сделали, чтобы глупую деваху утешить, а как только закроете за ней дверь – так сразу пиццу и выкинете в мусорное ведро? А?
Ленин: Я полагаю, что расплатившись за это блюдо, имею полное право решать его дальнейшую судьбу. Вы согласны со мной?
Девушка: А жена ваша любит пиццу? Хотя нет, вы же и её в виду имели, когда говорили, что не поклонники этого блюда. Чёрт, мне кажется, вы и в самом деле выбросите её.
Ленин: Так что же, дорогая моя, мне обратно вам её отдать?
Девушка: Нет, это будет выглядеть некрасиво. Потом не исключено, что наша служба контроля отслеживает эту доставку, и если я выйду из подъезда с коробкой пиццы, они там решат, что я не выполнила заказ, поставят мне жирный минус, а затем уволят. У нас девочки с таким уже сталкивались. Есть там такой неприятный мужичок, Арсен Аванесович его зовут, он за доставщиками ездит на машине и проверяет точность исполнения заказа. Никому не советую попадаться ему на карандаш.
Ленин: Дорогой мой продвинутый тинейджер, вы меня вконец запутали! Позвольте распорядиться этой пиццей по собственному усмотрению, хорошо?
Девушка: А может я просто съем её у вас – и всё. Если вы её не хотите, конечно.
Ленин: Вот так вот зайдёте к нам – и пообедаете?
Девушка: Ой, дяденька, да всё я понимаю. Некрасиво, гнусно даже, подозрительно. Но вы и меня поймите! У меня обеденный перерыв ещё час назад был, а я всё по окраинам мотаюсь, потому что на испытательном сроке и мне сбагривают доставки по самым дальним адресам. Когда тут пообедаешь? Да и нечем, я ещё ни одной зарплаты не получала, живу на последние копейки, которые остались после переезда из Козьмодемьянска. Знаете Козьмодемьянск? Это город такой в республике Марий Эл. Родина моя. Я бы и дальше там жила, я не гордая, но мама умерла полгода назад, а папу новую жену завёл. Бывшая кладовщица, а теперь пенсионерка Тамара Викентьевна, злобная такая штучка, она меня сразу же возненавидела. Как Золушку. Не смейтесь, пожалуйста, но совпадения слишком конкретные. Что мне ещё делать оставалось? Да и самостоятельную жизнь как-то нужно было начинать, тем более что папа получил инвалидность и денег совсем не стало, так что раз всё в один клубок затянулось, то я его разом решила разорвать и сорвалась сюда. Работу нашла хорошую – ну да я счастливая вообще-то. Мне бы пару-тройку месяцев продержаться, а там легче пойдёт, можете не сомневаться… Ну так как, дяденька, перекушу я у вас быстренько, а?
Ленин: Надюша, ты слышишь? К нам пожаловало какое-то совершенно исключительное существо. Я такого даже представить себе не мог… Прошу вас, юная нимфа! Чувствуйте себя как дома.
Девушка (закрывая за собой дверь): Ой, я вам так признательна! Только вы не обижайтесь на меня, пожалуйста, ладно? Так-то я хорошая.
Она торопливо снимает с ног видавшие виды ботинки, затем хочет снять и куртку, но понимая, что для начала придётся стаскивать свою фирменную жилетку, останавливается и машет на это дело рукой. Затем добирается до стола, усаживается за него, открывает коробку с пиццей и, отламывая куски руками, жадно начинает её есть.
Девушка: Вы представляете, ещё тёплая! Не пойму, с чего это клиенты постоянно ругаются, что им приносят холодную? Вредничают просто. Знаете, я за эти три недели много чего насмотрелась! Люди сейчас такие гнилые – мама не горюй! И откуда только в них столько злости – понять не могу. Вроде всё есть, не бедствуют. Так нет же – дерьмом исходят. Ничего, всё дерьмо им обратно вернётся, законы природы не обманешь.
Крупская: Может быть, вам чая налить? А то больно смотреть, как вы всухомятку давитесь.
Девушка: Ой, буду только благодарна! Спасибочки!
Надежда Константиновна уходит в соседнюю комнату.
Ленин (снова переместившийся на тахту): Как же вас зовут, милое создание?
Девушка: Оксана… Оксана Си… Нет, фамилию не скажу. А то мало ли. Вдруг, ещё в компанию нажалуетесь. Или того хуже – шантажировать начнёте. Или домогаться. Люди вы на вид приличные, но сейчас никому нельзя верить… Блин, и имя говорить не надо было. В компании и по имени вычислят. И даже по адресу доставки… Лоханулась я.
Крупская вновь возвращается в зал с чашкой на блюдце. Из чашки торчит ложечка, на блюдце разложены несколько кусочков сахара.
Крупская (ставя чашку на стол): Кладите сахар по вкусу.
Оксана: А кофе нет? Хотя ладно, чё это я буровлю… И чай сойдёт. Бесплатно же.
Ленин: Так у вас наверняка и теория есть собственная, отчего люди сейчас такие злые да испорченные. Не правда ли?
Оксана: Никакой теории, потому что и без всяких теорий понятно, кто во всём виноват.
Ленин: Так-так. И кто же?
Оксана: Коммуняки, кто ещё!
Ленин: Ого! И много вы их видели, чтобы так невзлюбить?
Оксана: Слава богу, с ними я не сталкивалась, бог миловал, но я же не дурочка. Книги читаю, телепередачи смотрю. Там всё объясняют.
Крупская: Пожалуй, я пережду это цунами в соседней комнате… (Шёпотом) Володя, не расслабляйся!
Ленин успокаивает её кивком головы и движением руки.
Ленин: Значит, вам там объяснили, что во всех бедах виноваты коммунисты?
Оксана: Ну а кто же ещё? Это они семьдесят лет истребляли генофонд нации и гноили людей в лагерях. Мне и мама-покойница говорила: Ксюха, за кого угодно выходи, только не за коммуниста. Настрадаешься с ним, они сейчас маргиналы-отщепенцы, а тебе надо в люди выбиваться. Я вот вам одну цитату приведу, после которой у вас никаких сомнений не останется в том, какие страшные это люди. Её написал великий русский поэт… Забыла, как его зовут… Ну да не суть важно. У него всю семью сначала репрессировали, а потом вырезали. Но буквально за несколько минут до смерти он создал такие проникновенные строки: «Глаз заплыл, пиджак в пыли, под кроватью брюки. До чего ж нас довели коммунисты-суки!» Чувствуете? Не в бровь, а в глаз.
Ленин: Да уж, просто дрожь пробирает.
Оксана: Вот видите!
Ленин: Позвольте поинтересоваться, а в люди – это куда?
Оксана: Ну, хотя бы менеджером среднего звена. Вы думаете, я просто так в доставщики пиццы пошла? А всё потому, что там есть перспективы карьерного роста. Для меня это очень важно. Я в себя верю. Следите за телевизионными передачами – скоро я там регулярно буду появляться.
Ленин: У вас какое образование, позвольте поинтересоваться?
Оксана: Мне всё понятно, мужчина. Абсолютно всё. И ирония ваша, и недоверие к моей молодости. Да, я университетов не заканчивала. Не успела. Я даже девятый класс до конца не выдержала, хотя там были свои причины и от меня мало что зависело. Но я вовсе не бездарная гопничиха. Я таких перевидала до хрена, можете не сомневаться. Я совсем другая. Я талантливая, целеустремлённая, терпеливая. Я через всё пройду к своей цели.
Ленин: Так я и пытаюсь понять, в чём же заключается ваша цель, вот только она от меня всё время ускользает. Неужели стать менеджером среднего звена – это она?
Оксана: Это только первая её стадия. А про вторую я даже и не знаю, стоит ли вам говорить. Вы какой-то недружелюбный и, сказать по правде, очень недобро на меня посматриваете.
Ленин: Ну, извините меня, если я вас чем-то обидел. Просто мне нечасто приходится общаться с представителями вашего поколения – вот и пребываю в культурном шоке.
Оксана: А-а, юмор из вас полез – это уже хорошо! Юморные люди мне нравятся – я сама такая… Так и быть, расскажу про вторую стадию. Но только одно слово. Имеющий уши, как говорится, да услышит. Одно слово – и вам всё станет ясно. А если не станет – я не виновата.
Ленин: Я весь внимания.
Оксана выжидает паузу, загадочно оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что её услышат посторонние, а затем, прищурившись, выдаёт:
– Валенки!
Ленин: Это те, что не подшиты-стареньки?
Оксана: А, да ну вас! Я так и знала, что вы ничего не поймёте.
Ленин: Чего же здесь не понять: вы собираетесь наладить бизнес по производству валенок. А затем разбогатеть и жить как кум королю. Верно?
Оксана: Дошло всё-таки! А я уж думала, вы безнадёжны. А знаете, почему именно валенки?
Ленин: Не знаю. Честное слово!
Оксана: Потому что их все недооценивают!
Ленин: Ну почему же все. Я всю жизнь в валенках хожу. Очень практичная и удобная обувь.
Оксана: Вот видите! Заметьте, это не я сказала, а вы. А знаете, почему их недооценивают?
Ленин: Нет.
Оксана: Потому что на них печать русской ущербности. Простой как валенок – ну и прочие уничижительные поговорки – они же все об этом. Типа, будешь в валенках ходить – сам станешь валенком. А если к ним подойти с выдумкой, с западной фантазией! Украсить стразиками, разноцветными вставочками, всякими дизайнерскими финтифлюшками – это же уже совсем другой товар будет. Вы согласны?
Ленин: Думаете, будут брать?
Оксана: Ещё как! Просто сметут всё! Вот ещё пару лет – и я вплотную приближусь к своей заветной мечте – производству стильных фирменных валенок. Только, мужчина! Я надеюсь на вашу порядочность! В том смысле, что вы никому не разболтаете об этой идее. Вы же знаете, как устроен рынок – все друг у друга воруют идеи. А это самое главное, что есть в мире.
Ленин: Вот с последним утверждением я действительно согласен. Причём целиком и полностью.
Оксана в это время доедает последний кусок пиццы и допивает последний глоток чая.
Оксана: Ну вот и всё! Спасибо за передышку, странный и недоверчивый мужчина, но мне уже пора. Не поминайте лихом!
Ленин (поднимаясь, чтобы проводить гостью): Это я должен вас благодарить за ценнейший антропологический и социальный урок.
Оксана: Опять какая-то фига в кармане… Ну да ладно, бог вам судья. Человек вы вроде не сильно злой. Главное, в фирму не звоните и не жалуйтесь. А если вам позвонят с просьбой оценить сервис – вы, пожалуйста, поставьте десятку. У нас десять баллов – это максимум… Нет, лучше девятку, а то десять будет слишком подозрительно, слишком замечательно. Девятка – вот это в самый раз.
Ленин: Хорошо, девятка так девятка.
Девушка надевает в коридоре свои разбитые ботинки, открывает дверь и, прежде чем окончательно скрыться за ней, обращается к Ленину с просьбой:
– Никому про валенки!
Ленин: Могила!
Девушка громко хлопает дверью. Ленин закрывает её на замок. В это время Крупская возвращается в зал из соседней комнаты.
Крупская: Всё в порядке?
Ленин: Ты знаешь, Надя, я ведь тоже не железный человек и подвержен сомнениям. Иногда думаешь: ну к чему вся эта борьба, к чему весь этот накал и горение? Людям уже ничего не нужно, они смирились, они всем довольны и не надо их беспокоить. Кто ты такой, чтобы вмешиваться в их судьбы? Но когда встречаешь таких вот детей – чистых в душе, но совершенно запутавшихся в жизни, отравленных ядом современной лжи и дезориентации, то со всей отчётливостью понимаешь: всё это не напрасно! Игра стоит свеч! Ни в коем случае нельзя останавливаться на полпути! Иначе можно потерять абсолютно всё – весь этот мир.
В планшете, что лежит на тахте, раздаётся мелодичный звук. Крупская берёт его в руки и нажимает на какую-то иконку.
Крупская: Володя, американский журналист Джон Рид просится по скайпу взять у тебя интервью. Ответить ему, что ты занят?
Ленин: Нет, не прогоняй! Не самый лучший момент для интервью, но несколько минут американскому товарищу надо уделить.
Владимир Ильич бодро пытается забрать у жены планшет.
Ленин: На что там нажимать?
Крупская: Я включу.
Она несколько раз проводит пальцем по экрану и передаёт планшет мужу.
Крупская: Ты хорошо себя чувствуешь?
Ленин: Прекрасно!.. Товарищ Рид! Рад видеть вас в добром здравии!
С планшетом в руках он принимается ходить по комнате из угла в угол. Крупская в это время достаёт из серванта несколько книг и лист бумаги, усаживается с ними за стол и начинает выписывать из них какие-то цитаты. (В качестве вариантов этих книг: Л. И. Брежнев «Воспоминания», М. С. Горбачев «Перестройка и новое мышление», Б. Н. Ельцин «Исповедь на заданную тему», А. И. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ», В. Ю. Сурков «Суверенная демократия»).
Джон Рид: Добрый день, Владимир Ильич! У вас день, я не ошибаюсь?
Ленин: Совершенно верно! Очередной хмурый, серый день российского капитализма. Наша историческая задача – да и ваша тоже! – расцветить такие унылые дни миллионами ярких красок и эмоций. Вы согласны?
Рид: Безусловно! Вы ответите на несколько вопросов американской прессы, товарищ Ленин?
Ленин: Спрашивайте! Обещаю быть предельно честным.
Рид: Прокомментируйте итоги президентских выборов в США. Что вы думаете о победе Дональда Трампа?
Ленин: Товарищ Рид, только самые наивные люди могут оценивать итоги этих выборов в категориях «положительно» и «отрицательно». Американские выборы – это не соперничество классов и даже не идей. Это бесконечная тасовка колоды карт, в которой все они – краплёные. Что Трамп, что Клинтон представляют один и тот же класс – крупную буржуазию. От перемены слагаемых сумма, как известно, не меняется. Американскому рабочему классу, городской и сельской бедноте, которая в Штатах стремительно увеличивается, о чём даже Трамп не постеснялся заявить, от этих выборов ждать перемен не приходится. Международному сообществу – тоже. Судя по тому, что американскими президентами в последнее время становятся всё более карикатурные фигуры, политическая жизнь в США приобрела ярко выраженные голливудские черты, превратилась в шоу. Страной на самом деле управляет финансово-промышленная олигархия, президенты никакой существенной роли не играют. Впрочем, вам известно это и без меня.
Рид: Что вы думаете о Трампе? В России, кажется, очень рады его победе.
Ленин: Что можно думать о миллиардере-эксплуататоре? Судя по его высказываниям, особым умом он не блещет. Радоваться его победе – полная глупость. Это радость правящего класса, буржуазии, которой показалось, что этот подозрительный субъект может её понять и пожалеть. Однако ждать жалости от исторического соперника – дело наивное и безнадёжное. Обратите внимание, товарищ Рид, раньше буржуазия стеснялась идти во власть, доверяя дело управления массами купленным политикам. А сейчас она, отбросив всякие стеснения, ринулась в атаку. Она уже не желает просто дёргать за ниточки, она стремится управлять явно и зримо. Выборы в США – очередное тому свидетельство. Что же, нам, революционерам, это только на руку. Президенты-миллиардеры ещё более выпукло и зримо обозначают накопившиеся в их странах проблемы, наливая новыми соками заскорузлые гнойники. Грабёж простых людей становится всё более откровенным и беспардонным. Рано или поздно – а при подобных президентах, скорее рано, чем поздно – язвы вскроются, и энергия униженного народа выплеснется наружу.
Рид: Ваше отношение к гражданской войне на Украине.
Ленин: Отношение марксистское, как и ко всему остальному. Это не просто гражданская война, дорогой мой товарищ Рид, это ещё и война империалистическая. Все признаки налицо. Крупная буржуазия Украины, стоящая в этой стране у власти, пытается подавить народные, пролетарские восстания в восточных регионах. Разумеется, украинская буржуазия в свойственной ей манере примешивает к этим событиям национальный, а точнее националистический оттенок. Она преподносит их, утешая себя тем самым, как сепаратизм и терроризм. А суть проблемы гораздо глубже – она в классовых различиях. Народ восстал против власти олигархии, власти миллиардеров. Как это ни парадоксально, события на киевском Майдане тоже складывались поначалу как преддверие к социальному восстанию. Но буржуазия ловко и умело набросила на них националистический намордник и перевела пьесу в выгодную для себя тональность. Разумеется, я испытываю большие симпатии к восставшему народу Донбасса и Луганщины. При этом надо понимать, что Новоросские республики существуют благодаря поддержке России и вот здесь возникают вопросы: насколько долго и насколько искренне капиталистическая Россия сможет поддерживать их. Российская буржуазия ничуть не лучше буржуазии украинской. Сейчас ей выгодны все эти фразы о «Русском мире» и социальной справедливости – это своего рода современный российский тренд, мода. Потому что возрождая русские скрепы, буржуазия укрепляет власть внутри страны. Но если она не получит в Новороссии собственность, доступ к промышленности, возможность делать миллиарды, как получила это в Крыму, – она быстро охладеет и к «Русскому миру», и к номинальной социальной справедливости. Вот тогда начнётся торговля территориями. Собственно говоря, она уже идёт.
Рид: Возвращение Крыма было встречено в России с большим энтузиазмом. Вы разделяете его?
Ленин: Ну, давайте считать и сравнивать. Что Россия на последнем историческом отрезке приобрела? Да, Крым… А что потеряла? Украину, Белоруссию, Молдавию, Прибалтику, Закавказье, Казахстан, республики Средней Азии. Вы думаете, там меньше русских, чем в Крыму? Потери несоизмеримо крупнее, чем приобретения. Я рад за жителей Крыма, которым Россия гораздо ближе, чем скатившаяся в национализм Украина, но не надо впадать в эйфорию. Крым перешёл из украинского империализма в империализм российский. Раньше из крымчан пили кровь украинские миллиардеры, а теперь пьют российские. Разумеется, национально-культурная близость имеет огромное значение, Крым вернулся домой, но социальные противоречия это возвращение не отменило. Буржуазия по-прежнему понукает пролетариатом, простым народом.
Рид: Читая российскую прессу, я совсем не чувствую ту классовую озабоченность, о которой вы говорите, товарищ Ленин!
Ленин: Ну ещё бы она имелась в управляемой буржуазией российской прессе! Буржуазия на то и буржуазия, чтобы отвлекать от главного и выводить на передний план второстепенное. Она будет пережёвывать и смаковать любую ерунду, любую галиматью, лишь бы не задаваться основополагающими вопросами. А самый главный вопрос всегда и во все времена – это вопрос о собственности. Собственность, как известно, была приобретена ею бандитскими методами, но тут же объявлена «священной». Вот и весь сказ, вот и вся позиция. Даже те политические силы, которые остались на поверхности, они фактически не задаются вопросами о собственности. Оппозиция, которая выходила на Болотную площадь, требовала всё что угодно, каких-то мифических прав и свобод, кроме одного – возвращения собственности народу. Но, загоняя проблему под ковёр, её не решишь и даже по большому счёту не спрячешь. Напряжение будет только возрастать, противоречия усиливаться. Могу сказать одно: вечного спокойствия у класса эксплуататоров не будет никогда.
Рид: Как вы оцениваете в целом международную обстановку? Складывается впечатление, что мир готов скатиться к третьей мировой войне.
Ленин: В настоящую войну с полноценными боевыми действиями между наиболее значимыми в военном и экономическом смыслах державами я не верю. Точнее, не хочу себя обманывать её иллюзией. Третья мировая война означала бы полный крах капитализма и, по сути, уничтожение известной нам современной цивилизации. Для победы коммунизма это был бы, пожалуй, благоприятный момент, но, боюсь, никто нам его не предоставит. Капитализм, при всём моём омерзительном к нему отношении, система хоть и шаткая, но хитрая, хамелеонообразная. Она имеет способность открывать в себе новые глубины регенерации и заслонять человеческое сознание новыми вспышками иллюзорных туманностей. Буржуй буржуя не обидит. К тому же не будем забывать тот шок, который пережило человечество в первую и вторую мировые войны. На подсознательном уровне он останавливает ведущие державы от похожего сценария. Не будем забывать и о том, что две предыдущие мировые войны проходили без фактора ядерного оружия. Использование его американцами в конце второй мировой считать за таковой приходится с некоторыми оговорками. Сейчас же мы имеем развитую систему ядерных вооружений у целой группы стран, и этот фактор фактически превратил их в неприкасаемые державы. Воевать между собой этим державам не позволит физиологический страх. Что касается стран третьего мира, то здесь можно говорить о продолжении кровавой вакханалии с чрезвычайно большой долей уверенности. Война за третий мир, а фактически за мировое господство, не прекращается ни на день. До определённого времени доминировали в этом процессе Североамериканские Соединённые Штаты, но в определённый момент, а я имею в виду ситуацию в Сирии, в борьбу вновь включилась Россия. Да, в той шкале ценностей, из которой соткана современная империалистическая действительность, Россия приобрела с приходом в Сирию определённый вес. Но не надо забывать, что действительность эта империалистическая, она содержит в себе исключительно вектор борьбы за мировую корону, жертвами которой становится, в первую очередь, рабочий класс.
Рид: То есть, вы хотите сказать, что Россия зря полезла в Сирию?
Ленин: Вы знаете, я отвечу парадоксально. Любое решение – идти в Сирию или не идти – было бы правильным с точки зрения буржуазной власти. Россия не помогла ни дружескому Ираку во главе с Саддамом Хусейном, ни дружеской Ливии во главе с Муаммаром Каддафи, а тут вдруг спохватилась и решила, словно запоздало ставя свечку в церкви, помочь дружеской Сирии и её лидеру Башару Асаду. Заметьте, все три эти страны исповедовали арабский вариант социализма. Собственно говоря, именно за это они и стали жертвами агрессивного западного империализма и не менее агрессивного арабского монархизма, представленного в регионе такими новыми дерзкими игроками, как Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, а вовсе не за что-то другое. Их растоптали и растаптывают за то, что они имели дерзость предлагать миру другой вариант общественно-политического устройства, кроме как капиталистический. Так вот, Ирак и Ливию мы продинамили, а Сирии вдруг помогаем, хотя явно не для того, чтобы сохранить там социализм. Так для чего же? Ответ прост: исключительно для повышения имиджа. Экономические возможности в Сирии более чем скромные, страна маленькая и бедная. Я даже согласен с тем, что имидж России действительно вырос, её снова, что называется, «боятся», но какая конечная цель всех этих действий? У Советской социалистической России она была бы понятна – распространение социализма по всему миру. А у капиталистической России она в чём? Ведь по сути России нечего противопоставить Западу, она такое же капиталистическое государство, как и весь западный мир. Какую идеологию мы несём? Какое мироустройство предлагаем? В чём мы лучше это прогнившего и трижды клятого Запада? Нет ответа… Лишь игра мускулами, лишь переваривание атавистических комплексов прошлого о великой и могучей державе… Для того чтобы стать великой и могучей взаправду, мы должны предложить этому миру нечто новое. Свой особый путь, справедливое социалистическое будущее, общество равных граждан без насилия и эксплуатации. Без этого крайне важного философского базиса, на одних лишь иллюзиях о «Великой России», без перемен в экономике и идеологии долго не продержаться.
Рид: Товарищ Ленин, не кажется ли вам, что революционный дискурс в последние годы заметно пошёл на убыль?
Ленин: Он не пошёл на убыль, мой дорогой американский друг, он был искусственно опошлен и осмеян буржуазными идеологами. Революционные образы весьма умело переведены ими на уровень товарных знаков. Когда вы видите какого-нибудь мультимиллионера, владельца сети ресторанов или магазинов в красной футболке с портретом Че Гевары, а ещё в дополнение к этому он вам сообщает, что считает себя социалистом – вот тут впору пережить когнитивный диссонанс. И такие примеры сплошь и рядом. Пересечённые серпы и молоты, надписи «Patria o muerte» или «Я – приморский партизан», физиономии Карла Маркса и вашего покорного слуги в клипах популярных музыкальных групп – всё это работает на ниспровержение идеи социализма до уровня анекдота…
Рид: Извините, что перебиваю, но не могу не рассказать вам самый свежий. Про Ленина… И отчасти про меня… Корреспондент берёт интервью у Ленина. «Владимир Ильич, как вы придумали лозунг «Учиться, учиться и учиться»? «Ничего я не придумывал, это я ручку расписывал!»
Ленин сдержанно и деликатно смеётся.
Ленин: Э-э батенька! Этому анекдоту лет пятьдесят, не меньше.
Рид: Я плохо знаю русский фольклор, мне на днях рассказали.
Ленин: Только это вас прощает… Так вот, о социализме принято сейчас говорить пренебрежительно. Любой умственно отсталый готов выдать своё пятикопеечное презрение в сторону коммунистических идей. Только всё это дешёвые буржуазные уловки, на которые попадаются самые неграмотные слом населения. Заметьте: самые неграмотные у нас сейчас могут быть вполне обеспеченными. Настоящий, думающий человек всегда отделит зёрна от плевел и распознает, что за буржуазной иронией к социализму скрывается всего лишь тщательно припрятанный страх. Революционные идеи как никогда живы и актуальны! Человек, который повседневно сталкивается с неприкрашенной реальностью, неизбежно почувствует в себе тягу к социальной справедливости, к социалистическому взгляду на мир. Потому что любой другой взгляд означает капитуляцию перед властью золотого тельца, смирение перед насилием и современным рабовладельчеством, отказ от борьбы за самые ценные принципы человеческого существования. Несмотря на то, что революционный дискурс постоянно пытаются усмирить и припрятать, он проявляет себя порой в самых неожиданных сферах жизни. Возьмите голливудский кинематограф, насквозь порочный и управляемый денежными массами, у которых своя собственная мораль и идеология. И что же?! Даже там, на удивление всему свету, произрастают революционные зёрна. Вы видели «Звёздные войны»? А «Аватар»?
Рид: Да, приходилось.
Ленин: Это же насквозь революционное, антиимпериалистическое кино! О чём повествуют эти кинокартины? Об успешной революционной борьбе угнетённого народа! О его победе над властью сытеньких империалистов! О торжестве идей коллективизма и братства! И в то же время – о крахе ограниченной рыночной философии, которая несёт с собой лишь разрушения и смерть.
Рид: Это нехарактерные примеры.
Ленин: Вполне характерные, товарищ Рид, вполне! Я могу прямо сейчас перечислить добрую дюжину голливудских кинофильмов последних лет, где революционные идеи присутствуют в абсолютно неприкрытом виде. Обратите внимание, даже в самых ходульных голливудских поделках богатый человек практически всегда злодей и сволочь. Я понимаю, что это делается в коммерческих интересах. Интересах, так сказать, толпы, широкого массового зрителя, который отнюдь небогат и которому приятно видеть в богачах аморальных типов. Но, заметьте, раз такое отношение к богачам всё ещё живёт в народе и, несмотря на вековую буржуазную обработку, простой гражданин отказывается считать богатея человеком своего круга, это свидетельствует о том, что в глубине души, на физиологическом уровне, люди никогда не примут социальную несправедливость и будут отвергать её постоянно и неустанно. Поверьте мне, товарищ Рид, наши ряды никогда не поредеют. Всегда найдётся борец, который отважится пойти против несправедливой власти.
У Крупской в это время раздаётся звуковой сигнал в смартфоне. Она достаёт его из кармана блузы, читает пришедшее сообщение, тут же завершает делать выписки из книг, относит их на полку и делает супругу знаки, показывая пальцем на запястье: время! пора!
Ленин (кивая ей): Да-да, закругляюсь.
Рид: Я вижу, вы торопитесь, товарищ Ленин… У меня последний вопрос. До какой степени вы готовы пойти на насилие для достижения своих целей? Если ли какая-то грань, после которой борьба станет для вас бессмысленной?
Ленин: Вы меня извините, товарищ Рид, но это какой-то вегетарианский, девчачий вопрос. Девочка Алиса попала в стану людоедов и спрашивает: дяденьки, а вы меня скушаете, или только оближите?.. Насилие – неотъемлемая часть нашей жизни, без него не обойтись при коренном изменении человеческого общежития. Насилие сопровождает этот мир с самого момента его сотворения. Рабовладельческий уклад жесточайшим насилием сменил первобытнообщинный. Феодальный насилием разрушил рабовладельчество. Капитализм изощрённым насилием выпустил кровь и кишки из феодальной туши. Социализму тоже не приходится жалеть своего умирающего в агонии предшественника. Даже в относительно спокойные времена капитализм ежедневно осуществляет насилие над рядовыми членами общества. Миллионы людей медленно умирают от недоедания, от отсутствия доступных лекарств, от душевных болезней, коими буржуазное общество изобилует. Нет, товарищ Рид, вегетарианство – это не наше место в пищевой цепочке! Мы, революционеры – зубастые мясоеды! Аттракционы общественных преобразований существуют не для нытиков и депрессивных ожидателей смерти. Смерть нам не страшна! Мы выше её, потому что сумели заглянуть за горизонт. Никаких граней и степеней! Только борьба, только победа!