Лён цвёл чудесными голубенькими цветочками, мягкими и нежными, как крылья мотыльков, даже ещё нежнее! Солнце ласкало его, дождь поливал, и льну это было так же полезно и приятно, как маленьким детям, когда мать сначала умоет их, а потом поцелует, дети от этого хорошеют, хорошел и лён.
– Все говорят, что я уродился на славу! – сказал лён. – Говорят, что я ещё вытянусь, и потом из меня выйдет отличный кусок холста! Ах, какой я счастливый! Право, я счастливее всех! Это так приятно, что и я пригожусь на что-нибудь! Солнышко меня веселит и оживляет, дождичек питает и освежает! Ах, я так счастлив, так счастлив! Я счастливее всех!
– Да, да, да! – сказали колья изгороди. – Ты ещё не знаешь света, а мы так вот знаем, – вишь, какие мы сучковатые!
И они жалобно заскрипели:
Оглянуться не успеешь,
Как уж песенке конец!
– Вовсе не конец! – сказал лён, – И завтра опять будет греть солнышко, опять пойдёт дождик! Я чувствую, что расту и цвету! Я счастливее всех на свете!
Но вот раз явились люди, схватили лён за макушку и вырвали с корнем. Больно было! Потом его положили в воду, словно собирались утопить, а после того держали над огнём, будто хотели изжарить. Ужас что такое!
– Не вечно же нам жить в своё удовольствие! – сказал лён. – Приходится и потерпеть. Зато поумнеешь!
Но льну приходилось уж очень плохо. Чего-чего только с ним не делали: и мяли, и тискали, и трепали, и чесали – да просто всего и не упомнишь! Наконец, он очутился на прялке. Жжж! Тут уж поневоле все мысли вразброд пошли!
«Я ведь так долго был несказанно счастлив! – думал он во время этих мучений. – Что ж, надо быть благодарным и за то хорошее, что выпало нам на долю! Да, надо, надо!.. Ох!»
И он повторял то же самое, даже попав на ткацкий станок. Но вот наконец из него вышел большой кусок великолепного холста. Весь лён до последнего стебелька пошёл на этот кусок.